уборки мусора. Все прочно  в  этом
мире. Материя, как и положено, первична. А дух вторичен...
   Да, а куда же этот дух его влечет?..
   Вадим поймал себя на том, что машинально шагает  по  мокрой  податливой
тропинке к болотистому полю, где бывшие Они с большой буквы (а ныне -  они
с маленькой) совершили однажды очередную пакость, срезав цветы. И хоть  бы
сегодня  кто-нибудь  догадался,  исправляя  положение,   принести   Вадиму
букетик, поставить в банку с водой - как память о Несостоявшемся... Не-ет,
они гуманисты. Они  не  станут  напоминать  о  Несостоявшемся,  это  будет
немилосердно, не тому их учит милосердная наставница.
   А все-таки, зачем он туда идет? Ничего интересного там не  осталось,  а
"Пейзаж без цветов" уже написан, уложен в папку  для  рисунков.  Приличный
этюд получился...
   Размышляя, Вадим все же шел себе и шел, стараясь не задеть колючие лапы
каких-то кустов, растущих прямо у тропинки. Шел просто  так,  потому  что,
остро возжаждав творчества, он еще не ведал, что  станет  писать:  уезжать
собирался, натуры для этюдов не  присмотрел.  Вот  сейчас  он  свернет  за
кусты, пройдет по болотистому полю - туда, к  лесу  поближе.  И  наверняка
что-то обнаружит. Полянку какую-нибудь. Или дерево. Все равно что.  С  ним
так и раньше бывало: что-то вышибало из равновесия, долго не  писалось,  а
потом начинало тянуть к холсту или картону, и тут - Вадим на опыте знал  -
стоило взять в руку кисть, уголь или карандаш и просто начать...
   Он выбрался наконец на поле, завернув за кусты и (опять без  многоточия
не обойтись!)... замер, ошеломленный, боясь неосторожным  жестом  спугнуть
увиденное, молчал, потому что не мог говорить, не знал, что говорить.
   - Ну что же вы?  -  сказала  Тая.  -  Раскладывайте  свой  ящик,  я  не
каменная...
   Она стояла посреди островка лиловых цветов, невесть как и  когда  снова
выросших на старом месте, стояла, до пояса окунувшись в них, и цветы  чуть
покачивались на длинных стеблях, повернув свои колокольчики  к  солнцу,  к
теплу. И охапка тех же цветов оттягивала  ей  руки,  она  прижимала  ее  к
груди, сцепив пальцы замком - для крепости, и  лицо  тонуло  в  цветах,  а
легкий и теплый ветер трепал ей волосы, гнал на глаза, занавешивая, и  она
то и дело встряхивала головой, чтобы убрать их - руки-то  заняты,  а  надо
видеть Вадима, его дурацкую физиономию с непроизвольно открытым  ртом.  Он
так и стоял - женою Лота, закаменев. Вспоминал знакомое:  этого  не  может
быть, потому что не может быть никогда.
   - Скоро вы?  -  Тая  перехватила  охапку  снизу,  освободившейся  рукой
справилась наконец с волосами. - Я так долго не простою, предупреждаю...
   - Но почему... - начал Вадим, а Тая засмеялась, недослушав, не дав  ему
досказать.
   - Было же  об®яснение,  Вадим  Николаевич.  Прекрасное,  между  прочим,
об®яснение... Пишите-пишите, это ваше дело. Все остальное - мое...


   А в столовой деда  Василия  Витька  и  Колюн  вбили  в  стену  железный
костыль, на котором будет висеть написанная Вадимом  картина.  Так  велела
Тая.