На
кухне жена его Хая сидела за столом напротив Далии Шаллон, одетой  во  все
черное - обе женщины плакали.
     "Все не так, - подумал Зеев недовольно, - ей шиву сидеть по  сыну,  а
она разгуливает. Мало того, теперь еще и ночевать  останется,  шестой  час
уже..."
     Он положил на стол пакет с хлебом и  молоком  и  собрался  было  тихо
выйти, но Далия подняла на него красные от слез глаза и сказала неожиданно
твердым голосом:
     - Завтра возьмешь меня с собой.
     И чтобы слова звучали более весомо, чуть приподняла черную  пелерину,
спадавшую с плеч, - Зеев увидел висящий в кобуре пистолет.


        ДИСК ВТОРОЙ. ИТАЛИЙЦЫ

     Голова у министра была перевязана, а  к  левому  локтю  спускался  от
капельницы тонкий шланг. Впрочем, цвет лица  у  Гая  Туллия,  несмотря  на
ранение, остался великолепным, а голос - столь же зычным. Светоний  Квинт,
пресс-атташе Президента, внимательно оглядел палату в поисках каких-нибудь
упущений, не обнаружил из®янов и повернулся к раненому.
     - Неплохо выглядишь, мой Гай, - сказал он. - Врач сказал, что вечером
к тебе можно будет даже допустить репортеров.
     - Это все, о чем я мечтаю, - заявил Туллий. -  Так  и  вижу  себя  на
экранах телевизоров в Москве и Лондоне.
     - В Париже не видишь?
     - Французы всегда нас поддерживали, в отличие от русских и  англичан.
Скажи, мой Светоний, сильно ли пострадало здание?
     - К сожалению, да, мой Гай. Обрушилась вся стена со стороны  стоянки.
Но Президента беспокоит сейчас другое. Видишь ли, после утренних  терактов
не последовало обычных заявлений со стороны евреев. Никто - ни  "Ках",  ни
"Бней Иегуда", ни "Эрец" - не взял на себя  ответственность.  К  тому  же,
водитель  второй  машины  скрылся.  В  полиции  недоумевают:  то  ли  было
запланировано, чтобы лишь один террорист исполнил роль самоубийцы,  то  ли
он просто не успел выскочить.
     - Меня как-то не волнуют эти тонкости, -  прервал  Квинта  Туллий.  -
Надеюсь, что теперь-то наш дорогой Президент закроет  территории  надолго,
если не навсегда. Я ведь говорил...
     - Да, да, - поспешно согласился  Квинт.  -  На  территориях  об®явлен
комендантский час, везде, даже в Ломбардии. И что  в  результате?  В  Риме
закрыты многие заводы и прекращено строительство,  потому  что...  ну,  не
тебе об®яснять.
     - Конечно, - с горечью сказал Туллий, - мы, италийцы, неплохие вояки,
мы вот уже сорок лет отстаиваем свое право на эту землю, и в результате до
сих пор не имеем своей промышленности. Ты знаешь, мой дальний  предок  был
патрицием во времена Августа и...
     - ...И положил немало евреев, когда встал во главе Десятого  легиона,
- поспешно сказал Квинт, историю эту он слышал от Туллия раз  сорок  и  не
хотел терять времени. - Поправляйся  быстрее,  без  тебя  в  правительстве
как-то иссякает боевой дух, недаром  романцы  покушались  именно  на  твое
ведомство.
     - Романцы! - воскликнул Туллий, дернул головой и сморщился от боли. -
И ты туда же,  мой  Светоний.  Нет  никаких  романцев!  Нет  такой  нации!
Обыкновенные евреи.  Еще  лет  сто  назад  они  себя  называли  евреями  и
подчинялись Иерусалиму в каждой мелочи! А теперь, когда вернулись мы,  им,
видите ли, пришло в голову, что...
     Квинт мысленно обругал себя за неосторожность: он-то прекрасно  знал,
чем грозит употребление в присутствии Туллия слова  "романец".  Минимум  -
лекция по истории Рима. Максимум -  лекция  плюс  обвинение  в  отсутствии
национальной гордости.
     Пресс-секретаря  спасла  медицинская  сестра,  вошедшая  в  палату  и
выразительно показавшая Квинту на большие стенные часы.
     - Великий Юпитер! - прервал свои исторические экскурсы  Туллий.  -  Я
согласен, чтобы на меня покушались, это создает вокруг моей личности ореол
мученичества. Но уколы!
     Светоний  Квинт  расхохотался  и,  предоставив  медсестре  заниматься
экзекуцией, покинул палату. В холле первого этажа его немедленно  окружили
репортеры, и вопросы посыпались с такой скоростью, что разобрать каждый  в
отдельности было невозможно. Квинт и  пытаться  не  стал,  поднял  руки  и
сказал в ближайший микрофон:
     - Министр чувствует себя неплохо, но, конечно, слишком слаб для того,
чтобы  давать  интервью.  Он  попросил  меня   передать   всему   мировому
сообществу, что  еврейский  террор  нарастает,  и  единственный  выход  из
создавшейся тупиковой ситуации - трансфер евреев на  их  земли:  в  Иудею,
Израиль, на Синай и Аравийский  полуостров.  Видите,  сказал  мне  министр
Туллий, сколько у евреев земли и сколько стран Ближнего и Среднего Востока
могут принять тех, кто незаконно проживает на землях,  принадлежащих  нам,
италийцам, римлянам, потомкам Цезаря и Августа.
     - Как министр Туллий представляет себе трансфер? - прорвался со своим
вопросом репортер, по виду -  типичный  русский.  -  Он  думает,  что  ООН
допустит переселение целого народа?
     - Комментариев не имею, - быстро сказал Квинт. - Я лишь передал слова
министра.
     "Надеюсь, дорогой Гай меня простит, если я вставил  не  то  слово,  -
думал пресс-секретарь, выезжая на своей  "хонде"  с  территории  госпиталя
храма Юпитера Капитолийского. - Мог бы, между прочим,  как-то  варьировать
свои привычные штампы, а то ведь журналистам наскучит с ним говорить,  все
известно заранее. Солдафон, что с него возьмешь."
     Впрочем, Светоний Квинт прекрасно знал, что можно  взять  с  министра
Гая  Туллия.  Остановившись  на  красный  свет  перед  поворотом  на  холм
Септимия, он набрал на трубке бипера привычный номер. Клавдия откликнулась
мгновенно - явно ожидала звонка.
     - Хорош, хорош, - сказал Светоний, предупреждая вопросы.  -  Произнес
обычную речь...
     - Слышала, - прервала его Клавдия. - Ты шел в прямом эфире по  второй
программе.
     - Да? - удивился Квинт. - Не знал. А то причесался бы.
     - Ты приедешь?
     - Уже еду, дорогая. В загородный коттедж?
     - Милый, ты же звонишь не в городскую квартиру, верно? Целую и жду.
     - Взаимно, - пробормотал Светоний и положил трубку на рычаг.
     За светофором он свернул налево и выехал  на  бульвар  Оливетти.  Так
было дальше, но зато поспокойнее, можно с®ехать  на  скоростную  полосу  и
думать не о светофорах и пробках, а о том, что делать  с  Клавдией.  Связь
становилась опасной. Она была опасной  с  самого  начала,  но  тогда  была
прелесть новизны, может, даже любовь, но скорее сильное влечение,  обычное
дело. А Клавдия решила почему-то... впрочем, все женщины таковы,  италийки
особенно... И что теперь? Совершенно ни к чему, чтобы Гай узнал о том, чем
занимается его жена в обществе его друга Светония.
     Перед кольцевой дорогой стояла толпа юнцов,  поднявших  над  головами
плакаты: "Мир - сегодня!", "Тоскану  -  романцам!"  А  на  противоположной
стороне держали оборону сторонники  крутых  мер,  и  плакаты  были  иными:
"Евреи, уезжайте в Израиль!" и "Не отдадим Тоскану!"  Обе  толпы  выясняли
отношения с помощью камней, перебрасываемых через дорогу.  Того  и  гляди,
получишь камнем по кузову или стеклу.
     Полицейские стояли цепью вдоль шоссе, не  вмешиваясь.  Опасное  место
водители проскакивали  на  повышенной  скорости,  но  Светонию  захотелось
притормозить - ему показалось, что справа, среди сторонников  немедленного
мира, мелькнула физиономия его сына Антония.
     Вообще говоря, Квинт готов был отдать евреям не только Тоскану, но  и
всю область к северу от Апеннин. Пусть берут  и  успокоятся.  Но  ведь  не
успокоятся, вот в чем беда. Пятый год идут переговоры с их бородатым равом
Рубинштейном, а террор только усиливается. И приходится  держать  на  всей
территории полуострова огромные полицейские силы,  которые  все  равно  не
справляются с ситуацией. И не могут справиться, не приставишь же к каждому
еврею карабинера. Квинт старался  не  вступать  ни  в  какие  политические
группировки, говорил, что должность пресс-секретаря  обязывает  передавать
точно чужие мнения, а не свои собственные. Мнение у него, однако, было, но
высказывал он его лишь жене своей Агриппине, любовнице своей  Клавдии,  да
еще Президенту, когда тому уж очень хотелось знать, что думает  по  поводу
того или иного события государственный пресс-секретарь.
     Квинт  свернул  с  магистрального  шоссе  и,  поглядев  в  зеркальце,
убедился, что никто не едет за ним следом. Узкая однорядная дорога вела  к
Альбано-Лациале, и на полпути Светоний еще раз свернул,  сразу  оказавшись
перед  забором  загородной  резиденции  Гая   Туллия.   У   ворот   стояла
двухметровая мраморная статуя Венеры, выходящей из  морской  пены.  Работа
самого Теренция, Туллий отвалил за статую кучу денег,  но  Квинт  полагал,
что работа не стоит имени мастера: обычная  копия  с  древнего  оригинала.
Разве что руки на месте.
     Когда он вошел в холл,  Клавдия  бросилась  ему  на  шею  и  пришлось
заняться любовью, даже не обменявшись обычными приветствиями, - тут же, на
ковре,  и  это  внесло  в  привычную   любовную   рутину   хоть   какое-то
разнообразие. Потом они возлегли у широкого мраморного  стола,  и  Клавдия
принялась строить планы на будущее. Квинт с тревогой  отметил,  что  мысли
Клавдии о разводе становятся все более навязчивыми.
     - Дорогая, - сказал он. - Сегодня, когда твой Гай  лежит  с  пробитой
головой, не следует ли нам...
     - Не следует! - вспылила Клавдия. - По-моему, ты сам готов  на  любой
теракт против Гая, чтобы сделать из  него  мученика  и  не  позволить  мне
покончить, наконец, с видимостью, которой является наш брак!
     - Да и ты, - подхватил Светоний, - готова на теракт против Гая, но, в
отличие от бедняги еврея, ты бы рассчитала более точно. Я прав?
     - Прав, - немедленно согласилась Клавдия. - Евреи просто глупы.  Если
уж хочешь покончить с собой во имя идеи, то взорви себя  у  Президентского
дворца. Или наложи полные штаны взрывчатки и пойди на министерский прием.
     - Так его и пропустили со взрывчаткой в штанах! - воскликнул Светоний
и прикусил язык. И ему,  и  Клавдии  были  известны  результаты  последней
проверки, проведенной службой безопасности.  Карабинер  из  числа  уличных
патрульных неделю назад преспокойно вошел в Президентский дворец, неся  на
себе три килограмма  пластиковой  взрывчатки  (без  зарядного  устройства,
естественно). И охрана его  пропустила!  Был,  конечно,  скандал,  приняты
меры, но Светоний Квинт и ломаного сестерция не дал бы за то,  что  отныне
все охранники в любом министерстве, любой фирме или любом магазине  утроят
бдительность.
     -  Что  наша  жизнь?  Везувий!  -  философски  сказал   Светоний   и,
потянувшись через стол, поцеловал Клавдию в губы. Так бы они и перешли  ко
второму акту любовной пьесы, если бы не зазвонил телефон.
     - Светония Квинта  просит  Президент  Римской  республики,  -  сказал
требовательный голос.
     Трубка едва не выпала из руки Клавдии.
     - Но... - выдохнула она. - Это вилла министра Туллия, а  вы  говорите
с...
     - С его женой. Госпожа Клавдия, я  всего  лишь  выполняю  инструкцию,
данную мне господином Президентом. Пресс-секретарь нужен немедленно,  и  я
бы просил...
     Клавдия  протянула  трубку  Светонию   и   опустилась   на   подушки,
почувствовав, что ей не хватает воздуха.
     - Слушаю,  -  нетвердым  голосом  сказал  Светоний,  мысленно  послав
подальше Клавдию и собственную беспечность.
     - Мой Светоний, это я, Луций, - Квинт узнал голос  личного  секретаря
Президента. - Сейчас не до церемоний, никто не  собирается  вмешиваться  в
твою личную жизнь, просто ты срочно  нужен.  Очень  серьезное  осложнение.
Выезжай немедленно.
     -  Неужели  всем  все  известно?  -  трагическим  шепотом  произнесла
Клавдия, глядя на Светония взглядом насмерть перепуганной коровы.
     - Потом, - отмахнулся  Светоний.  -  Ты  слышала?  Что-то  произошло.
Что-то более серьезное, чем ранение твоего Гая.
     - Моего Гая!  -  гневно  воскликнула  Клавдия,  но  Светоний,  быстро
поцеловав ее в щеку, уже выбегал из гостиной.
     По  дороге  он  пытался  выяснить   обстановку   у   кого-нибудь   из
президентского окружения,  но  все  линии  оказались  заняты,  и  Светонию
пришлось придумывать самые фантастические версии. Евреи подняли на  воздух
оружейные склады? Убили премьера? Собрали ополчение и выступили на Рим?
     В Президентском дворце его ждали, Луций провел Квинта в круглый  зал,
шепнув по дороге, что сам не в курсе и надеется на то, что Светоний  после
заседания по-дружески... Квинт кивнул и, войдя в зал, плотно закрыл дверь.
С первого взгляда стало ясно: собрался полный состав Совета  безопасности.
Кроме, конечно, Гая Туллия.
     - Садись, - сказал Президент Корнелий Сулла, - и  начнем.  Он  кивнул
Овидию Дециму, руководителю Службы контрразведки, и тот встал:
     - Час назад, господа, нам стало известно, что назавтра евреи  готовят
акцию. Впервые будет применен ядерный заряд.
     Все охнули, а министр по делам репатриации недоверчиво сказал "Ха!"
     - Мы не знаем, где именно размещен заряд,  удалось  выяснить  только,
что он уже размещен. Более того, мы даже не знаем, какая именно  из  групп
этих фанатиков-террористов стоит за акцией. Не говоря о том, что не  знаем
исполнителей...
     - А что вы вообще знаете? - не удержался Светоний. - Откуда у  евреев
атомная бомба? Может, все это - просто дезинформация? Страх нагоняют?
     - Информатор надежный, - не глядя на Светония, продолжил Децим.  -  И
мы не можем требовать от него больше того, что он может сделать. Армия уже
приступила к поисковой операции на всей  территории  Рима  и  окрестностей
вплоть до черты разграничения. К сожалению,  неизвестен  класс  заряда,  и
следовательно, приходится тратить уйму времени на просеивание  информации,
поскольку сейчас едва ли  не  в  каждой  промышленной  фирме  используются
радиоактивные  препараты.  До  завтра  просто  не   успеть.   По-видимому,
единственный  выход  -  обратиться  через  прессу  и  телевидение  к  этим
проклятым евреям, постаравшись  составить  текст  так,  чтобы  не  вызвать
паники среди...
     Он замолчал и сел, не закончив  фразы.  В  конце  концов,  конкретные
предложения не входили в круг его обязанностей.
     - И что мы им скажем? - скептически спросил  Эмилий  Сервел,  министр
образования и культуры. - Дорогие евреи, ставьте ваши условия, мы  на  все
готовы, да?  Не  проще  ли  заявить  об  этом  на  переговорах  в  Осло  и
потребовать  от  рава  Рубинштейна  отмены  акции,  пригрозив   прекратить
переговорный процесс?
     Министр иностранных дел Май Селевк подал голос:
     - Ты же знаешь, мой Эмилий, что это  бесполезно.  Рав  Рубинштейн  не
контролирует еврейских ультра.  Сорвать  переговоры  очень  легко,  а  что
дальше?..
     - Зачем нам переговоры с человеком, который ни за что не отвечает?! -
воскликнул Сервел.
     - Господа, - вмешался Президент, - не возвращайтесь к старому  спору,
нет времени. Я тоже считаю, что нужно использовать  возможности  прессы  и
телевидения.
     - Боюсь, что при данных обстоятельствах у нас  нет  иного  выхода,  -
сказал молчавший до сих пор Юлий Курион, министр обороны.  -  Приведены  в
высшую боевую готовность все силы  противоатомной  защиты.  Конечно,  есть
шанс, что они найдут заряд  прежде,  чем  он  взорвется.  Но  нет  никаких
гарантий, что взрыв не произойдет,  когда  саперы  начнут  разминирование.
Речь  идет,  насколько  мне  известно,   о   заряде   с   радиоуправляемым
взрывателем, и радист, возможно, - смертник, с этим вариантом  мы  сегодня
уже столкнулись... радист сидит поблизости от заряда и держит ситуацию под
контролем.
     - Будем действовать  во  всех  направлениях,  -  решил  Президент.  -
Составим обращение, и ты, Светоний  Квинт,  выступишь  по  первому  каналу
телевидения ровно в полночь, если до того времени заряд не будет обнаружен
и обезврежен.
     - Обращение к "Каху", "Бней-Иегуда" и "Эрецу"?  -  уточнил  Светоний,
думая одновременно о том, что сразу после заседания нужно будет  позвонить
домой и сказать Агриппине, чтобы она с детьми немедленно  отправлялась  на
виллу в Сицилию. А  Клавдия?  Юпитер,  откуда  Президент  вообще  знает  о
Клавдии?
     - И еще "Хагана" и "Эцель", -  добавил  Децим.  -  Число  организаций
еврейских ультра растет с  каждым  днем.  Не  имеет  смысла  обращаться  к
каждой.
     - И нужно пресечь возможную  панику,  -  сказал  министр  обороны.  -
Информация может просочиться и...
     - Это наша проблема, - отрезал Децим. - Как  все,  однако,  неудачно!
Этот комендантский час... Завтра в Риме практически не будет  евреев,  обе
акции - сегодняшняя и завтрашняя - наверняка скоординированы!
     - Все, господа, закрываю заседание, - сказал Президент. - В  двадцать
один час обычные моления в храме Юпитера, будьте все, пусть  народ  видит,
что правительство едино.
     - Я должен обратиться к  Марсу,  -  сказал  министр  обороны.  -  Это
произведет больше впечатления.
     Президент кивнул - "хорошо", - и попросил Светония остаться.
     - Можно мне позвонить? - спросил Светоний, когда зал опустел.
     - Домой? - буркнул Сулла. - Сейчас этим занимается  Децим,  его  люди
позвонят и твоей жене, и Клавдии, сиди, нужно работать.
     - Я... - начал было Светоний,  но  Президент  прервал  его  небрежным
жестом:
     - Мой Светоний, твои отношения с бабами и их мужьями не входят в  мою
компетенцию. Мое дело - все знать, а дальше разбирайся сам. И не сейчас.
     Они  перешли  к  терминалу  компьютера  и  начали  прикидывать  текст
обращения. Президент уже все обдумал, а  мысли  Светония  путались,  и  он
оказался  плохим  помощником.  В  сознании  не  укладывалось,  что  завтра
половина Вечного города может оказаться лежащей в руинах. Неужели  у  этих
евреев нет ни совести, ни даже элементарного соображения? Ведь  и  в  Риме
живут евреи - пусть мало, пусть предатели с точки зрения того  же  "Каха",
но живут! И еще - мировое общественное мнение, неужели евреи  думают,  что
страны Семерки им это простят? Атомный взрыв чуть ли не в  центре  Европы!
Они рехнулись.
     - Не отвлекайся, мой Светоний, - сказал Теренций, бегая  пальцами  по
клавишам. - Если я напишу "экстремисты, не жалеющие собственный  народ"  -
это  нормально?  Или  лучше  "еврейские  ультра,  не   способные   оценить
последствий"?...
     ...Когда обращение было готово, часы  показывали  восемь.  Положив  в
портфель дискет, Светоний спустился на  нижний  этаж  и,  не  удержавшись,
позвонил домой  из  комнаты  пресс-службы.  Никто  не  отвечал.  Наверное,
уехали, спасибо Дециму. А Клавдия? Не  отвечали  и  на  вилле  Туллия,  но
Клавдия ведь могла поехать к мужу в  больницу.  Или  куда-нибудь  еще.  Не
искать же ее по всем ресторанам Рима!
     На телецентр Светоний прибыл к  девяти,  прихватив  с  собой  в  кафе
"Стрелы Амура" несколько бутербродов. Его провели в малую западную студию,
из которой он обычно зачитывал президентские  опусы,  и  оставили  одного,
хотя, судя по взглядам дежурных операторов, всем  хотелось  знать,  с  чем
пожаловал в неурочный час пресс-секретарь Президента  Римской  республики.
По первому каналу шли новости, и Светоний, закрывшись на ключ,  сел  перед
экраном.
     Президент Ельцин увяз в Чечне... Грозный  практически  стерт  с  лица
земли... Американцы подписали с Израилем новое долгосрочное  соглашение  о
совместной добыче нефти на Аравийском полуострове...  Боснийские  сербы  в
очередной раз нарушили соглашение о прекращении огня...  Романские  ультра
взорвали два автомобиля на оживленных  магистралях  Рима,  есть  убитые  и
раненые...  Италийцы  ввели  на   оккупированных   романских   территориях
комендантский час... Мирный процесс на полуострове  в  очередной  раз  под
угрозой срыва... Италийские левые провели демонстрацию с лозунгами "Мир  -
сегодня!" и "Тоскану - романцам!"...
     Нашли время! Светоний вовсе не считал себя ястребом и не сочувствовал
идее трансфера евреев в Израиль. Но и левых радика