в голову, и ему сделалось жутко.
   Прошло еще несколько минут, во время которых Чайкин напрягал свой слух,
чувствуя,  как усиленно бьется сердце, и глядел во все глаза в ту сторону, с
которой он услышал вой.
   Вой повторился, но уже ближе.
   Тогда Чайкин,  помня приказание Старого Билля разбудить его, дотронулся
до его плеча.
   Старый Билль, словно моряк, моментально проснулся и поднялся.
   - Что поздно разбудили?  - проговорил он, взглядывая на часы. - Или все
болтали с соотечественником?
   - Да, Билль. И Дун уже спит... И все кругом спят...
   - И часовые... Вижу. Беспечный народ...
   - А между тем я сейчас слышал...
   - С этого бы начали.  Что вы слышали? - тревожно спросил Старый Билль и
взял ружье.
   - Какой-то вой... Слышите, Билль?
   Вой повторился.
   Билль прислушался и затем сказал:
   - Это  не  агенты  большой  дороги.  Это  действительно настоящий волк.
По-волчьи только индейцы перекликаются,  но  слух у  меня хорош,  -  это  не
индейцы.  Ложитесь-ка спать, Чайк. Спать уже недолго. Скоро я вас разбужу, и
мы поедем дальше...  Агенты, наверное, теперь далеко. Поняли, что им не было
расчета нападать здесь.  А  я  им  не  дался в  ловушку,  не  поехал ночью в
ущелье...
   - Почему вы догадались, Билль, что агенты нападут в ущелье?..
   - А справился здесь.  Да и молодцы мои не внушали доверия. Еще придется
иметь с  ними дело.  И  вы  скажите своему товарищу,  чтобы дорогой он сидел
против них.  И вы так же сядьте...  И следите за ними,  особенно после того,
как минуем Виргинию.  Там они любят пошаливать,  собаки!  А  пока ложитесь и
спите спокойно. Старый Билль не будет спать! - успокоительно прибавил он.
   И  с  этими словами Билль закурил трубку и  стал  ходить взад и  вперед
около костра. Подходил он и к фургону.
   Чайкин все это видел,  когда лег.  Но скоро он уже ничего не видал и не
слыхал. Сон крепко захватил его в свои объятия.
   Но,  верно, не особенно приятные сновидения посетили его, потому что он
часто ворочался на своем ложе и по временам вскрикивал и просыпался.
   И,  просыпаясь,  он радовался,  что его вели на бак наказывать линьками
только во сне,  а  не наяву,  и снова засыпал,  взглядывая на фигуру Старого
Билля,  который ходил мерными шагами,  как часовой,  на  которого можно было
положиться.
   Действительно,  Старый Билль  был  добросовестным охранителем почтового
фургона.  Он зорко поглядывал кругом и внимательно прислушивался к малейшему
шороху.
   Наконец наступила предрассветная пора.
   Звезды  угасали,   и  на  востоке  загорелась  заря.  Обоз  просыпался,
собирался в путь. Старый Билль уже давно поставил котелок со свежей водой на
костер и,  перед тем как идти на станцию за мулами,  напился горячего кофе с
сухарями и приготовил целый кофейник для Чайкина.
   - Проснитесь,  иностранцы!  Утро на дворе.  Пейте кофе,  и поедем!..  -
проговорил Старый Билль, поталкивая Чайкина и его соседа.
   Оба проснулись,  и оба тотчас же вскочили,  как вскакивали, бывало, при
окриках боцмана: "Пошел все наверх рифы брать!"
   Оба  встретили радостно начинающийся рассвет и  пошли  к  ручью мыться.
Помывшись,  оба русских человека,  на чужбине так же, как и на родине, сняли
шапки и,  повернувшись на восток,  где начинала алеть заря,  прочитали "Отче
наш", истово крестясь во время молитвы.
   - Кофе  готов,  джентльмены,  пейте  да  закусывайте.  Десять минут  на
завтрак! - смеясь проговорил Старый Билль, ведя четверку мулов к фургону.
   Наши  матросы стали пить  горячий кофе и  есть ветчину,  колбасу,  мясо
бизона и  хлеб;  все это вытащил из  своей сумки Дунаев и  предложил Чайкину
угощаться.
   Скоро вылезли из фургона и оба канзасца, заспанные и угрюмые.
   Они подошли к  костру,  кивнув головами обоим землякам,  и  брюнет стал
готовить кофе.
   Русский  язык,  на  котором  говорили  оба  иностранца,  и  их  видимая
близость, казалось, удивили и не понравились двум янки.
   Они  торопливо и  молча  пили  кофе,  сильно  разбавленный коньяком,  и
завтракали.
   - Пора  садиться,   джентльмены!  -  крикнул  Билль,  когда  мулы  были
запряжены.
   - Но мы еще не позавтракали, Билль! Дайте позавтракать!
   - Даю вам еще пять минут!..
   - Однако... не много же вы даете!..
   - Торопиться надо,  джентльмены.  Вы ведь очень торопитесь.  Вчера даже
ночью хотели ехать!..
   - А  вы  испугались  агентов?..  -  с  искусственным смехом  проговорил
молодец со шрамом на щеке.
   - И, кажется, не напрасно... Свист ночью был... Вы не слыхали разве?
   - Свист? Скажите, пожалуйста, какая диковина... свист!
   И оба молодца засмеялись.
   Они едва успели съесть по куску ветчины, как Билль закричал:
   - Прошу джентльменов садиться!
   "Джентльмены" поторопились забраться в фургон.
   Дорога шла  по  ущелью в  гору,  и  лошади поднимались шагом  по  узкой
каменистой дороге.
   Старый Билль,  Дунаев и  Чайкин шли пешком с  ружьями на плечах.  Ружья
посоветовал им взять Билль.
   - Это ущелье самое любимое местечко агентов!  -  сказал он. - Хоть я на
них и не рассчитываю,  а все-таки...  до подъема лучше быть наготове. А там,
за  перевалом,  опять степь...  Далеко кругом видно...  Врасплох не застанут
Старого Билля!
   Тем временем оба молодца переглянулись, и один из них шепнул:
   - Догадался старый дьявол!..
   - А если бы нам вдвоем смастерить дело? - сказал красивый брюнет.
   - То есть как?
   - Без чужой помощи. Я уложу сзади Билля, ты Дуна и потом белобрысого...
   - Рискованно.  А  впрочем,  увидим...  Не  подойдет  случая,  тогда  из
Виргинии дадим телеграмму в  Чизаквиль,  чтобы у  Скалистого ущелья...  пять
агентов напали спереди, а мы сзади... Тогда игра беспроигрышная...
   - Хитер эта старая лисица Билль!
   - С него и начать.
   - Как бы  он  сам не начал!  -  сурово проговорил молодец со шрамом.  -
Недаром они с ружьями и теперь идут... Своя шкура мне дорога...
   - А три тысячи этого русского дурака?
   - Надо предложить ему сыграть опять в карты...
   - А кулак его видел?..
   Они замолчали. Пешеходы замедлили шаги.
   Вдруг из боковой ложбины показались три всадника в масках.
   Билль в  мгновение ока  задернул спереди фургона фартук и  одним словом
остановил мулов.
   Увидавши трех вооруженных людей, всадники тотчас же повернули лошадей и
скрылись в горах.
   Канзасские  молодцы,  развалившиеся  в  фургоне,  не  видели  появления
верховых и  только,  увидавши себя в  темноте,  поняли,  что Билль закрыл их
неспроста. Но все было тихо кругом, и Билль уже отдернул фартук.
   - Что случилось? Зачем это вы нас закрыли, Билль? - спросил канзасец со
шрамом.
   - Боялся,  что вас пристрелят, джентльмены! - иронически ответил Старый
Билль.
   - Кто?
   - Агенты.
   - Разве вы их видели?
   - Сию минуту они показались и, не будь дураки, ускакали... Ну, я первым
делом и побеспокоился за вас,  джентльмены...  Я вполне уверен,  что если бы
агенты напали,  вы  были  бы  убиты первыми!  -  внушительно прибавил Старый
Билль.
   - Спасибо,  Билль,  за  заботу о  нас...  Мы  никогда не  забудем вашей
услуги! - весело проговорил бледный брюнет.
   - Не стоит благодарности... Вы знаете, я на ветер слов не пускаю!
   И Билль приказал мулам тронуться.
   Чайкин был испуган, а Дунаев добродушно его утешал:
   - А ты, Чайкин, не трусь... Видишь, они уехали...
   - А эти? - шепнул Чайкин, указывая на фургон.
   - Этих Старый Билль обработает. Умнее Старого Билля нет, братец ты мой,
дилижанщика.  Он первый по этим местам и  всех людей насквозь понимает...  И
знаешь ли, что я слышал про этого самого Билля?
   - Что?
   - Будто он сам занимался такими делами, когда молодой был.
   - Ну? - недоверчиво протянул Чайкин.
   - Так сказывают.  Говорят,  он  первый по  этой части был...  Но только
скоро бросил это занятие... потому после одного случая совесть зазрела.
   - После какого?
   - А ошибкой дитю пристрелил.  Целил,  значит,  в фургон,  в человека, и
рука,  что ли, дрогнула, но только дитю убил. И, как увидал он этого убитого
дитю,  бросил это самое дело...  и  скрылся из этих мест...  И  только через
несколько лет  поступил в  дилижанщики...  И  стал первым дилижанщиком...  И
пассажиров бережет и этих самых агентов изничтожает... Ненавидеть их стал...
И те его не любят...  Однако редко на его дилижанс нападают... Знают, что он
стрелок отличный и винтовка у него, брат, на редкость.
   Правда ли  это была,  или же  кем-либо сочиненная сказка,  обратившаяся
потом в легенду,  трудно было сказать, но что в те времена на большой дороге
между Денвером и  Сан-Франциско о  Старом Билле ходила такая молва,  в  этом
Чайкину пришлось убедиться и потом.
   К  восьми часам фургон поднялся на перевал.  Оттуда дорога спускалась в
равнину.
   - Ну,  садитесь,  джентльмены...  Теперь поедем рысью...  И ружья можно
положить... А на случай чего револьверы в кармане... Не так ли, Дун?
   - Правильно,  Билль.  И  нож вдобавок за  кушаком!  -  прибавил Дунаев,
указывая на пояс.
   - Вы, я знаю, бывалый... А все-таки сдурили.
   - Знаю, знаю... Извините, Билль...
   - Теперь этим молодцам вы задали заботы! - сердито сказал Старый Билль.
   Он остановил мулов, и все сели в фургон.
   Канзасцы хотели было дать место Дунаеву,  но он,  к  их удивлению,  сел
рядом с Чайкиным, лицом к двум молодым канзасцам.
   - Вам, Дун, неудобно... Садитесь к нам. Место есть! - предложил один из
них.
   - Мне и здесь хорошо... благодарю вас! - ответил Дунаев.
   Канзасцы опять переглянулись, и Чайкин заметил это.


ГЛАВА XVI


1

   Между тем фургон спустился с горы и поехал по красивой зеленой равнине,
полной цветов. Дорога была отличная, и в фургоне почти не трясло.
   - Ну,  земляк, теперь можно и про твое житье-бытье продолжать. Очень ты
любопытно все обсказываешь про Америку! - проговорил Чайкин.
   - Да, братец ты мой, вольная сторона... И всякого народу здесь есть. Со
всяких стран сюда приезжают -  счастия искать.  А главное -  нет прижимки. И
коли ты себя соблюдаешь,  тебе все дороги открыты,  даром что ты из простого
звания...  Да здесь звания не разбирают... Сегодня ты, скажем, дрова пилишь,
а завтра тебя выберут в сенаторы, и никто не удивится... Наш один российский
тоже  на  большую  должность  попал...   после  пяти  лет,  когда  настоящим
американцем стал, с правами, значит.
   - И ты американец?
   - Форменный... Хоть в губернаторы могу! - добродушно рассмеялся Дунаев.
- Я ведь уже седьмой год как здесь...  И если правду тебе говорить,  так еду
во Франциски жениться.
   - На американке?
   - На американке...  Обученная!  В школе была. Здесь, братец ты мой, все
должны обучаться...  Хочешь не хочешь,  а учись!..  Свадьбу справлю и открою
мясную... Надоело скот гонять... Ты на свадьбу-то ко мне приходи. Ужо я тебе
и адрес дам...
   - Приду  беспременно...  А  ты,  Дунаев,  сказывай  про  свою  жисть-то
здесь...
   - Да на чем я тогда остановился?
   - А  как ты  Мошкиным компаньоном был и  как он тебя вызволил...  А  по
какой причине, ты и не объяснил...
   - По какой причине?..  А из-за пьянства.  Я, братец ты мой, на конверте
первый пьяница был! Запоем пил до последних сил. И чуть бы я не пропал, кабы
не добрые люди...  Ну,  так слушай,  Чайкин,  как все это вышло.  Я расскажу
тебе, как я в самом начале закурил в этой Америке. Думал, порки за поркой не
будет... валяй вовсю... И вальнул...
   Дунаев на минутку примолк, откашлялся и продолжал:
   - Месяц это либо полтора этак жил я по-хорошему. Работал на пристани, и
босс  меня  первым рабочим считал,  и  у  чехов  в  полном,  можно  сказать,
удовольствии находился. Добрые люди были: и чех и жена его, чешка. Он столяр
был,  а она шитьем занималась.  Ладно. Жил я таким манером и вовсе напитками
не занимался. Потому в будни некогда: придешь домой, пообедал, да и спать. А
по воскресеньям,  когда, значит, шабаш, я около чехов остаюсь. Они непьющие,
и мне нежелательно.  Так только за обедом пивка кружки две выпью с чехом,  -
вот и всего...
   Дунаев остановился...  Он увидал карты в  руках у одного из канзасцев и
вдруг обратился к вчерашнему партнеру:
   - А хотите сыграть? Мне хочется рискнуть на одну карту.
   - С большим удовольствием. На одну так на одну Какая будет ставка?
   - Двести долларов.
   - Ставьте карту.
   - Нет, ставьте вы, а метать буду я...
   - Зачем же вы? Вчера метал я.
   - А сегодня хочу я! - настаивал Дунаев.
   Билль обернулся и сказал:
   - Так-то оно правильнее будет... Вы сообразительны, Дун...
   - Я не люблю понтировать... и никогда не понтирую! - сказал канзасец.
   - Так, значит, не хотите?..
   - Метать могу, а понтировать нет...
   - Ну, ладно, мечите. Позвольте-ка колоду!
   Дунаев внимательно пересмотрел карты.
   - Ставьте деньги! - сказал он.
   Игрок бросил двести долларов.  Вынул и  положил на пустой ящик такую же
сумму и Дунаев.
   - Готово? - спросил он.
   - Готово.
   - Так позволите снять?
   - Извольте.
   - Опять на даму, что ли, поставить? - воскликнул Дунаев.
   И, вынув из колоды пятерку, положил на нее двести долларов.
   - Угодно открыть карту? - спросил банкомет.
   - Нет, зачем же. Мечите втемную. Хочу попробовать счастия на темноту...
   - Будь по-вашему...
   Билль  про  себя  выругал русского простофилю,  который заранее объявил
карту, и обернулся, чтобы посмотреть на игру.
   Молодец со  шрамом стал  метать...  Через несколько карт  направо упала
дама, налево - пятерка.
   - Ну, Дун, вы несчастливы. Ваша дама бита! - проговорил банкомет.
   - Напротив, мне повезло. Пятерка дана!
   И  с  этими  словами Дунаев  перевернул свою  карту.  Увидевши пятерку,
канзасец  понял,   что  опростоволосился,  поверив  восклицанию  Дунаева,  и
проговорил:
   - Вы сегодня счастливы, Дун!
   - Ну,  Дун,  втемную,  видно,  вам  более везет!  -  проговорил Билль и
засмеялся,  подмигнув ему глазом:  дескать,  ты  не такой простофиля,  как я
полагал!
   А Чайкин, ничего не понявший, заметил по-русски:
   - Брось! Не играй больше!
   Между тем Дунаев опустил четыреста долларов в карман и, улыбаясь своими
серыми глазами, проговорил простодушным тоном:
   - Сквитались, и будет. Не хочу больше обыгрывать вас.
   Канзасец убрал карты и заметил смеясь:
   - И я не желаю обчищать вас, Дун...
   - Так-то оно и лучше! - внушительно промолвил Билль и погнал мулов.
   - Ну,  теперь можно и рассказывать, Чайкин... Двести долларов я вернул.
А ловкий шулер.  Его и не поймать.  А то свернул бы ему на сторону хайло!  -
сказал Дунаев не без простодушия в голосе.  -  Да еще,  пожалуй, придется...
Подозрительный народ...
   И, закуривши трубку, продолжал прерванный рассказ.


2

   - Так жил, говорю я, братец ты мой, по-хорошему, как в одно воскресенье
вышел я  погулять.  Побродил по  улицам и  спустился к  пристани...  А  там,
знаешь,  салунов видимо-невидимо. Зашел я в один салун и выпил, сперва один,
потом другой,  третий стаканчик,  а там все больше да больше... И так, милый
человек,  пьянствовал я  недели две,  в  запой,  значит,  вошел.  Все деньги
пропил,  платье пропил,  ночевал в  ночлежных домах и  был  вроде последнего
скота...  И когда несколько пришел в себя,  пошел на работу к своему старому
боссу.  Увидал он меня,  значит,  оборванного,  пьяного,  в одних штанах,  и
сердито покачал головой: нет, мол, такому пьянице работы. И прогнал... Ходил
я по разным местам просить работы -  везде гнали вон...  И в ту пору голодал
я...  Корки по ночам на улицах собирал... До точки до самой дошел... Вот тут
Мошка,  дай бог ему здоровья,  и вызволил меня... Проходил я по одной глухой
улице в  самой полной отчаянности,  можно сказать,  как  слышу,  меня кто-то
окликает.  Смотрю,  Мошка с лотком. Я к нему и первым делом: "Хлеба, говорю,
дай"...  Он мигом сбегал в съестную и принес хлеба и кусок мяса... И смотрит
на  меня,  удивляется,  в  каком я  виде и  как я  вроде будто голодного пса
набросился на пищу.  И  как наелся я,  так он и говорит:  "Я вас на квартире
искал, на пристани искал, - все хотел вашу долю отдать, но нигде вас сыскать
не мог.  Пойдемте,  говорит, ко мне". Пошли. Жил он в каморке, однако хоть и
жид,  а чисто.  Приютил меня и первым делом принес костюм и все как следует;
одним словом,  в человеческий вид привел,  и вечером, когда вернулся с улицы
со своим лотком,  сейчас мне счет подает:  "На вашу,  мол,  долю причитается
барыша пять долларов,  а  издержано,  мол,  на  вас десять долларов -  пять,
говорит,  из запасного капитала.  А завтра идите на работу. В таком виде вас
примут. А чехи о вас беспокоились. Тоже искали. И живет у них теперь заместо
вас один тоже русский,  из беглых.  А  бежал он оттого,  что свою веру хотел
исполнять,  а ему не позволили. Очень, говорит, хороший человек и тоже о вас
спрашивал. А работает он у того босса, где и вы работали... А наши, говорит,
дела идут хорошо.  И товар хороший держу и кредит имею. И не забываю, что вы
мне помогли тогда,  и  никогда не забуду!" -  говорит.  И так тронул меня за
душу этот Мошка,  что и не объяснить.  Прямо-таки спас...  Отдал он мне свою
койку, а сам лег на пол спать... А в пять часов утра побудил, напоил кофеем,
и мы вместе вышли... Прихожу к боссу на пристань...
   - Что же, взял он тебя?
   - То-то,  не  хотел брать сперва.  Он страсть не любил пьяных и  сам не
пил.  Зарок положил никогда не пить.  И вызвал он этого самого русского, что
жил у чехов.  И велел ему объяснить,  что он такого пьяницу принять не может
"Пусть,  говорит,  даст слово,  что не будет пьянствовать, - тогда, говорит,
приму". Перевел это мне все русский и спрашивает: "Даешь зарок?" - "Не могу,
говорю,  дать зарока,  а постараюсь". Ладно. Доложил он мой ответ боссу. Тот
усмехнулся в бороду и велел мне идти на работу...  Ну и старался же я... Ах,
как старался...  Как к вечеру окончил работу и мне выдали два доллара,  этот
самый русский -  из  раскольников он был -  позвал к  себе ночевать...  Чехи
обрадовались,  накормили.  И  остался я  у них опять жить вместе с Игнатием,
этим самым раскольником.  И скоро сдружились мы...  Очень строгого поведения
был человек,  а добер... Все меня больше добрым словом наставлял, чтобы я не
пьянствовал...  А  месяца так через два сманил он меня ехать в  работники на
ферму...  "Там,  говорит,  у земли,  лучше, чем в городе. И воздух легкий. А
жалованье дают хорошее..."  Ну,  мы и  поехали,  и  перед отъездом я ушел из
компаньонов Мошки.  А  он за это выдал мне двадцать пять долларов.  Шибко он
торговал и  о  лавочке начал думать.  И  славное житье было на  ферме,  куда
лучше,  чем  таскать  ящики  на  спине...  Благодать  одна.  Хозяин  попался
рассудливый и  толковый.  Очень доволен был  работой.  Мы  вдвоем всю работу
справляли,  а  ферма была большая.  Завтракали и обедали мы вместе.  Хозяйка
приветная была...  И так, братец ты мой, прожили мы с Игнатием два года... И
было скоплено у нас у каждого по двести долларов...  И я водки не пил вовсе:
не достать было на ферме, да и не тянуло... Стыдно хозяев и Игнатия...
   - А скоро ты языку обучился?
   - Через год говорил по малости,  а понимать, почитай, все понимал... И,
верно,  жили бы мы и дольше, но только тут случай вышел... Игнатий женился и
ушел свою ферму строить...  А участки тогда дешево продавались...  А женился
Игнатий  на  одной  переселенке...   И  чудно  это  вышло,   я  тебе  скажу.
Остановилась недалеко от фермы партия переселенцев...  на Соляное озеро шли,
где мормоны живут...  Так бесстыжая секта на  Соляном озере обзывается.  Там
они и живут... Видел небось город ихний?
   - Видел. Хорош город.
   - А  прежде тут  пустыня была.  Эти  самые  мормоны выстроили...  Народ
трудящийся, да только неправильный...
   - Чем?
   - Многожены,  вроде бытто турок...  Ну,  так пошли мы под вечер к  этим
самым переселенцам,  что пристали на  ночевку...  Всякого народа там много -
бедноты больше -  и мужчин и женщин...  Посмотрели мы это, как они, усталые,
варят себе пищу,  послушали,  как  они мо