кто-то и убьет, Тереза, до того, как все это кончится. - Я
подошла к ней вплотную, и она отступила. - Но это будешь не ты.
  Ее пульс я ощущала почти у себя во рту. Она меня боится? Или это я схожу с
ума? Я только что поперла на вампира со столетним стажем, и она отступила.
Я была дезориентирована просто до головокружения, будто резко изменилась
реальность, а меня никто не предупредил.
  Тереза повернулась ко мне спиной, сжав руки в кулаки.
  - Поднимите мертвого, аниматоры, или, клянусь всей пролитой от сотворения
мира кровью, я убью вас обоих.
  Кажется, она говорила всерьез. Я встряхнулась, как вылезшая из глубокой
воды собака. У меня на руках была чертова дюжина вампиров, которых надо
утихомирить, и столетний труп, который надо поднять. За один раз я умею
решать только миллиард проблем. А миллиард плюс одна это уже слишком много.
  - Вставай, Захария, - сказала я. - Пора за работу.
  - Я никогда раньше не работал с фокусом, - сказал он. - Тебе придется
сказать мне, что делать.
  - Без проблем, - ответила я.

  28

  Коза лежала на боку. Поблескивала под луной обнаженная белизна
позвоночника, кровь все еще сочилась на землю из зияющей раны. Глаза
закатились под лоб, язык вывалился из пасти.
  Чем старше зомби, тем большая нужна смерть. Я это знала и потому избегала
работы со старыми зомби, когда это удавалось. После ста лет труп в
основном превращается в прах. Если повезет, останутся несколько костных
фрагментов. Они восстанавливаются, чтобы встать из могилы. Если у вас силы
хватит.
  Проблема в том, что редкий аниматор может поднять давнего мертвеца, со
стажем сто лет или больше. Я могу. Я просто не хочу. Мы с Бертом вели
долгие споры о моих предпочтениях. Чем старше зомби, тем больше плата. Эта
работа стоила не меньше двадцати тысяч долларов. Сомневаюсь, что этой
ночью мне заплатили бы, если не считать достаточной платой возможность
дожить до утра. Да, будем считать, что это так. Увидеть еще один рассвет.
  Захария подошел и встал возле меня. Остатки своей рубашки он с себя сорвал
и стоял тощий и бледный. Лицо его было сплошными тенями на белой плоти,
высокие скулы выдавались как над пещерами.
  - Что теперь? - спросил он.
  Труп козы лежал в кровавом круге, который Захария успел прочертить. Хорошо.
  - Внеси в круг все, что нам нужно.
  Он внес длинный охотничий нож и кувшин с пинтой слабосветящегося
притирания. Я вообще предпочитаю мачете, но нож был большой, с зазубренным
лезвием и блестящим острием. Чистый и острый. Он содержит инструменты в
порядке. Очко в его пользу.
  - Мы не можем второй раз убить козу, - сказал он. - Чем же мы
воспользуемся?
  - Собой, - ответила я.
  - О чем ты говоришь?
  - Нанесем себе порезы. Свежая живая кровь - столько, сколько захотим
отдать.
  - Ты же не сможешь продолжать от потери крови.
  Я покачала головой.
  - Ты же уже сделал кровавый круг, Захария. Нам надо обойти его, а не
перерисовывать.
  - Не понимаю.
  - Нет времени объяснять тебе всю эту метафизику. Каждая рана - это
маленькая смерть. Мы дадим этому кругу меньшую смерть и потом его
реактивируем.
  Он покачал головой:
  - Все равно не доходит.
  Я набрала побольше воздуху и вдруг поняла, что ничего объяснить не могу.
Это все равно, что объяснять механику дыхания. Можешь все разложить по
этапам, но ощущения чувства дыхания не передашь.
  - Я тебе покажу в деле.
  Если он не ощутит эту часть ритуала, не поймет без слов, остальное все
равно не выйдет.
  Я вытянула руку за ножом. Он заколебался, потом протянул его мне - бей
первая. Я задержала дыхание, приставила лезвие к левой руке пониже
крестообразного шрама. Резкое быстрое движение - и выступила, капая,
темная кровь. Сразу остро заболел порез. Я выдохнула и протянула нож
Захарии.
  Он смотрел то на нож, то на меня.
  - Давай. На правой руке, чтобы мы были как в зеркале.
  Он кивнул и резанул руку ниже локтя. Зашипел сквозь зубы, почти что ахнул.
  - На колени вместе со мной.
  Я встала на колени, и он повторил мое движение, как в зеркале - как я и
просила. Мужчина, который умеет делать, что ему говорят. Неплохо.
  Я согнула левую руку в локте и приподняла, чтобы концы пальцев были на
уровне головы, локоть на уровне плеча. Он сделал то же.
  - Соединяем ладони и прикладываем порезы друг к другу.
  Он замялся, оставшись неподвижным.
  - В чем дело?
  Он мотнул головой - туда-сюда, и его рука обернулась вокруг моей. У него
она была длиннее, но он смог ее приложить.
  Кожа его была неприятно холодной. Я глянула ему в лицо, но ничего не
прочла. Понятия не имею, о чем он думал. Сделав глубокий, очищающий вдох,
я начала:
  - Мы даем нашу кровь земле. Жизнь за смерть, смерть за жизнь. Да восстанут
мертвые пить нашу кровь. Да напитаются они, если будут повиноваться.
  Его глаза расширились: он понял. Одной горой на плечах меньше. Я встала,
потянула его за собой и повела вдоль кровавого круга. Я ощущала это, как
ток вдоль позвоночника. Я посмотрела прямо ему в глаза. Они в свете луны
были почти серебряные. Мы обошли круг и оказались там, где начали с
жертвоприношения.
  Сели на окровавленную траву. Я погрузила правую руку в кровоточащую еще
рану козы. Чтобы коснуться лица Захарии, мне пришлось встать на колени. Я
намазала ему кровью лоб, щеки. Гладкая кожа, зачаток пробивающейся щетины.
Я оставила темный отпечаток руки у него на сердце.
  Кольцом тьмы выступала на его руке плетеная лента. Я размазала кровь по
бусинам, и мои пальцы нашли мягкую щетку перьев, вплетенную в ленту.
Гри-гри требовал крови, я это ощущала, но не козьей крови. Ладно, не до
этого. С личной магией Захарии разберемся позже.
  Он размазал кровь по моему лицу. Только кончиками пальцев, будто боялся до
меня дотронуться. Его рука дрожала, когда он вел ею по моей щеке.
Прохладной сыростью ощутила я кровь у себя на груди. Кровь сердца.
  Захария открыл склянку с самодельным притиранием. Оно было бледное с
блестками зеленоватых хлопьев. Эти светящиеся хлопья были могильной землей.
  Я втерла жидкость поверх кровавых мазков. Кожа ее впитала.
  Он мазнул ею по моему лицу. Она была восковая, густая. Слышен был сосновый
аромат розмарина для памяти, корицы и гвоздики для сохранности, шалфея для
мудрости и какой-то еще острой травы, может быть, тимьяна, чтобы связать
все вместе. Корицы было многовато. Ночь запахла яблочным пирогом.
  Мы пошли смазывать притиранием и кровью могильный камень. От имени
остались только стертые углубления в мраморе. Я пробежала по ним пальцами.
Эстелла Хьюитт. Родилась в тысяча восемьсот каком-то году, умерла в тысяча
восемьсот шестьдесят шестом. Под датой и именем еще что-то когда-то было,
но теперь это уже нельзя было прочесть. Кем она была? Мне никогда не
приходилось поднимать зомби, о котором я ничего не знаю. Это не слишком
разумно, но вся эта затея тоже не слишком разумна.
  Захария встал в изножье могилы. Я встала у надгробия. Как будто невидимый
шнур натянулся между мной и Захарией. Ни о чем не спрашивая друг друга, мы
стали в унисон петь заклинание:
  - Услышь нас, Эстелла Хьюитт. Мы вызываем тебя из могилы. Кровью, магией и
сталью мы призываем тебя. Его глаза встретились с моими, и я ощутила
натяжение вдоль связавшей нас невидимой нити. Он был силен. Почему он не
мог сделать этого один?
  - Эстелла, Эстелла, приди к нам. Восстань, Эстелла, восстань и приди к нам.
  Мы призывали все громче и громче.
  Земля вздрогнула. Она вспучилась, коза откатилась в сторону, и высунулась
рука, цепляющаяся за воздух. Вторая вырвалась вслед за ней, и земля стала
расступаться, пропуская мертвую женщину.
  И тогда, только тогда я догадалась, в чем тут дело, почему он не мог
поднять ее в одиночку. Я вспомнила, где я его раньше видела. Я была на его
похоронах. Нас, аниматоров, так мало, что если один умирает, все остальные
приходят на похороны. Профессиональная вежливость. Я тогда глянула на его
угловатое лицо, неудачно раскрашенное. Помню, как подумала, что
гримировщик нахалтурил.
  Зомби уже почти вылезла из могилы. Она сидела, тяжело дыша, не в силах
вытащить ноги из земли.
  Мы с Захарией смотрели друг на друга по разные стороны могилы. Я только и
могла теперь, что пялиться на него, как идиотка. Он был мертв, но он не
был зомби и вообще ничем таким, о чем я слыхала. Я бы головой поручилась,
что он человек, и, в общем, это я сейчас и сделала.
  Плетеная лента на руке. Амулет, которому мало было козьей крови. Что же он
делает, чтобы продолжать "жить"?
  Мне случалось слышать про гри-гри, которые умели обмануть смерть. Слухи,
легенды, волшебные сказки, А может быть, и нет?
  Может быть, Эстелла Хьюитт когда-то была красивой, но сто лет в могиле
очень портят внешность. У нее была уродливая серовато-белая кожа,
пастозная, на вид как поддельная. Руки скрывали белые перчатки, измазанные
могильной землей. Платье белое и с кружевами. Наверняка подвенечное. О
Господи.
  Черные волосы прилипли к голове пучком, локоны падали на обтянутые кожей
кости лица. Они были видны все до одной, и кожа была, как наложенная на
каркас глина. Глаза дикие, темные, с выкаченными белками. Хотя бы не
высохли, как изюмины. Этого я не выношу.
  Эстелла села рядом с могилой и попыталась собраться с мыслями. Это не так
быстро. Даже недавно умершему нужно несколько минут, что бы
сориентироваться. Сто лет - это чертовски долгий срок смерти.
  Я обошла могилу, следя, чтобы не выйти из круга. Захария смотрел на меня,
не говоря ни слова. Он не мог поднять труп, потому что сам был трупом. С
недавно умершим он еще мог справиться, но не с умершим давно. Мертвец
вызывает из могилы мертвеца. Что-то в этом есть противоестественное.
  Я смотрела на него, видела, как он сжимает нож. Я узнала его тайну. Знает
ли Николаос?
  Знает ли кто-нибудь? Да, знает тот, кто сделал гри-гри, но кто еще? Я
сжала кожу вокруг пореза на руке и окровавленными пальцами потянулась к
гри-гри.
  Он перехватил мою руку, глаза его расширились.
  - Не ты!
  - Тогда кто?
  - Те, кого не жаль.
  Поднятая нами зомби задвигалась в шорохе нижних юбок и обручей. Она ползла
к нам.
  - Надо было дать им тебя убить, - сказала я.
  Тогда он улыбнулся:
  - А как ты убьешь мертвого?
  Я вырвала руку:
  - Я это делаю все время.
  Зомби подползла к моим ногам.
  - Корми ее сам, сукин ты сын, - сказала я.
  Он протянул ей порезанную руку. Она ее схватила жадно, неуклюже. Обнюхала
его руку и отпустила, не тронув.
  - Кажется, мне ее не покормить, Анита.
  Конечно же. Для заключения ритуала нужна свежая, живая кровь. Захария был
мертв. Он не годился. Только я.
  - Будь ты проклят, Захария, будь ты проклят!
  Он молча смотрел.
  Зомби испускала горлом хнычущие звуки. О, Боже мой. Я протянула ей
кровоточащую руку. Костяные пальцы впились в нее. Рот зомби вцепился в
рану и стал сосать. Я заставляла себя не отдернуть руку. Я совершила
сделку, выбрала ритуал. У меня теперь не было выбора. Я смотрела ни
Захарию, пока эта тварь сосала мою кровь. Наша зомби. Наше совместное
предприятие.
  - Сколько народу ты убил, чтобы сохранить себе жизнь? - спросила я.
  - Лучше тебе не знать.
  - Сколько?
  - Достаточно.
  Я напряглась и подняла руку, почти потянув зомби за собой. Она заплакала,
тихо, как ново рожденный котенок. И выпустила мою руку так быстро, что
упала обратно. По костлявому подбородку текла кровь. Она уже окрасила
зубы. Я не могла на это смотреть. - Круг открыт, - сказал Захария. - Зомби
ваша.
  Сначала я подумала, что он обращается ко мне, потом вспомнила про
вампиров. Они притаились в темноте так тихо и неподвижно, что я о них
забыла. На всей этой проклятой поляне живая была только я. И надо было
отсюда убираться.
  Я надела туфли и вышла из круга. Вампиры меня пропустили. Только Тереза
остановила меня, заступив дорогу.
  - Зачем ты дала ей сосать свою кровь? Зомби так не делают.
  Я помотала головой. Почему-то я решила, что быстрее будет объяснить, чем
по этому поводу ругаться.
  - Ритуал в тот момент уже шел неверно. Мы не могли начать без новой
жертвы. И мне пришлось предложить в жертву себя.
  Она вытаращила глаза:
  - Себя?
  - Это было лучшее, что я могла сделать, Тереза. Теперь отойди с дороги.
  Я чувствовала себя усталой и больной. И мне надо было отсюда убраться и
побыстрее. Может быть, она услышала это в моем голосе. Может быть, слишком
рвалась добраться до зомби, чтобы возиться со мной. Не знаю, но она
оттолкнула меня в сторону. И тут же ее не стало, будто ветром унесло.
Ладно, пусть кто хочет, разгадывает загадки. Я иду домой.
  Сзади раздался тихий вопль. Короткий придушенный звук, будто этот голос
отвык говорить. Я шла дальше. Зомби кричала: память человека была
достаточно сильна, чтобы она испугалась. Донесся густой смех, чем-то
напомнивший смех Жан-Клода. Где ты, Жан-Клод?
  Я оглянулась только однажды. Вампиры сомкнули круг. Зомби металась из
стороны в сторону, пытаясь бежать. Но бежать было некуда.
  Я вышла в перекошенную калитку. Ветер, наконец, спустился с деревьев на
землю. Из-за изгороди донесся еще один вопль. Я побежала и больше не
оглядывалась.

  29

  Я поскользнулась на мокрой траве. Чулки для бега не предназначены. И я
сидела на траве, тяжело дыша и стараясь ни о чем не думать. Я подняла
зомби, чтобы спасти другое существо, которое оказалось не человеком.
Теперь поднятого мной зомби терзают вампиры. Черт. Еще и половина ночи не
прошла.
  - Что же дальше? - шепнула я себе.
  И ответил голос, легкий, как музыка.
  - Привет тебе, аниматор. Кажется, у тебя сегодня насыщенная ночь.
  Николаос стояла в тени деревьев. С ней был Вилли Мак-Кой, держащийся чуть
поодаль, как телохранитель или слуга. Скорее всего, слуга.
  - Ты возбуждена. Что такого случилось?
  Голос ее взлетал и падал, будто она пела песенку. Опасная девчонка
вернулась.
  - Захария поднял зомби. Пропал предлог, чтобы его убить.
  Тут я рассмеялась, и смех звучал отрывисто и резко даже для меня. Он и без
того был мертв. Но вряд ли она знает. Она не умеет читать в умах, умеет
только выдавливать из них правду. И уж точно ей не пришло в голову
спросить: "Захария, ты живой или ты ходячий труп?" Я смеялась и не могла
остановиться.
  - Анита, что с тобой?
  Голос у Вилли был такой же, каким был и при жизни.
  Я помотала головой, пытаясь перевести дыхание.
  - Ничего, все в порядке.
  - Я не вижу в этой ситуации смешного, аниматор. - Голос соскользнул вниз,
как маска с лица. - Ты помогла Захарии поднять зомби.
  Это прозвучало обвинением.
  - Да.
  Я услышала шорох травы. Шаги Вилли. Взглянув вверх, я увидела, что
Николаос идет ко мне бесшумно, как кошка. Она улыбалась - милое, красивое,
безобидное дитя. Нет. Лицо чуть длинновато, Совершенная девочка-невеста
уже не была столь совершенной. Чем ближе она подходила, тем больше можно
было заметить недостатков. Я начинала видеть ее такой, какой она была на
самом деле. Или нет?
  - Ты очень пристально смотришь на меня, аниматор. - Она рассмеялась
высоким диким голосом, как ветровые колокольчики в бурю. - Как будто
увидела привидение. Ты увидела привидение, аниматор? Ты увидела что-то,
чего испугалась? Или дело в другом? - Ее лицо было от меня на расстоянии
вытянутой руки.
  Я задерживала дыхание, впившись пальцами в землю. Страх охватил меня
холодным слоем, как вторая кожа. Это лицо было такое приятное,
улыбающееся, ободряющее. Честно, ей не хватало ямочек на щеках. Голос у
меня был хриплым, и мне пришлось откашляться. - Я подняла зомби. И я не
хочу, чтобы его мучили.
  - Но это всего лишь зомби, аниматор. У них нет настоящего ума.
  Я просто пялилась на это приятное тонкое лицо, боясь отвернуться, боясь на
нее глядеть. Грудь стискивало желание бежать.
  - Она была когда-то человеком. Я не хочу, чтобы ее пытали.
  - Они ей особо больно не сделают. Мои маленькие вампирчики будут
разочарованы. Мертвый от мертвого не подкормится.
  - Гули кормятся. Они едят мертвецов.
  - А что такое гуль, аниматор? Он воистину мертв?
  - Да.
  - А я мертва? - спросила она.
  - Да.
  - Ты уверена? - У нее над верхней губой был небольшой шрам. Наверное, она
получила его еще при жизни.
  - Уверена.
  Она рассмеялась - это был звук, который вызывает улыбку на лицах и радость
в сердцах. Меня от этого звука передернуло. Вряд ли мне еще будет
когда-нибудь приятно смотреть фильмы с Ширли Темпл.
  - По-моему, ты ни капельки не уверена.
  Она встала одним плавным движением - тысячелетие практики дает себя знать.
  - Я хочу, чтобы зомби положили обратно сегодня, сейчас, - сказала я.
  - Ты не в том положении, чтобы чего-нибудь хотеть.
  Ее голос прозвучал холодно и очень взросло. Дети не умеют голосом сдирать
кожу.
  - Я ее подняла. Я не хочу, чтобы ее пытали.
  - Это очень плохо?
  Что я могла сказать?
  - Я прошу.
  Она посмотрела на меня пристально:
  - Почему это для тебя так важно?
  Вряд ли я могла бы ей объяснить.
  - Просто важно, и все.
  - Насколько важно?
  - Я не поняла вопроса.
  - На что ты готова ради своей зомби?
  Страх сгустился под ложечкой свинцовым комом.
  - Я тебя не понимаю.
  - Вполне понимаешь, - ответила она.
  Тут я встала - хотя это вряд ли помогло бы. Я даже была выше ее. Она была
крошечной, как фея или дитя. Ладно.
  - Чего ты хочешь?
  - Не делай этого, Анита.
  Вилли стоял поодаль от нас, будто боялся подойти. После смерти он стал
умнее, чем при жизни.
  - Тихо, Вилли.
  У нее была совершенно разговорная интонация - без повышения голоса, без
угрозы. Но Вилли тут же затих, как хорошо обученная собака.
  Может быть, она перехватила мой взгляд. Как бы там ни было, она сказала:
  - Я наказала Вилли за то, что он не сумел нанять тебя с первого раза.
  - Наказала?
  - Наверняка тебе Филипп рассказывал о наших методах.
  Я кивнула:
  - Гроб с крестом?
  Она улыбнулась сияющей радостной улыбкой. Тени превратили ее в оскал.
  - Вилли очень боялся, что я его там оставлю на месяцы, если не на годы.
  - Вампиры не могут умереть с голоду. Я понимаю принцип наказания.
  И про себя я добавила: "Сука ты мерзкая". Меня можно пугать лишь до тех
пор, пока я не разозлюсь. Злость - это более приятное ощущение.
  - Ты пахнешь свежей кровью. Дай мне тебя попробовать, и я прослежу, чтобы
твою зомби уложили без вреда.
  - Попробовать - это, значит, укусить? - спросила я.
  Она рассмеялась весело и сердечно. Сука.
  - Да, человечинка, это значит укусить. - Вдруг она оказалась рядом, и я
отдернулась, не успев подумать. Она снова рассмеялась. - Кажется, Филипп
меня опередил.
  Минуту я не могла понять, о чем она говорит, потом я коснулась рукой следа
на шее. Мне вдруг стало неловко, будто меня застали голой.
  Снова смех поплыл в летнюю ночь. Он серьезно начинал действовать мне на
нервы.
  - Никаких проб, - сказала я.
  - Тогда позволь мне войти в твой разум. Это тоже вроде питания.
  Я покачала головой - слишком быстро, слишком много раз. Лучше сдохну, чем
впущу ее в свой разум еще раз. Если у меня будет выбор.
  Поблизости раздался вопль. Эстелла обрела голос. Я вздрогнула, как от
пощечины.
  - Дай мне попробовать твою кровь, аниматор. Без зубов. - При последних
словах она сверкнула клыками. - Ты только стой и не пытайся меня
остановить. Я попробую свежую рану у тебя на шее. Питаться от тебя я не
буду.
  - Кровь оттуда уже не идет. Рана закрылась.
  Она улыбнулась, и так очаровательно!
  - Я ее пролижу.
  Я сглотнула слюну. Я не знала, что делать. Донесся еще один вопль, высокий
и отчаянный. О Господи.
  - Анита... - начал Вилли.
  - Молчание или ты рискуешь меня прогневить.
  Голос ее прорычал низко и мрачно.
  Вилли уменьшился вдвое. Его лицо под черной шапкой волос стало белым
треугольником.
  - Все путем, Вилли, - сказала я. - Ты за меня не переживай.
  Он смотрел на меня с расстояния нескольких ярдов, но это с тем же успехом
могли быть и мили. Бедный Вилли. Бедная я.
  - А что тебе толку, если ты не будешь от меня питаться? - спросила я.
  - Абсолютно никакого. - Она протянула ко мне бледную ручку. - Конечно,
с