Песах Амнуэль. Рим в четырнадцать часов



     Записка, приложенная к пакету:

     "Штейнберговский Институт альтернативной истории, исх. 45/54.
     23 марта 2023 г.
     П.Амнуэлю, историку.
     Песах, посылаю пневмопочтой три компакт-диска с системными  записями.
Полагаю, что содержимое дисков  тебя  заинтересует.  Используй  компьютеры
модели IBM-1986А. Происхождение информации об®ясню  позднее.  М.Рувинский,
директор."


        ДИСК ПЕРВЫЙ. РОМАНЦЫ

     От Фьюмичино начинались уже городские пригороды - Рим сильно разросся
за последние годы, - и Зеев Барак  просигналил  остановиться.  Обе  машины
с®ехали на обочину, не доезжая километра  до  последнего  на  этой  дороге
патрульного поста италийцев. Зеев заглушил двигатель и  вышел  из  машины.
Аркан остался сидеть за рулем, ладони лежали на баранке, глаза смотрели на
Зеева, но видели не настоящее, а будущее. Минут этак на пятнадцать вперед,
когда начнется.
     "Такой молодой, а уже нервный", - подумал Зеев.  Он  помахал  ладонью
перед лицом Аркана, и тот, придя, наконец, в себя, опустил боковое стекло.
     - Лечиться надо, - добродушно сказал Зеев. - Если ты будешь  с  таким
же видом смотреть на полицейского...
     - На полицейского я вовсе смотреть не буду, - тихо  сказал  Аркан.  -
Зачем мне на него смотреть? Выйду, руки за голову...
     - Ты, главное, выйди где и когда надо, - жестко сказал Зеев, полагая,
что напряжение он снял и теперь можно говорить серьезно.  -  Улица  Нерона
угол Юпитера, здание  министерства  внутренних  дел.  Паркуешь  машину  на
третьей стоянке слева, перед  выходом  отпускаешь  сцепление  и  включаешь
радио. Идешь в сторону...
     - ...Улицы Мальфитано, знаю, -  прервал  Аркан  и,  наконец,  оторвав
взгляд от какой-то, ему одному видимой точки, посмотрел  на  Зеева.  -  На
память не жалуюсь. Повторить маршрут отхода?
     - Не надо, - помолчав, сказал Зеев. - Бэ зрат а-шем, вперед.
     За руль он садился с неприятным ощущением, что день этот  радости  не
принесет. Не нравилось  ему  выражение  лица  Аркана.  Нельзя  так.  После
возвращения нужно будет показать мальчика  психологу.  В  Перудже  хороший
психолог, Бен-Хаим, из третьего поколения римских евреев.
     Дальше Аркан ехал первым - ровно ехал, хорошо. У поста  притормозили,
полицейские-италийцы смотрели на Зеева презрительно-недоверчиво, проверяли
машину  придирчиво,  разрешение  на  в®езд  в  Рим  чуть  ли  не  в   лупу
разглядывали.
     - Проезжайте, - сказал капрал, и они  проехали.  Через  два  квартала
настало время расстаться - за светофором Зеев свернул налево и в зеркальце
увидел, что Аркан повернул вправо и выехал на бульвар короля Виктора.
     Эти италийские названия... Когда город был романским,  бульвар  носил
имя Рамбама,  и  в  этом  заключался  высокий  смысл.  А  кто  такой  этот
италийский Виктор? Он и королем-то был всего три с  половиной  года,  пока
его не убил собственный сын. И эта нация претендует на Вечный город!
     Мысли о Викторе, достойном разве что двух строк  в  учебнике  гойской
истории, отвлекли Зеева, но не помешали под®ехать  к  зданию  Центрального
военного универмага в точно обозначенное время. В десять утра народу здесь
было много, люди входили и выходили, романцев среди них,  естественно,  не
наблюдалось. Зеев отпустил сцепление, включил  радио  -  первая  программа
италийцев передавала классическую музыку, то  ли  Верди,  то  ли  Пуччини.
Музыка изгнанников, особенно Верди - он, как слышал Зеев, все  свои  оперы
писал в Париже с мыслями о возвращении италийцев в Рим.
     Выйдя из машины, Зеев быстрым шагом пошел в сторону Храма  Юпитера  -
там облавы начнутся в последнюю очередь. Миновав площадь  Независимости  с
нелепым фонтаном, в центре которого стояла  статуя  Нептуна,  извергавшего
воду из огромного кувшина, Зеев углубился в квартал Весталок.
     Внешне Зеев не очень отличался от среднего италийца, кипу,  уезжая  в
Рим, оставил дома. Улица в этот час была пустынна: весталки отдыхали после
утомительных, надо полагать, ночных оргий. Часы на одной из башен  Старого
города начали бить десять, и Зеев обратился в слух.
     С последним ударом раздались два глухих взрыва - справа и сзади.  Что
ж, Аркан не подкачал. Молодец малыш, нервы нервами, а  все  сделал  точно.
Теперь бы еще посмотреть на результат, но придется  терпеть  до  вечера  -
покажут в программе новостей. Диктор  скажет  мрачным  голосом:  "И  вновь
еврейские фундаменталисты, называющие себя романцами, взорвали  начиненные
взрывчаткой автомобили на людных местах столицы. И вновь  пролилась  кровь
невинных..."
     Невинных - вот, что они говорят каждый раз. Нет  невинных  италийцев.
Невинный италиец - мертвый италиец. Зеев вышел к парку принца Домициана и,
углубившись в пустынные аллеи, сел на скамью. Посмотрел  на  часы.  Минуты
через две должен подойти  Аркан  -  конечно,  довольный  и  уже  не  такой
напряженный, как час назад.
     Лучше всего  успокаивает  нервы  удачно  проведенная  акция.  Солнце,
голубое небо, ни облачка, хорошо. Мысли короткие, как  дротики  италийцев.
Где-то завывают сирены: пожарные, скорая помощь, полиция. Кажется,  слышны
и крики. Нет, слишком далеко - игра воображения. Где же Аркан?


     - Ты уверен, что это было его  личное  решение?  -  спросил  Зеев.  -
Может, он просто не успел?
     - Не успел! - Марк пожал плечами. - Ты смотрел  италийский  "Взгляд"?
Этот придурок выполнил все операции и остался в машине.  Семь  минут!  Что
можно не успеть за семь минут?
     - Но зачем? - пораженно сказал Зеев.
     На  экране  опять  появились  кадры   с   мест   утренних   терактов.
Полуразрушенное  здание  универмага  -  его,  Зеева,  работа,  много  тел,
десятки, большинство - военные, хорошо. А вот  министерство  -  обрушилась
стена со стороны стоянки, кругом остовы  сгоревших  машин.  Пострадал  сам
министр Гай Туллий, ранен в голову, довольно серьезно, но, к  счастью,  не
смертельно. К счастью? Для министра, может, и к счастью.  Вот  и  "субару"
Аркана - центр взрыва. Обгоревший труп в салоне, страшно смотреть, так нет
- еще раз специально показывают: вот, мол, глядите, дорогие  италийцы,  до
чего  уже  дошли  эти  еврейские  фанатики...  а  куда  смотрела  дорожная
полиция... как в городе оказались автомобили со взрывчаткой... когда можно
будет спокойно жить в собственной столице...
     Марк выключил телевизор.
     - И что я скажу его матери? -  спросил  Зеев.  -  Что  ее  сын  решил
погибнуть как герой? Стать символом Сопротивления?
     - Ребятам можно сказать и так, -  покачал  головой  Марк.  -  Хотя...
символом его делать нельзя. Примером для подражания  -  тем  более.  Жизнь
одного еврея дороже сотни гойских, поступок Аркана принесет больше  вреда,
чем пользы... А матери скажи правду.
     Зеев вопросительно посмотрел на Марка.
     - Ты не знал? - удивился Марк.  -  Ты  вообще  чем-то  интересуешься,
кроме всей этой пиротехники? Или ты никогда не видел Малку?
     Вот оно что! Зеев,  конечно,  догадывался,  но,  честно  говоря,  эти
проблемы его совершенно не волновали. В жизни нужно делать  одно  дело,  и
Зеев его делал. Он был, конечно, женат, как всякий  религиозный  еврей,  и
рожал детей, поскольку на то была Его воля,  но  знал  ли  он,  что  такое
любовь? И слава Творцу, что не знал. Хая была хорошей женой  и  матерью  -
все, точка.
     - Малка поощряла его? - спросил Зеев с горечью.
     - Ну, ты, действительно, слепец, - изумился Марк. - Поощряла! Она его
к себе на метр не  подпускала.  Некоторые  думали,  что  он  просто  хочет
воспользоваться случаем - муж в Америке,  все  такое...  Нет,  я-то  знал:
Аркан ее любил. Был влюблен по уши. Готов был жизнь отдать...
     - Вот и отдал, - сказал Зеев. - Дурак.
     Марк посмотрел на Зеева странным взглядом  -  слишком  много  в  этом
взгляде смешалось разнородных эмоций, Зеев  не  сумел  разобраться,  какая
была главной. Неважно.
     - Пойду  к  Далии,  -  сказал  он.  -  Сейчас,  ясное  дело,  об®явят
комендантский час, могу не успеть... Надеюсь, следующая акция состоится  в
срок.
     - Завтра обсудим, - уклончиво отозвался Марк. - Не мы  с  тобой  ведь
решаем...


     Далия Шаллон, мать Аркана, была историком. Молодая еще  женщина,  лет
сорока пяти, не красавица, но очень мила, как любил говорить ее  муж  Шай,
благословенна его память.  Она  тоже  смотрела  телевизор,  ждала  сына  с
работы, Аркан, как всегда, опаздывал, Далия к  этому  привыкла  и  еще  не
начала волноваться.
     Зеев не стал проходить в салон, остановился у  двери.  Дверь  оставил
открытой, и в спину дуло.
     - Да проходи ты, - пригласила Далия. - Я женщина  нерелигиозная,  мне
можно.
     - А мне - нет, - сказал Зеев и решил покончить с заданием сразу. - Ты
смотрела "Взгляд"?
     - Италийский? Смотрела. Работа "Каха"?
     - Нет, это мы, "Бней-Иегуда". Я и Аркан.
     Далии понадобились три секунды, чтобы  осмыслить  сообщение.  Она,  в
отличие от самого Зеева, поняла его целиком, со всеми нюансами и  скрытыми
от Зеева смыслами. Он подумал даже, что она ожидала от своего сына чего-то
такого. Далия опустилась в кресло, закрыла глаза, лицо стало белее  стены,
но, когда Зеев сделал шаг вперед, она предостерегающе подняла руку,  и  он
остался у двери.
     Он не знал, сколько прошло времени  -  может  быть,  час.  Далия,  не
открывая глаз, сказала:
     - Уходи. Ты не виноват, я знаю, но уходи. Я хочу побыть одна.
     - Я скажу Хае, чтобы...
     - Скажи Хае, что я не хочу никого видеть, пусть  она  позаботится  об
этом.
     Потоптавшись на месте, Зеев повернулся, чтобы уйти, и  Далия  сказала
ему в спину:
     - Никогда нельзя смешивать личные беды с бедами народа.  Никогда.  Он
был неправ.
     Она говорила о своем сыне, будто читала главу в  учебнике  истории  -
том самом, что написала несколько лет назад для еврейских средних школ.
     Зеев вышел и закрыл дверь.


     Утренние италийские газеты были  заполнены  огромными  заголовками  и
фотографиями, бьющими на жалость. Зеев из дома не выходил, потому  что  по
улицам Перуджи расхаживали военные патрули, смотрел телевизор, где  первые
полосы газет демонстрировались крупным планом. Позвонил Арону Московицу  и
спросил, что происходит с романским телевидением и газетами.
     - Что всегда, - отозвался Арон, и  Зеев  так  и  увидел,  как  старик
усмехается  в  бороду.  -  Закрыто.  В  наш  век  информации  это   просто
бессмысленно. Кстати, комендантский час кончается в полдень, и на два часа
назначено заседание. Изволь явиться.
     - Сколько их  там  было?  -  спросил  Зеев.  -  Я  так  и  не  слышал
окончательного числа.
     - По последним данным - сорок восемь. Подробности - когда встретимся.
     - Аркана жалко, - сказал Зеев.
     - Не  опаздывай,  -  отозвался  Арон,  не  отреагировав  на  реплику.
Конечно, для него Аркан - богоотступник,  религия  не  прощает  самоубийц,
жизнь  еврея  принадлежит  Ему,  и  никто  не   может   распоряжаться   ею
самостоятельно. Это так. Но все равно жалко.


     Подвели итоги. Заседали в малом зале синагоги, где не было книг и где
обычно собирались раввины и муниципальные власти, чтобы  обсудить  местные
проблемы, которых всегда было достаточно, а после оккупации  стало  просто
невпроворот. Перуджийский совет Общины Бней-Иегуды насчитывал  одиннадцать
человек - достаточно для миньяна  и  для  принятия  любого  ответственного
решения.
     Зеев был краток -  только  главные  детали  и  основные  выводы.  Рав
Штейнгольц, руководитель Общины, кивал  головой,  а  когда  Зеев  закончил
доклад,  пустился  в  свои  обычные  рассуждения  о   причинах   и   целях
Сопротивления. Рава  слушали  внимательно,  хотя  он,  по  большей  части,
повторял известные истины - но среди этих истин, как цветы  среди  камней,
попадались замечательные мысли, которые никому, кроме рава,  в  голову  не
приходили. И не могли придти - рав был мудр, а  остальные  просто  служили
Создателю.
     - Сейчас, в пять тысяч семьсот пятьдесят пятом году, - рассуждал рав,
- просто нелепо сохранять такое количество богов,  что  свидетельствует  о
косности италийского мышления. Подумать только - президент у них  посещает
храм Юпитера Капитолийского, а министр иностранных  дел  просит  помощи  у
Марса, когда направляет карательные отряды в Перуджу и Неаполь! Бог  един,
и это признал уже весь цивилизованный мир.  Даже  безбожники  в  Штатах  и
России вынуждены были  согласиться,  что  Мир  не  мог  быть  создан  этим
олимпийским сборищем развратников. Уже хотя бы поэтому приход италийцев на
эту землю противен всему развитию цивилизации.
     "Что ты знаешь о развитии цивилизации? - подумал Зеев. - У тебя  даже
телевизора нет. Компьютера - подавно. Твой  Хаим  приходит  к  моему  Гилю
играть в компьютерные игры, они вместе убивают на экране италийцев, и  это
учит их патриотизму больше, чем твои субботние речи."
     - Недавно мне пришлось услышать в этих  стенах  большую  глупость,  -
продолжал рав. - Один романский еврей, я не хочу называть  имени,  спросил
меня в личной беседе: а что бы случилось с нами, евреями,  если  бы  почти
две тысячи лет назад Титу удалось взять Иерусалим и  разрушить  Храм,  как
того хотел его отец, император Веспасиан? И мне  пришлось  об®яснять,  что
история не знает сослагательного наклонения, что было - то было,  и  евреи
просто обязаны были победить, потому что опыт прежних сражений с греками и
римлянами не мог  не  принести  свои  плоды.  И  гений  Маккаби  Бен-Дора,
описанный Иосифом Бен-Маттафием...
     "Конечно, - думал Зеев, - Иосифу было проще - он  шел  с  наступающей
армией, и когда Бен-Дор вошел в Рим и лично убил  Веспасиана,  как  прежде
убил и Тита, и когда он разрушил храм Юпитера, историку было легко все это
описывать. А сейчас, когда все перепуталось, и  мы,  евреи,  прожившие  на
этой земле  два  тысячелетия,  сделавшие  из  этой  земли  рай,  вынуждены
собираться здесь, скрываться... и опять брать в руки оружие... и  погибать
за то, что уже было нашим... и должно им быть..."
     - И только антисемитизм Сталина, - воскликнул рав, - дал  возможность
новоиспеченной Организации Об®единенных Наций  создать  здесь,  на  землях
романских евреев, это нелепое  образование  -  Италийскую  республику.  На
месте Большой синагоги поставить храм Юпитера! Я не понимаю:  неужели  эти
гои, решавшие нашу судьбу, думали, что мы смиримся?
     "А о чем думал генерал Шапиро, когда в сорок девятом не смог сбросить
италийцев в море? - мысленно спросил рава Зеев. - Возможностей  было  даже
четыре,  по   числу   морей:   Ионическое,   Тирренское,   Лигурийское   и
Адриатическое..."
     - И они теперь говорят о нашей жестокости! -  завершил  свой  монолог
рав Штейнгольц. - Они, которые согнали нас в гетто, запретили жить в Риме,
нашем городе! Эти гои, эти антисемиты, эти...
     - А если бы в Иерусалиме сидели не трусы, - подал голос  Марк,  -  то
нам бы не пришлось сейчас воевать.
     Это был давний и бессмысленный спор, и Зеев подумал, что,  если  Марк
опять сцепится с равом,  им  до  начала  комендантского  часа  не  удастся
принять решение.
     - Не будем о Рабине, - быстро сказал он. - В Иерусалиме своих проблем
достаточно. Давайте...
     - Вот именно, - тут же согласился  рав,  которому  тоже  не  хотелось
начинать дискуссию - он предпочитал монологи. - Я считаю  вчерашнюю  акцию
успешной. Гибель Аркана Шаллона связана с личными мотивами, это дело его и
Творца, и мое как раввина. Как отреагировали в Вашингтоне?
     - Никак, - сказал  рав  Иосиф  Визель,  отвечавший  за  международную
информацию.  -  Телевидение,  естественно,  нагнало  на  народ  страха,  а
госдепартамент сделал  вид,  что  ничего  не  случилось.  Более  интересна
реакция Берлина. Канцлер Коль заявил, что борьба с терроризмом не отменяет
борьбы за независимость и права на возвращение. И пусть мне об®яснят,  что
он имел в виду! Наше право на независимость Еврейской Римской  Республики?
Или право италийцев на возвращение,  потерянное  ими  за  два  тысячелетия
рассеяния?
     - Канцлер Коль, -  усмехнулся  в  бороду  рав  Штейнгольц,  -  всегда
оставляет нам возможность для самооправдания, а италийцам - для обвинения.
В конце концов, экономические интересы Германии превыше всего...
     И он демонстративно похлопал по прикладу  "шмайссера",  лежавшего  на
журнальном столе.
     - Козырев в Москве призвал италийцев к  компромиссу,  хотя  и  осудил
акцию, в результате которой, по его словам, погибли невинные, -  продолжал
рав Визель. - А Ельцин в то же время заявил, что Москва  не  откажется  от
дружественных связей с Иерусалимом, и что  он  не  намерен  отменять  свой
визит в  Большой  Израиль  из-за  того,  что  горстка  фанатиков  нарушает
Конвенцию о Риме. Фанатики - это, естественно, мы.
     - Боюсь я этого визита, - подал голос  молчавший  до  сих  пор  Гидон
Амитай, самый молодой среди членов совета, но успевший принять участие уже
в двух десятках акций. Слова его вызвали улыбку, поскольку все знали,  что
Гидон никогда и ничего не боялся. - Боюсь, потому что Рабин,  как  обычно,
от нас откажется. Ему, видите ли, нужно  поддерживать  имидж,  пусть  даже
ценой единства еврейской нации.
     - Политикам, - наставительно сказал рав Штейнгольц, -  нужно  прощать
ложь. Даже наши праотцы время от  времени  вынуждены  были  скрывать  свои
мысли. А уж сейчас,  да  еще  в  гойском  окружении...  Все,  переходим  к
завтрашней акции. Гидон, мы слушаем.
     - Все готово, - сказал Амитай небрежно,  будто  о  деле,  само  собой
разумеющемся. - Четыре мины  в  Чивитавеккия,  на  пирсах  Шестого  флота.
Тактический ядерный  заряд  в  полкилотонны  вблизи  от  военной  базы  во
Фраскати. Радиоподрывники на местах. На завтра италийцы акций не ожидают -
об®явление дадим в семь утра, за  полчаса  до  взрывов.  На  эвакуацию  им
хватит.
     Зеев  впервые  услышал,  что,  кроме  обычных   мин,   установлен   и
тактический ядерный заряд. Он знал, конечно,  что  в  Обществе  существуют
секретные секции, что задавать кое-какие вопросы нельзя, он и не  задавал,
но хотел бы все же знать, каким образом людям  Амитая  удалось  заполучить
компоненты плутониевой бомбы, собрать ее -  не  говоря  уж  о  том,  чтобы
доставить на место! Иногда ему казалось,  что  он  завидует  Амитаю  -  не
столько его молодости  (какой  смысл  завидовать  тому,  что  определяется
только волей Творца?), сколько способности принимать неожиданные  решения,
самоуверенной силе в лучшем смысле понятия "самоуверенность". Задумавшись,
он пропустил несколько фраз и поймал конец предложения рава Штейнгольца:
     - ...А в семь пятьдесят я выступлю по радио и об®ясню причины акции.
     - И италийская полиция тут же просчитает твой голос, -  резко  сказал
Марк, - и им понадобится ровно полчаса, чтобы тебя арестовать!
     - Нет, - покачал головой рав,  -  я  буду  говорить  голосом  их  так
называемого президента Ливия Тацита. Неужели ты думаешь,  Марк,  что  наши
ученые не могут сделать то, на что способен выпускник любого компьютерного
колледжа?
     Марк, судя по всему, сомневался в способностях выпускников колледжей,
но возражать не стал - в конце концов, раву виднее. Проголосовали и быстро
разошлись - время поджимало. По дороге  домой  Зеев  заскочил  в  магазин,
единственный  в  районе  новостроек,  который  работал,   когда   италийцы
закрывали территории Тосканы и Умбрии. Магазин был уже пуст, у входа стоял
армейский патруль, и офицер-италиец демонстративно показал Зееву на часы -
до начала комендантского часа оставалось десять минут.
     Кипя от злости, Зеев купил хлеба и молока и припустил по улице  будто
заяц, убегающий от волка. Стыдно. Ничего, за мой сегодняшний стыд, - думал
он, - вы ответите сполна. И вы, и дети ваши.
     В дом он, однако, вошел степенно, как подобает хозяину. Дети играли в
своей комнате, судя по всему, на компьютере - было относительно  тихо.