ского
воздействия.  Удары для слона нечувствительны, но он принципиально не желает
переносить никаких оскорблений.
     - Я... бил слона?.. - спросил Юнг, делая удивленное лицо.
     - Палкой  от метлы,  - продолжал Вагнер. - Не отпирайтесь, Юнг, слон не
лжет. Вы должны быть вежливы со слоном так, как если бы он был...
     - ...сам президент республики?
     - ...как  если бы он был человек, и не простой человек,  а  исполненный
собственного достоинства.
     - Лорд? - язвительно спросил Юнг.
     - Довольно! - крикнул Штром. -  Вы виноваты во всем, Юнг, и понесете за
это наказание. Когда же думает...  господин Хойти -  Тойти уйти  в  отпуск и
куда?
     - Мы отправимся  с ним в  пешеходную  прогулку, - ответил Вагнер. - Это
будет очень  приятно. Я и мой ассистент Денисов усядемся  на  широкой  спине
слона, и он повезет нас на юг. Слон выразил желание попастись на швейцарских
лугах.  Денисову  было  всего  двадцать  три  года,  но,  несмотря  на  свою
молодость,  он уже сделал несколько научных открытий в области биологии. "Из
вас  будет  толк",  -  сказал  Вагнер  и  пригласил  его  работать  в  своей
лаборатории.  Молодой ученый  был этому несказанно рад. Профессор  также был
доволен своим помощником и всюду брал его с собой.
     - "Денисов", "Аким Иванович", - все это очень длинно, - сказал Вагнер в
первый день их общей  работы. - Если я  буду каждый  раз  обращаться  к вам:
"Аким Иванович",  то на  это потрачу  в год  сорок восемь минут. А за  сорок
восемь минут много можно сделать.  И потому я вообще буду избегать  называть
вас. Если же нужно будет вас позвать, то я буду говорить: "Ден!" - коротко и
ясно. А вы  можете называть меня  Ваг. - Вагнер умел уплотнять время. К утру
все было готово. На широкой спине Хойти - Тойти свободно разместились Вагнер
и Денисов. Из вещей захватили  только необходимое. Штром, несмотря на ранний
час, провожал их.
     - А чем будет кормиться слон? - спросил директор.
     - В городах и селах мы будем показывать представления, - сказал Вагнер,
- а зрители за это будут кормить слона. Сапиенс прокормит не только себя, но
и  нас.  До  свиданья! Слон  медленно  шел  по  улицам.  Но, когда  миновали
последние дома  города и перед  путешественниками потянулась  полоса  шоссе,
слон без  понукания ускорил ход. Он делал не менее  двенадцати  километров в
час.
     - Ден, вам теперь  придется иметь дело со слоном. И  чтобы лучше понять
его, вы должны  познакомиться с его  не совсем обычным прошлым. Вот возьмите
эту  тетрадку.  Это  путевой  дневник.  Он  написан  вашим  предшественником
Песковым, с  которым  я  совершал путешествие в Конго.  С Песковым случилась
одна трагикомическая история, о которой я  как - нибудь расскажу вам. А пока
- читайте.  Вагнер  уселся поближе  к голове  слона,  разложил  перед  собой
маленький  столик  и  начал писать сразу в двух  тетрадях  -  правой и левой
рукой. Меньше двух дел Вагнер никогда не делал.
     - Итак, рассказывайте! -  сказал он, обращаясь, по - видимому, к слону.
Слон протянул хобот почти к самому уху Вагнера и начал очень быстро шипеть с
короткими перерывами:
     - Ф  -  фф - ффф  - ф  - фф  -  ффф... "Точно азбука Морзе", -  подумал
Денисов,  раскрывая толстую  тетрадь  в клеенчатом  переплете.  Вагнер левой
рукой записывал  то, что  диктовал ему слон, а правой  писал научную работу.
Слон продолжал идти ровным шагом, и  плавное покачивание почти не затрудняло
писания. Денисов  начал читать дневник Пескова и быстро увлекся чтением. Вот
содержание этого дневника.

        V. "ЧЕЛОВЕКОМ РИНГУ НЕ БЫТЬ"...

     "27  марта. Мне кажется, что  я  попал  в  кабинет Фауста.  Лаборатория
профессора  Вагнера удивительна.  Чего  только  здесь  нет!  Физика,  химия,
биология,  электротехника, микробиология,  анатомия, физиология...  Кажется,
нет  области знания,  которой  не интересовался  бы Вагнер, или Ваг,  как он
просит  себя  называть. Микроскопы, спектроскопы, электроскопы...  всяческие
"скопы",  которые позволяют видеть то, что недоступно невооруженному  глазу.
Потом идут  такие же  "вооружения"  для уха: ушные "микроскопы", при  помощи
которых  Вагнер  слышит тысячи новых звуков: "и  гад морских подводный ход и
дольней  лозы прозябанье". Стекло, медь, алюминий,  каучук, фарфор,  эбонит,
платина,  золото, сталь -  в  самых  различных формах и сочетаниях. Реторты,
колбы,  змеевики,  пробирки, лампы,  катушки,  спирали, шнуры,  выключатели,
рубильники, кнопки... Не отражает ли все это сложность мозга самого Вагнера?
А  в  соседней  комнате   целый  паноптикум:  там  Вагнер  выращивает  ткани
человеческого тела, питает живой палец, отрезанный у человека, кроличье ухо,
сердце  собаки, голову барана и... мозг человека. Живой,  мыслящий мозг! Мне
приходится ухаживать  за  ним.  Профессор  разговаривает  с  мозгом, нажимая
пальцем на поверхность. А питается мозг особым физиологическим раствором, за
свежестью которого я должен следить.  С некоторых  пор Вагнер изменил состав
раствора,  начал "усиленно питать мозг", и - удивительно! - мозг начал очень
быстро разрастаться.  Нельзя сказать, чтобы этот мозг,  величиной  с большой
арбуз,  представлял красивое  зрелище. 29  марта. Ваг  о чем  -  то усиленно
совещается с мозгом. 80 марта. Сегодня вечером Ваг сказал мне:
     - Это мозг  одного молодого немецкого ученого,  Ринга. Человек погиб  в
Абиссинии, а мозг его, как видите, продолжает жить и мыслить. Но в последнее
время мозг загрустил. Глаз,  который я приделал мозгу, не удовлетворяет его.
Он хочет не только видеть,  но и слышать, не только неподвижно лежать,  но и
двигаться.  К сожалению, он высказал это желание несколько  поздно. Скажи он
об этом раньше, я, пожалуй, сумел  бы удовлетворить это  желание. Я смог  бы
найти в анатомическом театре труп, подходящий по размеру, и пересадить  мозг
Ринга в его голову. Если только тот человек умер от мозговой болезни, то при
пересадке  нового, здорового мозга мне удалось  бы оживить мертвеца.  И мозг
Ринга получил бы новое тело  и всю  полноту  жизни.  Но  дело  в  том, что я
проделывал опыт  разращения  тканей,  и теперь,  как вы  видите,  мозг Ринга
настолько увеличился, что не войдет ни в один  человеческий череп. Человеком
Рингу не быть.
     - Что вы этим хотите сказать?  Что Ринг может быть кем - то иным, кроме
человека?
     - Вот  именно. Он  может быть,  ну хотя  бы слоном. Правда, до величины
слоновьего мозга его мозг еще не дорос, но  это  дело наживное.  Надо только
позаботиться о том, чтобы  мозг Ринга принял нужную форму. Мне скоро пришлют
череп слона; я посажу в него  мозг и буду  продолжать  наращивать его ткани,
пока они не заполнят всю полость черепа.
     - Не хотите же вы сделать из Ринга слона?
     - А почему бы нет? Я уже говорил с Рингом. Его желание видеть, слышать,
двигаться  и дышать  так  велико,  что он согласился бы быть даже свиньей  и
собакой. А слон - благородное животное, сильное, долговечное. И он, то  есть
мозг  Ринга,  может  прожить  еще  сто  -  двести  лет.  Разве   это  плохая
перспектива? Ринг уже дал свое  согласие..." Денисов прервал чтение дневника
и обратился к Вагнеру:
     - Скажите, так неужели же слон, на котором мы едем...
     -  Да, да, имеет  человеческий  мозг,  - отвечал Вагнер,  не переставая
писать. - Читайте дальше и не мешайте мне. Денисов замолчал, но он  не сразу
вернулся к чтению дневника. Мысль, что слон,  на котором они сидят, обладает
человеческим  мозгом,  казалась ему чудовищной. Он  смотрел  на  животное  с
чувством жуткого любопытства и почти  суеверного ужаса.  "31 марта.  Сегодня
прибыл череп слона. Профессор распилил череп продольно через лоб.
     - Это для того, - сказал он, - чтобы вложить мозг и чтобы удобнее  было
вынуть его,  когда нужно будет переложить его  из этого  черепа в другой.  Я
осмотрел  внутренность  черепа   и   был   удивлен  сравнительно   небольшим
пространством,  которое предназначено  для заполнения  мозгом. Снаружи  слон
представлялся гораздо "умнее".
     - Из  всех сухопутных  животных, - продолжал Ваг, - слон имеет наиболее
развитые  лобные  пазухи.  Видите?  Вся  верхняя  часть  черепа  состоит  из
воздушных камер, которые  неспециалист принимает обычно за мозговую коробку.
Мозг  же, сравнительно совсем небольшой,  запрятан у слона очень далеко, вот
где: примерно это будет в области уха. Поэтому - то выстрелы, направленные в
переднюю часть  головы, и не достигают обычно цели: пули пробивают несколько
костяных перегородок, но не разрушают  мозга. Мы с Вагом проделали несколько
дыр на черепе, для того, чтобы  провести  через  них трубки, снабжающие мозг
питательным  раствором,  а затем осторожно  вложили мозг  Ринга  в  одну  из
половинок  черепа. Мозг еще  далеко не  заполнил  предназначенного для  него
помещения.
     -  Ничего,  в дороге дорастет, -  сказал Ваг, придвинув вторую половину
черепа.  Признаюсь,  я очень мало верю в  удачу  опыта Вага, хотя и  знаю  о
многих его  необычайных изобретениях. Но здесь дело чрезвычайно сложно. Надо
преодолеть  огромные препятствия. Прежде всего  необходимо  раздобыть живого
слона. Выписать  его из Африки или Индии было бы слишком дорого. Притом слон
может  по той или иной причине  оказаться  неподходящим.  Поэтому Ваг  решил
везти мозг Ринга в Африку,  на Конго, где он уже  бывал, поймать там слона и
произвести операцию пересадки мозга.  Произвести  пересадку! Легко  сказать!
Это не то, что переложить  перчатки из кармана в  карман. Надо будет найти и
сшить  все  окончания нервов, все  вены  и  артерии.  Несмотря  на  сходство
анатомии  человека  и животного,  все  же различия велики. Как  Вагу удастся
спаять воедино эти две системы? И ведь вся эта сложная операция должна  быть
проделана над живым слоном..."


        VI. ОБЕЗЬЯНИЙ ФУТБОЛ

     "27 июня. Приходится  писать залпом за целый ряд дней. Путешествие было
богато не одними удовольствиями. Уже на пароходе, и  в особенности на лодке,
нам начали досаждать москиты. Правда, когда мы ехали  по середине реки,  еще
широкой,  как  озеро, их было меньше.  Но достаточно  было подплыть  ближе к
берегу, как нас окружала целая туча москитов. Во время купанья нас облепляли
черные мухи и сосали кровь. Когда мы высадились на берег и двинулись пешком,
нас стали преследовать новые враги: мелкие муравьи и песочные блохи.  Каждый
вечер  нам  приходилось  осматривать   ноги  и  сметать   этих  блох.  Змеи,
многоножки, пчелы и осы также доставляли немало хлопот.
 Не легко давалось передвижение в лесной чаще. А на открытых
местах ходить было едва ли не труднее: трава густая, стебли толстые, высотой
до четырех метров. Идешь между  двумя зелеными  стенами  -  ничего не видать
вокруг. Жутко!  Острые листья царапают лицо и руки. Подомнешь траву ногами -
путается, обвивается вокруг ног. В дождь на листьях скапливается вода и льет
на  тебя,  как  из  ушата.  Двигаться приходилось  гуськом по узким  тропам,
проложенным в лесах и степях.  Такие дорожки - единственные пути сообщения в
этих местах. Нас  шло двадцать человек, из  них  восемнадцать - носильщики и
проводники из негритянского племени фанов. Наконец мы  у цели. Расположились
лагерем на берегу озера Тумба. Наши проводники отдыхают. Они увлечены ловлей
рыбы.  С  большим трудом  приходится  отрывать  их  от  этого занятия, чтобы
заставить помочь нам  устроиться на новом месте. У нас  две большие палатки.
Место  для лагеря выбрано удачно  - на сухом  холме. Трава невысокая. Кругом
видно  далеко. Мозг  Ринга благополучно перенес путешествие, чувствует  себя
удовлетворительно. С нетерпением ожидает возвращения в  мир звуков,  красок,
запахов  и  прочих ощущений.  Ваг утешает его, что теперь  не долго осталось
ждать. Он занят какими - то таинственными приготовлениями.
 29 июня. У нас переполох: фаны нашли свежие следы льва совсем
недалеко от  нашего лагеря. Я распаковал ящик  с ружьями, роздал  ружья тем,
которые заявили, что умеют стрелять,  и сегодня после  обеда устроил пробную
стрельбу.  Это  нечто ужасное!  Они  прикладывают  ложе ружья  к  животу или
колену, кувыркаются  от отдачи и пускают  пули  с отклонением от цели на сто
восемьдесят градусов. Зато их увлечение  превосходит все границы. Крик стоит
неимоверный. Этот крик,  пожалуй, соберет к нам  голодных  зверей  со  всего
бассейна Конго.
 30 июня. Прошлой ночью лев был совсем близко от нашего лагеря.
После него остались вещественные доказательства: он растерзал дикую свинью и
с®ел  ее  почти без остатка. Череп  у  свиньи расколот, как  орех,  а  ребра
искрошены на мелкие куски. Не хотел  бы я  попасть  в такую костоломку! Фаны
напуганы.  Как  только наступает  вечер, они  собираются  к нашим  палаткам,
зажигают  костры  и  поддерживают  пламя  всю ночь.  Мне стал понятен  страх
первобытного  человека  перед ужасным  зверем. Когда лев рычит  -  а  я  уже
несколько раз слышал его рык, - со мною творится что - то неладное: в  крови
просыпается  страх  далеких предков  и сердце останавливается  в груди. Даже
бежать не хочется,  а хочется сидеть  с®ежившись  или зарыться в землю,  как
крот. А Ваг  как будто не слышит львиного рыка.  Он  по - прежнему  что - то
мастерит в своей палатке. Сегодня после завтрака он вышел ко мне и сказал:
     - Завтра утром я пойду в лес.  Фаны говорили, что к озеру  ведет старая
слоновая тропа. Слоны ходили  на водопой  недалеко от нашей  стоянки. Но они
часто  меняют  пастбища.  Проделанная  ими  в   лесу  "просека"  начала  уже
зарастать. Значит, они ушли куда - нибудь дальше. Надо будет разыскать их.
     -  Но  вы  знаете,  конечно,  что  к  нам  пожаловал  лев? Не  рискуйте
отправляться один без ружья, - предупредил я Вага.
     - Мне не страшны  никакие звери,  - ответил он, - я слово  такое  знаю,
заговор. - И его густые усы начали шевелиться от скрытой улыбки.
     - И отправитесь в лес без ружья? Ваг утвердительно кивнул головой.
 2 июля. Любопытные дела произошли за это время. Ночью опять рычал
лев, и у меня от жути стягивало  живот и холодело под сердцем. Утром я мылся
у  своей палатки,  когда  из соседней вышел  Ваг. Он был в  белом фланелевом
костюме, в пробочном шлеме и в крепких ботинках с толстыми подошвами. Костюм
походный, но ни сумки, ни  ружья за  плечом.  Я приветствовал Вага  с добрым
утром. Он кивнул  мне  головой и,  как  мне  показалось,  осторожно  ступая,
двинулся  вперед. Постепенно шаг  его делался все увереннее,  и, наконец, он
зашагал своей обычной  ровной и скорой походкой.  Так дошел он  до  спуска с
нашего холма. Когда дорога начала становиться покатой, Ваг поднял руки вверх
и...  тут  случилось  нечто  необыкновенное, заставившее меня и  всех  фанов
вскрикнуть  от удивления.  Тело Вага начало сначала медленно,  а  затем  все
быстрее  вращаться в  воздухе,  как  если бы  он  кувыркался на  трапеции  в
вытянутом  положении;  на мгновенье оно принимало горизонтальное  положение,
затем голова оказывалась внизу, а ноги вверху; описывая круги, ноги и голова
продолжали меняться  местами. Наконец вращение его тела усилилось настолько,
что ноги  и голова  слились в туманный круг, а  середина туловища выступала,
как темное ядро. Так  продолжалось до тех пор, пока  Ваг не достиг  подножия
холма. Прокувыркавшись несколько метров уже на ровном месте, он выпрямился и
пошел  по направлению к лесу  своим обычным  шагом. Я ничего не мог  понять,
фаны -  тем более. Они были не только удивлены,  но и напуганы: ведь то, что
они видели,  конечно, было для них сверх®естественным  явлением. Для меня же
это  кувыркание  представляло  только одну  из  загадок,  которые  частенько
задавал мне Ваг.
 Но загадки загадками, а лев остается львом. Не слишком ли Ваг
понадеялся  на себя? Я знаю,  что собаку можно испугать "сверх®естественным"
явлением: попробуйте обвязать  кость  тонкой ниткой или волосом и бросьте ее
собаке.  Когда  она  захочет  взять кость, потяните  за  нитку.  Кость вдруг
двинется  по  полу, как  бы убегая  от  собаки. Собака  будет испугана  этим
необычайным событием и, поджав хвост,  убежит от "ожившей" кости.  Но убежит
ли  лев, поджав хвост, от кувыркающегося в воздухе Вага? Это большой вопрос.
Я  не  могу оставить Вага без охраны. И,  захватив ружья, в компании четырех
наиболее храбрых и толковых фанов, я отправился  следом за Вагом. Не замечая
нас, он шел впереди по довольно широкой лесной просеке, проложенной слонами.
Тысячи  животных,  ходивших  на  водопой,  утрамбовали  ее.  Только  местами
попадались на  пути  небольшие  упавшие стволы  или сучья. Каждый раз, когда
встречалось такое препятствие, Ваг останавливался, как - то странно поднимал
ногу вверх  -  гораздо выше,  чем это  требовалось, -  и делал широкий  шаг.
Иногда  вслед  за  этим  его  тело,  не сгибаясь, наклонялось вперед,  потом
выравнивалось в вертикальном положении, и он продолжал идти. Мы следовали за
ним  на  некотором   расстоянии.  Впереди  показался  яркий   свет.   Дорога
расширялась  и выходила на лесную  поляну. Ваг  вышел из тени и  шел уже  по
освещенной  поляне,  когда  я  услышал  какое  - то  странное рокотание  или
ворчание, которое  могло  принадлежать  только  большому  рассерженному  или
потревоженному зверю. Но это рокотание  не  напоминало  львиного рева.  Фаны
шепотом  называли  зверя, но  я не  знал  местных  названий. Судя по лицам и
движениям  моих  спутников,  они боялись  зверя, издающего это ворчание,  не
меньше,  чем льва. Однако они  не  отставали  от меня, а  я,  чуя  недоброе,
ускорил шаг. Когда  я вышел на поляну, то увидел любопытную картину. Направо
от меня, метрах в  десяти от леса, сидел  на земле детеныш гориллы, ростом с
десятилетнего  мальчика. На некотором расстоянии от него -  серовато - рыжая
горилла - самка и  огромный самец. Ваг шел довольно  быстро по ровной поляне
и, очевидно, прежде чем заметил зверей, сидевших  на  траве,  оказался между
детенышем  и  его родителями.  Самец,  увидав человека,  издал  тот ворчащий
хриплый  звук, который я услышал  еще  в  лесу. Ваг уже заметил  зверей:  он
смотрел  в сторону гориллы  - самца, но продолжал идти своим обычным  шагом.
Маленькая  горилла,  увидав  человека, вдруг завизжала,  залаяла  и поспешно
взобралась на невысокое дерево, стоявшее недалеко от нее. Самец издал второй
предостерегающий звук.  Гориллы  избегают человека, но если нужда заставляет
их вступать в бой, то они проявляют неустрашимость и необычайную свирепость.
Видя, что  человек не уходит назад,  и,  очевидно, боясь за своего детеныша,
самец вдруг поднялся на ноги и принял воинственную позу. Я не знаю, найдется
ли зверь  более  страшный,  чем это уродливое подобие  человека.  Самец  был
огромного для обезьяны роста - не меньше среднего  роста человека, - но  его
грудная клетка показалась  мне чуть не  вдвое  шире  человеческой.  Туловище
непропорционально велико. Длинные  руки толсты, как бревна. Кисти и ступни -
непомерной  длины.  Под  сильно  выдающимися  надбровными  дугами  виднеются
свирепые глаза,  а оскаленный  рот сверкает  огромными зубами.  Зверь  начал
ударять по своей  бочкообразной грудной клетке косматыми кулачищами с  такой
силой,  что внутри у него загудело, как в пустой сорокаведерной бочке. Потом
он зарычал, залаял и, опираясь о землю правой рукой, побежал по  направлению
к Вагу. Признаюсь, я был так взволнован, что не  мог снять с плеча ружья.  А
горилла в несколько  секунд перебежала  отделявшее ее  от Вага  пространство
и...  но тут  опять случилось  нечто  необычайное.  Зверь  со  всего размаха
ударился о какую - то  невидимую преграду, заревел  и упал  на землю. Ваг не
упал, а перевернулся в воздухе, как на трапеции, с приподнятыми вверх руками
и вытянутым телом. Неудача  еще больше рассердила зверя. Он вновь поднялся и
еще  раз  попытался прыгнуть  на Вага. На этот  раз он  перелетел  через его
голову и вновь упал. Самец пришел в  бешенство. Он заревел, залаял, зарычал,
начал плеваться пеной и  набрасываться на Вага, пытаясь обхватить его своими
чудо