единства
подсознательных инстинктов,  так как  после  шести заседаний я  смог  выжать
тяжелую  штангу  одной рукой.  Это на  четверть  превышает последний мировой
рекорд  под®ема  двумя  руками.  --  Он  улыбнулся  почти  самодовольно.  --
Рефлексы,   очевидно,   тоже  ускорились.  Но  выросла  ли   моя   вероятная
продолжительность жизни, я должен буду еще доказать.
     -- Проклятье! -- Физиономия  Остерли выражала странную смесь уважения и
неодобрения. -- Но ведь  вы рисковали всем,  вы  не находите?  Вы ведь могли
надолго  нарушить  ваш  обмен   веществ.  Возможно,  вы  навсегда  повредили
некоторые области мозга.
     Джиллиад пожал плечами.
     -- Я  под профессиональным наблюдением, моя только идея. Научные оценки
показывают, что подвергнуться такой процедуре может каждый.
     Прежде чем Остерли  успел ответить,  в  квартиру ворвались  вооруженные
люди.
     -- Все в порядке, сэр? Сообщение получено. -- Если не считать сломанной
руки, да. Закуйте нашего друга, пока он не пришел в себя.
     Он  подождал,  пока не  закончили с Рейсом, и спросил: -- Еще сообщения
были? --  Мы  вспугнули  двадцать  семь  человек, сэр,  но  в целом  картина
выглядит  не  слишком  хорошо.  Шестеро  ушли,  восемнадцать  застрелены при
самообороне и трое взяты живыми.  -- Сотрудник службы  вздохнул. -- Операция
обошлась нам очень  дорого: семьдесят восемь убитых  и двенадцать раненых. И
плюс сорок один человек гражданских,  попавших в проекцию  на Торонто-стрит,
когда один из  иммунных начал отбиваться.  К счастью, его подстрелил с крыши
один из наших людей, иначе он разгромил бы всю улицу.
     Остерли, покачиваясь, встал.
     -- Отведите меня к врачу, пусть он меня заштопает. Дел полон рот. -- Он
криво  улыбнулся Джиллиаду. -- В следующий раз, перед тем как заварить кашу,
мы должны удостовериться, что сможем ее расхлебать.

     Четыре часа спустя  Остерли с загипсованной рукой  обсуждал с Кейслером
создавшееся положение.
     -- Надо  как-то  заставить арестованных заговорить. Вопрос в том -- как
именно? Как только  они заговорят -- они  мертвецы, еще до того,  как успеют
выдать что-то действительно полезное.  Опыты показывают, что они умирают и в
том случае, если прибор удалять из их черепа хирургическим путем. Что же нам
делать?
     Кейслер наморщил лоб.
     --  Выглядит  так,  будто... нет,  минуточку...  как  же  его  звали?..
Польтер?.. Поллард?.. --  Он нажал  что-то на письменном столе. -- Алло, мне
нужен  энциклопедический отдел...  да, хорошо,  позвоните мне. -- Он закурил
сигару и пыхтел ею, пока на письменном столе не загорелся красный огонек. --
Алло, кто  это?.. А, это  вы, Лепарн.  Хорошо. Послушайте, это как раз  ваша
область. Я пытаюсь вспомнить американского ученого, который усовершенствовал
электронный детектор. Родился еще до  Машины, году  в 2010. Мне кажется, его
звали Поллинг, но я не уверен.
     Лепарн несколько раз  щелкнул языком и наконец сказал: -- Поллард,  мне
кажется... нет, точно,  Эндрю  Поллард. Дайте мне десять минут на уточнение.
Кажется, где-то были подробные сведения о его жизни.

     Через семь минут он заговорил снова.
     --  Уже  нашли,  подробное  жизнеописание  с  техническими  записями  и
чертежами...
     --  Чудесно, спасибо, -- сказал Кейслер и повернулся к Остерли. -- Наши
друзья заговорят, нет слов.
     -- Я не понимаю.
     -- Ну, тогда слушайте.  В 2040  году один из гениев электроники  создал
прибор, который назвали электронным детектором. В  принципе, эта машина была
детектором лжи,  который намного превосходил все, что было изобретено в этой
области. Короче говоря, аппарат не нуждался ни в каком устном ответе, но был
способен  оценивать  чувственные реакции.  Подозреваемого  нужно было только
подсоединить  к прибору, после чего ему  задавали вопросы. Не играло никакой
роли, были  ли  ответы на эти  вопросы  или они  игнорировались, чувственные
реакции  были  такими  же  самыми,  и машина  их  записывала. После  допроса
магнитная лента  вынималась  и вставлялась в полицейский  компьютер  типа G,
который   интерпретировал   результаты   допроса.   Хочу  привести   пример:
подозреваемый  совершил убийство. Значит, вопрос  мог  бы звучать  следующим
образом:  "Ты  убил  Джона  Смита?"  Если  он слышит  вопрос,  он чувственно
реагирует  на  него, и машина это воспринимает.  Тщательным  и основательным
опросом  можно  определить не только точную  дату и время,  но и примененный
способ.  Это,  конечно,  требует  большой  работы  и  точного  мышления,  но
результаты  верны.  И еще один пример.  Вопросы могут звучать  так:  "Вы его
задушили, застрелили,  закололи, отравили и так далее? Это было утром, после
обеда, вечером? Вы  убили  его из корыстных  побуждений, из  чувства  мести,
ревности или действовали по заданию?" Как только магнитная лента вставляется
в  компьютер,  отрицательные  ответы  отбрасываются,  и  мы  имеем  дело  со
следующим результатом.
     Кейслер схватил блокнот и начал писать. Через пару  минут он пододвинул
блокнот через стол к Остерли.
     Остерли перевернул его и прочел:

     Вопрос: Вы убили Джона Смита?
     Ответ: Да.
     Вопрос: Каким образом?
     Ответ: Удушил.
     Вопрос: Когда?
     Ответ: В субботу вечером, 19-го мая.
     Вопрос: Почему?
     Ответ: Из ревности.

     Остерли вернул блокнот. Его рука слегка дрожала.
     -- Боже мой, если это получится, они наши; они расколются, сами об этом
не зная. Мы сможем установить, люди ли они, откуда взялись и что им нужно.
     -- Ну, не так быстро,  --  порывисто сказал Кейслер.  --  Чтобы  задать
точные вопросы такого рода, нужен  примерно десятичасовой непрерывный допрос
с заранее подготовленными вопросами.
     -- Вы сможете построить детектор?
     --  У нас есть описание. Я  не сомневаюсь, что  техники соберут  его за
день-два.
     -- Тогда пусть принимаются  за работу.  Позовите  их сейчас же.  --  Он
набил трубку и раскурил ее, пока  Кейслер выполнял его желание. Наконец,  он
сказал: -- Вы слышали, как Джиллиад свалил Ройса?
     -- Да.
     -- Вам не  кажется, что Джиллиад  слишком много  на себя берет? Кейслер
покачал головой.
     -- Он не сделал  ничего, предварительно не посоветовавшись со  мной. --
Он улыбнулся. -- Я знаю, что вас беспокоит. Эта суперсила, но это  совсем не
нужно. Он лечится под моим наблюдением. Повысить телесные способности -- это
логическое следствие его образа мыслей.
     --  Не поймите меня  неправильно,  --  сказал  Остерли.  --  Откровенно
говоря, он мне нравится,  и  это  вовсе не связано  с тем, что он  спас  мне
жизнь. Но только он какой-то...  ну, слишком смелый, что ли. Он сломя голову
кинулся  в такое дело, от  которого волосы дыбом поднимаются. Сверх того, он
смотрит на все с самых разных точек зрения, и, при всем этом, он ведь только
новичок.
     -- Он  таким и был, -- поправил его Кейслер, скрестив на груди руки. --
Но давай сейчас  выясним одно:  Джиллиад рискует, конечно. Но это --  говоря
вообще  --  рассчитанный  риск.  Он  ничего  не делает,  не  посоветовавшись
предварительно с моим штабом. Во-вторых, этот фонтан идей, который, кажется,
мешает  вам,  очень  просто  об®яснить.  Джиллиад  всю  жизнь находился  под
угнетением  и  ему  всячески мешали, поэтому  он просто не мог  пользоваться
своим значительным интеллектом в полную  силу.  В нашем  свободном обществе,
где  он может задавать вопросы, его разум развернулся. Свобода --  как дождь
на сухую землю, и его мозг немедленно начал продуктивно работать.
     Остерли выдохнул большое облако дыма.
     -- Мне немного полегчало.
     -- Ну и хорошо, наслаждайся этим, пока оно есть, -- сказал Кейслер.
     -- Что это значит?
     --  У   нас   новые  проблемы,   не  такого  личного   плана,  а  более
настоятельные.  Если все так,  как  мне  кажется,  то у нас, может быть, еще
недель  восемь времени, пока мы  не  будем  вынуждены защищаться, прижавшись
спиной к стене.
     Остерли тщательно выбил свою трубку.
     -- Нет необходимости напоминать мне об этом.
     -- Но я  все же  делаю это, так как от  того, что мы решим  в ближайшие
часы, зависит наша победа или поражение.  Иммунные,  как вы  понимаете, не в
игрушки играют. Они не берут в плен и не ведут  переговоров о перемирии. Они
попытаются стереть нас с лица земли.
     Остерли втянул голову в плечи.
     -- У вас есть предложения?
     -- Кое-какие.  -- Кейслер достал  из  стола  бумагу.  -- Во-первых, нам
нужно немедленно заняться программой обучения суб®ективной обороне.
     -- Суб®ективной обороне?
     -- Вы видели, как применял ее Джиллиад. Нам нужно  научить наших людей,
как встречать проецируемую картину, чтобы сохранить трезвый ум.
     -- А мы сможем это?
--  Если  у  нас   будет   время   --  да.  Результаты  первых  исследований
обнадеживают.  Но  это  касается  только  четверти  населения.  Одержимым  и
склонным к одержимости это не помогает. Так же у стариков и больных, у детей
и младенцев,  которым при  проекционной атаке могут быть причинены серьезные
повреждения.
     -- И  что же  нам  теперь  делать? -- Лицо Остерли побледнело и приняло
свирепое выражение.
     Кейслер пристально посмотрел на него.
     -- Мы должны превратить их в иммунных, -- сказал он.

        ГЛАВА 13

     Он оставил позади бесчисленные, как  ему казалось, контрольные  пункты,
его документы несчетное количество раз настойчиво проверялись.
     И вот, наконец,  он взобрался на  невысокий холм и увидел дом. Это было
длинное  одноэтажное деревянное  здание  перед впечатляющей  кулисой высоких
пихт.
     Джиллиаду  все  это  казалось  нереальным,  архаичным  и  скорее  данью
традиции, чем действительностью. Высокое деревянное здание, каких не строили
уже  сотни  лет,  с  наличниками,  просторной  верандой  и,  что было  самым
невероятным, с камином, из трубы которого вился дымок.
     Она,  должно быть, спятила, подумал  он сердито и, тяжело ступая, пошел
по  гравийной  дорожке вверх,  через сад  с маленькими клумбами, с поросшими
кувшинками прудами и обвитыми розами беседками.
     Трава  и пруды  были настоящими, кувшинки и вьющиеся  розы --  нет;  по
крайней мере для него или другого иммунного. Джиллиад ненадолго остановился,
чтобы  рассмотреть  розы,  удавшиеся  очень  хорошо,  как  он  вынужден  был
признать. Это, должно быть, стоило  многих часов интенсивной концентрации --
создать суб®ективные цветы такими нежными.
     Он  немного пересмотрел  свое  мнение --  спятила она  или нет,  но  ее
способности к концентрации и наглядности, должно быть, уникальны.
     Оторвав   взгляд  от  роз,   он  увидел  ее.  Она  стояла  на  веранде,
прислонившись к косяку и отвернув лицо.
     Она совершенно не соответствовала его  представлению о ней. На ней были
темные брюки и мягкий пуловер.
     Она  вовсе  не казалась холодной  и  равнодушной,  как он  предполагал.
Маленькая,  стройная  и  почти  эльфоподобная.  Большие  темные  глаза  чуть
раскосы; полные губы  прекрасной  формы,  казалось, готовы  были улыбнуться.
Среди ее предков должны быть североамериканские индейцы  и  китайцы, подумал
он. Черные волосы и... Он  раздраженно призвал себя к  порядку,  но  все  же
пошел на компромисс с собой. Лучше с самого начала  получить ясную  картину.
Подойдя ближе, он вежливо кашлянул.
     -- Простите...
     -- Мистер  Джиллиад?  -- спросила она  тихим, нежным и  странно певучим
голосом.
     -- Э-э... да, -- сказал он торопливо и немного смущенно.
     -- Кейслер  говорил, что вы придете, и  я  вас  высматривала. У него не
сложилось впечатления, что  она занималась именно этим: она все еще смотрела
вдаль.
     -- Вы  не  хотите войти?  --  Она  повернулась и вошла в  дом, даже  не
взглянув на него.
     Он  послушно  пошел за ней,  чувствуя, как  от смущения вертит  в руках
несуществующую шляпу.
     Она сделала неопределенный жест.
     -- Чувствуйте себя как дома. Кресло  в углу, мне кажется, будет для вас
самым  удобным. Пока  горит камин, немного  жарковато,  но  к вечеру  станет
прохладно, и тогда теплу только радуешься.
     -- Спасибо. -- Он сел и попытался непринужденно улыбнуться.
     --  Вы проголодались. Все уже готово. Нет-нет, не вставайте! Поедим без
формальностей. Рядом с вашим креслом  поднос, поставьте его на подлокотники.
Я сейчас привезу все на чайной тележке.
     Он повиновался, и при этом ему пришло в голову, что он вынужден сидеть,
как  маленький  ребенок на высоком стульчике. Немного погодя она вернулась с
тележкой. Они ели молча.
     -- Сейчас я все уберу. Хотите кофе?
     -- Да, пожалуйста... Можно мне закурить?
     -- Конечно. -- Она подняла на него взгляд. -- Вам уже кое-что  обо  мне
рассказали, как я заметила.
     -- Ну... хм...
     -- Можете спокойно  признаться. Что  вам  говорили? Что мужчины меня не
интересуют? Это  обычная версия. Может быть, люди  правы,  но значит ли это,
что мы не сможем работать вместе?
     -- Разве я говорил это? -- К нему вдруг вернулась уверенность.
     --  Нет,  но  вы  насторожены  и напряжены.  --  Она  медленно покачала
головой. -- Может быть,  это  моя  вина. Я обладаю  тем, что  некоторые люди
называют  "скверным  характером", иначе говоря,  я резка  в  ответах и бываю
невежливой. Это, видимо,  соответствует  истине,  но, возможно,  вы  сможете
принять меня такой, какая я есть.
     Он слабо улыбнулся.
     -- Возможно, я уже сделал это.
     Она посмотрела ему прямо в лицо.
     -- Мне  кажется, я без особого труда  смогу полюбить  вас.  Он выпустил
дым.
     --  Предполагается,  что  я использую  понятие "полюбить" в  его чистой
форме.
     Она спокойно восприняла его замечание.
     -- Да. Вы правы. --  Она присела на подлокотник его  кресла и задумчиво
поглядела на него. -- Вы не кажетесь очень чувствительным. С первого взгляда
вас  можно  принять за  боксера. Но глаза  и  рот вас  выдают.  --  Она тихо
рассмеялась. -- Да, да... чересчур откровенно, чересчур лично, но такова  уж
я... к сожалению.
     Джиллиад улыбнулся.
     -- А не проще ли передать право судить об этом другому? Она кивнула.
     --  Хорошо.  Кейслер  мне  все  о  вас  рассказали  принес  копии  всех
документов ваших опытов.
     -- Включая самоанализ?
     -- Все.
     -- И вы все равно были готовы принять меня? -- Он немного покраснел.
     -- Не смущайтесь.  Я достаточно  долго работала в психиатрии, чтобы  не
получить  шока.  Личность создают  не  отдельные факторы.  Многие великие  и
важные  люди были  повышенно  сексуальны. Что  создает  личность  -- так это
равновесие факторов.
     -- Спасибо  за  понимание. Но должен признаться, что не изменил  бы эту
сторону моего характера, даже если бы мог. Я знаю структуру своей личности и
сожалею по поводу некоторых ее аспектов, но ничего не хотел бы менять.
     Она слегка улыбнулась.
     --  Про  вас  можно было  бы  сказать, что вас мало  наказывали. Они  с
ненормальной храбростью  вымеряли ваши  слабости  и  недостатки, но проверка
ваших уравновешивающих факторов была поверхностной.
     Он вздохнул и загасил сигарету.
     -- Вы  нежное существо, как  я  и предполагал. -- Он смахнул с  пиджака
столбик пепла и ответил на ее взгляд своим. -- Но вы все же испуганы и очень
одиноки.
     Она слегка побледнела.
     -- Это вам Кейслер сказал?
     -- Кейслер мне вообще ничего не говорил. Страх -- это нечто такое,  что
можно  почувствовать, даже  если вы пытаетесь скрыть его за  прямотой и тем,
что  вы  называете "скверным  характером". -- Он встал, подошел  к камину  и
посмотрел  на  огонь. --  Если  мы  собираемся  работать вместе,  нам  нужно
доверять друг другу.
     -- Это новый трюк, мистер Джиллиад? Если да, оставьте его при себе. Да,
я действительно понимаю ваши чувства, но это вовсе не означает, что я помогу
вам!
     Джиллиад не потерял самообладания и только улыбнулся.
     --  Мисс  Стауэр, или вы  предоставляете  мне ключ к вашей личности  на
блюдечке, или вы сильно  во  мне заблуждаетесь.  А может быть,  вы намеренно
провоцируете меня? Я угадал?
     Она  застыла,  лицо  ее  покраснело,  потом она  медленно опустилась  в
кресло.
     -- Жаль, но я это заслужила. Простите меня.
     -- Уже забыто.
     Они некоторое время молчали.
     -- Вы нервничаете, -- сказала она немного погодя. -- Что случилось?
     Он снова закурил.
     -- Через месяц -- два начнется война. По всей вероятности -- так как мы
имеем  дело  с иммунными  --  суб®ективная  война.  И  так  как  мы  с  вами
единственные восприимчиво-резистентные  в  нашей  свободной  стране,  от нас
может зависеть судьба всей провинции.
     Она нахмурила брови.
     --  Мы не  слишком  долго ходили вокруг да около, не  правда ли? -- Она
резко тряхнула головой и заговорила снова, не дав  ему времени ответить:  --
Отсюда же  логически вытекает,  что  мы самые  предпочтительные  мишени  для
начала нападения.  -- Она встала. -- Меня уже несколько раз  пытались убить,
--  сказала  она  и  улыбнулась,  а  потом  вдруг  сменила  тему.  --  Можно
полюбопытствовать? Провинция намерена без всякой поддержки воевать с десятью
тысячами городов?
     -- Я не знаю.
     -- Я  думаю, что вы  уже сделали вывод,  что  выбор  у  нас  небольшой:
бороться или умереть, или и то, и другое. Героическая картина, но не героизм
выигрывает  войны. -- Она  впервые сердечно улыбнулась. -- Я быстренько  все
уберу, а потом мы сможем побеседовать серьезно.
     Через несколько минут она вернулась и села во второе кресло.
     -- Я хочу представить проблему так, как вижу ее я. Мы могли бы бороться
одни,  но одни мы будем побеждены. Поэтому нам необходимо чудо или союзники.
Последнее мне кажется самым практичным.
     Он кивнул.
     -- А мы?
     Она улыбнулась.
     -- Это  не  моя идея,  а завершение  вашей.  Наша  столица  подверглась
проекции.  Суб®ективно дождь лил  как из ведра.  Все  восприимчивые натянули
плащи, а оставшиеся иммунные, которых не коснулось суб®ективное воздействие,
ничего этого не заметили и тем самым выдали себя.
     -- И что?
     --  Почему  бы нам  не  нанести удар  первыми?  Мы  могли  бы  облучить
проекциями Крепость Нью-Йорк, Цитадель Чикаго или даже Об®единенный  Лондон.
Мы  могли  бы  применить  проекцию,  которая  охарактеризовала  бы  истинное
положение.
     Он   остолбенел.   Это   казалось   разумным,   ошеломляюще   разумным.
Суб®ективное  послание  было  бы  принято  только  восприимчивыми,   которые
получили   бы  время   на   подготовку.  Оппозиция  же,   невосприимчивая  к
суб®ективным впечатлениям, даже не заметила бы, что такое послание передано.
Машина  была,  как  уже  говорилось,  обоюдоострым  мечом, и  при  таком  ее
применении иммунные  несомненно оказались бы в проигрыше. В  подобном случае
иммунные были бы так же исключены, как нормальные люди во  время  заклинания
духов.

        ГЛАВА 14

     --  Черт  побери,  это  хорошо,  --  сказал  он.  --  Могу  я уведомить
соответствующие инстанции?
     -- Они не сочтут это пустой тратой времени, верно?
     -- У нас не так уж много времени. Где у вас это?
     -- Снаружи, в нише. Наберите 3-М. Прямой провод.
     Вернувшись, он сел в кресло напротив нее  и закурил: -- Они были  очень
возбуждены.
     -- И я тоже, а вы всю заслугу в этом деле свалили на меня.
     -- Но это и была ваша  идея, -- сказал он и, немного злясь, добавил: --
За кого же вы меня принимаете?
     --  Не  сердитесь. Это моя манера благодарить себя.  Очень мило с вашей
стороны.
     -- Действительно? -- Он сделал мрачную гримасу.
     Она укоризненно покачала головой.
     -- Как быстро вы раздражаетесь. Вы становитесь похожим на мальчишку. --
Она  вдруг улыбнулась, и ее лицо, казалось, осветилось изнутри. -- Простите,
пожалуйста. Мне кажется, вы имеете право на об®яснение.
     --  Нет  нужды, -- порывисто сказал он. -- Когда я говорил о доверии, я
не имел в виду вашу личную жизнь.
     --  Мне это  понятно,  но  я  все  же хоте