стера Каррачиолу?
Итак, разрешите считать дело решенным. Я хотел бы уже завтра
переселить негров в бараки. Но, синьор Каррачиола, это только
первый вопрос, благополучно разрешенный нашим маленьким
совещанием под этим уютным балдахином... Скажите мне, сколько
времени вы должны простоять в порту?
   - Шхуна уже на плаву. Остаются небольшие доделки. Вскоре сюда
вернутся еще две шхуны нашей экспедиции, они уже немного
запаздывают. Мы погрузим закупленные мною товары, что лежат на
берегу, и тогда покинем Капштадт. С якоря снимемся, вероятно,
недели через три, после окончания починки,
пятнадцатого-двадцатого июня.
   - Мистер Каррачиола, мы с господином Брендоном хотим
предложить вам одну весьма для вас заманчивую операцию.
Останется она только между нами троими, и вам не понадобится
делить прибыль с вашими коллегами. Мы предлагаем вам занять всех
ваших негров работой на копях, пока шхуна стоит в Капштадте.
Люди бездельничают и даром получают свой хлеб. А мы дадим им
небольшую разминку, разумеется, с поденной оплатой. Условия наши
- пятнадцать шиллингов за рабочую неделю. В месяц это даст три
фунта за работу каждого негра. Кормежку людей мы берем на себя.
После нашей сегодняшней сделки у вас остается, насколько нам
известно, две с половиной сотни негров. За месяц вы сможете
добавить к своему счету семьсот тридцать фунтов, не имея ни
хлопот, ни затрат да еще изрядно сэкономив на кормлении двадцати
пяти десятков бездельников. Полагаю, что мы не встретим
возражений с вашей стороны, капитан?
   - Гарантируете ли вы хорошие условия содержания негров? Если
вы вернете мне вместо здоровых рабочих скотов изможденных кляч,
фирма понесет убытки.
   - Условия для невольников у нас прекрасные. Они имеют все:
крышу, сытную жратву и пойло, солому для сна; даже об их душах
заботятся у нас два преподобных миссионера. Труд пойдет на
пользу вашим черным лежебокам... Итак, условимся, мистер
Каррачиола: завтра вы доставите всю партию к нашей конторе. Она
находится в пятидесяти-шестидесяти милях отсюда, на берегу
удобной маленькой бухты. Часам к восьми утра мы рассчитываем
видеть вашу шхуну в бухте против конторы. Только утром мы,
здешние страдальцы, и имеем возможность дышать, мыслить и
показываться на улице! Итак, до завтрашнего утра, мистер
Каррачиола!
   Груз шхуны "Удача" - четыреста мужчин и пятьдесят женщин,
отобранных Каррачиолой для продажи в Америке, - представлял собою
цвет племени баконго. Работорговцы фирмы Райленда выбрали самых
здоровых и сильных мужчин, самых стройных и привлекательных
женщин для продажи на американских невольничьих рынках. При
суетливой ночной пересортировке невольников в Капштадте
работорговцы второпях забрали детвору у молодых матерей,
предназначенных в Америку, и погрузили орущих ребятишек на шхуну
"Доротею", где находились преимущественно пожилые женщины для
островной плантации. На "Доротее" поднялся такой крик,
напуганные дети, брошенные в трюм к чужим женщинам, визили так
отчаянно, что капитан Хетчинсон приказал скорее задраить трюмные
люки, предоставив черным женщинам утихомирить осиротевшую
детвору... Уже больше месяца миновало после этих сцен, но
матерям, запертым в отдельном трюме "Удачи", еще мерещился в
каждом корабельном скрипе плач увозимых детей.
   Теперь, на рассвете нового жаркого дня, Каррачиола, стоя на
мостике "Удачи", уже вводил шхуну в небольшую бухту, где среди
прибрежной зелени пряталось серое здание конторы алмазных копей.
За красивыми изгородями возвышались на берегу жилые коттеджи
Брендона, Арденфройдена и смотрителя работ.
   Шлюпки высадили невольников на берег, где их встретили
английские, португальские и голландские конвоиры, вооруженные
дубинками, плетьми и ружьями. Полдюжины собак сопровождали
конвоиров.
   Мистер Брендон показался на веранде своего коттеджа, а
минхер ван Арденфройден, пренебрегая условностями, вышел из дому
прямо в полотняном ночном белье, присовокупив к этому наряду еще
хлыст для верховой езды.
   - Вы чрезвычайно точны, мистер Каррачиола. Это
признак истинного коммерсанта, - сказал голландец,
когда капитан высадился с последней партией
негров. - С вашего позволения, мы сперва отберем
две сотни, переходящие в нашу собственность.
   Минхер ван Арденфройден и смотритель работ
бесцеремонно открывали неграм рты, смотрели их
зубы, щупали мускулы живота, хлопали по спинам.
   Женщины стояли поодаль от мужских шеренг.
Покупка женщин не предусматривалась; они
передавались на рудник лишь для временной работы,
но одна из молоденьких негритянок, очень стройная
девушка, привлекла внимание минхера Юлиуса. Он
подошел к синьору Каррачиоле, снял с пальца золотой
перстень с довольно крупным светлым рубином и
незаметно сунул его в руку итальянца.
   - Мне нужна горничная в доме, - шепнул он
доверительно.

   - Она продана, - солгал Каррачиола. - Мне придется платить
неустойку. Сто фунтов, минхер.
   - Пятьдесят, - отрезал голландец.
   - Здесь не базар, мистер Арденфройден. Семьдесят пять. Цена
окончательная.
   - Включая перстень, - вкрадчиво понизил голос собеседник
Каррачиолы.
   - Перстень - это комиссия. Семьдесят пять, или я забираю ее
назад на шхуну.
   - Вы пользуетесь человеческими слабостями, - вздохнул
голландец. - Человек - грешное существо и остается им даже на
тридцатом градусе южной широты!
   "Черт возьми, можно было-таки сорвать сотню, - подумал капитан
с сожалением. - Поторопился, как обрадованный школьник! Однако
теперь-то мне понятно, почему Вильсон и Хетчинсон, а главное,
почтенный мистер Эрвин Сайрес О'Хири возят с собою такие
увесистые шкатулки и толстые чековые книжки. Дело-то сказочно
прибыльное, а дурачить негритянских царьков - не велика
мудрость! Вот почему компания Райленда растет, как шампиньон на
черном навозе!.."
   Тем временем двести негров, отобранных владельцами копей, были
наконец согнаны вместе. К ним тотчас подошли надсмотрщики с
ножницами и бритвами и самым бесцеремонным образом остригли
наголо.
   - Зачем вы это делаете? - полюбопытствовал Каррачиола.
   - Во-первых, все они - отчаянные воришки и пробуют прятать
камни в своих шевелюрах. У нас бывали случаи, когда негры даже
глотали камни, чтобы выносить их таким своеобразным способом, а
затем совершать побеги. Во-вторых, стриженых негров гораздо
легче обнаруживать, когда они пытаются бежать к диким племенам
готтентотов, бушменов и зулусов или же пристраиваться на
проходящие суда. Стрижка - обязательное условие для наших
рабочих. Кроме того, ведь это же полезнее.
   - Ладно, эти проданы, и делайте с ними что хотите. Но я должен
предупредить вас, минхер, что мои двести мужчин и пятьдесят
женщин, переданные вам на месяц, должны вернуться на борт
"Удачи" такими же здоровыми, какими вы их сейчас видите.
   - Ну, ну, наша приятная утренняя беседа приобретает
совершенно ненужную остроту. К чему эти опасения, мистер
Каррачиола? Вы получите своих чернокожик бодрыми и
откормленными... Но нас уже ждет завтрак в доме мистера Брендона.

   - Я все-таки хотел бы посмотреть на ваши копи...
   - Непременно, синьор, непременно. Но мы отправимся туда в
экипаже после завтрака. Это добрых десять миль отсюда.
   Негров увели под сильным конвоем. На берегу осталась только
стройная девушка. Она печально смотрела вслед длинной шеренге,
удаляющейся по пыльной дороге в окружении ружейных стволов и
псов на сворках. Минхер стеком показал девушке направление к
воротам своего коттеджа. Девушка поняла, что продана этому
розовому толстяку в странном костюме, и, понурившись, пошла на
хозяйский двор.
   - Гамилькар! - крикнул вслед девушке ее новый владелец.
   Пожилой негр в европейском костюме выбежал на заднее крыльцо.
Голландец показал на негритянку:
   - Помести пока новую служанку в бывшем чуланчике Луизы.
Присматривай за ней, Гамилькар. И одень ее, ради бога, поскорее!
Неприлично!..
   ...В этот день Джиованни Каррачиола не попал на рудник. Не
вернулся он и на шхуну, оставшуюся под надзором боцмана
Химсвелла. Ранний завтрак, начатый хересом, незаметно протянулся
до ленча, ленч продлился до обеда, и уже в темноте ром и ликеры
перекинули мост к ужину. Неутомимый оркестр, составленный из
гитар, кларнетов, скрипок, трехструнных негритянских маримб и
звучных туземных тамбуринов, гремел беспрерывно. Эта музыка
опьяняла Каррачиолу, взвинчивала, заставляла отбивать такт
каблуками и подсвистывать мелодию. Перед ним мелькали танцоры на
веранде. Он заметил, что собутыльники его меняются, и только
круглое лицо ван Арденфройдена все время маячило поблизости.
Где-то в глубинах сознания гасли остатки привычной
настороженности, возникло щемящее чувство скольжения в бездну по
крутой наклонной плоскости... Когда, пошатываясь, Каррачиола
вышел на опустевшую веранду, прямо в глаза ему ударил
мертвенно-белый свет. Круглая, лысая луна была единственным
неподвижным телом в поле зрения капитана: все плясало,
двигалось, двоилось, но луна была неподвижной, безгласной и
враждебной...
   На веранду он, собственно, отправился следом за хорошенькой
золотоволосой мисс... Она ненадолго появилась в столовой и
исчезла, выйдя через дверь веранды. Кажется ее зовут мисс Ирена,
она дочь владельца копей, мистера Брендона... В столовой еще
горели огни и висели облака сигарного дыма. Каррачиола посмотрел
на бледный, неживой свет, падавший с неба, нетвердо повернулся
на каблуках и побрел в столовую. По дороге от двери до стола с
бутылками он успел забыть про мисс Ирену. Розовый минхер ван
Арденфройден еще сидел за столом. Каррачиола взял его за плечи,
уставился ему в лицо пустыми зрачками и произнес очень медленно
и отчетливо.
   - Почему луна? Все к черту! Дураки! Ослы!
   Ван Арденфройден и слуга уложили Каррачиолу на диван в
кабинете хозяина. Пьяный долго не успокаивался, потом заснул,
лежа на спине, и сонный бред его был страшен.


   В течение двух последующих недель Каррачиола выпил больше
спиртного, чем за всю свою прошлую жизнь. На шхуне он появлялся
по утрам, опухший и бледный. Но в кармане его лежали чеки, в
шкатулке покоился перстень с камнем в восемнадцать каратов, а на
пальце блистал другой перстень, украшенный весьма солидным
рубином.
   В один из этих бурных дней синьор Каррачиола все же настоял на
своем требовании посетить рудник. Все виденное вспоминалось ему
потом смутно, как во сне: желтые скалы и голубая, огромная яма -
воронка глубиной до двадцати футов, где копошились совершенно
голые рабы. Многие работали в ножных кандалах, а некоторые были
цепями прикованы к тачкам. Неподалеку находился барак, где
дробилась и измельчалась голубая порода, содержащая алмазы. Яма
и барак были обнесены канавой с отвалом, по гребню которого шел
сплошной дощатый забор, утыканный гвоздями. Вдоль забора шагали
часовые. В конце дня у ворот выстраивалась очередь голых,
обритых невольников. Их обыскивали: каждому надсмотрщик залезал
пальцем в рот, заглядывал в уши, в ноздри - не припрятал ли
хитрый раб драгоценный камешек! Непрерывно слышалось щелканье
бичей, изредка гремел пистолетный или ружейный выстрел. Спины
многих черных рабов гноились...
   Негры передвигались только общим строем; под конвоем их вели
на работу и приводили обратно в лагерь. В "голубой яме" работали
от зари до зари, но кормили рабов варевом из ячменя или маиса
лишь в лагере - перед выходом на работу и перед сном. В забоях
стояли только бочонки с тухлой теплой водой.

   Впрочем, все эти картины весьма смутно запечатлелись в
отуманенном мозгу Каррачиолы, а в его ушах, заглушая звяканье
цепей, лязг кирок и щелканье бичей, безостановочно звучали
воркующие голоса хозяев копей и двух миссионеров, которые
заботились о христианском воспитании черных рабов и
проповедовали им слово божие. С деятелями церкви Каррачиола
близко познакомился за столом у мистера Брендона и соревновался
с ними в единоборстве с "зеленым змием".
   По прошествии двух угарных недель капитан начал замечать
признаки полнейшего развала дисциплины на "Удаче". На борту
судна, вновь переведенного на внешний рейд Капштадта, редкий
день проходил без драк. Грязный запущенный корабль превратился в
буйный кабак и притон для темного городского сброда. Наконец
чиновник из порта явился однажды на корабль и сообщил, что два
матроса "Удачи" убили на берегу чужого негра и содержатся под
арестом у его голландского хозяина.
   Эта новость отрезвила капитана. Осыпав команду энергичными
проклятиями, он заплатил голландцу за убитого негра, избил до
крови обоих матросов, запретил всем отлучки на берег, заставил
команду привести судно в порядок. Подсчитав сроки вероятного
возвращения "Глории" и "Доротеи" в Капштадт, он понял, что со
шхунами произошло какое-то несчастье. Прошла уже половина июня.
С военным судном, следовавшим в Англию, Каррачиола отправил
срочное донесение виконту Ченсфильду, требуя дополнительных
распоряжений. Все эти хозяйские хлопоты заняли у Каррачиолы еще
две недели. Исполнился ровно месяц с того дня, как живой груз
"Удачи" был отдан "напрокат" владельцам копей.
   Синьор Каррачиола оделся тщательнее обычного, придирчиво
освидетельствовал экипировку шести гребцов, заставил их
выкрасить шлюпку заново и отправился в бухту, где располагались
строения конторы.
   На этот раз он держался угрюмо, и шутливый тон, каким его
встретили Брендон и Арденфройден, был встречен Каррачиолой
холодно и сдержанно. Стаканчики остались нетронутыми. Втайне
Каррачиола опасался услышать неприятные вести о судьбе своих
негров и вернулся с твердым намерением возвратить их на борт.
   Но минхер ван Арденфройден был гораздо хитрее, чем полагал
капитан "Удачи". Вместо ожидаемых отговорок и оттяжек Каррачиола
увидел полнейшую готовность хозяев выполнить все требования.
   - Вы сами убедитесь, капитан, насколько полезным явился для
ваших негров этот маленький месячный моцион. Извольте получить
чек на ваши семьсот пятьдесят фунтов.
   - Поедемте на рудник за людьми, - сказал Каррачиола.
   - Экипаж к вашим услугам. Но ведь ваши шхуны еще не
вернулись. Нам же очень нужны рабочие руки. Мы готовы удвоить
плату. Еще две мимолетные недели - и точно такой же чек будет у
вас в кармане... Глоток сухого рейнвейна, сэр! Это так освежает!
   Они присели за столик, и Каррачиола не поехал на рудник за
неграми. Не поехал он и по истечении вновь установленных двух
недель. Дисциплина, с таким трудом восстановленная среди экипажа
"Удачи", снова развалилась.
   Минхер ван Арденфройден принял это обстоятельство во внимание
и пустил в ход кое-какие связи. Все происшествия, дебоши и
грабежи в городе молва стала приписывать экипажу "Удачи". И в
одно ясное июльское утро полицейский чиновник, явившийся на
шхуну, предъявил Каррачиоле документ о его аресте "за нарушение
экипажем судна порядка в порту при подстрекательстве со стороны
самого капитана".
   Возражения были бесполезны; предложение "уладить дело
по-хорошему" почему-то не возымело действия на бескорыстную
портовую администрацию. Каррачиола впервые испытал печальную
участь тюремного узника. Потянулось медлительное следствие.
Шхуна была взята под арест. Дело запахло серьезными
неприятностями и затянулось до сентября.
   Карачиолла потребовал свидания с владельцами копей. После
многократных просьб таковое состоялось. Происходило оно без
свидетелей: имена владельцев явно пользовались уважением суровых
властей! Минхер ван Арденфройден удрученно сообщил Каррачиоле,
что холерная эпидемия унесла всех негров, временно переведенных
со шхуны на рудник, а также, что капитан может быть освобожден
лишь под залог тысячи фунтов, коими компания в настоящий трудный
момент, к сожалению, не располагает. Прежняя сговорчивость
голландца уступила место ледяной неуступчивости. В результате
один из чеков был изъят, а капитан выпущен из узилища под
строгим условием: немедленно взять на борт свой груз с
берегового склада и немедленно же убираться с рейда.

   Вечером 24 сентября, закончив погрузку, Каррачиола размышлял о
том невеселом часе, когда ему придется предстать перед главою
"Северобританской компании" с отчетом об итогах экспедиции.
Начатая успешной охотой за людьми на Конго, экспедиция плачевно
завершилась исчезновением двух шхун и потерей всего живого груза
"Удачи". Экипаж корабля был свидетелем сделки, хотя и не знал ее
подробностей.
   Одинокие размышления Каррачиолы сопровождались булькающими
звуками в каюте, а также вне ее, ибо перед капитаном стояла
бутыль, а над рейдом низко висели тучи весеннего
южноафриканского дождя. Сквозь частую дождевую сетку Каррачиола
видел очертания гористого побережья, плоскую вершину Столовой
горы, темнеющее море. Прохладный южный ветер раскачивал корабль.
Приближался шторм, и океан был столь же мрачен, как мысли
Каррачиолы.
   В темном океане Каррачиола вдруг заметил желтую звездочку. Она
мелькала чуть выше бугристых гребней и, казалось, приближалась к
порту.
   "Топ-огонь корабля", - подумал он, надел плащ и вышел на
палубу.
   Он подивился быстроте, с которой скользило по волнам
приближающееся судно. Это была небольшая яхта. Капитан уже
различал линию корпуса с приподнятым носом и низкой кормой,
изящные паруса, стройные, чуть откинутые назад мачты...
   - Пресвятая дева! Это "Элли", личная яхта виконта! О
милосердное небо! - пробормотал Каррачиола в ужасе и бросился на
мостик.
   Вахтенный храпел на скамье перед неподвижным штурвалом.
Нактоуз не был освещен.
   Каррачиола пинком сбросил вахтенного со скамьи.
   - Позвать боцмана! - крикнул он грозно.
   Вместе с Химсвеллом он почти бегом обошел палубу. Через три
минуты вся команда была на ногах. Матросы разгоняли швабрами
лужи, набравшиеся после дождя, убирали мусор, бегом уносили с
палубы тряпье, бутылки, обрывки снастей.
   "Неужели сам пожаловал? - мелькали тревожные мысли в уме
Каррачиолы. - Спаси мою душу, пресвятая богородица! Не время ли
пустить себе пулю в лоб? Или сознаться во всем? Нет, расправа
будет беспощадной. Жизнь все равно погибла. Что пользы в
уцелевших чеках на восемь тысяч фунтов? От длинных рук господина
виконта не спасешься и с этими деньгами!"

   Яхта стала на рейде и, развернувшись носом по ветру, бросила
якоря. Каррачиола приказал убрать команду с палубы. Только двое
вахтенных остались у трапов, и штурвальный замер в рубке, как
изваяние. Шлюпка с яхты уже приближалась, ныряя в волнах, и
подвалила к борту щегольски чисто.
   - Эй, на "Удаче"! - раздался глуховатый бас, обрадовавший
Каррачиолу, ибо он ожидал услышать более страшный голос.
   - Есть на "Удаче"! Привет, синьор Лорн! Держите к носовому.
   Под столом в капитанской каюте Лорн увидел разнокалиберную
батарею, которой позавидовал бы трехдечный линейный корабль.
Бутылки уже не могли порадовать ничем, кроме разноцветных
капелек на донышках. Обстановка была оценена Лорном в несколько
секунд.
   - Вы слишком долго простояли на приколе, - заметил он
мимоходом. - Рассказывайте, как обстоят дела. Виконт получил ваше
письмо. Я привез вам его распоряжения.
   Каррачиола с трудом скрыл радостный вздох облегчения. Значит,
объяснение с виконтом откладывается! Время выиграно. Восемь
тысяч помогут покрыть потери. Нужно лишь, чтобы Лорн ничего не
пронюхал... Каррачиола перевел беседу с английского на
итальянский.
   - Дела обстоят по-прежнему. Ни "Глория", ни "Доротея" не
вернулись с острова. Шестьсот пятьдесят негров отправлены на
остров. Здесь у меня двести пятьдесят и весь груз для плантации.
   - Только двести пятьдесят? Шхуна легко берет пятьсот.
Почему вы так мало погрузили?
   - После пролома днища на Заире у меня заливало водою один
трюм... Сейчас судно в полном порядке.
   - Можете вы сняться с якоря немедленно?
   - Хоть через час! Каковы распоряжения виконта?
   - Читайте.
   Виконт писал, чтобы "Удача" следовала на остров, срочно
навела там порядок силами своего экипажа, а затем под
командованием Лорна возвращалась одна или вместе с обеими
другими шхунами в Бультон. По окончании операции на острове
Каррачиоле п