а сразу примется за дело, - прошептал он,
выглядывая из-за холки.  -  Но я  не попаду в  пего из револьвера с такого
расстояния. Чего же ждет этот дурак?
   И тут он заметил, что из-за свойственной туземцам неловкости у всадника
заклинило ружье  и  он  бешено колотил прикладом по  передней части седла.
Тарвин быстро вскочил в седло и,  держа на мушке нападавшего,  подскакал к
нему и узнал в нем Джуггута Сингха.
   - Так это вы!  Ну,  старина Джуггут,  это не  очень-то любезно с  вашей
стороны.
   - Мне приказали, - трепеща всем телом от страха, сказал Джуггут. - Я не
виноват. Я... Я ничего в этом не понимаю.
   - Да, это видно. Дайте-ка я покажу вам. - Он взял ружье из дрожащих рук
Джуггута.  -  У  вас  патрон заклинило,  друг мой.  Так  оно не  выстрелит
никогда. Здесь нужна сноровка - вот так! Учитесь, Джуггут.
   - Что вы сделаете со мной?  - вскричал евнух. - Она бы убила меня, если
бы я отказался.
   -  Не  верьте этому, Джуггут. В теории она сильна, как слон Джамбо*, но
слаба на практике. Пожалуйста, езжайте вперед.
   Они направились к  городу -  впереди Джуггут на  верблюде,  то  и  дело
опасливо поглядывавший назад.  Тарвин, успокаивая, сдержанно улыбался ему,
прижимая конфискованное ружье к бедру.  Он заметил,  что это очень хорошее
ружье, если уметь им пользоваться.
   Подъехав  ко  входу  в   покои  Ситабхаи,   Джуггут  Сингх  спешился  и
проскользнул во двор - живое воплощение страха и стыда. Тарвин поскакал за
ним и в ту минуту, когда евнух готов был скрыться за дерево, окликнул его.
   - Вы забыли свое ружье,  Джуггут,  -  сказал он. - Не бойтесь вы его. -
Джуггут нерешительно протянул руку за ружьем.  - На этот раз оно никому не
причинит вреда.  Идите к своей госпоже,  скажите ей,  что вы вернулись,  и
поблагодарите ее.
   Ни один звук не долетал до него из-за зеленых ставен,  когда он выезжал
из  дворца,  а  Джуггут глядел ему вслед.  И  в  воротах на него ничего не
свалилось,  и  обезьяны  были  привязаны крепко.  Очевидно,  Ситабхаи  еще
продумывала свой следующий ход.
   Однако свой собственный ход Ник уже рассчитал.
   Он поехал в мечеть за городом, поднял с постели своего друга в шелковом
халате цвета голубиного крыла и заставил его отбить следующую телеграмму:
   "Миссис  Матри,   Денвер.   Ожерелье  ваше.  Готовьтесь  надеть  его  и
прокладывайте дорогу через Топаз. Тарвин".
   Затем  он  направился  к  Кейт.  Оставив  Фибби  на привязи за наружной
оградой  миссии, он пошел по тропинке к веранде, любовно поглаживая карман
застегнутого  на  все  пуговицы  сюртука, где лежала Наулака. В его глазах
светилось довольство собой и миром. когда он приветствовал миссис Эстес.
   - Вы,  верно,  узнали что-нибудь приятное,  - сказала она. - Заходите в
дом, прошу вас.
   -  Да,  очень,  очень  приятное,  а может быть, даже сверхприятное - не
знаю,  как  назвать,  -  ответил  он  с  улыбкой,  проходя за ней следом в
гостиную.  -  Мне  бы очень хотелось рассказать вам об этом, миссис Эстес.
Мне  страшно  хочется  рассказать  хоть  кому-нибудь,  но  эта  история не
предназначена  для  здешних  мест. - Он огляделся. - Я бы нанял глашатая с
оркестром  и  оповестил  бы  всех,  если  бы  это было в моей власти, и мы
устроили  бы здесь небольшое четвертое июля* с фейерверком; и я с радостью
прочел  бы туземцам Декларацию независимости. Но нет, нельзя. Хотя кое-что
я  все же смогу рассказать вам, - прибавил он после минутного размышления.
-  Вы ведь знаете, почему я так часто прихожу к вам, миссис Эстес, правда?
То  есть,  конечно,  вы всегда были добры ко мне, и я успел полюбить вас и
ваш  дом,  и  мне  всегда  здесь было хорошо с вами - но я сейчас говорю о
другом. Вы ведь понимаете меня, правда?
   Миссис Эстес улыбнулась.
   - Думаю, что да, - сказала она.
   - Ну и отлично! Отлично! Я так и думал. И я надеюсь, вы мне друг?
   - Если вы хотите знать,  желаю ли я вам добра и счастья,  то,  конечно,
желаю.  Но  вы же понимаете,  что я  чувствую себя ответственной за судьбу
мисс Шерифф. Иногда я даже думала, что должна сообщить об этом ее матери.
   - О,  она знает!  Она все отлично знает!  И можно даже сказать, что она
ничего не имеет против. Сложность не в этом, понимаете, миссис Эстес?
   - Понимаю. Кейт девушка исключительная - очень сильная и очень славная.
Я полюбила ее всем сердцем.  Она такая мужественная!  Но мне кажется,  что
было бы гораздо лучше для нее,  если бы она бросила все это.  Лучше бы она
вышла замуж, - сказала она задумчиво.
   Тарвин взглянул на нее с восхищением.
   - Какая вы мудрая женщина,  миссис Эстес! Какая мудрая! - прошептал он.
- Я  говорил ей то же самое,  и  не раз и не два -  десятки раз!  А вам не
кажется,  что было бы  лучше,  если бы она вышла замуж прямо сейчас -  как
можно  скорее,  не  теряя  времени даром?  Понимаете,  я  должен уехать из
Ратора.  Вот в двух словах и все,  миссис Эстес.  И не спрашивайте почему.
Это совершенно необходимо.  И я должен увезти Кейт с собой.  Помогите мне,
если любите ее.
   Услышав  этот  призыв,  миссис  Эстес  ответила  так,  как только могла
ответить: она пойдет наверх и скажет, что Ник хочет поговорить с Кейт. Она
довольно долго не возвращалась. Тарвин ждал терпеливо, с улыбкой на устах.
Он  не  сомневался, что Кейт в конце концов уступит. Упоенный своей первой
удачей,  он и предположить не мог, что она откажется ехать с ним. Разве он
не владел Наулакой? А Кейт неразрывно связана с ней. И тем не менее он был
готов  принять  любую  помощь  со  стороны, и ему было приятно думать, что
миссис Эстес уговаривает ее.
   Кейт отворила дверь и вошла в комнату.  Однако одного взгляда оказалось
достаточно,  чтобы понять,  что  дело  представлялось ей  совсем не  таким
простым,  как Тарвину.  Но он простил ей это:  ведь она не могла знать, на
чем основывается его внутренняя убежденность.  Он  даже успел полюбоваться
ее серым домашним платьем,  отделанным черным бархатом, которое она надела
вместо привычного белого.
   - Я рад,  что вы на время сменили белое платье, - сказал он, поднимаясь
ей навстречу,  чтобы пожать руку.  - Это добрый знак. Он свидетельствует о
том,  что  вам  лучше покинуть эту  благословенную страну.  Именно в  этом
настроении я  и  надеялся увидеть вас.  Я хочу,  чтобы вы бросили думать о
ней,  отказались от нее,  порвали с  ней!  -  он держал ее смуглую ручку в
своей огромной ладони и внимательно смотрел ей в глаза.
   - Что? Я не понимаю, о чем вы, Ник.
   - Об Индии. Обо всех ваших делах. Я хочу, чтобы вы уехали со мною. - Он
говорил очень нежно.
   Она взглянула на него, и по дрожащим складкам вокруг рта он понял, чего
стоил  ей  разговор с  миссис  Эстес,  который состоялся прежде,  чем  она
спустилась к нему.
   - Вы уезжаете? Я так рада. - С минуту она колебалась. - Знаете, почему?
- прибавила  она,  желая,  как  показалось ему,  подсластить горечь  своих
предыдущих слов.
   Тарвин засмеялся и сел.
   -  Мне это нравится! Да, я уезжаю, - сказал он. - Но один я не уеду. Вы
уедете вместе со мной, - решительно проговорил он.
   Она отрицательно покачала головой.
   - Нет,  не говорите этого,  Кейт.  Вы не должны. На этот раз дело очень
серьезное.
   - А разве прежде оно не было серьезным?  - она опустилась в кресло. - Я
всегда относилась к  этому достаточно серьезно -  я  имею в  виду,  что  и
раньше  не  могла  исполнить ваше  желание.  Единственное дело,  которое я
действительно хочу делать,  -  для меня важнее всего на свете. Я ничуть не
изменилась,  Ник.  Я бы сразу сказала вам,  если бы это случилось.  Что же
нового произошло в вашей и моей жизни?
   - О,  очень много нового. К примеру, то, что я должен уехать из Ратора.
Надеюсь, вы не думаете, что я вас здесь оставлю одну?
   Она несколько секунд внимательно рассматривала свои руки,  сложенные на
коленях. Потом подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
   - Ник, - сказала она, - давайте я попробую объяснить вам, как я понимаю
это дело. Вы поправите меня, если я ошибаюсь.
   - Конечно же, вы ошибаетесь! - воскликнул он и все же наклонился к ней,
готовясь внимательно выслушать ее.
   - И тем не менее я попытаюсь. Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?
   - Да,  -  торжественно ответил Тарвин.  - Позвольте мне повторить это в
присутствии священника, и вы убедитесь в этом.
   - Я благодарна вам,  Ник.  Это дар -  величайший, самый лучший дар, и я
вам очень благодарна.  Но  чего же вы на самом деле хотите?  Вы не против,
что я спрашиваю вас об этом, Ник? Вы хотите, чтобы я украсила вашу жизнь и
служила дополнением для  ваших честолюбивых замыслов.  Разве это  не  так?
Скажите честно, Ник, разве не так?
   - Нет! - прорычал Тарвин.
   - Это так, Ник, так! Таков смысл брака - поглощение одной жизни другою.
Это значит прожить свою жизнь так,  как будто она принадлежит не  тебе,  а
другому.  И это хорошо.  Так и должны жить женщины. Мне это, может быть, и
нравится.  Я  даже могу поверить в  это.  Но себя я  в такой роли не вижу.
Женщина отдает в браке всю себя,  целиком -  в счастливом браке. Я не могу
отдать всю себя. Я поглощена своим предназначением, своей миссией, я же не
могу предложить вам  только частицу своей души.  Даже самые лучшие мужчины
отдают женщинам только часть себя, но от женщины всегда требуют большего.
   - Кейт,  девочка моя,  -  сказал он тихо,  -  у нас нет времени,  чтобы
толковать о  тех  опасностях,  которые поджидают нас в  будущем.  Нам надо
считаться с сегодняшними. Ваше положение тревожит меня. Я не могу оставить
вас здесь одну,  а мне необходимо уехать. Вот почему я прошу вас теперь же
стать моей женой.
   - Но я ничего не боюсь. Кому понадобится причинять мне зло?
   - Ситабхаи, - ответил он мрачно. - Но какая разница, кому? Говорю - вам
грозит опасность, и поверьте мне, я знаю, что говорю.
   - А вам?
   - О, меня не надо принимать в расчет.
   - Говорите правду, Ник, - потребовала она.
   - Ну, я же всегда утверждал, что мне идет на пользу климат Топаза.
   - Понимаю - вам грозит опасность, и может быть, немалая.
   - Ясно, что Ситабхаи занята совсем не спасением моей драгоценной жизни.
- Он улыбнулся.
   - Тогда вам  надо  уезжать немедленно,  не  теряя ни  минуты.  О,  Ник,
скажите же мне, что вы не останетесь, не будете дожидаться меня здесь.
   - Но я  именно это и говорю.  Я вполне могу прожить без Ратора,  но без
вас мне не обойтись. Вы должны уехать со мной.
   - Вы хотите сказать,  что,  если я не уеду, вы никуда не двинетесь? - в
отчаянии спросила она.
   - Нет, тогда это была бы угроза. Я хочу сказать другое - я вас дождусь.
- Он смотрел на нее смеющимися глазами.
   - Ник, все это из-за того, что вы сделали по моей просьбе? - неожиданно
спросила она.
   - Вы меня вовсе ни о чем не просили, - возразил он.
   - Значит, и в самом деле из-за этого, и, значит, я во всем виновата.
   - Что? Вы думаете, это из-за того, что я говорил с королем? Девочка моя
милая,   это  что-то  вроде  парада-алле,   с   которого  лишь  начинается
представление  в  здешнем  цирке.  Пусть  вас  не  мучает  мысль  о  вашей
персональной  ответственности.   Единственное,   за  что  вы  отвечаете  в
настоящий момент,  -  так это за то,  чтоб убежать отсюда вместе со мной -
бежать очертя голову, удирать, уносить ноги! Вам не стоит оставаться здесь
даже на  час,  я  убежден в  этом.  Что же  до  меня,  то мне и  на минуту
оставаться здесь нельзя.
   - Видите,  в  какое  положение вы  ставите меня,  -  проговорила она  с
упреком.
   - Я  вовсе не ставлю вас ни в  какое положение,  я всего лишь предлагаю
простое решение.
   - То есть себя!
   - Что же,  вы правы.  Это самое простое решение.  Я не претендую на то,
чтоб называть его блестящим выходом из положения.  Я  бы даже сказал,  что
почти всякий на моем месте смог бы сделать для вас гораздо больше,  чем я;
но  вы не найдете ни одного человека,  кто любил бы вас сильнее меня.  Ах,
Кейт,  Кейт,  -  вскричал он,  вставая,  -  доверьтесь моей любви,  и я не
побоюсь выступить один против всех, лишь бы сделать вас счастливой.
   - Нет-нет, - вскричала она горячо, - вы должны уехать!
   Он покачал головой.
   - Я не могу оставить вас.  Кого-нибудь другого попросите об этом,  а не
меня.  Вы что,  думаете,  что человек, который вас любит, способен бросить
вас на произвол судьбы в этой дикой пустыне?  Кейт,  любимая,  поедемте со
мной.  Вы  мучаете меня,  вы меня убиваете,  пропадая хоть на мгновение из
виду. Говорю вам - над вами нависла смертельная опасность. Не можете же вы
остаться здесь,  зная это.  Уверен,  что вы не захотите пожертвовать своей
жизнью ради этих существ.
   - Да,  захочу!  -  вставая, восторженно произнесла она. - Да! Если жить
для них - это доброе дело, то и умереть ради них - тоже добро. Я не думаю,
что жизнь моя нужна хоть кому-то, но если она нужна им - пусть!
   Тарвин смотрел на нее, сбитый с толку, огорченный, недоумевающий.
   - Значит, вы не уедете?
   - Я не могу, Ник. До свиданья. Все кончено.
   Он взял ее за руку.
   - До свиданья, до встречи, Кейт. На сегодня действительно хватит.
   Она провожала его тревожным взглядом,  когда он выходил из комнаты;  но
потом вдруг бросилась за ним.
   - Но вы ведь уедете, правда?
   - Уеду?  Нет! Нет! - закричал он. - Теперь-то я останусь, даже если для
этого мне понадобится организовать постоянную армию, объявить себя королем
и  превратить постоялый двор в  место заседаний правительства.  И  вы  еще
спрашиваете, уеду ли я!
   Она протянула к нему руку,  словно пытаясь в отчаянии удержать его,  но
Тарвина и след простыл.
   Кейт  вернулась к  маленькому махарадже Кунвару,  которому  привезли из
дворца игрушки и  любимых домашних зверьков,  чтобы он не скучал в  долгие
часы выздоровления.
   - Что  случилось,  мисс  Кейт?  -  спросил принц,  внимательно глядя на
девушку и пытаясь по выражению ее лица понять,  что происходит. - Право, я
уже совсем здоров,  так что незачем плакать.  Когда я вернусь во дворец, я
расскажу отцу обо всем, что вы сделали для меня, и он подарит вам деревню.
Мы, раджпуты, никогда ничего не забываем.
   - Дело не в этом,  Лальи,  -  сказала она,  наклоняясь к нему и вытирая
покрасневшие от слез глаза.
   - Пусть тогда отец подарит вам  две деревни.  Никто не  должен плакать,
если я выздоравливаю,  ведь я принц,  королевский сын. Но где же Моти? Мне
хочется, чтобы он посидел рядом со мной на стуле.
   Кейт  послушно поднялась и  стала  звать  любимицу махараджи Кунвара  -
маленькую серую обезьянку в  золотом ошейнике,  которая свободно гуляла по
всему дому и саду, а по ночам всеми правдами и неправдами добивалась права
улечься спать рядом с принцем.  Когда она откликнулась, Кейт увидела ее на
ветвях дерева,  где она ссорилась с  дикими попугаями,  а  через некоторое
время  обезьяна вбежала в  комнату,  что-то  напевая на  своем  обезьяньем
языке.
   - Иди сюда, маленький Хануман*, - сказал принц, поднимая руку. Обезьяна
вспрыгнула к нему на постель.  - Я слышал об одном короле, - сказал принц,
играя с  золотым ошейником,  -  который потратил три  лакха* на  обезьянью
свадьбу.  Моти,  а ты хочешь взять себе жену?  Нет,  нет,  хватит с тебя и
золотого ошейника.  Мы  лучше потратим три  лакха на  свадьбу мисс  Кейт и
сахиба  Тарвина,  когда  мы  поправимся,  а  ты,  Моти,  будешь плясать на
свадьбе.  -  Он  говорил на  родном языке,  но Кейт слишком хорошо поняла,
почему он соединил ее имя с именем Тарвина.
   - Не надо, Лальи, не надо!
   - Ну почему, Кейт? Смотри - даже я уже женат.
   - Да-да.  Но  это другое дело.  Ради вашей Кейт -  не говорите об этом,
Лальи.
   -  Очень хорошо, - отвечал махараджа, надув губы. - Что ж, я всего лишь
ребенок,  я  знаю.  Но  когда я поправлюсь, я снова стану королем, и тогда
никто  не  посмеет  отказаться от моих подарков. Слышите? Это трубят трубы
моего отца. От идет сюда, чтобы повидать меня!
   И  прежде чем  Кейт  успела встать,  мистер Эстес  возвестил о  приходе
махараджи,  и  комната вдруг  уменьшилась в  размерах,  потому что  в  ней
появилась внушительная фигура махараджи во всем великолепии и  блеске.  Он
только что  закончил смотр  своей  личной гвардии и  потому был  в  полной
парадной форме главнокомандующего королевской армии - событие само по себе
незаурядное.  Махараджа Кунвар  с  восторгом оглядывал своего августейшего
отца  -  начиная  с  начищенных до  блеска  сапог  с  золотыми  шпорами  и
белоснежных замшевых панталон,  военного мундира,  сверкавшего золотом,  и
алмазов ордена  "Звезда Индии"  и  кончая ярко-желтым тюрбаном с  плюмажем
изумрудного цвета. Король снял перчатки и ласково пожал руку Кейт. Заметно
было,  что  после недавней оргии Его  Высочество стал  вести себя  намного
цивилизованнее.
   - Здоров ли ребенок? - спросил он. - Мне говорили, что у него небольшая
лихорадка, - у меня тоже была однажды лихорадка.
   - Боюсь,  сахиб махараджа, что болезнь принца была гораздо серьезнее, -
отвечала Кейт.
   - Ах, малыш мой, - сказал король, нежно склонившись над сыном и перейдя
на родной язык, - вот что бывает с теми, кто слишком много ест.
   - Нет, отец, я ничего не ел, и я уже совсем здоров.
   Кейт стояла у изголовья кровати и гладила мальчика по волосам.
   - Какие войска были сегодня на параде?
   - Оба эскадрона,  мой генерал,  - ответил отец, и глаза его засветились
гордостью. - Ты настоящий раджпут, мой сын.
   - А мой эскорт - где он был?
   - Он прошел с отрядом Пертаба Сингха.  И перед концом битвы они первыми
пошли в атаку.
   - Клянусь  Священным  Конем,  -  сказал  махараджа  Кунвар,  -  в  один
прекрасный день  в  настоящем сражении они  тоже  пойдут в  атаку первыми.
Правда, отец? Ты будешь на правом фланге, а я на левом.
   - Именно так.  Но  чтобы  воевать,  принц должен быть  здоров и  должен
многому научиться.
   - Я знаю,  -  задумчиво произнес принц. - Отец, я тут не спал несколько
ночей и думал.  Разве я еще маленький?  -  Он взглянул на Кейт и прошептал
ей; - Мне хотелось бы поговорить с отцом. Пусть никто не заходит сюда.
   Кейт тут же  вышла из комнаты,  одарив на прощанье мальчика улыбкой,  а
махараджа сел подле него.
   - Нет,  я  не  маленький,  -  сказал принц.  -  Через пять лет я  стану
мужчиной,  и  многие будут повиноваться мне.  Но  как же я  смогу отличить
плохое от хорошего, когда мне надо будет отдавать приказания?
   - Надо много учиться, - произнес махараджа рассеянно.
   - Да, я думал об этом по ночам, лежа в темноте, - сказал принц. - И мне
пришло в  голову,  что  всем  этим вещам нельзя научиться,  если живешь во
дворце.  Женщины меня этому не  научат.  Отец,  позволь мне уехать,  чтобы
выучиться и стать настоящим принцем!
   - Но куда же ты желаешь уехать,  дражайший мой? Ты ведь знаешь, что все
мое королевство - это твой дом, мой возлюбленный сын.
   - Я знаю,  знаю, - ответил мальчик. - И я вернусь домой, но прошу тебя,
сделай так,  чтобы надо мной не  смеялись другие принцы.  Во время свадьбы
Равут из Буннаула смеялся надо мной,  потому что у меня меньше книг, чем у
него. А ведь он всего-навсего сын землевладельца, и их род не такой старый
и благородный.  У него вообще нет предков.  А он ездил и на север, и на юг
от Раджпутаны:  он бывал и в Дели,  и в Агре,  да-да,  и в Абу; он ходит в
старший класс  королевской школы  в  Аджмере.  Отец,  все  сыновья королей
учатся в этой школе. Они не играют с женщинами, они ездят верхом в мужском
обществе.  Там,  в  Аджмере,  и  воздух,  и вода очень хороши.  Мне бы так
хотелось поехать туда!
   На  лице махарадхи появилась печать тревоги и беспокойства: мальчик был
очень дорог ему.
   - Но с тобой там может приключиться какая-нибудь беда,  Лальи.  Подумай
как следует.
   - Я уже думал,  -  ответил принц. - Какая же беда может приключиться со
мной  там,  если  я  буду  находиться под  присмотром англичан?  Равут  из
Буннаула говорил мне, что я буду жить в собственных комнатах, у меня будут
свои слуги,  свои конюшни,  как и у других принцев, и что ко мне там будут
относ