попал  из Коринна. По его словам, он
был отличный боксер  и  удачливый игрок, но  эти преимущества,  говорил  он,
сводились на нет тем обстоятельством, что ему ужасно не везло в любви. "Я  в
молодости любил четырех  женщин,  - рассказал он нам, - и разрази  меня бог,
если мне досталась хоть одна".
   "Один  раз я почти достиг цели, -  продолжал он. - Она была рыжая  вдова,
державшая  пансион  в Каунсил-Блафс.  Однажды  вечером  наш обоз  вкатился в
Каунсил-Блафс;  поставив быков в  загон,  все  погонщики  отправились  в  ее
пансион ужинать. Как только она попалась  мне на глаза, я сказал  себе: "Вот
это  женщина   -   красота!"   Мала   ростом,   худенькая,  веснушчатая,   с
прехорошеньким вздернутым нахальным носиком.
   - Кто это? - спросил я сидевшего рядом парня.
   - Вдова, - говорит он, - она содержит эту лавочку.
   Раз так, кончено. Я пошел к начальнику  обоза, заявил, что ухожу, получил
расчет  и  перетащил  постельные  принадлежности  и  спальный  мешок  в   ее
заведение. На следующий  день вечером я поймал ее одну, когда она  сидела на
ступеньках, и подошел прямо к ней.
   -  Миссис  Уэстбридж,  - говорю  я, -  честное слово, я  в вас  влюбился.
Пойдете за меня замуж?
   -  Выдумал тоже! - воскликнула она.  - Вы  только  послушайте  его. Чужой
мужчина! Брысь, убирайтесь отсюда!
   Вскочила, бросилась в дом, забежала в кухню, захлопнула и заперла на ключ
дверь.
   Но  мне-то она не сказала, чтобы я убирался вон из дому, я продолжал жить
в пансионе и задавал ей тот  же  вопрос, как только бывал подходящий случай,
иногда  два  раза в  день.  Она уже перестала убегать,  относилась  к  этому
добродушно, но каждый  раз отвечала мне  наотрез "нет".  Я ничуть  не  терял
надежды.
   Вот так дело тянулось недели две, и  раз вечером я опять  спросил ее  - в
двадцать первый раз, -  а это число у  меня счастливое, и я твердо знал, что
оно меня вывезет. Так и вышло.
   - Да, сэр, мистер Джим как там вас, - говорит она сразу, - я выйду за вас
на определенных условиях. Вы должны остричь волосы.
   - Есть.
   - И выбросить ваши шестизарядные и длинный нож.
   - Есть.
   - И бросить играть в карты.
   - Есть.
   - И помогать мне держать этот пансион.
   Да,  я  согласился на все,  и  она обещала, что  мы поженимся в ближайшее
воскресенье. Я потребовал поцелуй, она  хлопнула меня  по щеке  и убежала на
кухню.
   - Ничего, -  говорю я себе, усаживаясь  на  ступень  я подожду,  пока она
выйдет, и поймаю ее.
   И вот,  сэр, сижу я, спокойный и счастливый, и подходит ко мне невзрачный
одноногий калека я спрашивает:
   - Здесь живет миссис Уэстбридж?
   - Здесь, - говорю я, - а что вам от нее нужно?
   - Да так, ничего, - говорит он, - она моя жена.
   Я признаюсь, что, может быть, хлопнул бы его, хоть он был калека, если бы
она как  раз в этот момент не вышла. Когда  она его  увидела, то  всплеснула
руками и закричала:
   -  Боже мой! Откуда ты? Я думала, ты умер. Мне  сказали, что  ты умер. Ты
уверен, что это ты?
   - Да, Сарочка,  - говорит  он,  - это  точно  я. Вернее,  то что от  меня
осталось. В донесении говорилось "убит или пропал без вести", но я уцелел. Я
за тобой охочусь уже давно. Это долго рассказывать...
   Я не  стал слушать дальше. Пошел к себе в  комнату  и сел. Немного спустя
она приходит,
   - Видите, как получается, - говорит она. - Я должна о  нем заботиться. Вы
хороший  человек,  Джим.  Я  восхищаюсь  вашей  смелой  настойчивостью:  все
спрашивали  меня и спрашивали  и  не хотели  принимать отказа. Но теперь так
получилось, что если вы меня любите, то прошу вас, уходите.
   Я тут  же уложил мешок и выступил в поход. Нет, с женщинами мне всегда не
везло. После этого происшествия мне ни разу не представился случай атаковать
другую женщину".
   Джим очень интересовался Нэтаки и мной.
   - Господи, - говорил он, - послушайте только, как она смеется. Вот уж кто
счастлив! Хотел бы я, чтобы у мен была такая славная жена.
   Джим  много времени проводил в  лавке  и часто обходил  лагерь в  поисках
прекрасной  девы,  которую  мог  бы  покорить.  Он был  очень  смешон, когда
улыбался им, отвешивая поклоны, и говорил что-то по-английски, чего никто из
них не понимал. Девушки смущенно отворачивались. Мужчины смотрели на все это
с  мрачным выражением  или смеялись  и отпускали шутки. Они прозвали его Тот
Кто Не Может Жениться - на языке черноногих это очень обидное прозвище.
   Главное  препятствие  заключалось в  том, что  он  носил  огромные усы  и
бакенбарды.  Черноногие относятся  с отвращением  к волосам,  за исключением
волос на голове. Один мой старый знакомый никогда не застегивал рубашку,  ни
зимой, ни летом. Грудь  у  него  была  покрыта шерстью, как волчья спина.  Я
видел, как черноногие просто содрогались, глядя на него.
   Для Джима  наступил  счастливый день.  Ягода,  приехав  из  Форт-Бентона,
привез ему письмо с важными известиями. Женщина в Миссури, которую он знал с
детства, согласилась  выйти за него замуж. Он немедленно через Коринн выехал
в Штаты.  Несколько месяцев спустя мы  получили  от  него  письмо.  "Дорогие
друзья, - писал он, - она умерла, накануне моего  приезда. Я очень  огорчен.
Тут есть еще одна, но у нее четверо детей, и она за мной гоняется. Завтра  я
отправляюсь Санта-Фе. Ведь вот, как мне не везет, а?" С той же почтой пришло
письмо от Эштона. Он писал из  Генуи, из Италии, что предполагает приехать к
нам весной, писал также, что получает хорошие письма об успехах опекаемой им
девушки.  Немного  позже  пришло  письмо  Нэтаки  от  самой  девочки,  очень
трогательное,  написанное печатными буквами.  Вот  его  содержание,  включая
приписки, данные  монахинями:  "Я умею читать, я умею писать. Сестры  ко мне
добры. У меня красивые платья. Когда я сплю, то вижу  во сне палатки и наших
и слышу запах как-сим-и [полынь]. Я тебя люблю. Диана Эштон".
   Боже мой!  Как  Нэтаки  гордилась  этим  письмом. Она носила  его  всюду,
показывала друзьям  и заставляла меня  переводить его много  раз.  Она сшила
девочке  несколько  пар  красивых  мокасин  и, когда мы  весной вернулись  в
Форт-Бентон,   заставила  меня  отправить  их  пароходом  вместе  с  большим
количеством  пеммикана, сушеного мяса и  языков  и  уложить  в  посылку  еще
большой пук  полыни. Я возражал против отправки пеммикана и мяса, доказывая,
что у девочки еды вдоволь и притом самой лучшей.
   - Ну да, - сказала она презрительно, - еда белых, какая это еда.  Я знаю,
что ей хочется настоящей еды.
   B эту зиму торговля наша шла хорошо,  но потом настало беспокойное время.
Часть пикуни, блады и черноногие порвали мирные отношения с белыми. Пытаться
торговать вне Форт-Бентона стало небезопасно. Две следующие зимы мы  провели
в Форте. Весной 1870 года мы начали  опять планировать организацию торгового
сезона в каком-нибудь более менее отдаленном пункте.


ГЛАВА XXVI
   ОБЫЧАИ СЕВЕРА

   Закон, воспрещающий продажу  спиртных  напитков индейцам  и  даже  провоз
спиртного  через  их страну, фактически был мертвой формой  с самого момента
принятия закона конгрессом. Однако  осенью 1869  года  здесь  появился новый
шериф из Соединенных  Штатов; он  арестовал нескольких торговцев,  у которых
нашел  спиртные   напитки,  конфисковал  и  обозы  и  причинял   им   всякие
неприятности. Пока  этот шериф оставался на своем посту, похоже было на  то,
что торговля наша обречена на гибель,  и Ягода придумал мудрый план: перейти
канадскую  границу   и  устроить   там  торговый  пункт.  Правда,  перевозка
запрещенных  товаров из  Форт-Бентона на север через  границу была связана с
трудностями, но приходилось идти на риск.
   Мисс Агнесса Э. Лот - автор книг "Господа севера",  "Глашатаи  империи" и
т.д., в  своих  "Рассказах о  Конной  полиции  Северо-Запада"  пишет об этом
переходе на север следующее: "В начале семидесятых годов кончилась монополия
Компании  Гудзонова  залива,  и правительство  доминиона  (Канады)  переняло
юрисдикцию  на  всей   обширной  территории,  простирающейся  подобно  некой
американской  России  от  границы  со  Штатами  до Северного  полюса.  Конец
монополии  послужил  сигналом  к  нашествию  искателей  приключений. Шулера,
контрабандисты, преступники всех мастей двинулись  от Миссури через  границу
на  канадскую   территорию,  в  предгорья  Скалистых  гор.  В   местах,  где
отсутствует белое население,  этот  сброд  не мог  заниматься своим  обычным
"вольным  промыслом".  Единственным  путем   к  богатству  служила  торговля
пушниной. А самый легкий  способ  добыть меха состоял в контрабандном  ввозе
виски  в Канаду небольшими партиями; виски разбавляли и обменивали у местных
индейцев  на пушнину. Вероятность вмешательства  властей равнялась нулю, так
как канадское правительство  находилось на расстоянии нескольких тысяч миль,
и отсутствовала всякая связь,  и  телеграфная,  и железнодорожная. Но в этой
игре были свои опасности. Страну  у предгорий населяли индейцы,  входившие в
Союз племен черноногих - бладов, пикуни и собственно черноногих -  прерийных
тигров. Контрабандисты с  реки Миссури,  ввозившие виски, убедились, что они
должны  организоваться  для  самозащиты или  расплачиваться  за свои  барыши
гибелью.  Сколько белых  перебили индейцы  в  этих драках  из-за  спирта, мы
никогда не  узнаем,  но в районе реки Олдмен и форта Маклеод есть отмеченные
приметами жуткие места, известные тем,  что в начале семидесятых годов здесь
погибло несколько групп контрабандистов.
   В результате контрабандисты с  Миссури в  подражание старинным  торговцам
пушниной  построили  себе  ряд  постоянных  фортов: Робберс-Руст,  Стенд-Оф,
Фриз-Аут  и  самый знаменитый из  них  Хуп-Хеер-Ап ["Гуляй вовсю"], название
которого  приличия ради переделали в  Хуп-Пап ["Щенок  Хуп"],  что  вызывает
невинное  представление о каком-то поэтическом  индейском прозвище.  Хуп-Ап,
как его  называли  жители  прерий, был  окружен  частоколом с бойницами  для
мушкетов, снабжен бастионами  с пушками и  набатным колоколом.  Говорят, что
укрепление  только одного этого места обошлось в 12000 долларов, и оно сразу
стало  столицей   контрабандистов,  ввозивших  виски.  С  момента  окончания
постройки в  форт впускали одновременно только несколько человек индейцев, а
остальных  обслуживали  через  бойницы.  Но  черноногих   нельзя  было  этим
остановить.  Путь,  по  которому  везли   виски   контрабандисты,  извивался
зигзагами по волнистой прерии, проходя главным образом по дну глубоких лощин
и ущелий на протяжении двухсот миль от Форт-Бентона до Форта Хуп-Ап. Тяжелые
крытые брезентом  фургоны,  влекомые упряжками  в пятнадцать-двадцать быков,
тащили спиртной груз по извилистым проходам, соединявшим ущелья. Черноногие,
пожалуй,  лучшие в  мире наездники.  На пути  встречались  места  с особенно
узкими проходами, где фургоны вязли в грязи или где быков и груз приходилось
переправлять на плотах через расползшиеся  от дождей  болота. В этих трудных
местах черноногие налетали на обозы с истинно дьявольскими воплями,  которые
могли  бы  вызвать  панику  и у  более спокойных существ, чем быки, тащившие
бочки  с  виски.  Иногда нападения  происходили  ночью;  индейцы  перерезали
привязи, и быки  разбегались в панике с ревом, как испуганное стадо бизонов.
Если  контрабандисты  пробовали  защищаться, начиналось  сражение.  Если они
отступали, индейцы захватывали добычу".
   Лица,  снабжавшие  данными  мисс Лот,  жестоко ее обманули. Никаких  драк
из-за спирта, в которых индейцы перебили бы белых, не было. Одного белого по
имени Джо Ньюфрейн  черноногие убили за  дело в  Элбоу, приблизительно в 100
милях к северу от реки Белли. Двоих, француза по  имени Полит и Джозефа Вей,
убили  на дороге  к северу  от Форт-Бентона в Роки-Спрингс, но их застрелили
ассинибойны, а  не  черноногие. Тропа  не  проходила по  глубоким  лощинам и
ущельям, а шла прямиком по открытой волнистой прерии; черноногие не нападали
на персонал обозов,  и обозные быки не разбегались  в панике. Да виски  и не
перевозили  тяжело  груженными   обозами  с   бычьими  упряжками.  Пересекая
индейские территории к югу от канадской границы, торговцы старались избежать
встречи  с  шерифом  Соединенных Штатов:  виски  перевозилось  упряжками  из
четырех лошадей,  ехавших быстро по маршруту, которого шериф скорее всего не
знал.
   Осенью 1870  года  Ягода построил форт Стенд-Оф. Позже торговцы построили
Хуп-Ап  и  форт  Кипп.  Они основали еще  несколько  второстепенных торговых
пунктов на Элбоу,  на Хай-Ривер и Шип-Крике. Всего с  1870 года до появления
Конной полиции в 1874 году в этих пунктах или в лагерях в прерии,  где белые
охотились  на волков,  жило пятьдесят шесть  человек.  Они не  были перебиты
черноногими. Когда появилась  Конная полиция, она тоже мирно ладила с Союзом
племен. Вот, что я могу сказать в пояснение к цитате из книги мисс Лот.
   Отправившись из  Форт-Бентона на север с  хорошим запасом товаров,  мы  с
Ягодой и еще несколько человек приехали  к реке Белли, милях в двадцати пяти
- тридцати от ее устья, и построили здесь Стенд-Оф, состоявший из нескольких
грубо  сколоченных  бревенчатых  домиков. Вот почему  мы дали нашему  пункту
такое  название  ["стенд-оф"  по-английски  "не  подходите близко"  -  прим.
перев.]: шериф напал на  наш  след  и догнал нас вскоре  после того,  как мы
переправились  через Северный рукав реки Милк и уже  спускались по склону  к
Сент-Мэри.
   - Ну, ребята, - объявил  он с мрачной улыбкой, - наконец-то я вас поймал.
Поворачивайте, поехали в обратный путь со мной.
   -  Кажется, мы не поедем, - сказал Ягода, - Мы уже по ту сторону границы.
Пожалуй, поворачивайте вы и отправляйтесь обратно сами.
   Последовал жаркий спор.  Топографы тогда еще  не разделили границу, но мы
знали,  что  по договору она идет по 49-ой  параллели.  Шериф догнал  нас на
водоразделе,  откуда  реки  стекают по  Арктическому  склону,  и  потому  мы
считали, что находимся в Канаде. Шериф утверждал, что это не Канада. Наконец
Ягода сказал ему, что мы назад  не  повернем, что он будет драться, так  как
уверен в своей правоте.  Шериф не  мог забрать  нас,  так  как был  один. Мы
заставили его "не подходить близко", и он огорченный повернул назад.
   В другой раз Ягода отправился за  спиртом в  Форт-Бентон, и шериф гонялся
за ним следом день и ночь. В Бентоне ничего не удалось сделать; Ягода запряг
своих  четырех  лошадей  и  поехал еще  с одним человеком  в  Хелину.  Шериф
последовал за ним и туда, но Ягода  - человек с  выдумкой.  Он отправился  к
одной фирме  и  условился,  что  она доставит ему тридцать ящиков спирта  на
берег  Миссури, в нескольких  милях ниже города. Ягода  сделал там  плот для
своих ящиков, сел на него и оттолкнулся от берега. Тем временем шериф следил
за четырьмя лошадьми и фургоном на стоялом дворе. Ночью помощник Ягоды вывел
лошадей  и двинулся в обратный  путь. Вскоре  шериф догнал  упряжку но...  с
пустым фургоном  и без  Ягоды. Шериф  повернул назад,  переночевал в Хелине,
затем снова выехал и прибыл  в Форт-Бентон приблизительно в то же время, что
и фургон. Помощник Ягоды забрал в форте  честный груз провизии и двинулся на
север. Шериф был совершенно сбит с толку.
   Между тем Ягоде пришлось туго. Управляться с  плотом, груженным спиртом и
имеющим  в общем  лишь немного больший  удельный вес,  чем  вода,  оказалось
трудным делом, а в местах с быстрым течением плот случалось заливало. Иногда
плот застревал на  мели, и  Ягоде приходилось спрыгивать и  сталкивать его в
глубокую воду. Три дня он изображал из себя бобра и фактически постился, так
как  провизия его подмокла, но к вечеру  третьего  дня он достиг  устья реки
Сан, потеряв только один ящик со спиртом. Здесь его ждала упряжка из четырех
лошадей, прибывшая из Форт-Бентона с начальником обоза. Вдвоем они тотчас же
нагрузили  фургон и  двинулись прямиком без тропы  через  прерию. Без всяких
происшествий они пересекли границу и прибыли в Стенд-Оф.
   В эту зиму торговля с бладами  и черноногими шла довольно  хорошо. Но  мы
убедились, что после  постройки Хуп-Ап  наш форт оказался  слишком далеко на
западе,  чтобы служить  центром  торговли.  Поэтому  на  следующее  лето нам
пришлось  спуститься на  несколько  миль ниже  по течению и построить  новый
торговый пункт.  Главным событием  следующей  зимы  было  убийство  Телячьей
Рубашки,  вождя бладов, ужасного человека.  Племя  боялось его: он убил семь
или восемь  человек - некоторые из  них  были его родственниками. Однажды он
вошел в лавку и, наведя пистолет на человека за прилавком, потребовал виски.
Торговец поднял свой револьвер и выстрелил; пуля попала индейцу в  грудь. Но
он  не упал и  не  пошатнулся; не стреляя, он  повернулся,  спокойно вышел в
двери и  направился  в лагерь. Услышав выстрел,  бывшие в  других местах  на
пункте люди  бросились вон. Увидев индейца с пистолетом в  руке, они решили,
что  он  кого-то  убил,  и начали стрелять. Пуля за  пулей поражала  Телячью
Рубашку,  но  он  продолжал  спокойно  идти и,  пройдя несколько ярдов, упал
мертвый. Этот  человек обладал чрезвычайной живучестью.  Тело  его бросили в
реку  через прорубь  во льду, но оно всплыло в отдушине ниже по течению; там
его и нашли. Вождь всегда говорил своим женам, чтобы в случае его смерти над
его телом пели песни. Если они будут  петь четыре дня подряд, он де  оживет.
Женщины  забрали  труп  домой  и сделали, как  им  было  велено;  они  очень
огорчились, увидев, что усилия  их  напрасны.  Все  остальные  члены племени
радовались, что этого ужасного человека не стало.
   На следующую  зиму разгорелась  ссора  между торговцами  и охотниками  на
волков; последние требовали,  чтобы  торговцы  не продавали  индейцам ружей,
пороха  и  пуль.  Охотники образовали  группу,  которую  торговцы в насмешку
прозвали  "кавалерия ис-пит-си";  люди  из  этой  группы обходили торговцев,
пытаясь добыть подписи под просьбой о запрещении торговли оружием,  угрожали
и уговаривали, но успеха почти не имели.
   У многих  из торговцев  лежали запасы товара на тысячи  долларов, когда к
нам  стала  приближаться канадская  Конная  полиция.  Большинство  торговцев
заранее получило предупреждение о  ее приближении и успело закопать спиртные
напитки или спрятать  их как-нибудь иначе. Известие  о  полиции привез отряд
охотников.  "Едут, - сказали они, - люди в красных мундирах и  везут с собой
пушку".
   Один только торговец, кажется, не получил предупреждения. Весь  его запас
товаров  подвергся конфискации,  так  как в  числе прочего  в нем  оказалось
несколько галлонов спиртного. Многие торговцы остались в Канаде и продолжали
торговать с индейцами и  новыми пришельцами, некоторые вернулись в  Монтану.
Мы отправились  с обозами последних. Так закончилась торговля на  севере. Не
могу сказать, чтобы  мы жалели  о ее  конце. Цены на  меха в  то врем сильно
колебались, а потом упали вдвое. Четыре года спустя  последнее стадо бизонов
из Альберты перешло на юг, больше бизоны в эту область не возвращались.
   Мы снова поселились в своем домике из сырцового кирпича  в Форт-Бентоне и
там  перезимовали.  Кое-кто из  тех,  кто, как и  мы,  торговали на  севере,
перешли  через реку и  построили скотоводческие фермы на реке Шонкин и у гор
Хайд. Мы с Ягодой считали, что нам в нашем краю скотоводчество не нужно.
   Мы часто получали письма от Эштона. Он, видимо, вел  спокойную  жизнь, то
жил  где-то в Европе, то  снова путешествовал по Штатам,  время  от  времени
навещая опекаемую им девушку в Сент-Луисе. Диана тоже писала довольно часто.
Теперь ее письма стали образцами  каллиграфии, грамматически и стилистически
правильными. В некоторых письмах она писала только о своих школьных занятиях
и мелких ежедневных событиях. Мне представлялось, что это те письма, которые
добрые монахи просматривали перед отправкой. Но в  других письмах говорилось
о  том, как  ей  не нравится город.  "Я могла бы переносить жизнь  здесь,  -
писала она, - если  бы  тол