арить  меня.  В
другой раз это не дастся тебе так легко. Это - странно счастливая встреча. -
Я вышел нарочно...
     Мельхиор: Разве ты не спишь?
     Мориц: Нет, не  то, что вы называете - спать. - Мы сидим  на  церковных
камнях, на высоких фронтонах, - где захотим...
     Мельхиор: Вы в вечном беспокойстве?
     Мориц: Это нам доставляет удовольствие.  -  Мы летаем над березами, над
одинокими часовнями. Мы носимся над народными собраниями, над убежищами горя
,над садами, над гуляньями. - В домах мы таимся в комнатах и альковах. - Дай
мне  руку. - Мы не сообщаемся друг с  другом, но мы видим и слышим  все, что
происходит на  свете.  Мы знаем,  что все глупость, все, что  делают люди, к
чему они стремятся, и смеемся над этим.
     Мельхиор: Какая в этом польза?
     Мориц: К чему польза?  - Нас  ничто  не  может достигнуть, ни добро, ни
зло. Мы стоим высоко, высоко над всем земным.  - Каждый только  для себя. Мы
не сообщаемся друг с  другом, потому  что это очень скучно. Никто  из нас не
имеет ничего, что бы он мог утратить.  Над горем, над  радостью одинаково мы
стоим  недосягаемо высоко. Мы довольны  собой,  - и  это все. - Мы презираем
живущих несказанно, почти не можем сочувствовать им. Они забавляют нас своею
суетою,  - потому  что им, как живущим,  в самом деле, нельзя сочувствовать.
Над их трагедиями мы улыбаемся, - каждый про себя, - и размышляем. - Дай мне
руку. Если ты дашь мне руку, ты посмеешься над страхом, с которым даешь ее.
     Мельхиор: Тебе это не противно?
     Мориц:  Для этого  мы стоим слишком высоко.  Мы  улыбаемся.  - На  моих
похоронах я был вместе с живыми. Я  забавлялся. Это величественно, Мельхиор.
Я выл, как ни кто из  них, и метнулся за стену, чтобы нахохотаться до упаду.
Наша недостижимая высота является  единственною  точкою  зрения,  с  которой
можно  переваривать  эту нелепость... - - - И я,  до того, как поднялся, был
довольно смешон.
     Мельхиор: Я не люблю смеяться над самим собою.
     Мориц:  Люди,  как таковые,  действительно,  не  достойны сожаления.  -
Уверяю, я  никогда бы этого не  подумал.  А теперь я даже и  не понимаю, как
можно  быть  таким  наивным.  Теперь я  вижу все  насквозь так ясно, что  не
остается  ни облачка. - Как ты можешь колебаться,  Мельхиор? Дай мне руку. В
один момент ты вознесешься выше небес. Жизнь твоя - грех упущения.
     Мельхиор: А вы можете забывать?
     Мориц:  Мы все можем.  -  Дай мне  руку. - Мы  жалеем юношу,  когда  он
считает свою трусость идеализмом, и старика, когда у него разрывается сердце
перед силою  стоицизма. Мы не обращаем внимания на маску  комедианта и видим
поэта,  в  темноте  надевающим  маску. Мы замечаем  довольных их  нищетою, и
капиталистов, погруженных  в заботы и обремененных горестями.  Мы  наблюдаем
влюбленных и видим, как они краснеют друг перед другом, предчувствуя  в себе
обманутых обманщиков. Мы видим, как люди рождают детей своих  и  кричат  им:
"Как вы счастливы, что у вас такие родители". - Мы видим, как дети уходят от
них и делают то  же самое. -  - -  Покой, удовольствие, Мельхиор. Тебе стоит
протянуть  мне мизинец,  - ведь прежде,  чем тебе снова  представится  такой
удобный случай, ты поседеешь, как лунь...
     Мельхиор: Если я решусь, Мориц, то только потому,  что презираю себя. Я
презренный. То,  что мне придавало бодрость, лежит  в могиле.  Я уже не могу
считать себя  достойным благородных движений.  Я уже не вижу ничего, ничего,
что могло  бы остановить мое падение. Я кажусь себе самой презренной  тварью
во вселенной.
     Мориц: Так что же ты колеблешься.

     (Появляется Человек в маске).

     Человек в маске  (Мельхиору): Ты дрожишь от  голода. Ты совершенно не в
состоянии решать. - (Морицу): Уходите.
     Мельхиор: Кто вы?
     Человек  в маске: Это откроется. - (Морицу):  Удалитесь. Что  вам здесь
надо? Почему на вас нет головы?
     Мориц: Я застрелился.
     Человек в маске: Так оставайтесь на своем месте. Ведь вы уже кончились.
Не мешайте нам вашим могильным запахом. Непостижимо, - да посмотрите хоть на
свои пальцы! Фи, чорт возьми! Все искрошилось!
     Мориц: Пожалуйста, не гоните меня.
     Мельхиор: Кто вы, сударь?
     Мориц:  Не  гоните меня. Прошу вас.  Позвольте мне  хоть немного побыть
здесь. Я ни в чем не помешаю вам. - Внизу так страшно!
     Человек  в маске: Так что  же вы  хвастаете вашим  величием? Ведь вы же
знаете, что  все это  - обман,  чепуха. Зачем вы  лжете  так  бойко,  -  вы,
мертвец?  -  Впрочем,  если  это   будет  для   вас  таким  благодеянием,  -
оставайтесь.  Но  берегитесь хвастать, милый друг, - и, пожалуйста,  бросьте
вашу игру с рукою мертвеца.
     Мельхиор: Скажете ли вы, наконец, кто вы, или нет?
     Человек в маске: Нет. -  Я предлагаю тебе  довериться мне. Я позабочусь
прежде всего о том, чтобы увести тебя.
     Мельхиор: Вы - мой отец?
     Человек в маске: Разве ты не узнал бы своего отца по голосу?
     Мельхиор: Нет.
     Человек  в  маске: Твой  отец ищет  теперь утешения в крепких  объятиях
твоей матери.  -  Я открою тебе  глаза на  мир. Беспомощность твоя  возникла
вследствие твоего жалкого  положения. После горячего ужина  мы посмеемся над
нею.
     Мельхиор (про  себя): Это,  наверное,  один из чертей.  (Громко). После
того, что я сделал, горячий ужин не возвратит мне покоя.
     Человек в маске: Смотря  какой ужин.  Я могу сказать  тебе, что малютка
родила бы  отлично. Она была  превосходно  сложена. Она умерла от абортивных
средств старой кузнечихи. - - Я поведу тебя  к людям. Я дам тебе возможность
расширить твой горизонт до сказочных размеров. Я познакомлю тебя со всем без
исключения, что есть интересного в мире.
     Мельхиор:  Кто вы? Кто  вы?  - Я могу довериться человеку, которого  не
знаю?
     Человек в маске: Ты не узнаешь меня, пока не доверишься.
     Мельхиор: Вы думаете?
     Человек в маске: Факт. У тебя нет выбора.
     Мельхиор: Я могу в каждую минуту протянуть руку моему другу.
     Человек в маске: Твой  друг - шарлатан. У кого есть хоть грош за душою,
не станет издеваться. Возвышенный  юморист - самое  жалкое,  самое ничтожное
создание.
     Мельхиор:  Кем  бы ни был  этот юморист, -  скажите мне,  кто вы, или я
протяну руку этому юмористу.
     Человек в маске: Ну?!
     Мориц:  Он  прав,  Мельхиор.  Я  только  хвастал. Пусть он тебя  ведет,
пользуйся им. Хоть бы он еще больше закрылся, - он все таки существует.
     Мельхиор: Вы верите в Бога?
     Человек в маске: Смотря по обстоятельствам.
     Мельхиор: Скажите мне, кто изобрел порох?
     Человек  в  маске:  Бертольд  Шварц,  -  он   же  Константин   Анклцен,
францисканский монах из Фрейбурга, в 1330 году.
     Мориц: Что бы я дал за то, чтобы он этого не делал!
     Человек в маске: Тогда бы вы повесились.
     Мельхиор: Что вы думаете о морали?
     Человек в маске: Мальчишка, - разве я - твой ученик!
     Мельхиор: Знаю я, кто вы!
     Мориц:  Не  спорьте. Пожалуйста, не спорьте. Что выйдет из этого? Зачем
сидеть  нам,  двум живым  и  одному мертвецу, ночью,  в два часа,  здесь  на
кладбище, если вы хотите  спорить, как  пьяные. -  Мне приятно  слушать вашу
беседу. Но если вы желаете спорить, я беру мою голову под мышки и ухожу.
     Мельхиор: Ты все еще такой же трус!
     Человек  в  маске:  Мертвец  не  так  уж  неправ.  Нельзя  пренебрегать
достоинством. - Под моралью я понимаю реальный продукт двух мнимых величин -
"хочу" и "должен". Продукт называется моралью, и в его реальности его нельзя
отрицать.
     Мориц: Если бы вы сказали мне это раньше! -  Моя мораль погнала меня  к
смерти.  Из-за  моих дорогих родителей я схватился  за  орудие самоубийства.
"Чти отца твоего и матерь твою и долговечен будешь на земле". На мне Писание
феноменально осрамилось.
     Человек  в маске:  Милый друг,  не предавайтесь  иллюзиям.  Ваши добрые
родители не умерли от этого, так  же  как и вы. Строго говоря, они шумели бы
только по привычке раздражаться.
     Мельхиор: Может быть, это верно. Но я могу с уверенностью сказать  вам,
сударь, что если бы я протянул руку Морицу, виною этому была бы моя мораль.
     Человек в маске: Да ведь ты не Мориц.
     Мориц: По моему  мнению, однако,  разница не так уж велика,  чтобы  вы,
уважаемый незнакомец, не  могли  встретить случайно и меня, когда я  бежал с
револьвером в кармане сквозь лесную чащу.
     Человек  в маске: Разве вы не  припоминаете меня?  Ведь вы поистине  до
последнего  момента находились между жизнью  и смертью. - Впрочем, по-моему,
здесь вовсе не место вступать в столь серьезные дебаты.
     Мориц:   Конечно,  становится  прохладно,  господа.  Правда,  мне  дали
праздничный костюм, но на мне совсем нет белья.
     Мельхиор: Прощай, милый  Мориц. Куда поведет  меня  этот  человек, я не
знаю. Но он человек.
     Мориц:  Не обвиняй меня, Мельхиор, что я пытался покончить с тобою. Это
была старая привязанность. - Всю жизнь  согласился бы страдать,  если бы мог
хоть раз пойти за тобою.
     Человек  в  маске: В  конце концов,  у каждого  своя участь,  -у  вас -
успокаивающее  сознание  ничего не иметь, у  тебя  -  деятельное сомнение во
всем. - Прощайте.
     Мельхиор: Прощай, Мориц. Сердечно благодарю, что ты ко мне  пришел. Как
много радостных,  светлых дней провели  мы  вместе  в эти  четырнадцать лет!
Обещаю, Мориц, чтобы ни случилось, как бы ни изменился я в будущем, пойду ли
я вперед или назад, - никогда я тебя не забуду.
     Мориц: Спасибо, спасибо, любимый.
     Мельхиор:  И  когда  я,  наконец, стану седым стариком, ты  будешь  мне
ближе, чем все живые.
     Мориц: Благодарю тебя.  - Счастливый путь,  господа. Я не стану  больше
задерживать вас.
     Человек в маске: Идем дитя.

     (Он кладет свою руку на руку Мельхиора и удаляется с ним среди могил).

     Мориц (один): Вот я сижу, держу мою голову в руках. - Месяц прячет свое
лицо, снова открывает его, но не кажется ни на волос умнее. - Вернусь на мое
местечко, поправлю мой крест, который так беспощадно опрокинул сумасброд,  и
когда все будет в порядке, лягу снова на спину, согреюсь тленьем и улыбнусь.

     В первый раз на русской сцене пьеса
     поставлена пятнадцатого сентября
     1907 года в Санкт-Петербурге, в
     театре В.Ф. Коммисаржевской

     Режиссер Вс.Э.Мейерхольд

     Издательство "Шиповникъ", СПб, Б-Конюшенная
     Типография "Т-ва Андерсона и  Лойцянскаго", СПб, Вознесенский пр., д.53
"Театр", Вып. III