казалась неизбежной, и  Гендрик  с  его  живым  умом  и  способностью  остро
чувствовать всем своим  существом  болезненно  ощущал  близость  смерти.  Он
боялся ее. В этом страхе не было ничего недостойного. То была просто  любовь
к жизни, страстное желание жить.
   Кто не любит жизни, тот недостоин ее; кто не дорожит ее радостями и легко
расстается с ними, тот либо не сумел оценить их, либо душа  его  так  черна,
что он способен видеть в жизни только дурное.
   Гендрик страстно хотел жить и радоваться жизни и,  глядя,  как  готовятся
отнять у него жизнь, испытывал невыразимые муки.
   Прощаясь с этим миром, он горевал о многом, но  прежде  всего  его  мысли
были о Вильгельмине ван Вейк. Никогда больше он ее не увидит! А ее он  любил
больше жизни.
   - Виллем! - воскликнул он. - Что же это? Неужели мы сейчас  умрем?  Я  не
хочу... не могу!
   Он говорил - и все силы его  души  и  тела  напряглись  в  одном  порыве:
вернуть себе свободу!
   Отчаянным усилием он попытался разорвать путы, но он ничего  не  добился,
только из-под ногтей у него брызнула кровь.
   В этот тяжкий час Виллем тоже не оставался бесстрастным. И  он  не  хотел
умирать, и ему было о чем сожалеть. Ведь это значит, что никогда  больше  он
не увидит своих близких. Никогда не завершит дела, ради которого пустился  в
этот дальний путь.
   Верному Конго было тоже горько знать, что смерть надвигается, что она уже
рядом.
   - Баас Виллем, - сказал он, с жалостью  глядя  на  молодого  охотника,  -
сейчас вы умрете. Я благословляю Бога, про которого  мне  рассказывали  ваши
родители! Никогда я не вернусь в Грааф-Рейнет, не увижу, как они  оплакивают
вас!
   Приготовления к казни уже закончились,  но  жестокому  вождю  не  удалось
показать свое искусство, не удалось исполнить задуманное.
   Только было он хотел поднять ружье и прицелиться в одного из  обреченных,
как, откуда ни  возьмись,  появился  большой  отряд  темнокожих  воинов.  На
какое-то мгновение все растерялись. Те, что готовились совершить  казнь,  не
сразу поняли, друзья это пришли или враги. Но  вот  раздался  незнакомый  им
боевой клич, и их окружили  рослые  воины,  вооруженные  луками,  копьями  и
ружьями. Да, тут оказались еще двое белых с ружьями, и их с радостью  узнали
пленники. То были Ганс и Аренд, а с ними Макора и его люди!
   Приговор немедленно отменили, и пленников тут же освободили.
   Не  было  никакой  необходимости  проливать  кровь,  так  как  никто   из
предполагавшихся палачей и не пробовал сопротивляться.  Они  тотчас  вернули
пленников, их ружья, лошадей и прочее имущество - большую часть  его  отдали
еще прежде, чем было сказано хоть слово на этот счет.
   И снова сердце Виллема не выдержало, и он стал  просить  Макору  пощадить
зулусов. Не вступись Виллем, Макора перебил бы  на  месте  всех  зулусов,  а
потом отправился бы в их деревню чинить суд и расправу.
   Объединенными усилиями охотники сдержали его ярость,  и  сбитым  с  толку
убийцам разрешили уйти, не причинив им ни малейшего вреда.
   - Как хорошо, что вы подоспели! - сказал Гендрик Гансу и  Аренду.  -  Как
раз вовремя. Только я не могу понять, откуда вы  узнали,  что  мы  попали  в
беду?
   - Все очень просто, - ответил Ганс. - Сегодня утром нам сказали, что  вас
схватили и собираются убить. Мы, конечно, тут же пустились  в  путь  и  весь
день спешили как только могли к вам на выручку.
   - Но откуда же вы узнали, что с нами стряслось?
   - От Синдо, того самого, которого  Макора  чуть  не  убил  за  чрезмерное
честолюбие.
   Значит, напрасно они подозревали Синдо в неблагодарности. Он шел,  вернее
- бежал всю ночь, чтобы дать знать об опасности,  грозившей  людям,  которые
спасли ему жизнь. Для зулусов его слова ничего не значили, и он  понял,  что
спасет пленников, только если предупредит тех, кто в силах помочь им. Так он
сумел отблагодарить их.
   "Цыплят по осени  считают",  -  говорит  пословица.  Никогда  не  следует
спешить с выводами. Если бы пленники,  когда  их  вели  к  месту  казни,  не
упомянули имя Синдо и вождь зулусов не заподозрил измены, помощь  пришла  бы
слишком поздно. С казнью замешкались потому, что вождь  поскакал  в  селение
разыскивать Синдо и в результате растерял "уже сосчитанных цыплят".
   Освобожденные пленники стали спрашивать, где  Синдо:  они  хотели  обнять
его.
   Но Синдо здесь не было. Он так измучился, пока бежал, что уже не в  силах
был вернуться вместе с  избавителями  и  остался  в  лагере,  где  сооружали
западню.
   Ни одной лишней минуты не задержались охотники на месте, с  которым  были
связаны такие неприятные воспоминания. И когда забрезжил рассвет, они вместе
со своими друзьями макололо были уже на пути к лагерю.
   Там они застали Черныша в полном смятении. Он радовался их возвращению  и
злился на Конго, допустившего, чтобы их молодые хозяева попали в такую беду.
   Услуга,  которую  Синдо  оказал  белым  друзьям,  вновь   завоевала   ему
расположение Макоры, и тот предложил изгнаннику вернуться  домой,  к  своему
племени, на что Синдо с радостью согласился.

Глава 30
ХОПО

   На время Виллем как будто излечился от своей страсти к приключениям. Ведь
он приехал сюда для того, чтобы поймать двух молодых жирафов и в  целости  и
сохранности доставить их голландскому консулу. Опыт последних  дней  показал
ему, что он не доведет дело до конца, если будет подвергать  себя  опасности
умереть какой-нибудь страшной смертью. Это знание дорого досталось ему, и он
больше не искал новых приключений, а  принялся  вместе  с  макололо  строить
западню. Ему помогали все три охотника. И все они думали уже  не  столько  о
жирафах или о новых приключениях, сколько о возвращении домой.
   Западня должна была состоять из двух высоких  изгородей,  сходящихся  под
острым углом. Каждая изгородь была в полторы мили длиной,  а  там,  где  они
сходились, оставался просвет такой ширины, чтобы мог  пройти  самый  крупный
зверь. Сразу за этим проходом вырыли яму сорок футов в длину,  пятнадцать  в
ширину и восемь в глубину, а по краям ее положили, слегка сдвинув их внутрь,
тяжелые стволы деревьев. Западню  строили  с  таким  расчетом,  чтоб  каждое
животное, попавшее в загон, пробежав его, непременно свалилось в  яму  и  не
могло из нее выбраться. Чем ближе к  яме,  тем  выше  и  крепче  становилась
изгородь, чтобы нельзя было ни повалить ее, ни перепрыгнуть через нее.
   Яму прикрыли сверху камышом и тростником. Ни одна мелочь, от которой  мог
бы зависеть успех дела, не была упущена.
   И охотники и макололо работали с жаром, и вскоре западня была  закончена;
оставалось только загнать в нее дичь. Это решили сделать на следующий  день.
Прямо перед западней был акациевый  лесок  -  потому-то  здесь  и  соорудили
западню. Соплеменники Макоры должны были устроить в этом лесу облаву и  всех
четвероногих обитателей его загнать в ловушку.
   Рано поутру все макололо вместе с охотниками и их собаками  приготовились
к грандиозной облаве. Разделились на два отряда. Виллем,  Гендрик  и  Макора
пошли влево, Ганс, Аренд и лучший воин и охотник племени макололо  пошли  со
своим  отрядом  направо,  так,  чтобы  охватить  лесок  с  двух  сторон.  Им
предстояло окружить пространство мили в четыре длиной и три шириной.
   Достигнув северной опушки, большинство загонщиков и собак вступили в лес.
Белые охотники верхом на своих лошадях и кое-кто из макололо верхом на быках
остались на опушке, чтобы помешать испуганной дичи прорвать цепь загонщиков.
Некоторое время загонщики и собаки словно состязались, кто  поднимет  больше
шуму; и всадники, стоявшие на опушке,  скоро  убедились,  что  это  труд  не
напрасный.
   Они не проехали еще и полмили от того места, где разделились на отряды, а
уже стало ясно, что загонщики и собаки потревожили самую разную дичь. Громко
затрубили  слоны,  затрещали  ветки,  уступая  им  дорогу;  зарычали   львы;
пронзительно завизжали бабуины; послышался дикий, отвратительный хохот гиен.
   Тем, кто ехал по опушке,  Макора  посоветовал  держаться  немного  позади
загонщиков. Виллем и Гендрик скоро оценили этот мудрый совет.
   Стадо слонов прорвалось сквозь кусты всего в нескольких ярдах перед ними;
их пропустили на равнину. Все были рады, что они не попали в западню.
   Вскоре на равнину вырвалось несколько зебр, и им тоже дали уйти целыми  и
невредимыми.
   Незадолго до конца облавы с той стороны, где стояли на  страже  Виллем  и
Гендрик, из лесу выбежало большое стадо буйволов. К  счастью,  в  это  время
охотники немного отъехали от опушки, иначе они оказались бы  прямо  на  пути
мчавшегося стада и были бы затоптаны насмерть.
   Несколько буйволов выбежали из лесу почти напротив Виллема с Гендриком и,
догоняя стадо, едва не налетели на них, так что всадникам  пришлось  скакать
во весь опор, чтобы не напороться на их рога.
   Едва охотники увернулись от буйволов, Виллем с радостью  увидел  то,  что
ему больше всего хотелось видеть:  семь  или  восемь  жирафов,  спасаясь  от
загонщиков, с шумом пронеслись среди деревьев и  выскочили  на  опушку.  Они
оказались совсем  близко  к  воронкообразному  входу  в  ловушку.  Если  они
проскочат мимо, их уже не поймать и весь тяжкий двухнедельный труд  пропадет
понапрасну. Вонзив шпоры в бока лошади, Виллем, а за ним и  Гендрик  галопом
поскакали вперед, чтобы отрезать жирафам отступление.  Никогда  еще  за  всю
свою жизнь Виллем не переживал минуты столь волнующей.
   В стаде охотники заметили двух  детенышей.  Неужели  они  промчатся  мимо
загона? Успех дела решали секунды. Жирафы и охотники мчались наперерез  друг
другу и вскоре должны были столкнуться. Робкие животные быстро поняли это и,
не подозревая о грозившей  им  опасности,  повернули  и  кинулись  в  широко
разверстую пасть западни.
   Стоило им пробежать в прежнем направлении еще хоть несколько шагов, и они
бы спаслись от ожидавшей их участи; но, как нередко бывает  и  с  людьми,  в
поисках спасения они избрали самый опасный путь.
   Загонщики уже вышли на опушку леса, и оба отряда встретились на  середине
поляны. Впереди, в загоне, они увидели живую,  движущуюся  массу:  тут  было
множество самого разнообразного зверья, и в том числе, к большому  огорчению
охотников, два слона и носорог.  Над  всеми  остальными  возвышались  головы
жирафов, которые, видимо, старались вырваться вперед и должны  были  первыми
свалиться в яму.
   По мере того как стены ловушки сближались, оставляя животным  все  меньше
места, разношерстное стадо становилось все гуще.
   За четверть мили до ямы мудрые слоны повернули и, увидев направляющихся к
ним людей и собак, проломили ограду  и  очутились  на  свободе,  К  немалому
удовольствию охотников, в пролом выбежали и несколько зебр. Жирафы вырвались
уже слишком далеко вперед, чтобы спастись таким образом. Им не суждено  было
избежать плена.
   Все макололо были охвачены неистовым  азартом  погони.  С  пронзительными
воплями они неслись вперед. Им  не  терпелось  увидеть,  как  многочисленные
жертвы провалятся в яму, к которой они несутся,  обуреваемые  страхом  и  не
замечая ничего вокруг. Все демонические страсти, какие  скрыты  в  человеке,
словно пробудились в душах преследователей.  Бегство  слонов  привело  их  в
ярость, хотя слоны, без сомнения, погубили бы всю затею,  все  плоды  долгих
трудов. Казалось, макололо хотят лишь одного: убивать животных, проливать их
кровь, видеть их гибель.

Глава 31
РАЗОЧАРОВАНИЕ

   Несколько антилоп и других животных погибли, не  добежав  до  ямы,  -  их
убили или изуродовали в давке и гонке.
   Иные еще дышали, но охотники, лишь мимоходом взглянув  на  них  или  пнув
ногой, спешили дальше, к зрелищу еще более ужасному -  к  чудовищной  бойне,
которую мог задумать и осуществить  только  человек  и  которую  не  описать
словами.
   Зрелище было так ново, так захватывало,  возбуждение  туземцев  оказалось
так заразительно, что жажда крови обуяла и  Виллема  и  его  друзей.  Словно
опьянев, они неслись вперед с  таким  же  неистовым  ожесточением,  с  каким
бежали и одержимые макололо.
   Животные, которых они гнали перед собой, сбились в трепещущую, борющуюся,
рычащую массу. Жертвы погони падали друг на друга, рычали,  ревели,  мычали,
выли; вскоре яма наполнилась, и те, что бежали позади - а их были  сотни,  -
спаслись, проскочив по телам упавших.
   Когда все, кому уже не хватило места в яме, схлынули и  охотники  подошли
посмотреть на добычу, глазам  их  представилось  зрелище,  которое,  однажды
увидев, нельзя забыть. Снизу неслось рыкание льва, он задыхался под тяжестью
свалившихся на него антилоп. Впервые подле него оказалось чересчур много его
любимой дичи. Лишь одного зверя не мог задавить  никто  -  это  был  мучочо,
белый носорог, которого охотники  заметили  еще  раньше,  во  время  облавы.
Стоило ему шевельнуться - и он кого-то  подминал  под  себя,  кому-то  ломал
кости, и еще несколько голосов угасало в этом хоре  воплей  ярости  и  боли,
раздававшихся над кровавой свалкой, - все вместе это походило  на  репетицию
страшного суда в животном царстве.
   Очевидно, только задние ноги носорога стояли на дне ямы,  и  чуть  ли  не
всем телом он опирался на животных, которые мучились и гибли под  непомерной
тяжестью.
   В этой барахтающейся массе были и жирафы; боясь, что и они станут жертвой
огромного носорога. Виллем  приставил  дуло  ружья  к  самому  его  глазу  и
выстрелил.
   В диком шуме выстрел был едва слышен, но он  сделал  свое  дело:  носорог
испустил дух.
   И вот все принялись за работу - нужно расчистить  яму  и  спасти  молодых
жирафов, если они еще живы. Ремни с петлями на концах накидывали  на  головы
антилоп и другой мелкой дичи и вытаскивали ее вон.
   Через некоторое время в яме стало свободнее. И  тогда  осторожно  подняли
наверх одного из молодых жирафов. Его нетерпеливо и со страхом осмотрели. Он
был еще теплый, но уже не дышал. Оказалось, что у него переломлена шея.
   Теперь заметней всех в яме был один из взрослых жирафов - огромный самец,
который все время отчаянно бился,  и,  сказав,  что  в  нем  "слишком  много
жизни", Гендрик пристрелил его.
   Еще один молодой жираф  был  почти  погребен  под  телами  более  крупных
животных. Охотникам видны были лишь его голова и шея. Судя по всему, он  был
невредим. С величайшими предосторожностями, стараясь не причинить ему вреда,
его вытащили из ямы и накинули ему на шею два ремня,  чтобы  он  не  убежал.
Детенышу было месяца два - как раз такого и искали охотники; но  вскоре  они
убедились, что с  ним  что-то  неладно.  Пытаясь  вырваться,  он  все  время
держался на трех ногах. Четвертая неестественно  болталась  в  воздухе.  Она
была сломана.
   Детеныш был молодой, красивый, но брать его с собой не имело смысла.  Его
не  довезти  до  Европы.  Этой  страдающей,  дрожащей,   испуганной   жертве
честолюбия Виллема можно было оказать лишь одну милость: пристрелить  и  тем
избавить от боли; и охотник горевал, глядя на эту смерть, и жалел маленького
жирафа не меньше, чем беднягу Смока.
   Наконец яма опустела, и охотники стали разглядывать добычу.
   Погибли семь жирафов, почти у всех оказались сломаны шеи.  Шея  длиною  в
шесть или семь футов слишком хрупка, чтобы выдержать натиск огромного стада,
пробежавшего по спинам упавших в яму.
   Правда, охотникам не удалось получить то, что им было всего нужнее, и все
же западню построили не напрасно, она еще пригодится - так сказал Макора. Он
объяснил, что через два-три дня в акациевую рощу,  вероятно,  придут  другие
жирафы и тогда можно  будет  снова  устроить  облаву.  Это  немного  утешило
разочарованных охотников. Но как обидно, что погибли два  детеныша,  да  как
раз такие, о каких все они мечтали! Быть может, охотникам встретится еще  не
одно стадо жирафов, но попадутся ли там такие же детеныши, как эти два? Быть
может, они поймают и убьют других  молодых  жирафов,  но  еще  много  неудач
постигнет Виллема, прежде чем он завладеет добычей, ради  которой  заехал  в
такую даль.
   Для макололо время не пропало даром: им  досталось  много  мяса.  Правда,
чтобы заготовить его впрок, нужно  немало  времени,  но  зато  этих  запасов
хватит надолго.
   На другой день между вертикально поставленными столбами растянули ремни и
развесили на них узкие полосы мяса, чтобы оно сушилось  на  солнце.  Мясными
гирляндами увешали все кусты и небольшие  деревья,  росшие  поблизости.  Для
приготовления вяленого мяса вырезали лишь самые лучшие куски из каждой туши,
а остальное бросили подальше от лагеря, и там пировали стервятники, гиены  и
прочие четвероногие и крылатые пожиратели падали.
   Спустя три дня после побоища от жертв только и осталось, что вяленое мясо
да обглоданные дочиста кости.

Глава 32
ОТСТУПЛЕНИЕ

   Прошло четыре дня после  неудачной  попытки  поймать  в  западню  молодых
жирафов, и вот на берегу реки появились наконец свежие следы.
   Новое стадо жирафов поселилось в акациевой роще. В стаде были и  детеныши
- об этом рассказали следы.
   Надежды Виллема снова окрепли, он опять верил, что преуспеет в том,  чего
так горячо желал. Друзья его тоже воспрянули духом.
   Если на сей раз им повезет, то через какой-нибудь месяц Гендрик  и  Аренд
будут уже с теми, с кем они в мыслях не расстаются ни на час, а Ганс  начнет
готовиться к давно задуманному путешествию в Европу.
   После первой неудачной попытки Макора ничем не  показал,  что  собирается
покинуть их. Он обещал помогать им до тех пор, пока они не добьются  своего,
и, хотя домашние дела и дела племени призывали его назад, он решил  остаться
с ними.
   Он дал обещание Виллему и готов был всем  пожертвовать,  но  не  изменить
своему слову.
   Охотники ценили его преданную дружбу. Они уже успели убедиться,  что  без
помощи Макоры они ничего не достигнут.
   Вечером, накануне того дня, когда  решено  было  снова  устроить  облаву,
настроение у всех было приподнятое,  и  в  знак  уважения  к  человеку,  для
которого желания друзей стали превыше собственных, охотники  распили  с  ним
последнюю бутылку джина.
   Они с удовольствием предвкушали завтрашний день, как вдруг появился Синдо
и своими новостями разрушил все их планы.
   Он только что вернулся с севера, где нашел  было  новый  дом,  когда  его
изгнал Макора. Он еще раз побывал  в  племени,  у  вождя  которого  охотники
застрелили лошадей.
   Синдо пришел туда украдкой, чтобы забрать жену и детей. Это ему  удалось,
а кроме того, ему удалось еще и кое-что  разведать:  он  принес  весть,  что
вождь зулусов, которого оскорбили охотники, все еще жаждет отомстить  им  за
свои убытки и обиды.
   Вождь посетил тирана Мосиликатсе,  владыку  всей  этой  части  Африки,  и
поведал  ему,  что  вождь  племени  макололо  Макора,  давнишний  его  враг,
возвратился в свои прежние владения и похитил у него, вождя  зулусов,  друга
благородного Мосиликатсе, его достояние: лошадей, ружья и рабов. Мосиликатсе
тут же снарядил большой отряд и отдал приказ схватить Макору и его людей или
же, по выражению Синдо, "прогнать его с этого света".
   С часу на час враг будет здесь!
   Предупреждение Синдо всех встревожило. Сейчас же во все стороны разослали
разведчиков, чтобы не быть застигнутыми врасплох.
   Вот она, опасность, которую с самого начала предвидел Макора!
   Назавтра ранним утром разведчики сообщили,  что  воины  Мосиликатсе  и  в
самом деле приближаются. На ночь они остановились милях  в  пяти  от  лагеря
охотников и не позже чем через час будут здесь.
   Аренд и Гендрик поспешно вскочили на коней и галопом помчались  навстречу
врагу, чтобы взглянуть на него своими  глазами.  А  тем  временем  остальные
принялись укладывать свое добро, готовясь либо к бою, либо к бегству.
   Молодые офицеры вернулись через полчаса и объявили,  что  сюда  идут  три
сотни воинов. - Они идут на нас войной, в этом нет ни малейшего сомнения,  -
сказал Гендрик. - Мы подъехали к ним ярдов на сто. Завидев нас, они  подняли
кр