потнее дождевых червей,
     без кожи и без края перегной.
     Играет радуга. Шагает новый Ной.

     Легко, в карманы руки заложив -
     как новорожденный шагает к тем, кто жив.
     И вымытые тучи вдалеке
     бегут строкой на древнем языке.

      1985


     ВИД ИЗ ПОЕЗДА НА ЗАКАТЕ

     Когда с окурками волна,
     слепя осколками вокзала,
     уйдет, от взора взяв сполна, -

     как хорошо! себя бывалым
     возницей вижу, ездоком
     по миру, где всего навалом,

     и с тем, и с этим ты знаком,
     но смысл еще не показался
     того, что, скажем, за окном.

     Я тут звалась, а ты тут звался.
     Кондуктор брал мой проездной,
     моей руки слегка касался,

     румяный брат его родной
     в дверях стоит, слепой от солнца.
     И мы не товарняк с рудой,

     и наших жизней волоконца
     в забавный связаны узор.
     Мне зимний ужас кроманьонца,

     разборки  мировой  позор  -понятней,  чем  закат  линялый,   германский
розоватый  вздор...  Нет,  прелесть  местности  унылой,  а  не унынье просто
так:бежит...  ушло...  и стало  мило...и нам вот  этот перестуксреди течения
чужого -чтобы  в  окне, к окну впритык -приют  убогого  чухонца... 1995* * *
Н.Ю.  Нет,  не  тот  это  город,  и  полдень  -  не тот.  На  углу,за углом,
спотыкаясь,  повсюду встречаешь  метлу.На Страстном -  листопад, желтокрылые
птицы поют.Пыль сухую  смахнут, и последнее чувство сметут. Шварк да шварк в
синеве. Шварк  да шварк по песку за спиной.Я  от воли своей-то  - ушла,  так
уйду от  чужой.Но  холодным  умом  упираюсь в  ту же  листву,и  верчусь, как
волчок,  и сдаю, как  Кутузов, Москву.  Вот  афиша и  голуби -  кофе попью у
ларька,пожую, оживу,  да любимого свистну конька.Всюду крошки и холодно. Но,
облетая Москвой,меня ветер нагонит, шумя золотою мошкой. 1988


     ЛУННАЯ НОЧЬ

     Меня со всеми унесло.
     Песок блестел, как в день творенья.
     Сияло слово, как число,
     в случайной тьме стихотворенья.

     Но я все там же, среди глыб,
     на влажной, темной кромке века,
     и наблюдаю пенье рыб,
     и слышу голос человека.

     Во мгле мелькают плавники
     на размыкающемся своде,
     и догорают маяки
     и разговоры о свободе.

     И тьма, переутомлена
     сознанием, не молвит звуки.
     Но ювенильная луна
     сама плывет в пустые руки.

     1989


     НА ДОРОГЕ

     Н.М.

     А что еще осталось? - а завязать узлы,
     в две или три ладони вложить щепоть золы,
     и все, что там мелькалось, запрятать в зрачок
     и - в карман пятачок.

     А что еще осталось? - а неусыпный свет,
     невидимый уму,
     скользящий вслед.
     И все, что не сказалось, не скажем потому.

     С темным смыслом, как с кринкой молока,
     выйду на дорогу:
     рассвет, река,
     под ногой дорога.

     Русским утром тучи идут.
     В доме спят, никого не ждут.
     Так не гневайся, туча, что черно окно.
     На запад, сказано, темно, на восток - темно.

     Смысл божественный, в сумерках молоко.
     Ты не гневайся, туча, что глянула далеко.
     По лиловой дороге, кто знает...
     - Скажи ж ты мне, кто уезжает?

     1989-90


        " III."
        "В ПАУЗЕ"

     * * *

     К.Славину

     Знаешь, не будем спорить, спор - слеп.
     - Слишком ты умный,
     - скажем, - да глуп.
     Лучше пойдем на пристань,
     а если будет хлябь -
     cапоги наденем, пойдем в клуб.


     Через реку идет паром - чуть вкось.
     Я люблю, чтоб туман и такой вот неяркий день.
     Давай жить, не спрашивая, где пришлось.
     Длинною гривой - пашня,
     а лес будет - конь.


     Пусть он тронется - шагом, пускай мгла
     снова на реку ляжет, пойдем вспять.
     Потому что ночное встает, светлое А
     и я чувствую лишней уже - ять.


     Видишь, след под ногами - светлой воды круг.
     Туча, как орган чувства, сюда плывет.
     Влажное сердце ложится в туманный лог,
     будто всегда оно тут живет.

     1984


        "ГОРОДОК"
     С.Гончарову1. Романс
     Ищите выгод  от перемены местВокзал не выдаст - семья  не съестВагонным
сердцем прослушаешь совет,цыганским серьгам поверишь или нет
     Пока не тянет
     сума твое плечо -
     пускай настанет
     туманное еще

     Скорее сдайся
     на милость проводниц
     о только б дальше
     от этих близких лиц

     О к морю, к лесу,
     о к черту на рога -
     где поворачивает
     река

     Пусть подстаканник,
     как вечный странник,
     дрожит - ах, нет -
     бежит в окне

        "2. На улице в четыре дома..."

     На улице в четыре дома
     я знаю только два столба.
     Иду, не подымая лба,
     по улице в четыре дома.

     А этот лед - моя беда.
     День короток. Но к маю, к маю
     - сбегает поздняя вода,
     гремит музыка полковая

     от поворота и до рва.
     На улице в четыре дома -
     вот где вселенская истома,
     растет пахучая трава.


        "3. Гостиница"

     Очнувшись ночью в южном далеко,
     мне так легко теперь сказать, легко,
     как разве что погладить по руке
     в уже неразличимом далеке.

     Едва от губ - лети, мое люблю,
     сухим птенцом лети по февралю,
     лети, любовь, язык твой птичий прост,
     я уцеплюсь за твой скользящий хвост.

     1983, 85
     Крым


     * * *

     Луна. Молчит виноградник.
     Сонная линия гор не приносит покоя.
     Пахнет травой. А внизу в городке,
     томно раскинувшись, словно на пляже гигантском,
     тает огнями долина, зовет Челентано, танцует,
     но ярче - луна, и желтей,
     и романтических скрипок громче - трава и цикады.


     Я вниз никогда не сойду,
     Так и буду сидеть среди темных рядов винограда,
     пускай
     разбивает скалу за скалой дискотека. Неси.
     под ногой осыпаясь,
     дорожка,
     по серому склону в овраг,
     слух обжигая песком,


     (музыка скрылась за склоном).
     Вот и первый сарай и продмаг, и бараки "шанхая",
     столб и асфальт
     - постой, кед завяжу,
     улицу нахожу


     - там, где музыкою пахнет,
     где гармошка тихо ахнет,
     где спускается в овраг
     на ночь запертый продмаг,
     где у дома углового
     ситец розами горит,
     и фонарь, как уголовник,
     как на шухере, стоит.

     1984
     Крым


     ЛЮБОВЬ

     ...перебирая четки пустяков -
     обмолвок, взглядов; мятых лепестков
     замучив миллионы; от свиданий
     страдая; год
     из четырех углов
     следившая,
     и двух не молвившая слов...

     1985




        "В ПАУЗЕ"

        "1. Шаболовка"

     Отказываешься от меня, отказываешься.
     Боишься - а я смирная. Раскаешься.
     Назад идешь, к метро, я - к трамваю,
     оглядываюсь - и ты оглядываешься.

     Площадь под нами черна, как безумие.
     Лужи горят на полосе нейтральной.
     Коплю, коплю тебя, моя радость, с собой везу тебя.
     Если б ты знал, каково это: не тратить.

     Все гостинцы друг другу носим - слова, книги.
     Ими ласкаем друг друга - скажи, не глупо ль?
     Вздрогнет в метро контролерша, как пограничник.
     Но даже она не знает, как любим.


        "2. Аэропорт"

     Уходи, уходи, улетай.
     Я тебя не встревожу ничуть.
     Это просто - оборванный край
     неба
     лег на железный путь.

     Никого уже не обманет
     "как-нибудь".
     Провожавшему в горле станет
     в город обратный путь.

     Уплощается в перспективе,
     упрощается даль.
     Нам иронии не хватило -
     вот печаль.

     В воздухе - запах льда, и он
     может тебя нести.
     Летное поле - как ладонь
     разжавшаяся: лети.

     1983


     * * *

     "Воспоминание об Альгамбре",
     этюд тремоло для гитары
     Франсиско Таррега

     ...Как в розвальни упавший старовер,
     зима в себя погружена,
     как в соты.
     И снег не вынесет напрасной этой ноты,
     по сердцу странствующей.
     Милиционер
     проталкивает пробку безуспешно,
     как я гоню мотив тревоги грешной.


     - К тебе на грудь!
     на снег слетает лист.
     Как ученик, склонился гитарист
     над декою, щекою оснеженной
     такого города, где ты - и где тебя
     нет.
     Упаси нас от соседства:
     вернее нету средства для разлук.
     ...Слепят глаза карнизы и полпредства
     в известке снега.
     Запряженный звук,
     моргая, тащит сердце против снега.


     И в душу просится словарь волны и брега.
     И на столицу пялясь, как турист,
     троллейбус тянется - усердный гитарист
     гриф проводов терзает.
     И разлука
     нелепой кажется.
     А небо кажется доступнее тебя.
     Душа, сжимаясь до размеров звука,
     что, днем и ночью стенки теребя,
     в ней свил гнездо - узнает ли тебя?

     29 января 1984


     ВЕСЕННИЙ КРИК ВОРОБЬЯ

     Забывает маяту нелюбви к себе святую,
     отторгает пустоту - кто прожил свое вчистую.

     В этой местности чужой, в пестроте лугов астральных,
     забывают холод свой посреди кустов хрустальных.

     Вот я воздух ем, лечу, у-лю-лю кричат с земли мне,
     и щекочет по плечу частокол колючих линий.

     Вижу краешек зимы, вижу черноземов паюс,
     подымаясь над тобой, не собой - тобою маюсь.

     Ветер перья шевелит, реет дождь аэрозольный,
     душу-зернышко болит легкий звон страны озонной.

     - Нюхай корку, свежий край черных зим,
     суглинков красных,
     рыжий ворох собирай дымом пахнущих согласных.

     Знает пригород с травой, небо низкое рябое,
     как с неангельской трубой ворочусь я за тобою.

     1985

     КОЛЫБЕЛЬНАЯ С ОТГАДКОЙ

     Слова, как слоны,
     вереницею длинной
     за сонными снами ушли,
     и тихо цеплялись
     к троллейбусным линиям,
     и синие факелы жгли.

     Трубили трамваи,
     боками качая,
     об обетованном депо.
     И пахло Китаем
     и байховым чаем
     весеннего неба дупло.

     И будто светало,
     хотя не светало.
     Хотелось забыться-уснуть.
     Но света для этого
     не хватало,
     и штора завесила путь.

     В рубашке мерцающей
     ночь собеседница
     сидела в ногах, босиком.
     О ком бормотала,
     умаявшись, лестница?
     Ты знаешь прекрасно, о ком.

     1984


     ТРАМВАЙНАЯ ЭЛЕГИЯ

     П.Сургучеву

     Пальто забрызгала, но приступом трамвай
     взяла. Протискиваюсь в середину,
     как требует невидимый водитель
     (я чувствую, как близко микрофон
     к губам она подносит). В середине
     салона - так же тесно, но тепло
     (а вот и поручень!) и сухо. Повисаю,
     в тепле, довольстве свысока смотрю
     на сумрак, дождь в окошко проливное.

     И если не сломается вагон,
     и нас не высадят в полузнакомом месте -
     смотри себе в окошко, прогибаясь,
     раскачиваясь, словно обезьяна,
     на гладких поручнях. А вот уже опять
     открылась дверь, и снова уминают.
     Сказать по правде, хочется домой:
     погреть под краном руки, выпить чаю -
     но с давкой дождь все борется в дверях.

     У остановки странное названье,
     всегда прислушиваюсь: Стеклоагрегат.
     Ни стекол, никакого агрегата:
     пустырь, забор, какая-то листва
     - да марсианский лом блестит на глине,
     округе надоевший натюрморт.
     Все это жизнь моя, не более. Все это
     лишь повод провести нас на мякине,
     пока мы тут въезжаем в поворот.

     Март 1983


     В СОСНАХ

     Фанера есть фанера, но все же - дом под крышей.
     Железная дорога - как моря суррогат.
     Должно быть где-то море,
     его уже не слышно -
     и кто в том виноват?


     Как на аэродром, летят к клеенке осы,
     и серебристый день от сосен полосат.
     Дымится мокрый пень, наш день вдвоем несносен,
     и кто в том виноват?

     1981



     * * *

     выйти замуж
     строить замок
     и смотреть с утра в оконце:
     будто око
     будто солнце
     будто зеркало оно
     будет так заведено

     будет небо баловаться
     брейгель - с горочки кататься
     мать - грозить ему в окно

     1978



     НА МОТИВ 60-Х


     Арктика льды распаковывает
     паковые, прикованные
     к тундре,
     весной искалеченные -
     руки ли не воздеть:
     да будет лето сие
     писано по воде!

     Талая-ла печаль!
     Знаю лишь: даль, даль.

     Даль моя, припорошенная
     мелким снежком, к морошке
     тянущаяся, как монастырь весной
     - в летний лесной запой...

      1979


     * * *

     Дали мне простое имя -
     чтобы путали с другими,
     вздрагивать на каждый зов
     громких каменных дворов.

     В детской комнате, в которой
     я себя не узнаю,
     в зимних сумерках за шторой
     нерешительно стою.

     И когда из разных окон
     позовут меня домой,
     и сбегает водостоком
     незнакомый звук губной,

     и деревья остаются,
     остаются там, внизу -
     я тебе, как жизнь, на блюдце
     чашку медленно несу,

     темнотою коридора -
     где под каждой дверью свет,
     где за каждой дверью штора
     сводит улицу на нет.

     1985



     * * *

     Это зимою - "вставай, пора",
     лампы рядами гудят с утра.
     Подчеркиванье пунктиром.
     Что увидишь в дыру транспортира?
     Только кусочек тетради в клетку.

     Учиться - это бабка за дедку
     год за годом тащить за нитку,
     убежавшую в зелень мира
     (и там привязанную к некоей ветке,
     а этим концом - к запотевшей спинке

     кровати),
     и видеть вокруг картинки:
     двор, физкультура, себя у стенки
     в низком старте -

     и встать,
     отряхивая коленки.


     <Начало 80-х>



        "ПОЭТУ, С ОПОЗДАНИЕМ"


     1. ПЛАЧ


     По ком
     слеза блазнится?
     В разоре
     стоит тело
     Какая теперь разница,
     как жить
     и что делать


     В каналах
     вода голая
     поворачивается на бок
     к темной стенке - не видеть полог
     повисающего
     снегопада


     2. СТРАНСТВИЕ


     В городе, где даже сила тяжести
     кажется вытянутой к горизонту,
     нету поэтому большей радости,
     чем разматывание узоров

     этих решеток вдоль чутких улиц,
     этих витиеватых лестниц,
     этих, вдоль длинного неба, узких
     туч, тянущихся к Адмиралтейству.


     3. ПИСЬМО. ИЮНЬ

     Это лай всех собак
     (и округа спит)
     Это сон всех мостов
     навесных цепей
     Вслушивайся же
     в свой шаг
     В этом городе был постой
     денщиков-императоров
     и солдат-царей


     Это бег всех дверей
     подворотен зов
     Загляни в захудалую душу свою
     Не распутаешь
     о такой поре
     понавязанных
     нежных узлов
     и заря идет не догнав зарю


     И барашки по белой воде бегут
     и бумажные корабли идут
     Ты за тыщу верст
     а тебе наврут
     будто был ты тут


     1976 (84)


     * * *

     Не растрачивай словасловаслова
     говорилаговорила голова
     я ей головой киваю но ей-ей
     укачало от учителей

     Слово медленное словно сухогруз
     черный ум везет в экибастуз
     ох же там намнут ему бока
     ох и поваляют, дурака

     Чтоб ему да чтоб его да ой
     ты зачем не острый а тупой
     но зато под угольной горой
     выйдет он упругий молодой

     Из метаморфических глубин
     из метафорических темнот
     вынесет он звук что ни один
     не добыл обидчик алладин

     И над полем черным с сединой
     тот же звук но в скорописи звезд
     напевая повернет домой
     прямиком и стало быть в объезд

     Потому и тащит за собой
     слово медленное как порожнюю баржу
     потому и бормоча свое гугу
     не посмеет "больше не могу"

     80-е (17 ноября 1995)


     * * *


     Н.Горбаневской
     непоющий певец и ручья не прошел
     как анапест тяжел он сидел на коре
     он как птицы не пел он как жук многокрыл
     он копил под оборками звук настоящий
     отзывался в коробке безокий язык
     никуда не ушел он не сжал кулака
     тридцать лет и три года сидел и смотрел в облака