Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
шейся ситуацией. Ему надлежало
принять решение. Он сильный и богатый человек, обладающий как дорогим
товаром, так и милостью; он человек княжеской породы. От него зависит - быть
войне или миру. И он знает, что на нем лежит ответственность.
Абд-аль-Салам понимает в момент встречи всю опасность. Она заключается
прежде всего в том, что передние могут вступить в рукопашную схватку и
захлопнуть тем самым в слепом гневе ворота мира. Поэтому он повелевает
громким голосом, чтобы каждый оставался на своем месте. Потом он принимает
необходимые меры предосторожности.
При оценке сложившейся ситуации он исходит из следующих соображений:
тропа такой ширины, что по ней может пройти вьючное животное. Из этого
следует, что человек в состоянии осторожно повернуться кругом. Опираясь на
эту мысль, он начинает переговоры, в которые вступает с Трифоном. Он
спрашивает его о стоимости мулов и о той сумме прибыли, которую тот надеется
выручить за свой товар. Цена высока, однако она составляет лишь часть того
золота, которое Абд-аль-Салам везет с собой. Абд-аль-Салам покупает мулов
Трифона и весь груз и клянется ему, что возместит всю сумму, перейдя на
другую сторону. Потом он отдает приказ завязать животным глаза и столкнуть
их в пропасть. Маневр проходит успешно. Трифон и его люди могут теперь
повернуться на тропе и двинуться в обратную сторону, туда, откуда они начали
свой путь. Таким образом, путь для каравана Абд-аль-Салама свободен. Они
благополучно перебираются на другую сторону, пройдя по дороге смерти. Ступив
на твердую землю, Абд-аль-Салам выплачивает Трифону свой долг. И добавляет
еще сверх того вознаграждение для него. И распоряжается поставить на этом
месте в знак благодарности за спасение от неминуемой смерти обелиск, который
одновременно явится предостережением для всех на будущее.
При произошедшей встрече Абд-аль-Салам осознавал свое тактическое
превосходство. Он знал также, что нельзя доводить противную сторону до
отчаяния. В таких ситуациях и слабый может быть страшен. Абд-аль-Салам
обладал внутренним духовным миром, благодаря чему сумел преодолеть
ограниченность внешнего. Однако истинными движущими пружинами его действий
были не осторожность и не великодушие - он чувствовал свою ответственность
за другую, противную сторону. Это верный признак превосходства, отличающий
тех людей, которые опираются на высшие моральные принципы.
Абд-аль-Салам решился на жертву - но не как купец, спасающий свой
товар, а как князь, который, возвысившись над частным интересом, думает о
спасении всего живого. Так как встреча происходит в рамках ограниченного
пространства, она не может окончиться без потерь. И тогда люди выкупают себе
свободу, принеся животных в жертву".
После обсуждения работы Винтерфельда лиценциат объявил занятие
оконченным, собрал все листочки и поклонился Патрону. Тот поблагодарил его и
сказал:
- Я тоже хотел бы высказаться на предложенную тему, господин лиценциат.
Потом он повернулся к Луцию:
- Однако я попрошу сначала командора как лицо, ответственное за курс,
подвести итоги обсуждения.
От Луция не ускользнуло, что Патрон слушал лиценциата с возрастающим
неудовольствием. Особенно его раздражали похвалы в адрес юного Винтерфельда,
который совгем недавно получил предупреждение в связи с проявленным
неповиновением. Луций предвидел, что ему придется высказать свою точку
зрения, и поэтому начал сразу говорить о деле, как то любил Патрон.
- Господин Проконсул, - начал он, обращаясь к слушателям Военной школы,
- ввел этот курс, присовокупив его к программе старшего класса пока как
пробный, в опытном порядке. Речь идет о смелом эксперименте, в котором нашло
свое выражение проявленное к вашему пониманию доверие. Бы не должны выйти из
школы с убеждением, что задачи, которые будут ставиться перед вами, так уж
легко разрешимы, как это может казаться. Князь хочет, чтобы вы не только
участвовали в деле, но и несли за него ответственность. Он хочет, чтобы вы
прежде всего прочувствовали те два момента напряженности, которые несет с
собой наша профессия.
Во-первых, это существующая вилка между свободой и повиновением и
возникающая с ней напряженность как раз в тех случаях, когда установленный
порядок рушится. Вы знаете, что в любой армии беспрекословное повиновение
является неукоснительным правилом. Воинская служба строится на том. Однако
всегда было ограничение, когда приказы, затрагивавшие честь, рассматривались
как необязательные. Такое положение не зафиксировано ни в одном уставе,
поскольку считается неписаным правилом. В добрые времена как военачальники,
так и находящиеся в их подчинении воины прекрасно знают, что задевает честь,
и поэтому столкновения на этой почве происходят крайне редко. И когда
повиновение естественно, оно видимо, а свобода невидима, однако является
неотъемлемой частью воинской службы.
Развитие и совершенствование техники подменило эту негласную
взаимосвязь, как и многие другие, в значительной степени автоматиз- мом
уставных отношений. Приказ и исполнение приказа вступили в фазу формальных
взаимоотношений, стали технической категорией и должны следовать одно за
другим, как причина и следствие в едином механизме. При таком подходе
военное искусство старого стиля рассматривается как романтика, даже внушает
опасение. По этой причине уже разделались с Гаагскими конвенциями, а потом и
конференцию в Миннесоте объявили утопической. На ней военные боссы великих
держав назвали преступными все средства, разрушительная сила которых
направлена против мирного населения. Это решение всегда будет причисляться к
самым славным солдатским деяниям, хотя история и пренебрегла им.
Второй фактор напряженности - вилка между правотой и законностью. Здесь
по-прежнему все еще действует старое изречение герцога Эрнста Готского:
"Хороший монарх не то считает правым, что законно, а то законным, что
справедливо". На это опирается в своей политике и Проконсул. Он стремится
создать как в армии, так и в системе управления такие модели, по образцу
которых можно было бы образовать совершенное государство, построенное на
доверии.
По этой причине получаемому вами техническому образованию должно
сопутствовать духовное и нравственное формирование. Политика Князя опирается
на постулат, что только представление о целостности и сохранности мира
должно навечно закрепиться в сознании воина. Это должно найти свое выражение
и в том воспитании, которое мы вам даем здесь. Мы, правда, не смеем лишать
вас права самостоятельно приимать решение. Мы можем только стремиться к
тому, чтобы развить в вас те начала, из которых проистекают принимаемые
решения. Так вы должны понимать и задание в этом семинаре, выполнение
которого обсуждалось здесь сегодня. Оно - тот же учебный маневр, его цель не
столько само решение - по поводу него можно спорить до бесконечности, -
сколько скорее закрепление духовной твердости и свободы, необходимых каждому
при принятии самостоятельного решения. Князь приобщает вас к своей политике
суверенитета.
В заключение слово взял Патрон:
- Я коснусь сначала коротко самой диспозиции материала, предложенного
вам в качестве упражнения. Она выстроена так, что уже изначально
предполагает равенство сил, чего в действительности, как правило, не бывает.
Пример взят из торгового мира, законы которого не годятся для солдата. В
этом мире царит паритет, и если дело доходит до ссоры, то она разрешается в
гражданском суде.
В данном случае речь действительно идет, - при этих словах Патрон
повернулся к лиценциату, - "об аварийной ситуации при встречном путевом
движении ", причем такой, которая выходит за рамки нормы. Тогда как
солдатское воспитание сориентировано исключительно на такие обстоятельства,
где правят и действуют законы нормы. В нашем мире не возникает неясностей,
кто кого должен приветствовать первым и кто кому должен уступить. В старые
времена звание определяло правила этикета, а с ним и преимущественное право.
Нормы этикета диктовались иерархией, по вертикали, сверху вниз. При нашей
уравниловке людские массы соотносятся Друг с другом по горизонтали, по типу
встречных потоков, почти без ценностных градаций, одна.ко и в этом случае в
нашем мире не возникает сомнения, у кого преимущество.
Что же касается вас, - обратился он опять к слушателям, - то вы будете
действовать по высшему поручению, неся службу во имя общего блага. Ваш
символ - орел, который никому не уступает и которого надо пронести, сломив
любое сопротивление. Любое ваше задание будет наполнено таким смыслом. Оно
будет четко сформулировано для выполнения. На ваше усмотрение останется само
исполнение, но не взвешивание и обсуждение, справедливо ли оно. Я не стану
отрицать, что бывают ситуации, когда солдат при выполнении служебного долга
доходит до предела, когда все предписания исчерпаны и ему предстоит
действовать по собственной воле, на свой страх и риск, как Йорку фон
Вартенбургу(1). Но при воспитании нельзя ориентировать солдата на такую
исключительную ситуацию. Гениальная личность скорее вредна для армии. Ее
поле деятельности - политика, искусство, науки, именно они отвечают ее
свободе духа, ее талантам.
В государстве солдату отводится роль слуги, а не господина. Он
выполняет грубую работу, как Геракл, даже если ему приказывает вы- -
---------------------------------------
(1) Фельдмаршал, подписавший во время нашествия Наполеона против воли
прусского короля Тауроггенскую конвенцию о прекращении военных действий
против русских войск.
полнить се такой слабый и трусливый царь, как Эврисфей. Солдат держит
на себе, подобно Атланту, всю тяжесть мира со всем его несовершенством. Там,
где дело серьезно осложняется, где пахнет паленым, где разум и право пасуют,
призывают его на роль третейского судьи. В этом его величие и слава. Своей
присягой от отказывается от личной свободы, которая украшает любое частное
лицо. Государству же, законной власти, надлежит вести дело так, чтобы солдат
мог сражаться с чистой совестью. Он призван к тому, чтобы блюсти чистоту
силы, которую представляет.
Вы можете быть уверены, что Проконсул постарается избавить вас от
конфликта между честью и повиновением. Не всегда удается избежать этого. Вы
должны внутренне справиться с этим. Авгиевы конюшни не чистят в белых
перчатках. Я скорее прикрою того, кто зашел, сражаясь, слишком далеко, чем
того, кто пасует перед решительными действиями. Не потворствовать же подлому
нападению.
В такие времена, когда закон и беззаконие переплелись, сомнение
неодолимо закрадывается в душу. Оно разъедает активность, подменяя ее
раздумьями, самокопанием. Внутри нас находит отражение вся смута времени.
Полководцу небезызвестны такие сомнения. Они одолевают его далее
накануне решающего сражения. Это подает голос противник, проникший в его
душу и апеллирующий к ней. Полководец проиграет битву, если не задавит в
себе голос врага. Вы, господа, призваны ощущать себя полководцами - каждый
на своем месте. И вы достойны этой поставленной перед вами задачи.
АПИАРИЙ(1)
Патрон в сопровождении Луция покинул аудиторию. Прощание было
сдержанным; очевидно, направление, по которому развивался новый курс,
привело Патрона в дурное расположение духа. Однако, несомненно, слова его
произвели на молодых людей сильное впечатление.
Луций размышлял над этим, направляясь к стойлам, чтобы посмотреть,
позаботился ли Костар о лошадях. Он был недоволен собой, он чувствовал, что
исполнил неблагодарную роль посредника. Горный советник, лиценциат, Патрон -
все они знают, чего хотят, и каждый из них придерживается своего курса. Им
незнакомо его состояние, когда в душе сходятся противоречивые импульсы и
переплетаются воедино, сопротивляясь друг другу. Ему не хватало
решительности, с которой встают на ту или другую сторону и которая так важна
в жизни. Это неизбежно накладывало отпечаток и на выполнение им возложенных
на него задач. Возможно, он переоценивал влияние духовных начал на развитие
мира. Это придавало его натуре мечтательность, вызывавшую беспокойство еще у
родителей. Воспитание Нигромонтана тоже сделало свое дело, оно нацеливало
его на императивность формул, на магию темных сил, с помощью которых можно
господствовать над миром. Однако возникшие в последнее время сомнения
отпугивали его от этого пути, на который ступили, как видел Луций, самые
одаренные его сторонники - Раймунд, Фортунио, Горный советник и, возможно,
самые утонченные - ---------------------------------------
(1) Улей, пасека (лат.).
натуры из числа мавретанцев. В их мире царили тишина, бесстрастие и
уединение. Здесь не было места ни случайному, ни эмоциональным порывам души.
Отпустив Костара на оставшуюся часть дня, Луций отправился на вершину
горы. От южной кромки Больших Песков вверх вела каменистая тропа. И хотя
начало подъема было скрыто кустарником, Луций сразу нашел его - он не раз
ходил этим путем. Узкая тропинка вилась промеж выступающих пластов
мраморизованного известняка, образовавшего местами уступы в скале - словно
наверх шла лестница, окаймленная по бокам мощными зарослями дрока. В самых
узких местах прохода ветви кустов сплетались над головой в цветущие
золотистые арки. Мелькали кусты белой и желтой акации. Здесь в горах
цветение было еще в полном разгаре.
По мере подъема голых пород оставалось все меньше и меньше; камень
проглядывал сквозь островки мха и плауна. Массивные глыбы выглядели так,
словно их подточила вода, они стали рыхлыми, и в них зияли пустоты. Все щели
заполнились землей и заросли цветами: крокусами, сольданеллой, анемонами и
зубчатыми колокольчиками горечавки, промеж них серебрилась светлым бархатом
травка. В некоторых местах скала сплошь поросла высокогорной
растительностью; цветы устилали ее пестрым ковром, свисая вниз синими и
красными подушками. На чистом прозрачном воздухе краски были резко
разграничены, как на палитре, не смешивались и не создавали полутонов.
Свободнее дышала грудь, и острее виделись цвета во всем их обилии и
красочности.
От горных лугов исходила одухотворенность, они не были созданы для
грубого практического использования, а как бы предназначались лишь для сбора
пыльцы и сладкого нектара. Здесь порхали огромные бабочки, любительницы
горных вершин; они медленно и плавно летали над цветами нивяника, опускались
на мягкие травы и, распластав крылья, медленно и с наслаждением кружились на
одном месте по серебристо-зеленому бархату.
Тихое мерное гудение заполняло все воздушное пространство, усиливаясь
по мере приближения к вершине, где находилась горная пасека патера Феликса.
Пчелиное царство благоухало цветами. Трудолюбивые пчелы усердно жужжали,
перелетая с цветка на цветок, издали это походило на живой ковер, накрывший
землю. Они копошились, образуя живые гроздья на свисающих плетях цветущих
камнеломок, живучек, цимбалярий; пьяные от сладкого сока, возвращались они
домой, опудренные цветочной пыльцой. Работа и наслаждение - здесь, казалось,
они глубоко слились воедино на празднике цветочных свадеб, где пчелам
отводилась роль вестников любви.
Вот наконец показался и апиарий - кладовая меда, куда стекался нектар,
итог бесчисленных леток. Ульи занимали всю наружную стену скита - одного из
самых высокогорных жилищ отшельников, возникших в период расцвета
монашества. Теперь скиты опустели, стояли заброшенными, за исключением тех,
где жили монахи, посвятившие себя служению некрополю. Здесь, на вершине,
давным-давно поселился патер Феликс, занимавшийся пчеловодством. Мед с этих
лугов славился во всей округе.
Уже издалека видны были желтые плетеные ульи, стоявшие в нишах в скале.
Траектории полета пчел сливались в этом месте в одну сплошную, казалось
неподвижную, струю. Гудение настолько усилилось, что напоминало кипящий шум
морского прибоя. Это создавало призрачное ощущение - звучала сотканная из
света мелодия.
Перед этой плотно летящей струей Луций свернул с дорожки в сторону.
Скит был небольшой кельей, вырубленной в огромном камне, какие нес на своем
горбу Пагос. Выдолблена она была во времена катакомб, что составило целую
жизнь одного человека - ее создателя. Стены прорубленного в скале свода так
и остались в первозданном виде - неотесанными, с заметными на них следами от
ударов резца. Сквозь узкое оконце сверху проникал свет. Распятие, узкое
ложе, пюпитр для чтения, подставка для свечи - вот и вся обстановка. Луцию
она была знакома по прежним посещениям. Тут же подсобное помещение и камин с
вязанкой сухого, собранного в ущелье хвороста.
Вход в скит располагался с северной стороны, за ним шел открытый
внутренний дворик, образованный выступом скалы. Здесь у патера было его
рабочее место. Луций тихо вошел. В воздухе пахло воском и медом. Вдоль стены
стояли старые ульи. Там же лежали маски, сетки, тигли для плавления воска,
весы и всякий разный инструмент. Отшельник сидел у окна в сером рабочем
халате и нарезал от рулона фитили. И хотя Луций держался тихо, похоже, патер
уже заметил его, потому что он оторвался от работы и тепло улыбнулся ему, не
выказав ни малейшего удивления. Потом он встал и подал ему руку.
- Видишь, Луций, я ждал тебя. Это хорошо, что ты пришел. Присядь поди
на воздухе на скамью, я приготовил для тебя кое-что перекусить.
И, не слушая возражений гостя, он пошел к ульям.
Скамья, которую имел в виду патер Феликс, находилась несколько в
стороне от апиария; отсюда он имел обыкновение наблюдать за роями пчел,
особенно в их брачный период. Сиденье было вытесано из цельного камня, а вот
стол представлял собой бесценное творение мастера. Темная столешница была
инкрустирована пучком серебряных стрел. Концы их указывали на разные
географические местности, надписи обозначали названия и расстояния до них.
Крышка стола напоминала солнечные часы, и на ней, как и на часах, стояло
изречение:
УЖЕ ГОРАЗДО ПОЗЖЕ, ЧЕМ ТЫ ДУМАЕШЬ
Луций проследил по стрелам пройденный им путь. На другом его конце
лежал светлый кружок размером с печать - город Гелиополь. Он прочитал также
названия островов и горных отрогов. Расстояния до них были указаны не те,
которые за секунды пролетит свет, а по старинке - те, что проделает путник,
часами трясясь в дороге. Это свидетельствовало о деликатности и тонкости
души устроителя этих часов.
Солнце было жарким, но не таким изнурительным, как внизу, в городе.
Воздух застыл от полуденного зноя и не двигался. На дне ущелья яркими
звездами горели цветы бодяка. Время от времени одна из пчел запутывалась в
воло- сах Луция. Тогда он замирал, терпеливо выжидая, пока она сама не
выберется оттуда.
Патер Феликс обосновался в этом скиту много лет назад. Уже поседели
головы даже у детей тех, кого он наставлял еще юными. Он многое повидал
здесь, на этой горной вершине, и многое услышал на своем веку. Мало что было
известно о его прежней жизни, он не любил говорить об этом. Разводить пчел
здесь начал не он; пчелы спокон веков жили в этих местах. Его
предшественником был отец Северин - простоватый лесной монах, весьма чтимый
в наро