катер
повыше, они должны быть на локаторе... Может, кто из птиц знает?
   - Вызови птиц, - сказал Димов. Он освобождал Сандру от приборов.
   - Зачем их вызывать, - сказал Нильс, - птицы здесь.
   - Они здесь, - подтвердил Павлыш. - Один биоформ со мной  прилетел.
Тот, который Сандру нашел. А рацию он выкинул.
   - Павлыш, вы сейчас свободны? Выйдите наружу, спросите  у  них  про
скалы.
   Павлыш натянул маску.
   Все три птицы сидели на большой плоской скале неподалеку от  купола
и тихо  переговаривались,  поворачивая  изящные   головы.   Над   ними
поднималась  черная  кривая  гора,  окутанная  дымом   и   окаймленная
оранжевым  сиянием.  Давно  Павлышу  не  приходилось   видеть   такого
сказочного зрелища. Похоже было  на  скандинавскую  сагу  -  громадные
белые птицы, вулкан и голый холодный берег.
   Увидев Павлыша, птицы поспешили навстречу.
   - Как Сандра? - спросила одна из них.
   - Сандра пришла в сознание, - сказал Павлыш, - и  сообщила  Димову,
что подводников завалило в каком-то гроте в двадцати  милях  отсюда  к
юго-западу. Там должны быть скалы. Две из них поднимаются  над  водой.
Но Ван таких скал не помнит.
   - Там нет скал, - сказала  вторая  птица.  -  Мы  этот  район  весь
облетели. Ты не видел там скал, Сен-Венан?
   - Нет, Алан, - ответила вторая птица. - Никогда не видел.
   Алан обернулся ко второй птице.
   - А ты?
   Третья птица сказала:
   - По-моему, я видела там два рифа. Они появляются только  в  отлив.
Самые верхушки между волн.
   - Спасибо, Марина, - сказал Алан.
   - Марина? - повторил Павлыш. - Марина?
   Но птица резко взмахнула крыльями и взмыла вверх в дымовой туче.
   - Марина Ким? - спросил Павлыш у Алана.
   - Да. Так что же вы теряете время?

   Три белые птицы летели впереди флайера, чуть выше  его.  От  обилия
вулканического пепла воздух стал красноватым, зловещим, и крылья  птиц
отсвечивали пожаром.
   Одна из птиц была Золушкой, которая переменила обличье и не хотела,
чтобы Павлыш об этом узнал...
   - Кто пойдет с аквалангом? - спросил  Нильс.  Он  занимал  середину
кабины,  а  остальные  сидели  вокруг,   словно   окружали   громадный
праздничный  пирог.  Нильс  отмел  все  возражения   Димова,   который
опасался, что ему будет трудно работать под водой:
   - Вы без меня вряд ли сможете разобрать завал и  пробиться  вглубь.
Вы будете взрывать скалы? Вы будете их разбирать  голыми  руками?  Или
будете ждать, пока с диспетчерской планетоида вам перекинут подводного
робота?
   - У нас есть свой. Его можно смонтировать, если нужно, за несколько
часов.
   - Вот именно. Несколько часов. И привести его туда на катере. И он,
в результате, примется за работу, когда будет уже поздно.
   - Ты прав, Нильс, - согласился Димов.
   - А Марина давно на Станции? - спросил Павлыш через минуту.
   - Она новенькая, - сказал Димов. - Месяц как в небе.
   Внизу показался катер.
   Катер рубил волны, выставив над ними голову-рубку.
   Павлыш сказал Вану по рации:
   - Поднимись в воздух и иди над водой на самом малом ходу.
   - Зачем?
   - Я сяду к тебе на палубу.
   - Вряд ли это возможно.
   - Другого выхода нет.
   Птицы летели высоко, казались белыми точками под пурпурным потолком
облаков. Потом пошли вниз и в сторону.
   - Павлыш, - сообщил Алан, - две скалы над самой  водой  в  полутора
километрах от тебя. Мы идем вниз. Смотри.
   - Хорошо, - ответил Павлыш. Он смотрел, как катер, расплескав пену,
выходит из воды. Он стал постепенно снижаться, чтобы уравнять свой ход
со скоростью катера.
   - Ровнее иди, - сказал он Вану.
   - Как по ниточке, - ответил Ван.
   - Держитесь!
   Флайер опустился на палубу катера за рубкой. Палуба была  мокрой  и
покатой с боков. Павлыш выпустил страховочные ноги флайера, и рубчатые
присоски сжали бока катера.
   - Некоторое время удержусь, - сказал Павлыш. - Откройте нижний люк.
   Нильс  спрыгнул  на  палубу   первым   и,   аккуратно   переставляя
конечности, пошел к рубке. Щупальца свисали по  бокам  панциря  -  ими
Нильс подстраховывался. Он не умел плавать и пошел бы на дно камнем. А
глубина здесь немалая. Катер,  с  сидевшим  на  нем,  словно  всадник,
флайером не спеша летел над волнами.
   Павлыш поднял голову, разыскивая птиц. Но не увидел их.
   Гогия замер у люка,  не  зная,  что  делать  дальше.  Пассажиры  по
очереди скрылись в рубке. Павлыш спросил Вана:
   - Все благополучно?
   - Да.
   - Дай мне Димова.
   - Я слушаю тебя, Слава.
   - Я хотел бы пойти вниз с Нильсом.  Я  хороший  ныряльщик,  сильнее
многих. Могу пригодиться.
   - Нет, - сказал Димов, - оставайся где ты есть.  Может  получиться,
что будешь нужнее как пилот, чем как ныряльщик.
   Павлыш включил двигатель. Флайер,  присев  от  напряжения,  оторвал
ноги от покатой спины катера и резко взмыл вверх. Катер  шлепнулся  на
волны и запрыгал как камень, полого брошенный с берега, затем  скрылся
под водой.
   Поднявшись на сто метров, Павлыш разглядел белые буруны,  в  центре
которых черными точками торчали вершины скал.
   Павлыш вызвал Алана. Рация была только у него.
   - Скажи спасибо Марине. Она вывела нас точно к месту.
   Ему хотелось лишний раз повторить это  имя.  Он  вдруг  понял,  что
никакого  шока,  ужаса,  отвращения,  боли  -  ничего   подобного   не
испытывает. То  ли  был  подготовлен  к  такому  повороту  событий  за
последние сутки, то ли прав все же Димов: биоформ остается  человеком,
только экзотически одетым. Марину было жалко. Полгода назад... полгода
назад она  уже  начала  биоформирование.  И  почему-то  ей  надо  было
обязательно увидеть того человека на Луне, того капитана,  который  не
захотел ее увидеть. Может быть, тот капитан  предпочел  отказаться  от
Золушки в хижине. Понятно, что она считала себя преступницей.  Сбежала
из института... ее вообще могли снять с эксперимента.
   Павлыш услышал голос Димова:
   - Они здесь, под осыпью.
   - Вот видишь, - сказал Гогия, - я в этом не сомневался.
   - Слушай, Павлыш, - сказал Димов, - мы  сейчас  на  глубине  сорока
двух метров. Ван остается в катере. Мы с Нильсом  выходим  к  оползню.
Иерихонский будет страховать нас  снаружи.  На  всякий  случай  включи
запись, регистрируй все наши движения.
   - Ясно, - сказал Павлыш, - включаю запись.
   - Мы выходим.
   - Далеко им идти до завала? - спросил Павлыш Вана.
   - Нет, я их отлично вижу.
   Павлыш представил себе эту сцену. Катер  завис  у  самого  дна  над
камнями, среди обломков кораллов и перепутанных  водорослей.  Рядом  с
катером в нескольких  шагах  Иерихонский.  Луч  его  шлемового  фонаря
высвечивает  сутулого  Димова  в  облегающем  оранжевом  скафандре   и
уверенно шагающую впереди черепаху.
   - Мы дошли до осыпи, - сказал  Димов.  -  Нильс  ищет  вход.  Здесь
должна быть трещина, сквозь которую выбралась Сандра.
   Наступила длинная пауза.
   Павлыш связался с островом. Там все было по-прежнему. Сандра спала.
Пфлюг сказал, что положение в кратере стабилизировалось.  Идет  вязкая
лава. Если скорость истекания сохранится прежней, то  к  утру  площадь
острова значительно  увеличится.  Лет  через  сколько-то  можно  будет
сажать здесь цитрусовые.
   Гогия оторвался от своих приборов, сел рядом с Павлышем.
   - Все-таки я  не  завидую  Иерихонскому,  -  сказал  он.  -  Любить
женщину, которая, в сущности, наполовину рыба...
   - Но она всегда может вернуться в прежнее состояние.
   - Трудно. Она же не совсем биоформ.  Подводников  готовили  еще  до
Геворкяна. К тому же она и не захочет. Сандре нравится ее  жизнь.  Она
помешана на океане. Когда-нибудь вам наверняка расскажут  их  историю.
Очень романтично. Они познакомились,  когда  Сандра  уже  работала  на
Наири. Она прилетела как-то  к  нам  в  Тбилиси  на  конференцию,  там
встретила Иерихонского... ну и представляете... Он, когда  все  узнал,
пытался ее отговорить.  Безрезультатно.  Так  что  же  вы  думаете:  в
результате он сам перешел работать на Проект, чтобы быть рядом.
   Гогия вздохнул.
   - А вы могли бы полюбить подводницу? - спросил Павлыш.
   - Откуда мне знать, если у меня в Кутаиси молодая жена живет? Самая
обыкновенная жена. Очень красивая. Я вам в  Лаборатории  фото  покажу.
Письмо прислала - три килограмма.
   - Ну а вот... - Павлыш показал на реявших в небе птиц.
   - Это совсем другое дело, - сказал Гогия. - У Алана у самого  дочка
в нашем институте работает. Это временно. Это как маска. Пришел домой,
снял маску и живи.
   - Ага, - раздался голос Димова, - есть щель!
   Павлыш  держал  рацию  на  приеме,  отключив  передачу,  чтобы  его
разговор с Гогией не мешал остальным.
   - Да что там говорить, - продолжал Гогия, - вы у Вана были?
   - Меня там поселили.
   - Правильно. Большая комната. Светлая. Там на стене портрет  Марины
Ким висит. Не заметили?
   Гогия не смотрел на Павлыша и не заметил, как тот покраснел.
   - Мы с Нильсом отвалили камень, сказал Димов.  -  Есть  ход.  Очень
узкий. В глубине еще завал.
   - Ну и что? - спросил Павлыш у Гогии. -  Вы  сказали,  что  у  Вана
висит портрет Марины Ким.
   - Да. Он в нее смертельно влюблен. Он знал ее еще на  Земле,  когда
она стажировалась в институте. Меня  тогда  в  институте  не  было,  я
только здесь  к  ним  присоединился.  А  тут  еще  у  Марины  начались
неприятности...
   - Есть! - сказал Димов. - Пошел камень! Осторожнее!
   Павлыш замер.
   "Раз, - считал он про себя, - два, три, четыре, пять..."
   Димов громко вздохнул.
   - Ну и силища у тебя, Нильс... Он такую глыбу удержал,  просто  уму
непостижимо.
   На связь вышла Станция. Спрашивали, высылать ли второй флайер.
   Павлыш велел  ждать,  пока  смонтируют  подводного  робота.  Может,
придется его доставлять сюда.
   - Правильно, - сказал Гогия. Потом  продолжал  свой  рассказ:  -  Я
деталей не знаю. Только все дело в  ее  отце.  Он  жуткий  педант.  Он
запретил Марине идти к нам в  институт.  Сказал,  что  не  захочет  ее
больше видеть... В общем, боялся за нее, пробовал  воздействовать,  но
на Марину  очень  трудно  воздействовать.  Когда   она   все-таки   не
подчинилась, он, как человек слова, сказал, что больше ее  не  увидит.
Правильно сказал. Отец всегда отец. Надо уважать.
   - Трещина открыта - сказал Димов, - я  остаюсь  пока  здесь.  Нильс
пытается до них добраться.
   - Дальше, - сказал Павлыш.
   - Вам, наверное, неинтересно.
   - Ничего, все равно ждем.
   - Ван помог Марине убежать из института на один день.
   - На Луну? - вырвалось у Павлыша.
   - А как вы догадались?
   - Это было полгода назад?
   - Да, как раз полгода. Она уже прошла курс подготовки, с нее  сняли
биокопии  и  начали  обработку  терапевтическими   средствами,   чтобы
понизить сопротивляемость организма. Не могла она  убегать.  Не  имела
права. На месте Геворкяна я бы ее обязательно уволил. А  она  полетела
на  Луну.  Оттуда  должен  был  стартовать   ее   отец.   Он   капитан
"Аристотеля".
   - Нильс? Это ты, Нильс? - послышался голос Вана.
   - Он передает, что нашел их, - сказал Димов, - нашел.
   - В каком они состоянии?
   - Не знаю, - сказал Димов, - ждите.
   - Ну и чем все кончилось? - спросил Павлыш.
   - А? Мы о Марине? Ничем. Простили.  Ван  всю  вину  взял  на  себя.
Марина всю вину взяла на себя, Димов всю вину взял на  себя,  Геворкян
посмотрел  на  них,  старый  человек,  мягкий   стал...   и   простил.
Романтическая история. Только отец не простил. Улетел,  понимаешь?  Но
простит. Куда денется...
   - На какой они глубине? - спросил Павлыш у Вана, включив передачу.
   - На двадцать метров ниже меня, - ответил Ван.
   На  катере  заполнили  водой  грузовой  отсек,  поместили  в   него
биоформов-акул и пошли к Станции.
   Павлыш тем временем вернулся к острову, чтобы  эвакуировать  оттуда
Сандру и Пфлюга и вывезти оборудование. Поток лавы изменил направление
и угрожал заливу и убежищу. Сандра все еще не просыпалась.
   Пока Пфлюг с Гогией устраивали в кабине Сандру, Павлыш  возвратился
в убежище. Он вытащил приборы, отключил питание  рации,  задраил  люк.
Теперь  убежище  будет  пустовать  до  тех  пор,   пока   природа   не
утихомирится. Гогия выскочил из флайера, взял один из ящиков,  побежал
обратно. Оставался еще один контейнер - такой тяжелый, что унести  его
можно было только вдвоем. Павлыш присел на край ящика, дожидаясь, пока
кто-нибудь вернется помочь ему.
   Все вокруг изменилось. Сутки назад залив был мирным, тихим уголком,
даже волны не добирались до берега. Теперь низко над  островом  висели
облака пепла, то и дело  сыпал  крупный  мутный  дождь.  Вулканчик  на
склоне горы плевался грязью, поток лавы с вершины, дымясь, достиг  уже
залива и образовал язык  полуострова.  Струи  пара  вырывались  сквозь
трещины на склоне. Через них пробивались зловещие  отблески  оранжевых
сполохов над вершиной горы.
   Одна из птиц вернулась к острову вслед за флайером  и  кружила  над
головой.
   Павлыш помахал ей рукой. На птице  не  было  рации,  и  он  не  мог
спросить, кто это.
   Грязевой вулкан вдруг выбросил высоко в  небо  струю  жижи,  словно
хотел сбить птицу на лету, и та, сложив крылья, пошла в сторону.
   Гогия сказал:
   - Давай возьмем контейнер.
   Павлыш встал, наклонился, подхватил контейнер, и они потащили его к
флайеру. Земля под ногами мелко дрожала.
   - У меня такое впечатление, - сказал Гогия, - что  остров  в  любой
момент может взлететь на воздух.
   - Не беспокойся, - сказал Павлыш, - должны успеть.
   - Алан на всякий случай  нас  страхует,  -  сказал  Гогия,  -  тоже
опасается.
   - Это Алан? Ты как различаешь?
   - Я так думаю, что это Алан. Он настоящий мужчина.
   Конечно, это не Марина, подумал  Павлыш.  Ей  не  хочется  со  мной
встречаться. Шлем заглушал грохот вулкана. До Павлыша  доносился  лишь
ровный, глухой, утробный гул. Но в этот момент в недрах горы зародился
такой пронзительный и зловещий звук, что он проник внутрь шлема.
   Человек, становящийся свидетелем катастрофы,  внезапной  и  скорой,
действует   инстинктивно.   И   представление   о   том,    в    какой
последовательности происходили события, складывается уже потом,  когда
все  минует,  и  на  собственные  впечатления  накладываются  рассказы
очевидцев. И если  Павлышу  показалось,  что  по  склону  горы  ударил
невидимый топор и она, как деревянная колода, начала разваливаться под
этим ударом,  то  Пфлюг,  видевший  все  из  открытого  люка  флайера,
мысленно сравнил  взрыв  с  театральным  занавесом,  раздвигающимся  в
стороны в момент, когда оркестр гремит последним аккордом увертюры,  а
сквозь расширяющуюся щель проникает со сцены яркий свет.
   Наверно, Павлыш стоял неподвижно более секунды. Почему-то  он  даже
не упал, не потерял равновесия, и мозг его успел  отметить,  что  гора
распадается слишком медленно. И тут воздушная волна подхватила  его  и
бросила к флайеру.
   Сейсмолог висел в люке и что-то кричал, но  Павлыш  не  слышал.  Он
смотрел на рушащуюся декорацию и видел, как гигантский вихрь подхватил
птицу, белое перышко, бросил ее вверх, закружил и понес к воде...
   - Скорее! - кричал Гогия. - Поднимайся!
   Внутри  горы  была  видна  желтая  раскаленная  масса,   мягкая   и
податливая. Она медленно вываливалась сквозь зубья скал.
   Павлыш не мог оторвать взгляда от комка белых перьев,  от  пушинки,
падающей в воду.
   - Куда? - кричал Гогия. - Ты с ума сошел!
   Павлыш подбежал к воде. Птица, несомая воздушной волной, падала как
лист с дерева, бессильно вращаясь в воздухе.
   Она должна была упасть метрах в ста от берега, но порыв  встречного
ветра бросил ее ближе к суше, и Павлыш, даже не  подумав,  глубоко  ли
там, побежал, увязая в грязи, скользя и стараясь удержать  равновесие,
а земля, вздрагивая, уходила из-под ног.
   Сначала дно снижалось полого и грязная вода достигла  коленей  лишь
шагов через двадцать.
   Птица упала в воду.  Одно  крыло  ее  было  прижато,  другое  белой
простыней распласталось по  воде.  В  птице  была  какая-то  ватность,
неодушевленность. Дно уступом ушло вниз, и Павлыш провалился по пояс в
воду. Каждый шаг доставался с трудом, вода в заливе бурлила  и  ходила
водоворотами, хотя на поверхности вязкий слой пепла сковывал волнение,
как пена в кастрюле закипающего супа.
   Птицу медленно относило к центру залива, и Павлыш спешил,  понимая,
что плыть в своем комбинезоне он не сможет, и молил судьбу, чтобы  дно
больше не понижалось, чтобы хватило сил и времени добраться  до  белой
простыни.
   Он дотянулся до края крыла, и в этот момент его ноги потеряли  дно.
Не выпуская крыла и боясь в то же время, что перья могут не выдержать,
Павлыш тянул птицу к себе, все глубже уходя в воду. Неизвестно, чем бы
закончилось  это  акробатическое  упражнение,  если   бы   Павлыш   не
почувствовал вдруг, что кто-то его тянет назад.  Несколько  секунд  он
продолжал  удерживать   неустойчивое   равновесие,   потом,   наконец,
преодолел инерцию, и птица легко заскользила по воде к берегу.
   Не отпуская крыла, Павлыш обернулся. Гогия стоял по  пояс  в  воде,
вцепившись сзади в комбинезон Павлыша.  Глаза  у  него  были  бешеные,
испуганные,  и  он  несколько  раз  открывал  рот,  прежде  чем   смог
произнести:
   - Я... вы же могли... не успеть...
   Они подхватили легкое, выскальзывающее из рук тело птицы, и понесли
его к берегу. Голова птицы бессильно поникла, и свободной рукой Павлыш
ее поддерживал. Глаза птицы были затянуты полупрозрачной пленкой.
   - Ее оглушило, - сказал Павлыш.
   Гогия не смотрел на него. Он глядел вперед, на берег.
   Павлыш взглянул в ту сторону. Лава, выливавшаяся через расщелину  в
горе вязким языком, намеревалась отрезать им путь к берегу.
   - Бери левее! - крикнул Павлыш.
   Флайер находился по ту сторону лавового  языка  и  казался  мыльным
пузырем на закате.
   Им пришлось снова зайти вглубь почти по пояс, чтобы  не  попасть  в
закипающую воду, обогнуть стену пара, поднимающуюся на границе лавы  и
воды.
   Павлыш с трудом потом мог вспомнить, как они добрались до флайера и
занесли внутрь птицу - крыло никак не желало складываться и застревало
в люке...
   Павлыш поднял машину над островом и бросил ее в сторону моря.
   - Ну все, - сказал он, - выбрались, теперь как-нибудь доплетемся до
дому.
   Гогия задраил люк. Пфлюг осматривал птицу.
   Павлыш включил рацию.
   - Сколько можно! - возмущался кто-то знакомым  голосом.  -  Сколько
можно молчать? Мы вызываем вас уже полчаса!
   - Некогда было, - сказал Павлыш, - пришлось задержаться на острове.
Димов вернулся?
   - Они на подходе, - ответил тот же голос. - Нет, вы  мне  ответьте,
кто вам дал право нарушать  правила  поддержания  радиосвязи?  Что  за
мальчишество? Кто управляет флайером? Это ты, Гогия? Я тебя  отстраняю
от полетов, и даже Димов не сможет тебя защитить.  Стоит  на  два  дня
покинуть Станцию, и все летит кувырком!
   - Это вы, Спиро? - спросил Павлыш.
   - Я, а кто за рулем, я спрашиваю?
   - Павлыш.
   - А, вот кто! Вас в Дальнем флоте не учат, что  нужно  поддерживать
связь с центром?
   - Да погодите вы, Спиро, - сказал Павлыш устало. - Я иду сейчас  на
малой скорости. Ждите через полчаса. Подготовьте операционную.
   - Стой, не отключайся! - крикнул Спиро. - Выслать  тебе  на  помощь
второй флайер?
   - Зачем? Чтобы летел рядом?
   - А кто пострадавший?
   Павлыш обернулся к Пфлюгу.
   - Что там у Алана? Наверное, надо передать.
   - Это не Алан, - сказал Пфлюг, - это Марина. У нее  сломано  крыло.
Дай-ка мне микрофон...

   Вершиной на Станции назывался большой,  вырубленный  над  основными
помещениями зал, специально оборудованный для птиц-биоформов.  В  зале
был бокс для обследования биоформов, запасы пищи для них, здесь стояли
их диктофоны и приборы, которыми они пользовались.
   Павлыш с Мариной сидели в зале Вершины. Павлыш на стуле,  Марина  в
гнезде из легкой частой сетки, которое соорудил для биоформов Ван.
   Павлыш никак не  мог  привыкнуть  к  ее  механическому  голосу.  Он