кий.   -   Я   уже   принял
нитроглицерин.
     Шубин пошел к Спиридонову.
     Дверь в номер была закрыта. Он постучал:
     - Войдите, - сказала Эля.
     Шубин закрыл за собой дверь, чтобы не просачивался дым.
     На столике у кровати горела керосиновая лампа. Эля сидела на
стуле, держа  Спиридонова  за руку.  Тот лежал на спине,  глядя в
потолок, одеяло ровным и пологим горбом покрывало его живот.
     - Это ты Шубин? - спросил Спиридонов. - Ну как там?
     - Горит,  -   сказал   Шубин.   -   Но   прибежало   столько
добровольцев, что, может, и обойдется.
     - Если начало гореть как следует,  нам не потушить, - сказал
Спиридонов. - Глупо получилось.
     - Почему глупо?
     Эля поднялась со стула.
     - Ты садись,  - сказала она.  - Хочешь, я тебе воды принесу?
Только из под крана.
     Эля все еще была в его аляске.
     - Слушай,  -  вспомнил  Шубин.  -  Там  в  кармане  банка  с
растворимкой. Разведи мне холодной водой.
     - Хорошо, - сказала Эля.
     Она ушла в ванную.
     - Я боюсь, что помру, - сказал Спиридонов.
     - Еще чего не хватало.
     - Ты думаешь,  что я молодой?  - сказал он. - Я же на фронте
был. Я ран насмотрелся.  Этот гад меня глубоко  пронзил,  слишком
глубока. А они остановить не сумели.  Перевязали,  все сделали, а
она идет.  Я уж руку держу под  одеялом,  чтобы  кровь  под  себя
подгребать. Чего людей беспокоить.
     - Нет, так не будет, - сказал Шубин, словно отменял приговор.
     - Дурак ты,  - сказал Спиридонов. - Может, я этого заслужил.
Пожар почему?  Потому что я сдуру сунулся, куда не следует, лампу
опрокинул. Если погибнете, проклинайте меня.
     - Вы хотели как лучше.
     - Я всю жизнь хотел как лучше.  А получалось не как лучше...
А знаешь, мне лучше помереть как бы на боевом посту... Я не шучу,
ШУбин. Я  же  понимал,  чего  Гронскому  надо  - на повышение,  в
Москву. Он старался,  вторую очередь  пустил  без  очистных  -  и
отрапортовал. А  я  знал,  что  здесь липа.  И про общественность
знал, и про митинг.  Все знал и  дал  понять  Гронскому,  что  не
замечаю. Даже вони не замечаю,  в которой люди жала.  Думал,  что
обойдется. Мне же тоже  рапортовать  -  уже  министру.  А  я  уже
пенсионный возраст прошел, сечешь? Если не выполним, мне уходить.
А я еще сильный,  у меня  работать  охота  была...  да  что  тебе
говорить... Я и в Москву тебе не дал звонить... помнишь?
     Шум воды в ванной прервался. В кране заурчало.
     - Ну вот, - сказал Спиридонов.
     - Что? - не сообразил Шубин.
     - Я  все  ждал,  -  сказал Спиридонов.  - Это же должно было
случиться.
     - Вода?
     - Конечно.  Там же насосная станция. Не из колодца же... А я
все думал,  как  вы  начали  пожар тушить,  вот и конец...  вот и
конец... Ко-нец... ко-нец...
     Спиридонов будто   играл  этим  словом,  произнося  его  все
невнятнее и тише.
     В комнату вернулась Эля.
     - Вода кончилась, - сказала она.
     - Тогда плохо,  - сказал Шубин. - Если они пожар потушить не
смогли... не знаю, куда и бежать...
     - Юра, - сказала Эля.
     - Что?
     - Я люблю тебя.
     - Надеюсь,  у тебя еще будет в жизни немало поводов  сказать
это.
     - Я правда тебя люблю.
     Спиридонов застонал тонко и тихо, будто ребенок.
     - Надо будет тащить его на крышу,  - сказал Шубин,  и  мысль
эта была  просто ужасна.  Эля не могла понять,  что значит тащить
Спиридонова.
     - Почему на крышу?
     - Это наш единственный шанс,  - сказал Шубин. - Вниз нельзя.
Это мгновенная смерть.  А если уже поднялась тревога,  то ищут на
крышах.
     - На вертолетах ищут?
     - Наверняка... И пожар не сразу туда доберется.
     Господи, как я неубедительно говорю, подумал шубин.
     Я должен говорить,  чтобы Эля мне  верила.  И  сейчас  будут
другие люди, и я тоже должен говорить им твердо, чтобы они верили.
     Шубин подошел к окну.  Окно в том номере выходило на  пустые
крыши домов, на мертвые улицы и зарево пожаров. Шубин поглядел на
часы. Еще нет трех. Всего три часа прошло?
     Эля стояла рядом с ним, осторожно касаясь его плеча.
     - Эля, - сказал Шубин. - Я хочу попросить тебя об одной вещи.
     - Да?
     - Ты не согласишься быть моей женой?
     - Ты с ума сошел!
     - Я никогда в жизни не был так серьезен. Ты для меня - самый
близкий человек на земле.
     - Ой, ты для меня тоже. Митька и ты.
     По коридору   кто-то  бежал.  Остановился  у  двери.  Громко
спросил:
     - Здесь?
     Далекий невнятный голос дежурной ответил:
     - Здесь, здесь.
     Дверь распахнулась.  Это был милиционер. Грязный, в саже. Он
с порога закричал:
     - Воды нет! Вода не идет!
     - Знаю, - сказал Шубин.
     - Но там горит! Весь этаж горит.
     - Значит, не успели, - послышался слабый голос с кровати.
     - Что делать?
     Шубин вздохнул - никуда не деться.
     - Будем выводить людей на крышу,  - сказал он.  - Сколько-то
времени  у  нас  есть.  Давай,  зови  всех  людей  снизу.  Пускай
поднимутся.  Проверьте  по  номерам,  чтобы  никто не остался.  Я
сейчас приду.
     - Слушаюсь, - сказал милиционер. - Правильно, Юра.
     - А  сам  придешь сюда.  Гронского позови,  нет,  лучше того
грузина, с огнетушителем... Будем поднимать наверх Спиридонова, -
Шубин показал на кровать.
     - Не надо,  - сказал Спиридонов явственно.  - Лишнее дело. Я
умер.
     - Иди, иди, - сказал Шубин.
     - Сейчас, - милиционер громко затопал по коридору.
     Эля отошла к кровати.  посмотрев, Шубин увидел, что простыня
и одеяло мокрые от крови, кровь течет на пол.
     - Сергей Иванович, - позвал он.
     Спиридонов не откликнулся.
     - Он кровью истечет, - сказала Эля.
     - Вижу. Перельют. Надо скорее его поднимать.
     - А там мороз.
     - Какого черта ты сомневаешься?  - закричал Шубин.  - Нельзя
сомневаться. Если мы будем сомневаться, то останемся в мышеловке!
     - Да, - сказала Эля робким голосом.
     - Прости.
     - Ты прав.
     - Эля,  если ты думаешь,  что я сказал про  женитьбу  только
потому, что у нас так получилось, - нет!
     - Я верю тебе,  Юрочка, - сказала Эля. - Ты не беспокойся, я
тебе, конечно, верю.
     По коридору снова затопали. Вошел милиционер, за ним Руслан.
Руслан был черен - весь - от кепки до пяток.  Кто-то еще топтался
в дверях.
     - Отнесем Спиридонова наверх,  - сказал Шубин. - Нужно шесть
человек, он тяжелый.
     - Сейчас подойдут, - сказал Руслан. Зубы и белки глаз у него
были белые.  На кого же он похож?  На  шахтера,  конечно  же,  на
шахтера!
     - Как там пожар? - сказал Шубин.
     - Горит, - сказал Руслан. - Красиво горит.
     - Нельзя понять, - сказал Коля. - Там дым.
     Дым проникал и в номер,  потому что дверь была открыта.  Все
толпились в махонькой прихожей.
     - Заходите,  -  сказал Шубин.  - Беремся за углы матраса,  а
двое посередине.
     Спиридонов молчал. Эля наклонилась, попробовала пульс.
     - Не задерживай,  - сказал Шубин.  - И захвати  все  одеяла.
Сколько можешь. Его надо будет закутать.
     Спиридонова они  до  крыши  не  донесли.  Сначала   пришлось
остановиться между  четвертым  и пятым этажами.  Спиридонов начал
биться, будто  хотел  вырваться,  он  ругался,  но  невнятно,   и
непонятно было,  чего  он хочет.  Эля,  которая захватила с собой
графин с водой,  старалась его напоить.  Он не пил.  Потом  вдруг
перестал биться, замолк, вытянулся. Но еще не умер.
     - Шубин, - прошептал он. - Шубин, ты здесь?
     - Я здесь, Сергей Иванович.
     - Прости, Шубин, - прошептал Спиридонов. Все замолкли, чтобы
было слышно   Шубину.   Спиридонов  быстро,  мелко  дышал.  Потом
заговорил снова:  - Бойся Гронского.  Он выживет.  Ему надо будет
это дело покрыть...  нейтрализовать.  Понимаешь? Ты скажи... меня
нет, а ты скажи...  только осторожно,  а жена моя проживает... ты
паспорт мой возьми.
     И вдруг он замолчал. И перестал дышать. Сразу.
     Они стояли  вокруг и ждали чего-то.  Эля поставила графин на
пол и пригнулась к его лицу,  слушала. Потом наклонилась еще ниже
и прижала ухо к груди.
     - Молчит, -  сказала она.
     Шубин увидал,  что глаза Спиридонова полуоткрыты. Он положил
ладонь ему на глаза,  и веки послушно сомкнулись. Лоб Спиридонова
был горячим.
     - Все, - сказал милиционер.
     Мимо них  проходили  люди,  обходили,   поднимаясь   наверх,
некоторые  несли  вещи.  Они  старались  не  смотреть на лежащего
человека. И ничего не спрашивали.
     Шубин ощутил  усталую  тупость  проходивших  людей.  Уже  не
страх, а усталость, когда все равно.
     - Поднимем его? - сказал Шубин.
     - Ты что,  совсем дурак? - удивился Руслан. - Зачем мертвого
таскать. Ему и здесь лежать хорошо.
     Он натянул одеяло на лицо Спиридонову.
     И они пошли наверх, на крышу.
     На крыше уже было много народу.  Некоторые принесли одеяла и
кутались  в  них,  сидя  на чемоданах,  другие стояли или ходили,
вглядываясь вдаль,  смотрели в небо  откуда  должно  было  прийти
спасение.
     Говорили тихо.
     - Старик, - вдруг вспомнил Шубин, - старик там сидит.
     - Где? - не поняла Эля.
     Но дежурная по этажу поняла.  Она стояла рядом, закутанная в
одеяло, которое капюшоном свисало на глаза.
     - Помер старичок,  вы ушли,  а он помер,  - сказала она. - Я
точно знаю.
     - Почему вы знаете?
     - Потому что он со стула упал.  Я слышу, со стула упал, а он
помер. Инфаркт, наверно.
     - Не надо, не ходи туда, - сказала Эля. - Он все равно умер.
     - Все помрем,  грехи наши, - сказала дежурная. - Никто живой
не останется.
     Шубин подумал - чего-то не хватает,  чего-то  ожидаемого.  И
понял: молчит колокол в церкви.
     - Возьми куртку, - сказала Эля.
     - Не надо, мне не холодно.
     - Возьми, у меня одело есть.
     - Вернусь, тогда возьму.
     - Ты куда? Тот старик умер. Я сама видела.
     Шубин увидел Гронского.  Он  стоял  у  края  крыши,  за  ним
шестерка  Плотников.  И  две  толстые  женщины.  Они были одеты -
значит, было время одеться.Шубин понял, что он давно уже не видел
Гронского.  И он не обгонял их,  когда несли Спиридонова. Значит,
он поднялся сюда раньше.
     Гронский стоял, приложив к ондатровой шапке руку в перчатке,
и смотрел вдаль, как моряк, ожидающий встречи с землей.
     Шубин хотел было сказать ему,  что Спиридонов умер, но потом
передумал: если  сам не спрашивает,  значит,  забыл о начальнике.
Вспомнит.
     Подул ветер. Это хорошо. ветер нужен. Зачем? Голова работает
с трудом.  Ветер  нужен,  об®яснил  он  себе   терпеливо,   чтобы
разогнать газ,  и тогда мы все выйдем из гостиницы. Газ улетит, и
мы выйдем. Если, конечно, огонь не отрежет нам путь.
     - Коля, - позвал он. - Пошли вниз.
     - Пошли, - сказал Коля, святой человек. - Зачем?
     - Посмотрим, где огонь. И можно ли выйти из гостиницы.
     - Я с вами пойду, - сказал Руслан. - Здесь холодно.
     - А выйти нельзя, - сообщил милиционер, спускаясь за Шубиным
по лестнице. - Там газ.
     Было темно, приходилось идти, придерживаясь за стену.
     - Ветер,  - сказал Шубин. - Если станет сильнее, он разгонит
газ.
     - Ветер есть, - сказал Руслан. - Еще какой!
     Спиридонов лежал на площадке, и Шубин, проходя, не удержался
- поднял его уже похолодевшую тяжелую руку и постарался  нащупать
пульс.
     Руслан и Коля молчали, ждали.
     - Пошли, - сказал Шубин.
     Но они смогли добраться только до третьего  этажа.  Там  уже
был такой  дым,  что  не  выйдешь  даже  в холл.  снизу доносился
громкий треск - огонь пожирал нижние этажи.  Шубина охватил  ужас
от ненадежности   существования,  от  того,  что  огонь  пытается
выгрызть низ гостиницы и скоро,  очень скоро он  подточит  ее,  и
крыша со всеми людьми, и Эля, и он - все рухнут в оранжевое пламя.
     Шубин даже забыл, что хотел найти старика Володиевского.
     - Плохие дела, - сказал Руслан.
     - Поднимемся на четвертый, - сказал Шубин.
     Там они  подошли  к  окну,  что  выходило  на площадь.  Луна
спряталась, и стало куда темнее. И небо светилось меньше. Площадь
порой скрывалась за клубами дыма, что рвались снизу. Клубы мешали
смотреть.
     - Что хотите? - спросил Коля.
     - Хочу понять, есть ли ветер на площади.
     Он вглядывался в прорывы в дыму,  стараясь угадать,  в каком
состоянии газ.  Ему  казалось,   что   желтая   мгла   завивается
смерчиками... нет, наверное, он так хочет это увидеть, что видит.
     - Погляди, - сказал он Коле.
     Милиционер и Руслан прижались к стеку.
     - Поехала, сказал Руслан. - Точно говорю, поехала.
     - Кажется,  гонит,  - сказал Коля.  - Только не знаю, хорошо
это или плохо.
     - Почему? - спросил Руслан.
     - А потому,  - рассудительно произнес милиционер,  - что  ее
может нагнать еще больше, чем раньше. Ты думаешь, что ее отгонит,
а ее может пригнать.
     Это была здравая, хоть и грустная мысль.
     Дым валил все сильнее,  и площадь появлялась лишь  в  редких
просветах.
     - Пошли наверх, - сказал Шубин. - Все ясно.
     На крыше мало что изменилось  -  лишь  возросло  напряжение.
Многие столпились у края,  заглядывая вниз,  показывали пальцами.
Шубин понял,  что надежда на то,  что ветер,  который не  спадал,
отгонит газ, овладела всеми.
     Эля подбежала к Шубину.
     - Разгоняет, - сказала она. - Ты знаешь?
     - Хорошо бы скорее, - сказал Шубин. - Горит уже третий этаж.
     - Не может быть, - прошептала Эля. Она сразу все поняла.
     Высокий столб  дыма  поднялся над крышей,  порывом ветра его
бросило на  людей,  кто-то   закашлялся.   Испуганно   вскрикнула
женщина. Поднимавшийся ветер подавал надежду на спасение.  Черный
дым напомнил об опасности.
     Шубин смотрел  вдал,  к  реке,  к  заводу.  Зарево пожара на
текстильной фабрике достигло реки,  и Шубин мог  поклясться,  что
видит не ровную желтую гладь, а клубы тумана, гонимого ветром.
     - Надо спускаться, - сказал кто-то.
     Гронский пошел к выходу с крыши. Шубина он обошел, словно не
заметил.
     За ним потянулась толстая Вера с приятельницей.  Сзади шагал
шестерка Плотников.
     - Вы хотите спускаться?  - спросил Шубин. - Я там только что
был. Горит уже третий этаж. Вы не пройдете.
     - Не  поднимайте паники,  - брезгливо сказал Гронский.  - Мы
намочим полотенца и пробежим.
     - Вы забыли,  что воды нет?  - Притворяется он,  что ли? Или
обезумел?
     - Как так нет воды? - Гронский подобрал брыли и нахмурился.
     Шубин понял,  что Гронский на крыше давно,  он сюда поднялся
еще до пожара, чтобы первым увидеть спасательные вертолеты.
     - Воды нет давно,  - сказал Шубин,  понимая, что его слушают
несколько десятков  человек,  готовых  ринуться  за  спасителем -
Гронским. - Вы сгорите. Это не лучшая смерть.
     - Не может быть,  - сказал Гронский,  забыв следить за своим
голосом. Оказалось,  что в действительности он у него куда  выше,
чем полагают окружающие.
     - Три  этажа  уже сгорели,  - сказал весело Руслан.  - А вы,
гражданин,  пока мы пожар тушили,  по  крыше  гуляли,  да?  Самое
интересное  пропустили.  Ничего,  скоро крыша внутрь упадет - как
фанерка в печку.
     - Пускай он замолчит!  - закричала толстая  Вер,  кутаясь  в
норковую шубу. - Запрети ему говорить.
     - Он совершенно прав,  -  сказал  Шубин.  -  Но  мы  еще  не
погибли. Есть еще время спастись.
     Вокруг поднялся  гомон,  трудно было всех перекричать.  Надо
было успокоить людей. Как? Только не паника!
     - Тише!  Тише!  - закричал шестерка Плотников.  - Не мешайте
товарищу Шубину!
     - Опасности нет!  Мы все спасемся.  Если вы будете молчать и
слушать меня.
     Когда Шубин начинал фразу,  он еще не знал, чем ее закончит.
И в  середине  фразы  до  примитивности  простая  мысли  пришла в
голову. И в самом деле был шанс.
     - Да тише вы! - закричал Гронский.
     Породистое, собачье величие его лица превратилось в оскал  -
словно лицо потеряло все мясо.
     - Успокойтесь,  -  сказал  Шубин  негромко,  хотя   хотелось
кричать. -   Мы   можем   спастись  только  в  случае  абсолютной
дисциплины. Полного самообладания.  Потому что  путь,  который  я
предлагаю, сложный. Если начнется давка - погибнут все.
     Он говорил,  и вокруг уже было тихо.  Так,  что  слышен  был
треск пожара внизу.
     - Мы забыли,  что есть пожарная лестница,  - сказал Шубин. -
Вон она, справа.
     Все смотрели туда.  Там, словно передок саней, загибались на
крышу поручни пожарной лестницы.
     И тут же кто-то побежал к лестнице.
     - Сейчас еще спускаться нельзя, - сказал Шубин. - Потому что
внизу газ. Если кто хочет погибнуть, пускай пробует.
     Человек, что побежал к лестнице, остановился в двух шагах от
нее.
     - Придется немного потерпеть, - сказал Шубин.
     Он подошел к краю крыши и заглянул вниз.  Раньше  он  всегда
боялся высоты,  а  сейчас страх прошел,  но Шубин даже не заметил
этого.
     Сначала он   увидел   не  лестницу,  а  языки  пламени почти
бездымного, яркого,  что вырывались  на  втором  этаже  из  окна,
которое было рядом с лестницей.
     Между вторым и третьим этажами лестница была забита  досками
- так  часто  делают,  чтобы злоумышленники не забрались по ней в
комнаты.
     - Там доски.  Их надо оторвать, - сказал Шубин, понимая, что
долго  рассматривать  лестницу  нельзя.  -  Сначала  спустится...
Руслан. Он их оторвет. Ты сможешь?
     - Почему не смогу? - сказал Руслан.
     - А почему  не  я?  -  вдруг  выкрикнул  шестерка.  Уши  его
вылезали из-под шапки под прямым углом.
     - Потому что там пожар.  Посмотрите вниз,  - сказал Шубин. -
Руслану  я  верю.  Он  в пожаре был,  а вам я не верю,  вы только
погубите все дело и сами погибнете.
     Гронский подошел  к краю крыши,  присел на корточки и что-то
достал из кармана.  К изумлению  Шубина,  это  был  электрический
фонарь. Луч его скользнул вниз, по ступенькам лестницы, до досок.
     - Все правильно, - сказал он. - Товарищ Шубин прав.
     Если я скину его с крыши,  подумал Шубин,  на том свете меня
оправдают. Как  нужен  был  фонарь раньше!..  Впрочем,  что бы от
этого изменилось? Пускай живет...
     Эти мысли  неслись  как-то  стороной  и  не  помешали Шубину
спросить Элю:
     - Ты графин где оставила?
     - Я его с собой взяла, - сказал Эля. - Я подумала, что вдруг
тебе пить захочется.
     - Дай шарф, - сказал Шубин.
     Никто не двинулся.
     И тогда Шубин мстительно избрал Гронского,  подошел к нему и
рванул шарф  на  себя.  Голова Гронского мотнулась,  он еле успел
подхватить очки.
     - Это что? Это что такое? - жалобно крикнул он.
     - Эля, - сказал Шубин, не глядя на него, - намочи шарф и дай
Руслану. Пускай обмотает лицо.
     - Меня огонь не возьмет, - сказал Руслан.
     - Там может газ быть, - сказал Шубин.

     Руслан быстро  спустился до верхнего края досок.  На секунду
его скрыло дымом.  Эля потянула Шубина за руку,  чтобы  не  стоял
близко к краю.
     - Сверзишься,  ты  же  усталый,  -   сказала   она,   словно
извиняясь.Она понимала,  что  Шубину  надо смотреть вниз,  но все
равно боялась.
     Шубин послушно присел за низкий парапет.
     Руслан начал бить каблуком по  концам  досок,  прикрепленных
вертикально к  лестнице.  Ему  пришлось спуститься пониже,  чтобы
удар получался сильнее.  Огонь вырывался из окна на втором этаже,
но пока до Руслана достигал только дым. Доски не поддавались.
     - Сильнее! - крикнул сверху Гронский. - Не бойся!
     Руслан не откликнулся. Он спустился еще ниже, стал пробовать
концы досок руками.  Затем,  ловко держась  за  перекладины  лишь
носками ботинок,  опустился  за  доски,  так  что лишь его голова
поднималась над их концами.  Шубин догадался,  в чем дело:  доски
были не прибиты - их прикрутили к стойкам проволокой.
     Шубину было  холодно.  Он  насквозь  продрог  под   морозным
ветром. Только бы вытерпеть... Ведь не худшее испытание.,
     Вцепившись одной рукой в стойку лестницы,  Руслан  отматывал
ржавую проволоку.
     Гронский стал ходить по