н Бонвалет, прихваченный как знаток всего связанного с
мореплаванием, два раза пробовал завязать разговор, и
пришлось громко послать подальше этого широкомордого
пропойцу, родившегося наверняка в канаве. Временами
хлестали порывы прохладного ветра, и без плаща было зябко.
Поговаривали, что скоро начнется новый поход во Фландрию,
означавший новые расходы при весьма проблематичных шансах на
трофеи... Словом, де Гонвиль чувствовал себя премерзко.
Сидеть бы у огня, прихлебывая подогретое вино, да ничего не
поделаешь - королевская служба. Этот участок побережья был
в его ведении, и каждое происшествие требовало личного
присутствия. Обстановка. Приказ. Напряженные отношения с
Англией, в связи с чем предписывается повышенная
бдительность и неустанное наблюдение за возможными
происками. Приказы не обсуждаются, а то, что отношения с
Англией вечно напряженные, тех, кто отдает приказы, не
заботит. Хорошо еще, что де Гонвиль обладал правом своей
властью наказывать подчиненных. И если снова дело не стоит
выеденного яйца, быть арбалетчикам поротыми. В интересах
повышенной бдительности: чтобы не путали таковую с мелочной
подозрительностью. Если снова что-нибудь вроде давешней
лодки с отечественными пьянчужками, которых только недоумок
Пуэн-Мари мог принять за английских лазутчиков, долго
настраиваться не было нужды, он и так почти кипел, косясь на
отца Жоффруа, - того он выпорол бы с особым удовольствием,
самолично, не передоверяя это наслаждение слугам. Хорошо,
что святая инквизиция не способна проникать в мысли на
тысяча триста семнадцатом году от рождества Христова.
   Всадники проехали меж холмов, и перед ними открылся
песчаный берег, за которым до горизонта катились низкие
серые волны Английского канала - Капитан Бонвалет
присвистнул, и де Гонвиль уже с явным интересом натянул
поводья. Кажется, мысли о розгах приходилось пока что
отложить.
   Очень длинная лодка непривычного вида наполовину вытащена
на берег, и несколько трупов разметались там, где их настиг
ливень стрел, в разных позах, но одинаково нелепых -
неожиданно застигнутый смертью человек всегда выгладит
нелепо. Вокруг бродили арбалетчики, перебирали что-то в
лодке, переругивались, доносился бессмысленный хохот. Потом
все стихло - Пуэн-Мари увидел всадников и побежал навстречу
своему начальнику.
   Де Гонвиль спрыгнул с коня и пошел к берету, расшвыривая
высокими сапогами песок. Следом косолапо поспешал морской
побродяжка и пылил подолом рясы отец Жоффруа. Де Гонвиль
начал подозревать, что проявившему крайне назойливое желание
сопровождать его инквизитору рассказали о случившемся даже с
большими подробностями, нежели ему самому. Кто, интересно,
из его подчиненных ходит в родственниках (2)? Но
бессмысленно гадать, проникнуть в секреты черного воронья
невозможно. Среди казненных несколько лет назад тамплиеров
был родственник самого де Гонвиля, и кто знает, не
отложилось ли это в цепкой памяти воронья - порядка ради,
про запас.
   Они встретились на полпути к лодке и трупам. Пуэн-Мари
подошел, и по его хитреньким глазкам видно было - чует, что
на сей раз обойдется без разноса. Гнусавя, он рассказывал,
как к ним прибежал рыбак и сообщил о высадившихся на берег
чужаках. Они с арбалетчиками залегли за дюнами и наблюдали,
как явно измученные длинной дорогой чужаки, числом девять
человек мужского пола, бурно выражали радость, а потом
начали творить какое-то действо, смысл коего сразу стал ясен
столь опытному человеку и старому солдату, как Амиас
Пуэн-Мари: он быстро сообразил, что приплывшие об®являют
открытую ими землю неот®емлемым и безраздельным владением
своего неизвестного, но несомненно нечестивого монарха.
Этого, разумеется, никак не могла вынести благонамеренная
душа верного слуга его величества короля и господа бога
Амиаса Пуэна-Мари, вследствие чего вышеозначенный отдал
приказ своим людям пустить в ход арбалеты, что и было
незамедлительно исполнено и повлекло за собой молниеносное и
поголовное истребление противника, о чем Пуэн-Мари имеет
счастье доложить, и да послужит это к вящей славе его
величества Филиппа V. И господа бога, поторопился он
добавить, глянув на отца Жоффруа.
   - Значит, об®являли владением?
   - Именно так, мессир. Их жесты свидетельствовали...
   - Насколько я знаю, из всех существующих на свете жестов
тебе понятен лишь подсунутый под нос кулак, - хмуро сказал
де Гонвиль, не сердясь, впрочем. - Пойдем посмотрим.
   Он присел на корточки над ближайшим трупом, пробитым
тремя стрелами, отметил странный медно-красный цвет лица и
тела, яркие перья в волосах, пестротканную накидку в чудных
узорах - вся их одежда заключалась лишь в таких накидках да
набедренных повязках. Не вставая с корточек, де Гонвиль
вырвал у арбалетчика шнурок со странными украшениями,
костяными и матерчатыми, явно снятый с шеи убитого.
Повертел, бросил рядом с трупом и отер перчатки о голенище.
   Мощного сложения, хотя и изрядно исхудавшие, оценил он,
таким прямая дорога на рудники, да и в его отряде они бы
смотрелись. Он встал и заглянул в лодку. Ничего
интересного там не оказалось: весла, обломок мачты,
какие-то сосуды, пестрое тряпье. Разве что кинжал -
стеклянный на вид и очень острый.
   Он вопросительно глянул на морехода, и тот верно расценил
это как приглашение говорить:
   - Да все тут ясно, мессир. Мне, во всяком случае, ясно.
Мачта сломалась давно, и их унесло в море от какого-то
берега, болтались бог весть сколько, пока сюда не принесло.
Всего и делов. Хотя, если они рискнули выйти в море на этой
скорлупке, я таких уважаю...
   - Так, - сказал де Гонвиль. - Только откуда их могло
принести? В Африке живут черные, а в Китае - желтые. Никто
никогда не видел краснокожих.
   - Море приносит много загадок, мессир, - сказал капитан
Бонвалет. - Когда мы ходили на Азоры, выловили неизвестное
дерево. И ветки со странными ягодами. Другие привозили
странную резьбу по дереву. Говорят, кому-то попадались
утопленники, вроде бы даже и краснокожие. Говорят,
встречались и лодки с людьми. Море... - он смотрел на
серые волны, но явно видел что-то другое. - Море, мессир...
   - Многое можно выловить в чарке, - заметил отец Жоффруа.
   - Ветки с ягодами я видел сам.
   Де Гонвилю стало еще холоднее, когда он наткнулся на
взгляд монаха - холодный взгляд, вызывавший мысли о пламени.
Захотелось быть где-нибудь подальше отсюда, потому что
густой дым с отвратительным запахом паленого щекотал ноздри
- как тогда, в Париже, на острове Ситэ, где сжигали
тамплиеров. К чему еще и это?
   - Я поясню свои мысли, чтобы они легче дошли до сознания
этого печально склонного к преувеличениям, как все моряки,
человека, - тихо, совсем тихонечко говорил отец Жоффруа. -
Я напомню этому человеку, что мы живем на земле, окруженной
бескрайним океаном, и лишь эта земля существует, сотворенная
и осененная господом. Будь за пределами нашего мира иные
земли и населяющие их народы, мы знали бы об этом из Святой
Библии, хранящей божественную мудрость и ответы на любые
вопросы. В противном случае нам пришлось бы признать, что
существуют иные земли, сотворенные явно дьяволом, и народы,
происшедшие на свет иным путем, нежели от потомков Адама.
Это ты хочешь сказать, капитан Бонвалет?
   - Те, кто ходил на Азоры... - забубнил свое просоленный
болван, и де Гонвиль, охваченный ужасом, и - вот странное
дело! - ощутив вдруг, что Бонвалет близок ему в чем-то, что
он не мог определить словами, заорал:
   - Заткнись, пьянчуга, у тебя горячка!
   Арбалетчики придвинулись было, но де Гонвиль яростно
махнул рукой, и они шарахнулись на почтительное расстояние.
   - Тебе незнакомы козни, на которые пускается враг рода
человеческого? - ласково спросил капитана отец Жоффруа. -
Для чего же тогда кладут свои труды духовные наставники?
Может быть, ты нуждаешься в более подробных и долгих
наставлениях? Мы всегда готовы помочь заблудшим овцам...
   Жирный дым щекотал ноздри, и де Гонвиль, презирая себя,
слушал собственный севший, униженный голос:
   - Отец мой, этот человек туп, и требовалось известное
время, чтобы он понял. Но он понял, я уверен. Потому что
речь шла не об этом капитане.
   - Я... это... - Капитан шумно высморкался в песок. -
Чего ж тут непонятного, духовные наставники, конечно...
Святая Библия... Она все вопросы... Свечу я ставлю после
каждого плавания, святой отец.
   - Я рад, - сказал отец Жоффруа. - В таком случае ты
понял: как только огонь уничтожит остатки дьявольского
наваждения, ты забудешь и о них, и об этом огне. Потому что
бывает еще и другой огонь. Ты много времени провел на воде
и оттого, сдается мне, забыл, что огонь служит самым разным
целям, в том числе и очищению души от скверны.
   Капитан Бонвалет кивал, не поднимая глаз. Лица на нем не
было.
   - Иди, - сказал отец Жоффруа, и капитан пошел прочь,
загребая песок косолапыми ступнями. Арбалетчики равнодушно
пялились ему вслед. - Мессир де Гонвиль, вы лучше знаете
своих солдат и умеете с ними разговаривать. Любой, кто
заикнется... Сумейте внушить это им. Действуйте. Не
должно остаться ни малейшего следа. Вам всем приснился сон,
из тех, о которых не рассказывают и на исповеди...
   Он сжал сильными худыми пальцами локоть де Гонвиля,
одобряюще покивал и вдруг произнес непонятное: "Неужели
Атлантида?" - так, словно спрашивал кого-то, кого не было на
скучном сером берегу. Потом в его умных и грустных глазах
мелькнул страх, и ровным счетом ничего не понявший де
Гонвиль подумал: ведь и за отцом Жоффруа следит кто-то в
рясе или мирской одежде, и за ним, в свою очередь, наблюдает
кто-то, и за тем, и дальше, дальше... И где конец этой
цепочки, есть ли кто-то, свободный от надзирающего взгляда?
   Отец Жоффруа отвернулся и пошел вдоль берега, перебирая
четки. Его ряса оставила на песке змеистый след. Люди де
Гонвиля метались, как черти возле жаровен с грешниками, и
вскоре взвилось пламя. Солдаты пялились на него с тупым
раздражением, перебирал четки отец Жоффруа, капитан Бонвалет
сидел на песке, свесив голову меж колен, отвернувшись от
моря и пламени. Де Гонвиль попытался представить себе
необозримый океан, кончающийся где-то иными протяженными
землями, за которыми опять же лежат необозримые океаны. От
этого простора и грандиозности закружилась голова, его даже
шатнуло.
   ...Как звучит прибой, омывающий Азорские острова?

-----------------------------------------------------------

   1) - Элогий - у древних краткая запись, составленная в
        честь известного человека после его смерти с 
        перечислением заслуг покойного.
   2) - Тогдашний термин, обозначавший тайных (или явных)
        шпионов инквизиции