нцеляриях Морского министерства,  не стремился
попадаться на глаза начальству,  не заискивал перед старшими,  как это
делали    вышколенные   дворянчики,   умевшие   шаркать   по   паркету
аристократических салонов, но беспомощные на палубе корабля.
     Упорным трудом,  собрав всю свою волю, накопленные знания и опыт,
Седов  прокладывал  свой  путь.  Его  не  особенно  заботили  чины.  В
беззаветном служении родине он видел цель своей жизни. Так он пришел к
главному,  что стало его заветной мечтой,  -  к  решимости  взойти  на
"вершину мира", открыть и исследовать Северный полюс.
     Путь, пройденный Седовым,  действительно  был  необычен.  Сколько
препятствий  пришлось  преодолеть,  какие только преграды перед ним не
вставали! И самая трудная из преград, какую не обойдешь и не одолеешь:
его  происхождение  из простого рыбачьего рода.  Вот чего не могли ему
простить ни столичные сановники в золоченых  мундирах,  ни  дворянская
офицерская среда!
     Не раз вспоминались Седову наставления отца:
     - Грамоте  вздумал  учиться?  В  чиновники,  верно,  задумал?  Не
выйдет!  Не  пустят!  Ты  ведь  мужицкий  сын,  так  мужиком  тебе   и
помирать...
     Вопреки воле отца в четырнадцать лет Егорка пошел в  трехклассную
приходскую  школу.  Он  закончил  ее  за  два  года:  учитель  не  мог
нахвалиться  "смышленым  мужичком".  Но  дальше  Егора  ждала  обычная
крестьянская  доля:  или  к  помещику  в  батраки,  или  в  батраки  к
рыботорговцу,  - у того и баркасы,  и  сети,  и  тара,  и  соль;  или,
наконец, в матросы.
     Седов испытал и первое, и второе, и третье. От помещика он сбежал
через  несколько месяцев.  Богатый торговец,  скупавший весь улов и на
Кривой  Косе,  и  в  окрестных  хуторах,  принял  грамотного  Егора  в
приказчики.
     - Выведу в люди, - иногда говорил он, довольный и расторопностью,
и  силой  Седова.  -  Может,  годиков  через пятнадцать и сам хозяином
станешь...
     И не мог он, конечно, догадаться, что меньше всего завидовал Егор
его хозяйскому добру.  Далеко от этого засаленного прилавка были мечты
молодого  приказчика.  Сначала  в детских сказках,  а потом в книгах о
путешествиях перед Егором все шире открывался огромный, красочный мир.
Далекие края, невиданные страны, льды севера и южные моря звали Егора,
а бывалые моряки,  с какими  ему  удалось  познакомиться  на  случайно
заходивших  в  этот  глухой  уголок шхунах,  рассказывали,  что уйти в
дальнее плавание не так-то уж сложно.
     Отношение отца  к  Егору  резко переменилось.  Теперь он гордился
грамотным сыном.  Ни у одного из соседей дети не  ходили  в  школу.  А
Егорка  читал  и писал даже бойче волостного писаря - первого грамотея
на всю округу.  И считать он умел не хуже своего хозяина.  А  уж  если
доходило  до песен - Егорка был непревзойден.  Бесчисленное количество
их - и донские казачьи, и старинные украинские, и бурлачьи, занесенные
с далекой Волги,  - знал Егор.  Еще бы не радоваться такому сыну!  Ему
ли, грамотею, да еще с памятью такой, хозяином не стать?
     Но Егор уже наметил для себя совсем другую дорогу.
     Как-то весной неожиданно  потребовал  он  у  торговца  расчет,  а
затем,  перебросив  котомку  через  плечо,  зашагал  по  берегу моря в
сторону Ростова.
     Через несколько  дней  плечистый  и крепкий,  бронзовый от загара
парень с  холщовой  котомкой  за  плечами  уверенно  вошел  в  кабинет
начальника Ростовского мореходного училища.
     - Я, - сказал он просто, - хочу быть капитаном...
     - То есть, как это "хочу"? - удивился начальник. - Для того чтобы
стать капитаном,  нужно сначала выучиться на штурмана.  А чтобы  стать
штурманом,  нужно  закончить  мореходное училище.  А чтобы поступить в
училище, нужно выдержать экзамены!
     - Как же их много, этих "нужно"! - в раздумье проговорил Седов. -
Но если я хочу, то я сделаю все, что нужно!..
     Начальнику понравился его ответ. Он спросил:
     - Родители... из зажиточных?..
     - Какое там!.. Бедные... Рыбаки...
     - Вот это, милейший, и плохо...
     - А почему?  - удивился теперь Егор.  - Я про Ломоносова читал...
Про Дежнева... Про Атласова... Они тоже не из богачей.
     - Ну,   это   верно,  -  согласился  начальник,  заинтересованный
необычно уверенным посетителем.  - Да  только,  чтобы  учиться,  нужны
деньги. Где и чем ты будешь жить?..
     Седов усмехнулся:
     - Ночевать я на любой барже устроюсь. Матросы, грузчики, рыбаки -
свой  народ.  Летом  на  кораблях  буду  плавать:  на  хлеб  и  одежду
заработаю.  У меня уже все обдумано,  господин начальник, только бы не
отказали...
     - Изволь,  я  допущу  тебя к экзаменам,  - решил начальник.  - Не
выдержишь - пеняй на себя.
     Впервые слышал   Егорка,  чтобы  так  почтительно  его  величали:
Георгий  Яковлевич  Седов!  Но  пожилой  мужчина  в  мундире  морского
штурмана,  вызывая  Егора к доске,  именно так,  торжественно и полно,
произнес его имя,  отчество и фамилию.  А когда заданная  задача  была
решена,  штурман  почему-то  удивленно  пожал  плечами,  усмехнулся и,
ничего не сказав, сделал отметку в журнале.
     - Срезался!  -  прошипел  кто-то  с  передней парты.  - Ступай-ка
палубу мыть...
     Штурман резко выпрямился:
     - Кто это сказал?
     Все молчали.  Подождав  некоторое время и обведя присутствовавших
внимательным взглядом, штурман улыбнулся Егору:
     - Молодец, Георгий Седов! Ты отлично решил задачу!
     Через три года на Кривой Косе было получено  письмо  от  штурмана
Седова. Хорошо знал Георгий, что отец и порадуется, и удивится, однако
не мог представить,  какой переполох на весь хутор вызовет его краткое
письмо.   Старик   Седов   заучил   его   от  строчки  до  строчки  и,
торжественный,  приосанившийся,  важный,  наверное  в  трехсотый   раз
повторял своим знакомым и незнакомым рыбакам:
     - То-то наш род Седовых!.. Знаменитейший род!..
     Некоторые у него спрашивали с усмешкой:
     - А кто был твой отец?
     - Известно кто, рыбак...
     - Ну, а дед - князь или граф какой?
     - Нет,  зачем  же  князь...  Беглый  от  царя он был,  от панской
неволи...
     - Значит, самого простого ты роду, а говоришь: знаменитейший!
     - Да разве князьями и графами славна Россия? - возмущался старик.
- Вот чем она славна...
     И он распрямлял крепкую, жилистую, натруженную руку.
     В летние месяцы,  свободные от занятий, Седов работал матросом на
кораблях,  плававших между Азовским и Черным морями.  В 1898  году  он
впервые вступил на штурманскую вахту.  Рейсы в порты Средиземного моря
с грузом керосина из Батума показались ему скучными.  Совсем не такими
представлял он в юности Турцию,  Грецию,  Италию... Города этих стран,
удивительно  красивые  на  цветистых  картинках,  в   действительности
оказались очень печальными. Бедняков и нищих здесь было не меньше, чем
в царской России,  и еще пронырливее,  нахальнее и хитрее были  всегда
готовые обжулить бесчисленные торгаши.
     Стоя на вахте на мостике  корабля,  Седов  нередко  задавал  себе
вопрос: неужели это и есть конец всем его мечтам и стремлениям? Другие
говорили:  он выбился в люди!  Но, может быть, проще и честнее было бы
попрежнему   выходить   с   рыбаками  на  лов,  чем  так  вот  служить
судовладельцам и спекулянтам!..  С  детства  у  него  было  стремление
видеть  новое.  Что  нового  он  увидит на этой торговой,  керосиновой
тропе?  Однако и прежнее влечение теперь уже стало  другим.  Важно  не
только увидеть новое, но, главное, открывать то, что еще неизвестно...
Все ли морские течения изучены,  все ли описаны побережья  и  острова?
Север   родины   с  его  береговой  линией,  протянувшейся  на  тысячи
километров,  разве он  весь  исследован  и  нанесен  на  карту?  После
Челюскина,  Прончищева,  братьев Лаптевых,  после бессмертного Дежнева
многим  ли  довелось  побывать  в  устьях  великих  северных  рек,   в
безымянных  заливах  полярных  морей,  на островах,  рассеянных в этих
необъятных просторах?
     А дальше  на  север,  к  полюсу,  лежат  огромные "белые пятна" -
многие сотни километров пространства, не пройденного еще никем.
     Северный полюс!  При  этих  словах сердце Седова билось учащенно.
Неужели далекая,  таинственная "вершина  Земли"  недостижима?  Сколько
предприимчивых,  расторопных  иностранных  дельцов  и просто искателей
славы стремились к полюсу - и все  безрезультатно.  Предусмотрительные
норвежские  промышленники,  жадные  к захватам англичане и американцы,
даже итальянцы,  у которых на севере никогда не было ни единого клочка
земли, и те не жалели средств для снаряжения экспедиций.
     "А что же Россия?  - в волнении думал Седов.  - Трудами ее сынов,
отважных мореходов, ученых раскрыты вековые тайны полярных стран, даны
очертания северных берегов Европы,  Азии,  огромной  части  Америки...
Почему  же  медлит  правительство  со снаряжением русской экспедиции к
полюсу?  Или не верят царские сановники,  привыкшие к  уюту  и  сытому
покою, в испытанную настойчивость и силу, в непоколебимую волю русских
людей?  Или,  быть  может,  ждут,  пока  на  "вершину  мира"  случайно
взберется какой-нибудь хвастливый иноземец?"
     И который раз Седов склонялся  над  картой.  Вот  он,  бескрайний
простор северного побережья России.  Возможно,  уже скоро, значительно
скорее,  чем это могут предполагать господа царедворцы,  русский народ
проложит  вдоль северных берегов своей родины великий путь с Запада на
Восток и с Востока на Запад, путь, о котором мечтал еще Ломоносов!
     Но читал   ли   кто-нибудь   из  придворных  сановников  творения
Ломоносова?  Знакома ли им карта Арктики? Знают ли они, что кратчайший
путь из России в Америку лежит через полюс?  Этот путь по праву должны
открыть хозяева великого полярного побережья - русские  люди.  Значит,
они должны водрузить свое знамя и на полюсе!
     Кто решится на такое отважное дело?  Конечно,  не  те  изнеженные
дворянские  сынки,  которым  чины  и  награды  были  обеспечены  еще с
колыбели.  Мало ли в русском народе бесстрашия  и  отваги!  Не  он  ли
выдвинул героических открывателей Сибири,  Чукотки,  Камчатки, Аляски,
Алеутских и Курильских островов, Амура, Японии, далекой Антарктиды!
     Что если  бы  ему,  Седову,  была  доверена  эта  великая задача:
открыть и исследовать Северный полюс?..
     Он насмешливо  улыбался наивной своей мечте.  Кто он?  Безвестный
штурман из мужиков.  А там,  в Петербурге,  в Морском  министерстве  и
адмиралтействе - люди,  на мундирах которых крестов,  говорят, больше,
чем во всех церквях.  Разве  просто  придешь  к  морскому  министру  и
скажешь: "Дайте мне корабль, я поведу его к полюсу!.."
     Нет, нужно  оставить  эти  пустые  мечты.  Но  ведь  победил   же
Ломоносов  силой  ума,  сердца  и воли - силой великой любви к родному
народу.  Вот бессмертный пример служения родине!  Кто же помешает ему,
Седову, унаследовать этот пример?..
     Нужно трудиться...  Неустанно и беззаветно  трудиться.  Не  может
быть,  чтобы  на  всех  начальственных постах сидели равнодушные люди.
Труд будет замечен, и тогда намного ближе станет осуществление мечты.
     Через несколько  месяцев  Седов  был  в Севастополе.  Назначенный
штурманом на учебное судно "Березань",  он сдал экзамены и получил чин
прапорщика  запаса.  Вскоре  в  Петербурге,  в  Морском корпусе,  куда
допускались  только  дворяне,  пробравшийся  неведомо  какими   путями
прапорщик  запаса  флота  Георгий  Седов блестяще выдержал экзамены за
весь курс корпуса. Теперь он уже поручик запаса флота. Однако он знал,
что это только начало избранного пути.  Важно стать кадровым офицером,
а затем получить настоящее, большое задание.
     В начале  1902 года Георгий Седов выехал в Архангельск,  на судно
"Пахтусов".  Начиналась настоящая работа.  Он  -  помощник  начальника
гидрографической  экспедиции.  Впереди  -  желанный  исследовательский
труд,  штормовые моря Арктики,  проникновение в тайну их глубин, опись
неизученных бухт, заливов, островов, течений, открытие новых путей для
мореходов...
     Направляясь к  Новой  Земле,  "Пахтусов"  в  том  же году покинул
Архангельск. Когда у полуострова Канин впервые повеяло суровое дыхание
Баренцева моря, Седов сказал своим друзьям:
     - Я счастлив. Вот о таких походах я мечтал...
     Потом, помолчав, он добавил:
     - И все же это лишь маленькое начало...
     В следующем  году в Архангельск прибыл сверкающий лаком и бронзой
корабль "Америка".  В городе стало известно,  что  это  богатое  судно
снаряжено  американским  миллионером  Циглером  для открытия Северного
полюса.
     Седов поспешил  к  причалу.  Он увидел на палубе корабля с дюжину
пестро разодетых парней  с  пуховыми  платками  на  шеях,  с  длинными
трубками  в  зубах.  С  виду  все это были "морские волки",  какими их
изображали в старых приключенческих романах. И было потешно усердие, с
которым    они   позировали   перед   петербургскими   и   московскими
фоторепортерами,  и смешны их надменные мины,  - как будто они прибыли
уже победителями прямо с полюса.
     Начальник экспедиции,  самоуверенный и манерный американец  Фиала
пригласил  офицеров "Пахтусова" на свой корабль.  Проходя вслед за ним
из помещения  в  помещение,  Седов  невольно  подумал,  что  попал  на
выставку редких и красивых вещей.  Ради славы победителя полюса Циглер
не поскупился.  Все было здесь  новенькое,  первосортное,  все  стоило
огромных денег.
     - Обратите  внимание,  -  останавливал  гостей   Фиала,   -   это
специальный  выпуск  термосов.  Они  так и называются "Полюс".  Фирма,
предложившая  их  нам,  теперь  зарабатывает  большие  деньги!  А  вот
специально  для  севера керосиновые печи.  Прекрасная конструкция,  не
правда ли?  А это ящик со специальным  шоколадом.  Это  самый  дорогой
шоколад,  но мы им снабжены предостаточно. А наши специальные костюмы!
Кто  может  сомневаться,  что  с  таким   снаряжением   мы   достигнем
поставленной цели?
     Седову невольно вспомнился плывший на ветхом коче, под парусом из
оленьей  кожи  к  великим  своим  открытиям  Семен  Дежнев...  У него,
конечно, не было ни специальных термосов, ни шоколада...
     - Все  это прекрасно продумано,  все предусмотрено,  - заметил он
негромко. - Но главное все же люди...
     Обидно и  больно было Седову за честь русского флота:  неутомимые
исследователи севера,  русские моряки  должны  были  бы  счесть  своим
долгом  первыми  ступить  на вершину мира...  Но разве труженики флота
виновны в равнодушии сановников и царедворцев?  Как же преодолеть  это
равнодушие? Кто станет слушать безвестного морского офицера?..
     И снова  он  находил  только  один  ответ:  нужно   неустанно   и
самоотверженно  трудиться.  С  этого  он  начал,  этим завоевал первые
успехи...
     Но дальнейший  житейский путь,  казавшийся Седову прямым и ясным,
становился все сложнее.
     Русско-японская война  прерывает  исследования  на севере.  Седов
командует миноноской на Амуре,  в  составе  речной  флотилии  охраняет
устье великой реки. Бессонные вахты. Дождь. Ветер. Туман.
     Он грустит по северу. Незаметно для самого себя он стал говорить:
родной север!
     Но и с окончанием войны возвратиться в Архангельск не удается. На
Тихом  океане  достаточно  работы  -  нужно  восстанавливать множество
знаков, обеспечивающих безопасное плавание кораблей.
     Но Седов  попрежнему  пристально  следит  за  каждым  событием  в
Арктике.  Напрасно,  оказывается,  так гордо  позировали  американские
"морские волки" в Архангельске перед объективами фотоаппаратов.  Им не
удалось  увидеть  полюса.  Шоколад  был  съеден,   термосы   перебиты,
керосинки  отслужили  службу,  флаг,  заранее  заготовленный  мистером
Циглером для полюса,  так и возвратился в Америку  в  своем  добротном
чехле.
     ...В эти последние перед отправлением на  полюс  часы  Седов  как
будто  подводил  итог  всему,  что  было достигнуто им в жизни и могло
оставить полезный след.  Была ли у него хотя бы одна настоящая большая
радость, такая, что стала бы радостью и для других?
     Да, была!  Это когда Главное гидрографическое управление Морского
министерства поручило ему исследовать и нанести на карту устье Колымы.
Как много пришлось Седову пережить и увидеть в том памятном 1909 году!
Таежные тропы,  горные перевалы,  быстрые сибирские реки,  непролазные
топи тундры, ярость Восточно-Сибирского моря... Каждый шаг в безлюдном
краю сулил и неожиданности и открытия.  Исследователь тонул на ледяной
Колыме,  пробирался неведомыми протоками  ее  дельты,  высаживался  на
неизвестных островах, где до него не ступала нога человека, изумленный
стоял  у  прозрачных,  как  воздух,  озер,  обессиленный  полз   через
трясины...
     В отчете об этом не было, конечно, ни слова, - все это осталось в
памяти, в сердце.
     После экспедиции о Седове узнал  весь  Петербург.  О  нем  писали
газеты.  Начальство  выразило ему благодарность.  Благодарила Академия
наук.  Астрономическое и Географическое общества внесли его  в  списки
своих членов. Знакомые офицеры поздравляли:
     - Тебя заметили, Георгий! Жди повышения в чине и наград.
     Ни того, ни другого Георгий Яковлевич не дождался.
     - Будем трудиться, - сказал он себе.
     Летом 1910  года  штабс-капитан  Седов  опять  штормует у берегов
Новой Земли,  исследуя Крестовую губу,  где  было  создано  постоянное
поселение.  Он  возвращается  с  подробным отчетом и точной картой.  И
снова начальство довольно:
     - Весьма энергичный и исполнительный офицер!
     Товарищи говорили:
     - Теперь-то   уж   наверняка   повышение!   Следовало  бы  только
напомнить, Георгий. Осторожно, конечно, при случае...
     - Нет, - отвечал он решительно. - Я не учился выпрашивать чины. И
ведь  главное-то  уже  произошло:  мне   поручили   составить   проект
экспедиции в восточный сектор Арктики!  Разве это не повышение? Я буду
руководить экспедицией на берегах Чукотского моря и, разумеется, дойду
до  Берингова  пролива.  Какая  это  волнующая  задача:  пересечь  или
повторить пути первых русских  землепроходцев  и  мореходов  -  Семена
Дежнева, Михаила Стадухина, Ивана Федорова, Михаила Гвоздева, Чирикова
и Беринга!..  Много еще не открытого,  не  изученного  в  далеких  тех
краях. Какая другая награда сравнится с наградой и радостью открытия?
     На несколько месяцев проект этой экспедиции поглотил все время  и
всю  энергию  Седова.  С  нетерпением  считал  он  дни,  оставшиеся до
отъезда.  Однако начальство вдруг  изменило  решение.  Ему  предложили
немедленно  выехать  на  Каспий.  Невольно  мелькнула мысль:  что это,
ссылка?..
     Дворянам, засевшим   в   Гидрографическом   управлении   Морского
министерства,  давно уже казалась обидной широкая известность  Седова.
Какой-то  выскочка из мужиков заслоняет графских и княжеских родовитых
отпрысков!
     Седов не  ошибался.  Назначение  на Каспий было похоже на ссылку.
Однако, прощаясь с друзьями, он сказал:
     - Я вернусь и пойду на полюс... Это - цель моей жизни, от которой
я не отступлю. Я уезжаю на юг, но сердце мое неизменно указывает: курс
- норд.
     - Курс - норд!..
     Эти два  слова  вырываются  у  него  неожиданно  громко  и тотчас
выводят из полузабытья.  Седов тяжело  поднимается  с  койки.  Частый,
прерывистый  стук сердца медленным звоном отдается в ушах.  Сколько же
времени прошло после того,  как он возвратился с берега?..  Он смотрит
на часы. Удивительно, - за сорок минут почти все пережитое пронеслось,
будто явь, перед глазами!..
     Он думает  об  избранном  сложном  и  трудном  пути.  Но  если бы
пришлось избрать снова, разве пожелал бы он другой судьбы?..
     Интересно было   бы  узнать,  что  говорят  о  его  экспедиции  в
Петербурге?  В столице,  наверное,  уже известны подробности зимовки у
Новой  Земли.  Ведь часть команды,  списанная им из-за бесполезности в
Ольгинском поселке на Новой Земле,  давно добралась  до  Архангель