леднее  время
лейтенант. От напастей и разочарований он стал едким и  как  бы  ссохся,  но
теперь смягчился подобно тому, как изюминка  в  пудинге  делается  мягкой  и
разбухает. Необщительный и педантический, он стал покладистым и  услужливым.
Он сыплет остроты, смеется и подшучивает с пресмешной развязностью,  словом,
принимает участие во всех наших забавах.
     На днях привезли из Лондона в фургоне  его  скарб  в  двух  сундуках  и
длинном сосновом ящике, похожем на  гроб.  В  сундуках  лежало  его  платье,
которое он извлек для увеселения общества, и откровенно признался,  что  все
это  большей  частый  opima  spolia  {Доспехи,  взятые  у  врага   (лат.).},
захваченные в боях. Для свадебного своего наряда он выбрал поблекший  мундир
из белого сукна, отделанный синим бархатом и расшитый  серебром;  но  больше
всего ценил он свой парик с косичкой, в котором лет тридцать  назад  впервые
выступил как адвокат. С той поры парик  так  и  лежал,  завитый  буклями,  и
теперь все слуги в доме  принялись  развивать  его  к  свадебной  церемонии,
которая и была совершена вчера в приходской церкви.
     Наряд Джорджа Деннисона и его невесты  ничем  особенным  не  отличался.
Глаза жениха блистали радостью и  страстью,  а  она  дрожала  от  робости  и
смущения. Дядюшка был ее посаженым отцом, а ее товарка  Уиллис  -  подружкой
при совершении обряда.
     Но тетушка моя и ее возлюбленный красовались на первом  месте,  и,  мне
кажется, второй такой пары чудаков во всей Англии не сыщешь. Она была  одета
по моде 1739 года, а так как день выдался холодный, то и набросила  на  себя
зеленую бархатную мантилью с золотым позументом, но ее отобрал у нее  жених,
который накинул ей на плечи меховой плащ из американских  соболей,  стоивший
добрых восемьдесят гиней - подарок равно приятный и неожиданный.
     В  таком  наряде  повел  ее  к  алтарю  мистер  Деннисон,   исполнявший
обязанности посаженого отца.  Лисмахаго  выступал  воинским  шагом  в  своем
французском мундире, едва доходившем  ему  до  половины  ляжек,  в  походном
парике, не поддающемся описанию, и чуть-чуть подмигивал с  видом  лукавым  и
ироническим. Кольцо, которое он надел ей на палец, он доселе прятал.  Теперь
он вынул его не без самодовольства. Это был затейливый  старинный  перстень,
усыпанный  брильянтовыми  розочками;  позднее  Лисмахаго  поведал  нам,  что
перстень этот принадлежит его роду вот уже двести лет и что получил он его в
подарок  от  своей  бабушки.  Обстоятельство  сие  было  весьма  лестно  для
тщеславия тетушки Табиты, которая  еще  ранее  была  чрезвычайно  обрадована
щедростью лейтенанта, ибо утром он преподнес дядюшке  превосходную  медвежью
шкуру и испанское охотничье ружье, а  мне  -  ящик  с  пистолетами,  искусно
оправленными в серебро. Тогда же подарил он мисс Дженкинс индейский кошелек,
сплетенный из шелковистой травы, с двадцатью кронами в нем.
     Должен вам сказать, что эта  молодая  леди  с  помощью  мистера  Ллойда
составила третью пару, которая и принесла вчера жертву Гименею. В  последнем
моем письме я писал вам, что Клинкер прибег к моему посредничеству, и  я  не
без успеха ходатайствовал ба него перед дядюшкой. Но мисс  Табита  крепилась
до тех пор, пока  с  томившейся  от  любви  Дженкинс  не  приключилось  двух
истерических припадков;  тогда  тетушка  смягчилась,  и  эти  два  воркующих
голубка посажены на всю жизнь в клетку.
     Тетушка наша постаралась расщедриться  и  отдала  невесте  лишние  свои
платья и белье, а ее примеру последовала  моя  сестра;  по  сему  случаю  не
оставили  ее  без  внимания  мистер  Брамбл  и  я.  Поистине  это  был  день
подношений. Мистер Деннисон настоял на том, чтобы Лидди приняла от  него  на
мелкие расходы два банкнота по сто фунтов каждый, а его супруга подарила  ей
брильянтовое ожерелье, стоившее вдвое больше. К  слову  сказать,  все  члены
обеих фамилий, столь счастливо соединившихся, обменялись подарками.
     Поскольку сочтено было неуместным подшутить над Джорджем  Деннисоном  и
его молодой женой, то Джек Уилсон решил потешиться  над  Лисмахаго  и  после
ужина, когда леди удалились, стал усердно угощать его вином;  но  лейтенант,
смекнув, к чему клонится сия затея, попросил пощады, говоря, что подвиг,  на
который он пошел, дело весьма нешуточное и что доброму христианину следовало
бы молиться о ниспослании  ему  сил,  а  не  ставить  препоны  его  попыткам
достигнуть благополучного завершения. Тогда его оставили в покое и позволили
взойти на брачное ложе в здравом уме и полной  памяти.  Тут  и  восседал  он
торжественно со своею супругой, подобно Сатурну с  Кибелою,  покуда  осушали
благословенную чашу поссета, а над головою миссис Табиты Лисмахаго разломили
пирог,  куски  которого  были  розданы  присутствующим,  по  обычаю  древних
бриттов, полагавших, что каждый отведавший  сего  священного  пирога  увидит
ночью во сне суженого или суженую.
     Каверзы Уилсона обрушились всей своей тяжестью на славного Хамфри и его
супругу, которых по совершении обычного  обряда  с  бросаньем  чулка  отвели
наверх и уложили в постель. Когда все удалились, раздалось  мяуканье  -  это
Джек ухитрился  впустить  в  комнату  кошку,  надев  ей  на  лапки  ореховую
скорлупу; бегая по  полу,  она  производила  такой  оглушительный  шум,  что
перепугала молодых.
     Уинифред громко завизжала и съежилась  под  одеялом,  а  мистер  Ллойд,
уверенный, что сатана in propria persona пришел отколотить его, отложил  все
плотские помышления и с жаром начал молиться вслух. Наконец бедное животное,
испуганное больше, чем они оба, прыгнуло на  постель  и  жалобно  замяукало.
Ллойд, узнав таким образом виновника сего неприятного происшествия, встал  и
распахнул дверь настежь, а непрошеный гость проворно удрал.  Тогда,  оградив
себя двойным запором от нового  вторжения,  он  уже  без  всяких  помех  мог
вкушать блаженство.
     Если можно судить по лицам, то все молодые наши весьма  довольны  своею
участью. Джордж Деннисон  и  его  жена  слишком  чувствительны,  чтобы  явно
выражать  радость,  но  взоры  их  достаточно  красноречивы.  Миссис  Табита
Лисмахаго  чересчур   уж   непристойно   выражает   удовлетворение   любовью
лейтенанта, а его обхождение -  образец  галантности;  он  целует  ей  руку,
бормочет страстные слова, напевает нежные песенки  и  в  то  же  время,  без
сомнения, смеется про себя над тем, что она по глупости своей  верит  в  его
искренность. Дабы доказать, сколь мало истощил его силы прошедший  день,  он
плясал шотландскую сарабанду с обнаженной шпагой и прыгал столь высоко,  что
был бы, кажется, недурным канатным плясуном в "Сэдлерс Уэльс".
     Когда же спрашивают мистера Мэтью Ллойда, доволен ли он своей покупкой,
он, возведя очи горе, восклицает:
     - За ниспосланное нам возблагодарим господа, аминь!
     Его спутница жизни хихикает  и  прикрывает  глаза  рукой,  притворяясь,
будто ей стыдно, что она лежала в постели с мужчиной.
     Итак, все наши птички довольны новым своим положением, но, может  быть,
они запоют другую песню, когда получше  разглядят,  на  какую  приманку  они
попались.
     Так как не удалось уговорить миссис Уиллис, чтобы она осталась, а Лидди
обещала проводить ее  дочь  в  Глостер,  то,  вероятно,  предстоит  всеобщее
переселение, и большинство из нас проведет святки в Бате; буде это случится,
я, конечно, не упущу возможности побывать в ваших  краях.  Полагаю,  к  тому
времени вы будете по горло сыты alma mater и готовы привести  во  исполнение
план путешествия, о котором условились в прошлом году
                                                             с преданным вам
                                                             Дж. Мелфордом.


                               Доктору Льюису

     Любезный доктор!

     Племянница моя Лидди  уже  осчастливлена  на  всю  жизнь,  и  лейтенант
Лисмахаго избавил меня от Табби, так что мне ничего не остается, как утешать
друга моего Байнарда и пристроить сына моего Ллойда, который  также  женился
на мисс Уинифред Дженкинс. Только гений умеет так надоумить, как вы! В  этом
отношении доктор Арбетнот есть первообраз доктора Льюиса.
     Ваша мысль о должности  приходского  клерка  заслуживает  внимания.  Не
сомневаюсь, что Мэтью Ллойд весьма подходит для занятия  сей  должности,  но
теперь вы должны подумать,  куда  его  в  доме  приткнуть.  Его  неподкупная
честность и неустанное рвение послужат мне на пользу при  надзоре  над  моим
имением, хотя я не думаю, что он станет поперек дороги Барнсу, на которого у
меня нет оснований жаловаться.
     Я только что воротился с Байнардом из второй поездки в его имение,  где
все устроено к полному его удовольствию. Однако он не может войти в дом  без
слез и сетований, так что его еще нельзя оставлять одного. Стало быть, я  не
расстанусь с ним до весны,  когда  он  намеревается  погрузиться  в  занятия
сельским хозяйством, которое доставит ему немало хлопот,  но  вместе  с  тем
рассеет мрачные его мысли. Чарльз Деннисон обещал приехать к нему недели  на
две, чтобы помочь в повседневных его трудах,  да  и  Джек  Уилсон  время  от
времени будет его посещать, а по соседству есть у него несколько  приятелей,
коих его новый образ жизни не  заставит  отказаться  от  встреч  с  ним.  Не
сомневаюсь, что менее чем через  год  он  почувствует  душевное  и  телесное
успокоение, ибо душа его и тело взаимно друг друга изнуряли; а я  возрадуюсь
от всего сердца, видя, как мой друг спасен от нищеты и срама.
     Миссис Уиллис порешила вернуться  через  несколько  дней  с  дочерью  в
Глостер, и наш план претерпел некоторые изменения.  Джерри  уговорил  своего
зятя повезти жену в Бат; кажется, родители его поедут с ним. Что касается до
меня, то я не намерен избрать сию дорогу. Только  какие-нибудь  чрезвычайные
обстоятельства заставили бы меня снова посетить Бат или Лондон. Сестра моя с
мужем,  Байнард  и  я  распростятся  с  ними  в  Глостере,  на  полпути   от
Брамблтон-Холла, где прошу вас приготовить для нашего рождественского  обеда
доброе седло барашка и индейку.
     Вы должны также употребить все ваши медицинские знания для защиты  меня
от приступов подагры,  чтобы  я  мог  в  добром  здравии  встретить  гостей,
обещавших на обратном пути из Бата  нас  навестить.  А  так  как  я  запасся
здоровьем, то, уповаю, вашей медицине не много будет со мной хлопот, но  вам
придется потрудиться, участвуя в моих прогулках.
     Мистер Лисмахаго, будучи  сам  неутомимым  охотником,  презентовал  мне
отменное охотничье ружье, и мы с вами будем бродить в любую погоду. Дабы сей
план нашей будущей жизни был исполнен точнее, я  намереваюсь  отказаться  от
развлечений, требующих сидячей жизни, и паче всего не писать длинных писем -
решение, которое, ежели бы я раньше его принял, избавило бы вас в  последнее
время от трудов читать скучные послания
                                                                  М. Брамбла,
                                                                  14 ноября


                       Миссис Гуиллим, Брамблтон-Холл

     Добрейшая миссис Гуиллим!

     Провидению для премудрых целей его угодно было, чтобы я переменила свое
имя и положение в жизни, а потому больше нечего  почитать  меня  хозяйкой  в
семействе моего брата. Но  как  не  могу  я  бросить  управлять,  покуда  не
рассчитаюсь с вами и Уильямсом, то и приготовьте  все  счеты  для  проверки,
потому что мы без промедления возвращаемся домой.
     Лейтенант,  мой  супруг,  повержен  реуматизмам,  а  потому  хорошенько
протопите для его приема синюю  комнату  в  третьем  этаже.  Пускай  починят
оконные рамы, законопатят все щели, пол застелят коврами, а перины взобьют.
     Миссис Ллойд, в девичестве Дженкинс, сочеталась браком с  родственником
нашей фамилии и потому уже не может оставаться в служанках; я хочу, чтобы вы
подыскали для меня на ее место какую-нибудь  надежную  горничную.  Если  она
умеет прясть и хоть малость шить,  тем  лучше,  но  пускай  не  надеется  на
какое-нибудь особенное жалованье; у меня есть теперь собственная семья, и  я
должна икономничать больше, чем раньше. Писать более нечево, и с тем остаюсь
к вам расположенной приятельницей
                                                             Таб. Лисмахаго.
                                                             20 ноября


                      Мисс Мэри Джонс, Брамблтон-Холл

     Мисс Джонс!

     Провидение надумало сотворить в делах наших превеликую перемену.  Вчера
по милости божьей мы, три парочки, соединились святыми узами брака, и  нонче
я подписуюсь вашей покорной слугой Ллойд. Весь приход порешил  на  том,  что
молодой сквайр Доллисон и его невеста -  распрекрасная  парачка.  А  что  до
мадам Лишмахаги, так вы ее фокусы знаете - верно, что голову она себе убрала
префантазически, а супруг закутал ее в длинный мериканский меховой  плащ  из
дикарской страны, хоть и говорят, что он ужасти как дорого стоит.  У  самого
летенанта был преогромный пук волос с  тремя  косицами,  а  одет  он  был  в
дурацкий кафтан с серебром. Сказывают, он был скоморох. А я ничево про  него
не скажу, потому как летенант сделал мне хороший подарочик.
     Мистер Ллойд нарядился в короткий кафтан и камзул с золотым  галуном  и
хоть не лезет он в знать, а все ж таки в жилах у него течет кровь  не  хуже,
чем у всякого сквайра в графстве. А на вашей  покорной  слуге  было  простое
муваровое платье горохового цвета и мой рэнлагский чепец, и взбитый тупей  с
пуклями по бокам. Сказывают, была я вылитая леди Рикманстон,  но  только  не
такая бледная - оно и верно, потому как миледи будет постарше  меня  лет  на
семь, если не более.
     А теперь, мисс Мэри, кумпания наша разежается в разные стороны.  Мистер
Милфорт едет в Бат вместе с Доллисонами, а мы все  ворочаемся  домой,  чтобы
провести святки в БрамблтонХолле. Как апартаминты  наши  будут  в  четвертом
етаже, в комнате, обклееной желтой бумагой,  перенесите  пожалста  туда  мои
вещи. Передайте мои поклоны миссис Гуиллим, и, надеюсь, мы вперед будем жить
с нею вежливо да по-хорошему. Теперь, как я по божьей  милости  поднялась  в
высшую сфиру, так уж вы меня извините, коли  я  не  буду  ровня  с  домашней
прислугой, но, как верю я, что вы будете соблюдать вежливость и  дистанкцию,
то и можете положиться на распалажение и защиту
                                               вашей
                                                                    У. Ллойд.
                                                                    20 ноября



ПРИЛОЖЕНИЯ

{В    английских    изданиях    романа    "Путешествие   Хамфри    Клинкера"
помещаемые ниже два письма предпосылаются роману. Следуя популярной в  XVIII
веке литературной традиции, Смоллет мистифицирует читателя, оповещая о  том,
что письма Брамбла и его домочадцев - подлинная переписка, попавшая  в  руки
некоего клирика Джонатана Дастуича. Мы перенесли  эти  два  письма  в  конец
романа, так как читатель, незнакомый с романом, узнав из них об инциденте  с
Лисмахаго,  не  поймет  сущности  этого  инцидента,  важного  как  деталь  в
характеристике одного из классических  типов,  созданных  Смоллетом.  (Прим.
перев.)}

               Мистеру Генри Дэвису, книгопродавцу в Лондоне

     Уважаемый сэр!

     Я  получил  ваше  почтенное  письмо,  помеченное   тринадцатым   числом
минувшего месяца, извещавшее о том, что вы прочитали письма, переданные  вам
моим другом его преподобием мистером Хьюго Беном,  и  рад  был  узнать  ваше
мнение, что они могут быть напечатаны с надеждой на успех,  ибо  упоминаемые
вами возражения против печатания, смею думать, можно опровергнуть  или  даже
пренебречь ими.
     Во-первых: в связи с главным возражением касательно судебного обвинения
против печатания частной переписки лиц, находящихся в живых, разрешите  мне,
с вашего позволения, указать,  что  написание  и  посылка  упомянутых  писем
отнюдь не сохранялись в тайне, и сии письма не имели целью распространение о
ком бы то ни было mala faina {Дурная молва (лат.).} либо  причинение  вреда,
но,  наоборот,  просвещение  человечества  и   назидание.   Таким   образом,
публикация их in usum publicum {Для публичного пользования (лат.).}  следует
счесть своего рода  долгом.  Кроме  сего,  я  советовался  с  мистером  Дэви
Хиггинсом,  выдающимся  здешним  законоведом,  который,  изучив   письма   и
поразмыслив, объявил, что, по его разумению, означенные письма не  заключают
ничего противозаконного. Наконец,  если  мы  с  вами  придем  к  соглашению,
объявляю in verbo sacerdotis {Торжественно (лат.).}, что на случай судебного
преследования я возьму всю вину на себя quoad {Вплоть  (лат.).}  до  пени  и
тюремного заключения, хотя у меня и нет охоты подвергнуться бичеванию.  Tarn
ad turpitudinem, quam ad amaritudinem poena spectans {Имею в виду наказание,
столь же позорящее, сколь и болезненное (лат.).}.
     Во-вторых: что касается до неудовольствия судьи  Лисмахаго,  то  должен
сказать, non flocci facio; {Не ставлю ни  во  что  (лат.).}  я  не  стал  бы
умышленно поносить ни одного христианина, если только он заслуживает таковым
именоваться. Но, сказать правду,  я  весьма  удивлен,  что  не  отрешают  от
должности сих бродяг иностранцев, коих не без основания можно подозревать  в
недоброжелательстве к нашему превосходному устройству церкви и  государства.
Боже  упаси,  я  отнюдь  не  хочу  быть  несправедливым   и   не   утверждаю
положительно, что названный Лисмахаго не лучше, чем  переодетый  иезуит,  но
готов totis veribus {Изо всех сил (лат.).} настаивать  и  свидетельствовать,
что со дня своего назначения на должность его ни разу не видели intra templi
parietes {В стенах храма (лат.).}, иначе говоря, в приходской церкви.
     В-третьих: касательно того, что произошло за столом у мистера  Кендела,
когда упомянутый Лисмахаго был столь груб в своих порицаниях, то должен вас,
сэр, уведомить, что я вынужден  был  удалиться  не  из  боязни  его  грозных
обвинений, которые, как уже было сказано, не стоят  и  выеденного  яйца,  но
исключительно по причине неожиданных  последствий,  вызванных  съеденной  за
обедом рыбой усачом, каковая, чего я  не  знал,  в  известные  времена  года
является сильнейшим слабительным, как упоминает Гален в одной из своих глав.
     И, наконец, в-четвертых: относительно того, как попали в мои  руки  эти
письма,  сие  касается  только  моей  совести.  Достаточно  сказать,  что  я
полностью удовлетворил тех, на хранении которых они находились, и,  надеюсь,
удовлетворил теперь также и вас в  такой  мере,  что  можно  подписать  наше
соглашение и безотлагательно приступить к работе.
     В ожидании чего остаюсь, уважаемый сэр,  покорный  ваш  слуга  Джонатан
Дастуич. Абергеванни, 4 августа

     Р. S. Предполагаю,  deo  volente  {Если  богу  будет  угодно  (лат.).},
повидаться с вами  в  столице  ко  дню  всех  святых,  когда  я  буду  иметь
удовольствие переговорить о  рукописях  проповедей  некоего  ныне  покойного
священника - пирог  доброй  закваски  на  теперешний  вкус  публики.  Verbum
sapienti {Умный понимает с полуслова (лат.).} и т. д.

                                                                      Дж. Д.


                  Его преподобию Джонатану Дастуичу, в...

     Сэр!

     Я получил (о почте ваше письмо и рад переговорить с вами  о  рукописях,
которые я вручил вашему другу  мистеру  Бену,  но  не  могу  согласиться  на
предложенные условия. Подобные  дела  столь  ненадежны...  Любые  писания  -
лотерея... Я столько потерял на сочинениях лучших нынешних писателей.  Можно
было бы многое рассказать и назвать имена, но не стоит...  Вкусы  в  Лондоне
столь изменчивы. Столько было издано недавно писем о путешествиях: Смоллета,
Шарпа, Деррика, Тикнесса, Балтимора,  Баретти,  Сентиментальное  путешествие
Шенди... Публика, кажется, сыта по горло сим родом развл