Гм!.. Кхе!.. Да, очень добрый
совет...
     Он  опять  запнулся, вытер себе потный лоб и перевел дух. Таких длинных
фраз  он  никогда не произносил, разве только когда был трезв, а трезв он не
был  ни  разу  с  тех пор, как десять лет тому назад похоронил свою супругу,
миссис  Тернепс.  При  жизни  миссис  Тернепс  достойный Боб бил ее смертным
боем,  но  с тех пор, как она умерла, не переставал оплакивать ее и заливать
свое горе вином.
     - By  God!  -  проворчал  пьяница,  опираясь  о  стол, так как ноги его
подкашивались. - Что это со мной? Ведь я выпил всего три...
     Он  считал,  разумеется, только три последние стакана, которые он выпил
один за другим, а между тем они-то именно и вывели его из равновесия.
     Однако  мысль  о "Грабителях" до такой степени пугала мистера Боба, что
происходившая  в  нем  борьба  между  нерешительностью и страхом разрешилась
окончательно в пользу последнего.
     - Ну, что же? В чем ваш совет? - спросил Грундвиг.
     Боб  сделал  над  собой  отчаянное  усилие и выговорил залпом следующую
фразу:
     - Гм!..  Вот  именно.  Сейчас  видно, что вы, почтенные джентльмены, не
здешние,  не  лондонцы...  Гм!.. Иначе вы не зашли бы в таверну "Висельник",
да  еще  в такой час... Вы, конечно, не знаете, почему она так называется?..
-  Он  понизил  голос  до шепота и продолжал с самым зловещим видом: - Здесь
повесился  мой  дед!..  И отец повесился!.. Все Тернепсы этим кончают!.. Да,
что,  бишь, я хотел вам сказать? А, вспомнил!.. Знаете, по лондонским улицам
небезопасно  ходить  в  такой поздний час. На вашем месте я бы поскорее ушел
отсюда, заплатив, разумеется, по счету, как оно и следует порядочным людям.
     - Только-то! - воскликнул Гуттор и громко расхохотался.
     Смех  богатыря  прокатился  по  всей  таверне,  как  гром.  Пьяница был
оглушен,  озадачен,  но  так как предстоящая драма его пугала, то он решился
договорить и выставить последний, самый убедительный аргумент:
     - Стало  быть,  вы  не  знаете,  где  находитесь?  Ни один констэбль не
решится   сунуть   сюда   носа  ночью.  Ночные  патрули,  несмотря  на  свою
многочисленность,  боятся  ходить  по  этой улице... Вы находитесь в таверне
"Грабителей морей"!
     Мистер  Боб,  с  которого  от  волнения  соскочил почти весь его хмель,
рассчитывал,  что  при  этих  словах  оба  случайные  посетители без оглядки
бросятся  вон  из  трактира  и  даже  позабудут заплатить за выпитый бочонок
пива.  Один бочонок куда ни шел; почтенный трактирщик уже мирился мысленно с
этой  потерей.  Но, к вящему его удивлению, менее рослый из двух посетителей
только  плечами пожал с самым явным презрением, а богатырь вторично загремел
хохотом на весь трактир.
     - Гм!..  Джентльмен, вы с ума сошли, - продолжал Боб, у которого на лбу
выступили  крупные  капли  холодного  пота.  -  Подумайте: разве "Грабители"
допустят,  чтобы  при их совещаниях находились посторонние свидетели? Вы оба
погибнете, если не уйдете заблаговременно.
     Боб  произнес  эти  слова  твердым  голосом.  Он был страшно бледен, но
совершенно  трезв.  Винные  пары  улетучились  из  его  головы под давлением
смертельного страха.
     Сколько  кровавых  драм  разыгралось  уже  в  этом  злодейском притоне!
Сколько  было  привезено  сюда  связанных  людей,  даже  детей  и женщин, от
которых  кому-нибудь  выгодно  было отделаться!.. Эти привозимые люди уже не
выходили  обратно... Только Боб один знает счет трупам, зарытым в подвалах и
погребах  трактира  или  брошенных  в  огромную  цистерну  для  стока  воды,
находившуюся под домом.
     Между  прочим,  однажды  вечером к таверне подъехала наемная карета, из
которой  вышла  богато  одетая молодая женщина с тремя маленькими детьми. Ей
было  сообщено,  что  с мужем ее сделался апоплексический удар и что больной
перенесен  в  какой-то  дом  в Сити. Вне себя от испуга, приехала она в этот
дом,  захватив  с  собой  детей,  прошла,  ничего перед собой не видя, через
трактирную  залу и стала спускаться по лестнице в ту комнату, где лежал, как
ей   сказали,   ее   больной  муж.  Вдруг  раздался  ужасный  крик:  ступени
подогнулись  под  ногами  несчастной  дамы,  и  она упала в грязную цистерну
вместе с тремя невинными малютками.
     Час  спустя  приехал  ее  муж, привлеченный таким же точно известием, и
подвергся той же самой участи.
     Много   подобных  происшествий  случилось  в  трактире  "Висельник"  за
последние  десять  лет.  Дяди  отделывались  таким способом от племянников и
племянниц,  опекуны  от  опекаемых, младшие братья от старших, мужья от жен.
На  образном  жаргоне  "Грабителей"  эта  несчастная клоака называлась "Ямою
наследств".  Да  не  подумает  читатель,  что  это вымысел: это исторический
факт,  проверенный  во время разбирательства процесса "Вайтчапельских убийц"
в 1778 году.
     Страшная  ассоциация  "Грабителей  морей" сделалась чрезвычайно опасною
для    общества   в   конце   XVIII   века,   когда   Европа,   расстроенная
продолжительными   войнами,   лишенная  дорог  и  удобных  сообщений,  почти
предоставляла  каждому  гражданину  заботиться  о своей безопасности, как он
хочет.
     Не  было  ни одной провинции, где бы ни завелась своя собственная шайка
разбойников,  грабителей, убийц, смеявшихся над дорожною стражей и грабивших
подчас целые селения и города.
     Но  ни  одна из таких шаек не могла равняться силою с грозным обществом
"Грабителей  морей",  которое  организовал нотариус Пеггам. У этого общества
был  свой  флот,  были  сухопутные  шайки,  были могущественные покровители,
задаренные  деньгами,  были  сообщники  даже  в  Верхней  палате английского
парламента и в коронном суде Великобританской державы.
     Ламанчшский  канал,  Балтийское  море,  Северное  море  служили обычною
ареною  преступных  подвигов  общества,  наводившего страх на берега Англии,
Дании,  Швеции,  Норвегии,  Голландии  и  Германии. Сам Лондон оно в течение
двадцати лет держало под ужасным террором.
     Дошло  до  того,  что  "Грабители"  взимали  правильную пошлину со всех
богатых  негоциантов,  арматоров, банкиров и домовладельцев Сити. Этим лицам
посылались  категорические  требования  доставить  в  такой-то  день и час в
таверну   "Висельник"   такую-то   сумму,  которая  обыкновенно  назначалась
соразмерно  богатству  облагаемого  этою  незаконною податью лица. В письме,
обыкновенно,  упоминалось  о  прискорбных  последствиях,  которые  неминуемо
должен повлечь за собою отказ, и внизу ставилась подпись: "Грабители".
     В  первое  время некоторые энергичные люди пробовали сопротивляться, но
через  неделю исчезали неизвестно куда, так что от них ни малейшего следа не
оставалось.  Кончилось  тем, что больше уже никто не отважился противоречить
дерзким бандитам.
     Несколько  раз в таверне "Висельник" устраивались полицейские облавы, и
были  случаи  массовых  арестов  тех  лиц, которые там оказывались. Но, хотя
администрация  была  вполне уверена, что арестованные принадлежат к обществу
"Грабителей",  все-таки  их  в  конце  концов  приходилось  выпускать из-под
ареста  за  неимением  достаточных  улик. Против них не находилось ни одного
свидетеля.  Когда  "Грабители"  обкрадывали  чей-нибудь дом или корабль, они
обыкновенно  убивали  всех  ограбленных. Никто не догадывался, что следовало
приняться  за Пеггама и Надода. Они были душою преступного товарищества, и с
их  падением  оно  распалось  бы  само собою. Но главари шайки умели искусно
прятаться, и никому в голову не приходило заподозрить их.
     Железная  дисциплина  господствовала  в  среде  общества  во  всем, что
касалось  его  специальной  деятельности,  но  затем  каждый член ассоциации
получал золота вволю и мог предаваться каким угодно излишествам.
     Понятен  поэтому  испуг  Боба, когда посетители не послушались его и не
согласились  удалиться.  Его  могли  обвинить  в том, что он нарочно впустил
шпионов, и предать смертной казни по неписаному уставу общества.
     Часы пробили десять.
     - Да  уходите  же  отсюда!  - сказал опять Боб, побледнев еще больше. -
Неужели вы не поняли, что я вам говорил?
     - Здесь  публичное  место,  и  каждый  имеет  право здесь быть, если он
только  платит  за  то,  что  берет, - флегматично отозвался Грундвиг. - Что
касается  ваших "Грабителей", то вы не беспокойтесь, почтеннейший, мы с ними
не начнем ссоры, если только они сами...
     Он  не  успел  договорить, как с улицы послышались свистки, и лицо Боба
исказилось от ужаса.
     - Послушайте, хозяин, - спросил Грундвиг, - чего вы так боитесь?
     - Они!..  Они!..  -  дрожащим  голосом  твердил Боб. - Я погиб, и вы со
мной тоже.
     Вдруг ему в голову пришла одна мысль.
     - Послушайте,  -  сказал  он  торопливо,  -  если  вы  не  хотите  моей
смерти...  Я  бы  должен  был  давно вас удалить, потому что сегодня вечером
здесь   в   зале   назначено   собрание  "Грабителей",  и  сам  Сборг  будет
председательствовать...  Да,  если  вы  не  хотите  моей  смерти...  и своей
тоже...  то  не  противоречьте  мне,  когда  я буду по-своему объяснять ваше
присутствие   здесь,   и,  пожалуйста,  уходите,  как  только  вам  прикажут
удалиться.
     Грундвиг  и  Гуттор  не  успели  ответить,  у входа в трактир раздались
громкие голоса, и Боб стремительно бросился к двери встречать гостей.
     Гуттор  и Грундвиг поняли, к сожалению, слишком поздно, что они сделали
большую   неосторожность.  Они  вовсе  не  имели  в  виду  вызывать  на  бой
"Грабителей",  они  думали, что Надод назначил Биллю свидание в обыкновенном
трактире,  а  не в специальном притоне бандитов. Билль говорил им, что Надод
стал  совершенно неузнаваем, так как искусный хирург уничтожил его уродство,
вставив  ему  искусственный глаз и выправив нос и челюсти. Гуттор и Грундвиг
задумали  воспользоваться  удобным  случаем  увидать  преображенного Надода,
проследить  его  до  квартиры и, если окажется возможным, овладеть им, после
чего  верные слуги Биорнов рассчитывали отвезти Красноглазого в Розольфсе на
пароходе  "Олаф",  которым  командовал  Билль,  произведенный  Фредериком  в
капитаны.  Кроме  того, они имели в виду оказать Биллю помощь на тот случай,
если  б  Надод  устроил  ему  в трактире какую-то ловушку. Теперь же все это
менялось: Гуттору и Грундвигу предстояли серьезные неприятности.
     Приятели  не  успели  передать  друг другу своих впечатлений, в таверну
ввалилась   толпа  "Грабителей",  таща  какого-то  человека,  завернутого  в
одеяло.   Они   отбили   этого   человека  у  констэблей,  провожавших  его,
ограбленного,  домой. Само собою разумеется, что обобрали его не они: такими
мелкими делами они не удостаивали себя заниматься.
     - Ах,  негодяи!  Ах,  разбойники!  Ах,  убийцы!  -  кричал во все горло
человек  в  одеяле.  -  Мало того, что они раздели меня донага, они украли у
меня  то,  чем  я  всего  более дорожу: мою рукопись, плод усердного труда в
продолжение   целого  года!  Это  сочинение  должно  было  произвести  целый
переворот  в  науке:  я  в  нем  описывал нравы и обычаи канаков, решительно
опровергая  весь  тот  вздор,  который  до  сих  пор об этом писался разными
лжецами...  Ах,  Боже  мой, что скажет миссис Ольдгам!.. И что это, господа,
вы  не  позаботились  спасти  мою рукопись, когда спасали меня!.. Как вам не
стыдно!
     Почтенный  клерк  воздел  руки в горе, забывая, какое на нем одеяние, и
это  одеяние  упало,  а  сам  он  остался в костюме Аполлона Бельведерского.
Впрочем,  он сейчас же схватил упавшее одеяло и величественно задрапировался
в него.
     Взрыв  хохота  раздался  в  ответ  на  монолог чудака, который по своей
близорукости  смешал  жуликов  с  констэблями и воображал, что его спасли те
самые люди, которые теперь его вышучивали.
     Во  время этой сцены Гуттор и Грундвиг советовались между собой, что им
делать.  Но  когда  среди  шума  они  вдруг  услыхали имя "Ольдгам", они оба
подняли  головы  и  увидели  бывшего  бухгалтера брига "Ральф". Одна и та же
мысль  мелькнула  у  обоих:  нехорошо  будет,  если  Надод  увидит Ольдгама.
Встретить  в  один  день бывшего лейтенанта "Ральфа" и бывшего бухгалтера!..
Это  может привести Надода к догадке, не дал ли Фредерик Биорн какого-нибудь
поручения своим бывшим подчиненным.
     Под  шумок  Гуттору  и  Грундвигу  было  бы  еще  не поздно улизнуть из
таверны, но они не желали оставлять Билля одного в подобном притоне.
     В  эту  минуту  в  трактир  вернулись  вышедшие ненадолго перед тем два
"Грабителя".  Один нес под мышкой одежду Ольдгама, а другой - его знаменитую
рукопись.  Клерк  даже взвизгнул от радости. "Грабителей" боялись все жулики
Сити,  и потому выручить украденные вещи чудака клерка им не стоило никакого
труда.  Покуда Ольдгам одевался, дверь вдруг с шумом распахнулась, и в залу,
отбиваясь  от  державших  его  разбойников  и сжимая в руке пистолет, вбежал
молодой человек с раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами.
     - Говорят  же  вам,  что меня ваш Сборг сам сюда пригласил! - кричал он
громким  голосом.  -  Прочь  от  меня,  а  не  то я размозжу голову первому,
который ко мне сунется!
     Это  был  Билль. Четыре разбойника, пытавшиеся его задержать, отступили
в сторону, и один из них сказал:
     - Ну, хорошо. Если ты лжешь, тебе все равно несдобровать.
     - Зачем  бы  я  стал  лгать? - возразил молодой лейтенант. - Мне до вас
дела  нет,  а  вам до меня. Вы не имеете права меня спрашивать, а я не желаю
вам  отвечать. Разве я спрашиваю вас, зачем вы сюда собрались? Ведь нет? Так
и  вы  оставьте  меня  в  покое и не мешайте мне выпить бутылочку эля... Эй,
трактирщик! Бутылку сюда! Да смотри, живее у меня!
     В  толпе пробежал одобрительный ропот. Открытое, смелое обращение юноши
понравилось всем, да, наконец, и имя Сборга действовало магически.
     Билль  спокойно  прошел  через  всю  залу и, как бы случайно, подошел к
столу,  за которым сидели Гуттор и Грундвиг, но сел на противоположном конце
и   вполоборота  к  ним.  Тут  только  "Грабители"  заметили  посторонних  и
обратились  было  к трактирщику за объяснением, но в эту минуту вдруг в залу
величественно вошел Красноглазый - и все умолкло.
     Нахмурив  брови,  Надод  пытливо обвел глазами залу, отыскивая молодого
человека. Увидав Билля, он злобно усмехнулся и направился к нему.
     Очевидно,  намерения  его  относительно  молодого  человека изменились.
Какая была причина к тому? Что такое он узнал за этот день?
     Как  бы  то ни было, Надод, дойдя до середины зала, остановился, указал
рукою на Билля и произнес повелительным тоном:
     - Взять его!
     Человек  двенадцать  бросились  исполнять  приказание  Сборга  и  вдруг
остановились, как вкопанные.
     Билль  встал,  бледный  и дрожащий от гнева, и приготовился стрелять из
пистолета:  но  в  эту  самую  минуту  Гуттор  протянул руку, осторожно взял
молодого  человека  за талию и переставил его по другую сторону стола, а сам
с  рассчитанною  медлительностью выпрямился во весь свой богатырский рост и,
молниеносно  глядя  на  разбойников,  собиравшихся  исполнить приказ Надода,
произнес своим ровным и звучным голосом:
     - Ну-ка, попробуйте, возьмите его!
     Грундвиг  не  удерживал  своего  друга.  Он  тоже  понимал,  что нельзя
оставить без помощи молодого командира розольфского судна "Олаф".
     В  зале  все  притихло.  Слышно было только дыхание нескольких десятков
человек.
     Надод  был поражен, увидав гиганта, и первое время никак не мог понять,
что  это  значит. Но затем ему разом вспомнились богатырь Сигурдовой башни и
его товарищ - и он тут же узнал обоих, несмотря на их переодевание.
     - Гуттор!  Грундвиг! - воскликнул он. - О! Это сам ад передает их в мои
руки!
     - Да,  мы - Гуттор и Грундвиг, - отвечал богатырь, видя, что ему больше
уж  нечего  терять.  -  Ты  получишь,  наконец,  достойную  казнь:  небесное
правосудие передает тебя нам.
     Красноглазый саркастически засмеялся.
     - Ты  хорошо  делаешь,  что  обращаешься  к  небу:  твой  последний час
пробил.  Ребята,  -  прибавил  он,  обращаясь к своим подчиненным, - пятьсот
золотых крон тому, кто схватит этого хвастуна.
     Приближалась  минута ужасной, беспощадной борьбы. Надод, пылая местью к
людям,  которые  некогда  исполняли над ним приговор Черного герцога, не мог
больше  сдерживаться.  Ему  хотелось  поскорее  получить  их в свою власть и
насладиться  их  мучениями.  Тогда  исполнилась  бы его клятва: все, кого он
хотел  убить,  были  бы  убиты, и он мог бы уехать в Америку, которая только
что  завоевала  себе  независимость,  где  он  надеялся найти себе забвение,
счастье и покой.
     В  этот  самый  вечер  ему  предстояло получить от адмирала Коллингвуда
значительную  сумму,  которая вместе с прежними накопленными деньгами должна
была  составить  очень  крупную  цифру.  На  следующий  день Надод собирался
исчезнуть  навсегда,  не  опасаясь больше мести со стороны Фредерика Биорна:
ведь  не  мог  же герцог Норрландский отыскать в неизмеримых пустынях Нового
Света убийцу своего отца и брата.
     Хотя  в  окончательном  исходе  борьбы  нечего было сомневаться, однако
исполнить  приказ  Надода  было  вовсе  нелегко. Богатырь и его два товарища
находились  в  очень  удобной  позиции:  они  стояли,  прислонясь  к стене и
прикрываясь  большим  тяжелым  столом.  Нападать  на  них  можно было только
спереди.  Сверх  того,  Гуттор нашел у себя под руками грозное оружие: вдоль
стены  была  протянута  толстая  железная  полоса  в  четыре  метра  длиною,
вделанная  концами  в  стену. На эту полосу ставились бочки с пивом, когда в
трактире  устраивалось  какое-нибудь особенное пиршество. Гуттор схватил эту
полосу,  понатужился и вырвал ее из стены. Два обыкновенных человека едва бы
могли приподнять ее, но богатырь действовал ею свободно, как дубиной.
     Увидав  такую  страшную  силу,  разбойники,  бросившись  было исполнять
приказ  Надода,  отхлынули  прочь.  Ропот  удивления  пробежал по всей зале.
Физическая сила всегда производит большое впечатление на толпу.
     Надод  закусил  губы  от  злости. Он понял, что грозное орудие Гуттора,
особенно  в  таких  могучих  руках,  способно уложить враз человек двадцать.
"Грабители"  были  люди  храбрые,  способные  пойти  навстречу  какой угодно
опасности,  но  при  условии,  чтобы  кто-нибудь  повел их вперед, показывая
пример.  Как  на  грех,  в этот вечер Надод имел важные причины не рисковать
жизнью, хотя вообще он был далеко не трус.
     Нужно  было,  однако,  решиться  на  что-нибудь. В зале царила глубокая
тишина.  "Грабители"  с  тревогой  поглядывали  на своего вождя, ожидая, что
вот-вот  он  поведет  их  на  бой  с  силачом,  который,  спокойно улыбаясь,
собирался крошить их одного за другим.
     Гуттор   имел  теперь  полную  возможность  поглумиться  над  трусостью
"Грабителей"  и с удовольствием готов был это сделать, но вовремя сообразил,
что  это значило бы играть на руку Надода. Красноглазый дорого бы дал за то,
чтобы  Гуттор  и  Грундвиг  раздразнили чем-нибудь "Грабителей" и дали бы им
тот  толчок, которого только не доставало. В сущности, разбойникам стоило бы
только  броситься  в  атаку  всею  массой  и пожертвовать десятком из своих:
тогда  все  дело было бы окончено в несколько минут. На беду еще "Грабители"
не  были  вооружены:  им строго воспрещалось ходить в таверну с оружием, так
как  прежде  ни  одна  сходка  не  обходилась,  по  крайней мере, без одного
убийства вследствие пьяной ссоры.
     Положение  нескольких  десятков разбойников, боявшихся начать нападение
на  трех  человек, становилось в конце концов просто смешно. Надод понял это
и, не видя никакого средства помочь горю, в злобном отчаянии вскричал:
     - "Грабители"!   Отворяйте  двери,  снимайте  шляпы  и  становитесь  на
колени!  Дайте  пройти  этим  людям,  раз  уж  вы, будучи в числе пятидесяти
против трех, все-таки не решаетесь с ними сразиться.
     Слов