на где-то в потаенных глубинах его "я" задрожала, словно что-то 
пыталось пробиться сквозь нее из тьмы его, Кипа, души.
	В дверь постучали.
	- Открыто, Дэвид, - сказал Кип.
	Вошел Мур, озадаченный уклончивостью друга и 
заинтригованный тем, что услышал от стариков. Увидев разложенные на 
столе Кипа предметы, он подошел и, заметив усталый, напряженный 
взгляд Кипа, спокойно спросил:
	- Что происходит?
	- Сегодня под утро подлодку вскрыли автогеном, - ответил Кип. - 
Один из сварщиков Лэнгстри, псих по кличке Турок.
	- А он не объяснил зачем?
	Кип воззрился на Мура сквозь синий табачный дым и покачал 
головой:
	- Нет. Там же, на верфи, кто-то забил его до смерти. Хотя я знаю, 
что он искал, - вчера он полдня бормотал что-то о потопленных 
немецких кораблях и золотых слитках, никак не мог успокоиться. Надо 
сказать, Дэвид, кто-то потрудился над ним на славу, а крысы закончили 
работу. По-видимому, ему удалось проникнуть в подлодку. Он нашел 
там что-то, а потом кто-то забрал у него находку. - Кип показал на стол: 
- Вот это нашли в его карманах, а этот клочок грязной ткани док вынул у 
него из руки. Похоже, он за что-то хватался, когда падал в воду...
	Мур молчал. Убийство на Кокине? Невероятно! С тех пор, как он 
начал заправлять делами в "Индиго инн", здесь не было ни одного 
убийства. Черт возьми, он приехал на этот остров, потому что верил - 
сюда еще не проникли подлость и жестокость.
	- А как он попал в лодку? - чуть погодя спросил Мур.
	- Вскрыл автогеном люк на носовой палубе, у главного орудия. - 
Кип сложил вещи Турка в пластиковый пакет, запечатал и убрал в 
нижний ящик стола. - Этого парня где только не носило. Как знать, 
может, кто-нибудь из врагов наконец добрался до него на нашем 
островке. - Он в последний раз затянулся и раздавил окурок о стенку 
пепельницы. - Впрочем, неважно - как говорится, мертвые не болтают. - 
Он встал из-за стола, подошел к кладовке, отпер ее и начал копаться в 
вещах. Через некоторое время он достал оттуда карманный фонарик и 
большой фонарь, работающий от аккумулятора. Фонарик он бросил 
Муру: - Надо взглянуть, что там в этой лодке. Хочешь со мной?
	- Да, - ответил Мур с глубоким вздохом. - Еще как...
	- Вот и отлично. Есть риск, что там еще сохранилась годная 
взрывчатка, но раз уж автоген не взорвал все это к чертовой матери, 
наверное, ничего с нами не будет. - Он оглянулся на шкаф с оружием, но 
сразу же отбросил эту мысль. Для чего им вооружаться? Из-за крыс? Он 
не сомневался, что док кишит ими, но это совершенно точно не были 
крысы-людоеды. Ради Бога, успокойся, сказал себе Кип. Он пощелкал 
кнопкой большого фонаря, проверяя, не сели ли батарейки, и кивнул 
Муру: - Ну, вперед, проверим, что прячет от нас эта старая калоша. - И 
он двинулся к двери.
	- Это одному Богу известно, - откликнулся Мур.
	Да, сказал себе Кип, выходя вместе с Муром на солнцепек и садясь 
за баранку джипа.
	Богу... и, возможно, кое-кому еще.



9

	Они миновали сломанные ворота и поехали по территории верфи. 
Кип, нервно жевавший спичку, которую достал из нагрудного кармана, 
буквально излучал напряжение. Они обогнули груду досок, и Мур 
заметил, что глаза констебля едва заметно сузились. Впереди показались 
причалы и док. Когда Кип остановил джип возле дока, Мур и сам 
почувствовал непонятную тревогу. Он впился взглядом в старую 
обшарпанную стену: за ней было то, что заманило его в океанские 
глубины. С его помощью оно вырвалось на свободу и привело за собой 
насилие, навсегда омрачив до наивности простую, почти безгрешную 
жизнь Кокины. Лодка, подумал Мур, вспомнила о своем страшном 
предназначении - нести смерть. И это ~он~ привел ее сюда.
	Поодаль на пострадавшем в бурю траулере возились рабочие. Кип 
замахал им и вылез из машины.
	В глубинах его сознания горело воспоминание о мертвом, полном 
ужаса лице Турка. Он видел его во всех подробностях, и впервые за очень 
долгое время Кип почувствовал, как ему в душу прокрадывается 
непонятный смутный страх. "Что это? - спрашивал он себя. - Здесь нечего 
бояться. Глупость, ребячество, нелепость!" Но что-то тревожило его - 
что-то жуткое, такое, о чем не хотелось даже думать. Он вдруг 
спохватился, что рядом стоит Мур, включил фонарь и толкнул дверь 
дока.
	Дверь неохотно качнулась на ржавых скрипучих петлях. За ней 
была сплошная чернота, словно они стояли на границе дня и собирались 
отдаться на милость ночи. Корабль Ночи, назвал ее Бонифаций, вдруг 
вспомнил Кип. Порождение ночи, тварь, для которой тьма - защита. 
Светя перед собой фонарями, они вошли в док - Кип, за ним Мур - и 
налетели на стену сокрушительной вони.
	- Господи Иисусе, - вырвалось у Кипа. - Эта сволочь гниет 
изнутри. - Он посветил в воду под сходнями. - Вот здесь я обнаружил 
тело. Сейчас увидишь - вокруг люка все в засохшей крови.
	Мур внимательно оглядывал корпус немецкой лодки. Его почти 
целиком окутывала тьма, только из прорех в крыше дока падал мутный 
тусклый свет. Вода вокруг лодки была вязкой, маслянистой, изумрудно-
зеленой, и в ней плавали рыбы, встретившие в этой темной зелени свою 
смерть. Они лениво толкались белым раздутым брюхом в железные бока 
лодки, всякий раз распугивая мух, обследовавших гниющую плоть. По 
спине Мура пробежал холодок: он вдруг наяву услышал грозный грохот 
дизелей лодки. Боже, подумал он, вот это было судно. И представил себе, 
как оно бесшумно скользило по подводным пропастям, точно огромный 
морской хищник.
	- Минутку, - негромко сказал Кип. Луч его фонаря скользнул мимо 
Мура и уперся в доски, наваленные на носовой палубе у люка. Слева от 
боевой рубки лежала бухта троса. Кип не помнил, чтобы утром видел 
доски или трос... впрочем, единственное, что он помнил, это 
вынырнувшее из-под воды мертвое лицо. Он посветил на трос, потом на 
доски. Похоже было, что их свалили здесь второпях, как попало. Фонарь 
Кипа разогнал полумрак в бывшей плотницкой. В последний раз он 
видел эти доски там. Или нет? Он не мог вспомнить. Свет скользнул по 
горе ящиков и ветоши; сверкнули красные глазки, послышался 
испуганный писк.
	- Что там? - спросил Мур.
	Кип мотнул головой.
	- Ничего.
	Он шагнул в темноту, прочь от теплого солнечного света, и 
перебрался по сходням на борт немецкой подлодки. Мур - за ним. 
Наступив на что-то, он отпрянул, светя фонариком: под громадой рубки 
лежала небольшая горка раздробленных мелких костей, голов - 
противных, усатых, - черных гибких хвостов. Кучка требухи - все, что 
осталось от жирных портовых крыс. В луче фонарика блеснули 
стеклянистые глаза, и Мур быстро отвел взгляд и перешагнул через 
крысиные останки. Должно быть, в док пробралась кошка.
	Свернувшаяся кровь у круглого отверстия, зиявшего в крышке 
люка, отмечала место гибели молодого человека. Кип поводил фонарем: 
бурые кляксы - словно кто-то яростно отряхивал здесь малярную кисть. 
Под ногами тихонько поскрипывал деревянный настил палубы, 
крысиная возня наполняла док смутным эхом.
	Потом приятели не сговариваясь направили лучи фонарей в 
отверстие.
	Внутрь лодки вел трап, но внизу на первый взгляд было не 
развернуться. Мур нагнулся пониже и стал под разными углами 
высвечивать внутренность корабля. Луч фонарика на мгновение 
выхватывал из мрака трубы, голые переборки, толстые пучки проводов, 
и тут же возвращал их во тьму. Прямо под отверстием Мур разглядел 
пол - над ржавыми листами обшивки стояло на три дюйма воды - и 
увидел свое отражение: бесформенную тень без лица.
	Кип, зажав в зубах спичку, прерывисто дыша и нащупывая ногой 
стальные перекладины, стал осторожно спускаться в отверстие. Он 
ступил на пол, расплескав воду, и стал ждать Мура.
	Они стояли в узком, тесном отсеке, забитом трубами, маховиками 
и сложными механизмами. Кип посветил по сторонам и показал Муру в 
носовой части отсека четыре задраенных трубы торпедного аппарата. Их 
крышки величиной и формой напоминали перевернутые литавры. Над 
полом на стальных направляющих-рельсах приподнимались две 
торпеды; направляющие были в черных комьях засохшей смазки с 
зелеными прожилками плесени, но сами торпеды казались почти 
чистыми. Мур погладил одну из них.
	- Осторожно, - предостерег Кип; звук его голоса жутковатым эхом 
прокатился между переборками. Он снова повел вокруг лучом фонаря и 
осветил тонкие заплесневелые тюфяки, подвешенные на цепях так, чтобы 
их легко можно было свернуть. Узкий проход между ними вел в недра 
лодки. Под нижними койками в специальных креплениях размещались 
торпеды. Кип посветил на переборки; между тюфяками виднелись 
фотографии - сильно выцветшие, почти неразличимые: молодая 
темноволосая женщина улыбалась фотографу в луна-парке, пара средних 
лет сидела в обнимку на скамейке у фонтана, рядом висел похожий на 
открытку снимок огромного дома в лесу, а по соседству молодая 
блондинка на лыжах на фоне заснеженных гор махала рукой 
утраченному возлюбленному.
	Все возможные закутки и щели были забиты штабелями 
деревянных ящиков. Из перевернутого ведра выплеснулось и застыло 
что-то белое, густое, комковатое. Везде присутствовал отвратительный 
налет тлена; беспризорный ботинок, подхваченный крохотными 
волнами, созданными движением незваных гостей, стукнулся о торпеду. 
Мур опустил фонарик и увидел в полутемном углу похожие на 
осьминога лохмотья рубашки и подумал: а что случилось с хозяином?
	Кип прошлепал по воде, нагнулся и поднял рубашку. Она тотчас 
расползлась желтоватыми клочьями, сразу налипшими на пальцы 
констебля. Он завороженно поднес к свету один такой клочок и вдруг 
резким движением стряхнул его в воду. Обрывки рубашки уплыли под 
подвесную койку. Кип вытер руку о штаны.
	Впереди открывался длинный коридор. Воздух здесь был спертый, 
зловонный - Кипу стало трудно дышать. Возможно, пока не вскрыли 
люк, здесь вовсе не было воздуха, но и после этого лодка проветрилась 
недостаточно. Запах погоста перебивал другой, не менее неприятный 
запах: раздражающий, приторно-сладкий, разъедающий легкие. Какой-
то отравляющий газ? Нечто, копившееся внутри лодки сорок с лишним 
лет? Кип подождал, пока луч фонарика Мура догонит его, и, пригибаясь, 
осторожно двинулся вперед, то и дело ныряя под какие-то трубы. 
Темнота встревоженно шарахнулась от света, заметались в поисках 
укрытия маленькие тени. Кип с Муром не могли идти рядом - коридор 
был недостаточно широк. Они словно вползали через глотку громадного 
зверя в дебри органов, тканей и костей, напитанные влагой как губка.
	- Боже! - Тихий голос Мура эхом вернулся к нему, отразившись от 
переборок. - Здесь же нечем дышать, это какой-то клаустрофобический 
кошмар!..
	По центру подволока змеилась толстая труба, этакий ржавый 
хребет лодки. Кип направил фонарь на один из боковых просветов - там 
оказалась артелка, тесно заставленная ящиками. Две подвесных койки, 
привинченный к железному полу стол, с потолка свисают в ряд белые 
рубашки и такие же рубашки лежат в воде... Констебль пошел дальше; с 
пола из-под его башмаков поднимались облачка хлопьев грязи и 
ржавчины.
	Когда-то здесь нес службу экипаж - часть исправно работающей 
системы, винтики в страшном оружейном механизме. Как им удавалось 
день за днем, неделю за неделей сохранять здесь здравый рассудок, 
оставалось только догадываться. Запахи человеческого тела, пота, 
сигаретного дыма и мочи, перемешанные с вонью солярки и машинного 
масла должны были быть поистине невыносимы. Даже сейчас Муру 
казалось, что он заперт в ловушке, словно подволок и переборки 
медленно смыкались вокруг него, а сам он шел не вперед, а куда-то вниз. 
Горло, в котором поначалу просто першило, теперь жгло огнем, а когда 
он сделал осторожный, медленный вдох, легкие как ошпарило. Он 
услышал, как Кип надсадно кашлянул - раз, другой.
	Очередная выгородка; Кип не остановился, но Мур заглянул в нее. 
На металлическом столе стоял радиоприемник, с проводов свисали 
наушники, рядом лежал опрокинутый стул. В углах чернели густые тени, 
похожие на плотную паутину, они сопротивлялись тонкому копью света. 
От хлама, плававшего в воде на полу, шел омерзительный запах склепа - 
сухой, сладковатый. Мур задохнулся, попятился и хотел уже догонять 
Кипа, как вдруг ему почудилось какое-то движение.
	Он замер, прислушиваясь.
	Тишину нарушал только плеск воды впереди - это шел по 
коридору Кип. Эхо множилось, удваивалось, утраивалось, дробилось о 
переборки. Мур снова осветил радиорубку. В спинку стула ткнулось что-
то разбухшее, бесформенное, и он не сразу понял, что и это - 
растерзанные крысиные трупы. Следом плыли кишки. Крысы? Здесь? 
Откуда? Забрались через вскрытый люк, привлеченные запахом гнили? 
Но, как и на палубе, здесь не было ни одной целой крысы. Мура 
передернуло. Что это? Кто мог это сделать?
	Мур задом выбрался из отсека, ощущая липкую грязную воду под 
ногами, и посветил туда, откуда они пришли. Послышавшийся ему звук 
доносился из глубины коридора: там что-то двигалось. Мур знал, что 
это не плод его воображения. Не убирая фонарик, он подождал еще 
несколько секунд, потом пошел догонять друга.
	Кип изучал плававший вокруг хлам: истлевшее обмундирование - 
сорочки, майки, башмаки; пустые ящики; журнальная картинка - 
девушка жеманно приподнимает юбку чуть выше бедра. На листке 
стояла дата: ноябрь 1941 года. Достаточно смело для того времени, 
подумал Кип. Он хотел пройти дальше, но у него вдруг закружилась 
голова, и он схватился за железную переборку, чтобы не упасть. Перед 
глазами поплыли черные круги, в груди горело.
	Мур взял его за плечо:
	- С тобой все в порядке?
	- Сейчас, - хрипло проговорил Кип, пытаясь отдышаться. - Тут 
очень душно, Дэвид. - Он замотал головой, разгоняя круги перед 
глазами. - Все, уже лучше.
	- Ты можешь идти дальше?
	Кип кивнул, глядя вперед. Там, куда не доставали узкие лучи 
света, тьма была липкой, зловещей, ~живой~. Плесень и ржавчина 
расписали стены коридора диковинными многоцветными узорами. 
Лодка прогнила насквозь. Муру чудилось, будто он весь пропитался 
кишащей микробами грязью; горло саднило, но он постарался подавить 
кашель. Странно, но ему казалось, что он производит гораздо больше 
шума, чем следует. Сказывались недостаток кислорода и отвратительные 
запахи.
	Кип весь взмок, пот катился у него из-под мышек и бисеринками 
выступал на лице. Он вытер лоб тылом ладони, недоумевая, отчего ему 
так страшно здесь. Это была всего-навсего машина... пусть боевая... но 
давно ставшая забытым эхом минувшей войны. Дело было не в 
замкнутом пространстве, не в темноте, не в ощущении, что они 
похоронены заживо. Нет. Нечто иное, некое шестое чувство, данное ему 
от рождения, что-то нашептывало сейчас Кипу, стараясь проникнуть в 
его душу и взбаламутить ее.
	Свет фонаря Кипа выхватил из тьмы еще несколько отсеков по 
обеим сторонам коридора и замер: впереди виднелся задраенный 
металлический люк.
	Ноги медленно, как во сне, понесли Кипа к нему. Оказалось, что 
люк задраен не так уж плотно: между тяжелой металлической крышкой и 
переборкой оставалась дюймовая щель. На дороге у Кипа лежал пустой 
ящик; Кип пинком отшвырнул его в сторону и увидел нечто 
отвратительное: раздавленную большую крысу. Уцелели только голова и 
грудь грызуна, задней половины туловища как не бывало; осталась лишь 
голая кость, словно какая-то тварь жадно обгладывала крысиную тушку.
	~Уходи~, услышал он шепот, и по спине у него пошли мурашки, 
~уходи, пока не поздно~.
	Мур отошел в сторону и отодвинул остатки зеленой занавеси. 
Ткань рассыпалась у него в руке. За ней открылись койка, небольшой 
письменный стол, застеленный заплесневелой промокательной бумагой, 
и металлические шкафы. На столе в беспорядке лежали книги и бумаги, 
посреди этого беспорядка громоздилось пресс-папье. Мур поднес его к 
свету.
	Это был тяжелый стеклянный куб с застывшим в центре 
сокрпионом. На стекле золотом была выгравирована надпись; часть букв 
стерлась, но кое-что еще можно было прочесть: "ВИЛ  Е  М КО РИН. 
СЕНТЯБ Ь 1941". А прямо под надписью виднелся фрагмент свастики.
	- Кип, - негромко окликнул Мур, - взгляни-ка.
	Кип отвернулся от люка, подошел и обшарил лучом фонаря 
маленький отсек. Он бегло осмотрел пресс-папье и вернул его Муру.
	- По-моему, это была каюта командира, - глухо сказал он. - На 
твоем месте я оставил бы это себе. Наверное, других трофеев ты с этого 
чертова корыта не унесешь.
	Мур сунул пресс-папье за пазуху. Ему показалось, что он 
прикоснулся к куску льда.
	Кип вернулся к люку, просунул пальцы в щель между 
металлической крышкой и переборкой и потянул. Заскрежетало железо, 
но, вопреки ожиданиям Кипа, люк открылся относительно легко. Утирая 
пот со лба, констебль направил свет в открывшийся проем.
	- Дэвид, - севшим вдруг голосом сказал Кип, не трогаясь с места. 
Он подумал, что Мур его не слышит, и позвал громче.
	- Что тут? - Мур стоял рядом с ним, следил за ползущим по 
настилу лучом.
	Они заглядывали в самое сердце лодки - в штурманскую рубку. 
Под потолком густо переплетались какие-то трубы, шланги, маховики. 
Множество рычагов и ручек неизвестного назначения, датчиков, 
циферблатов. В луче фонаря блеснуло стекло. Посреди рубки, 
окруженный механизмами и приборами с замершими стрелками, стоял 
штурманский стол. Оборудованием было забито все до последнего 
дюйма. Оно гроздьями свисало с потолка, теснилось в углах - 
бесчисленные ряды переключателей, рычагов, маховиков, мертвых 
циферблатов.
	Но, кроме оборудования, здесь было кое-что еще.
	Трупы.
	По-прежнему на своих постах, послушные давно мертвому 
командиру, - только форма истрепалась в лохмотья: мертвый экипаж 
мертвой лодки.
	Мумии.
	Один, с лицом, полуприкрытым белой вуалью плесени, скрестил 
перед собой на столе коричневые иссохшие руки; сзади из мрака на свет 
уставилась ухмыляющаяся безглазая маска - изуродованный череп, 
костяные проплешины. Здесь - коричневые пустые глазницы, там - дыра 
вместо сгнившего носа. С пола, на дюйм залитого водой, прямо на них 
глазел мертвец с широко распяленным ртом и выбитыми зубами. В 
глубине рубки их было еще больше: они лежали там поодиночке и по 
несколько сразу, черты одних еще можно было различить, по лицам 
других расползлась толстая короста серой и желтой плесени. Нехватка 
кислорода помогла телам сохраниться, мумифицировала их, придала их 
коже коричневый оттенок и сделала ее похожей на хрупкую корочку. 
Кожа тесно обтянула кости, темные, бездонные провалы глазниц вели к 
затвердевшему мозгу. Труп в углу вскидывал мертвые руки к мертвому 
лицу, словно пытаясь спрятаться от света.
	Кип выдохнул сквозь стиснутые зубы. Мур от напряжения 
распрямился. От запаха разложения Кипа мутило. Он закашлялся; 
кашлять было больно. Что это? Пары бензина, просочившиеся сюда из 
недр корабля, с кормы, из машинного отделения? Это был безвоздушный 
склеп, железный гроб, сгубивший всех этих людей. На дальнем конце 
мертвецкой был выход, но сколько Мур с Кипом ни светили туда, они 
видели лишь плотную стену черноты.
	- Там должны быть другие, - услышал Кип свой голос и вдруг 
понял, что это - первые слова, произнесенные здесь за полвека. Может 
быть, когда эта сволочь пошла ко дну, они застряли в кормовой части и 
никто не сумел выбраться...
	Мур невольно вздрогнул и посветил в один угол, потом в другой. 
Страшные иссохшие лица, неподвижные, как будто следящие за 
пришельцами взгляды. Единственным оружием защиты был конус света, 
который Мур держал в руке. На переборке блеснула бронзовая табличка: 
"КИЛЬ - 1941". Пока он разбирал надпись, буквы вдруг расплылись у 
него перед глазами, и ему почудилось, что с каждым вдохом гнилостная 
вонь все глубже проникает в него. Он вытер лицо, холодное, липкое и 
противно скользкое на ощупь, и с трудом отнял руку от лица, словно 
скованный параличом.
	- Пошли отсюда к чертовой матери, - проговорил Кип, но 
собственный голос доходил до него словно сквозь толстый слой ваты. 
Кип страшно закашлялся, прикрывая рот рукой, и в