.  - Все
пройдет хорошо. Она сейчас видит лишь то, что мы ей внушили.
     - И комиссар с вами?
     -  Нет, - тихонько  засмеялся он. - Комиссар не  решился прийти, потому
что,  как  ему  кажется, это  похоже на  незаконный  обыск без  необходимого
ордера, а он не смеет нарушать закон.
     Прислушиваясь, мы с Морисом  на цыпочках подкрались поближе к двери. Но
за   ней   было  тихо,   только   изредка  доносилось   легкое  позвякивание
инструментов. Потом послышался голос доктора Калафидиса:
     - Этот зуб придется,  к сожалению, удалить. Очень запущен. Один момент,
вы не почувствуете никакой боли, мадам. Тетя приглушенно вскрикнула...
     - Вот и все, вот и все, - бодро проговорил доктор Калафидис.
     Жакоб поспешно юркнул за портьеру.
     Через  несколько  минут  в  дверях  появилась тетя,  прижимая  к  губам
окровавленный платочек.
     - Хороший дантист, но тот был лучше, - глухо сказала она.
     Улыбающийся  доктор  Калафидис проводил  нас  до машины,  и мы  поехали
домой.
     Я так  и  не знала,  чем же кончился "незаконный обыск" во  рту у тети.
Дома она захотела немного полежать и ушла к себе.
     Вскоре к воротам подкатил зеленый фургон. Жакоб махал рукой.
     Когда я  подбежала к  машине, он  протянул  мне  ладонь.  На ней  лежал
какой-то крошечный темный кусочек неправильной формы.
     - Полюбуйтесь, - торжествующе сказал Морис. - Он теперь у нас  в руках,
этот "голос".
     - Что это? - спросила я.
     - Да приемник! - с непривычным для  него оживлением воскликнул Вилли. -
Уникальный  миниатюрный приемник. Отличная  штука! Сидел у нее в зубе вместо
пломбы. Ловко придумано!

17. И ВЫРВАННОЕ ЖАЛО ТАИТ... ЯД

     Потом мы  сидели за столом на веранде, пили  ледяное лигерцкое  вино, а
удивительный приемник покоился  перед  нами на блюдечке, и я никак  не могла
оторвать от него глаз.
     - Невероятно! - качал головой доктор Ренар. - Невероятно!
     -•  Здесь  дело  в  том,  что  мошенники ловко воспользовались тем, что
природа провела в  зубы человека свободные нервные  окончания, связанные  со
слуховыми центрами мозга... - объяснил Жакоб.
     -  Бетховен,  -  перебил  его  немножко захмелевший  Ренар,  -  великий
Бетховен,  когда оглох,  слушал  музыку, касаясь рояля  тростью,  зажатой  в
зубах. Помните?
     - Верно,  -  кивнул Жакоб. -  А теперь техника шагнула так далеко,  что
стало возможно поместить в дупле зуба целую радиостанцию.
     - Достоинство часов не в том, что они бегут, а в том, что идут верно...
- торжественно произнес Ренар.
     Их больше восхищала выдумка ловких жуликов,  а я  радовалась тому,  что
"небесный голос" теперь навсегда оставит тетю и меня в покое. Он обезврежен.
     Но я ошибалась...
     - Комиссар помчался в Берн, - сказал весело Жакоб, •- захватил  с собой
наши пленки. Уверен, что  теперь удастся  получить  ордер на  арест  Горана.
Скоро мы увидим "космического проповедника" на скамье подсудимых.
     Но Жакоб тоже ошибался.
     Поздно вечером Лантье позвонил из Берна  и сообщил, что  Мишель Горан и
его помощница Луиза Альтенберг еще вчера улетели в Париж...
     -  Странно, -  задумался  Жакоб. - Кто же вел ночью  передачу? Ведь  мы
слышали  его голос.  Хотя, впрочем, записали  заранее на пленку, а прокрутил
кто-то из его подручных. Но зачем это все сделано?
     - Может, они просто напугались, поняв, что мы напали на след? - сказала
я.
     - Вряд  ли. Ведь он ничего еще не знал о том, что  мы догадались насчет
зуба и поедали  искать дантиста. Приемник у  них был спрятан надежно. И если
бы мы не начали в ту ночь  глушить его передачу,  ненароком  вызвав  боль  у
тетки в зубе,  то и сейчас не  догадались бы, где  он спрятан.  Нет, похоже,
Горан снова готовит себе алиби, но зачем, для чего?
     Через  день  было тихое,  солнечное утро.  И  тетя  захотела  поехать в
Сен-Морис, чтобы купить кое-что  в  магазинах. Я  охотно согласилась отвезти
ее, радуясь от души, что у нее снова пробуждается интерес к жизни.
     О  разоблачении "голоса"  мы ей пока ничего не говорили.  Жакоб  только
через  комиссара Лантье передал  нотариусу  некоторые  материалы,  уличающие
"космических  жуликов",   и  введение   дарственной   в   силу   было   пока
приостановлено.
     Всю дорогу я старалась развлекать тетю разговорами. Она весело отвечала
мне, но когда впереди показалась  дымящая  труба цементного  завода  и белая
церковка на  горе  над  зажатым  в теснине  ущелья  Сен-Морисом,  я  вдруг с
тревогой  заметила, что тетя как  будто  снова  начала  задумываться, словно
вспоминать что-то...
     Так у нее  всегда бывало перед "видениями". Но ведь "голоса" уже нет, и
"космический проповедник" далеко, в Париже?
     Я резко сбавила  скорость, краем глаза косясь на тетю и все еще пытаясь
поддерживать беззаботную беседу.
     У  самого  въезда  на  мост пришлось  затормозить,  потому  что впереди
натужно  гудел огромный автопоезд. Ему трудно было разворачиваться, и он еле
полз через мост, а мы плелись за ним...
     Это нас и спасло.
     На середине моста тетя вдруг со страшной силой оттолкнула  меня плечом,
вцепилась в баранку руля и круто повернула ее влево. Каким-то чудом я успела
совсем сбросить газ и нажать тормоз. Бели бы скорость была чуть-чуть больше,
наша машина, сломав перила, уже летела бы со страшной высоты вниз в  кипящую
воду стремительной Роны.
     Наш  "оппель-капитан" уткнулся  радиатором в перила  и  замер. Со  всех
сторон  с испуганными криками сбегались  люди. А я пыталась вырвать  руль из
окаменевших  рук тети,  не замечая,  как  по лицу  у  меня  течет  кровь  из
рассеченной при толчке брови...
     Тетя так и не могла никогда потом объяснить, почему она это сделала:
     - Что-то меня заставило... Какая-то сила, не подвластная мне...
     Но мы с Жакобом знали, что  это "голос"  напоследок  внушил ей  попытку
самоубийства - заранее, за несколько дней - наверное, именно в той передаче,
которую мы прозевали, увлеченные заманиванием тети к дантисту.
     Тетя, конечно, не понимала, что делает. Мы неминуемо погибли  бы обе, а
у  него было  превосходное  алиби, он ведь находился в это  время  далеко от
моста,  в  Париже. Это  мог подтвердить  даже  комиссар  Лантье,  специально
наводивший справки...
     Последний  смертельный  удар  издалека,  когда  уже   все   ликовали  и
успокоились, - да, было задумано ловко!
     Он все предусмотрел, этот хитрый "голос" не учел лишь одного: что может
измениться обстановка и нас заставит затормозить неповоротливый автопоезд.
     "Космический проповедник"  все-таки  попал  под суд, когда  вернулся из
Парижа. Процесс был громкий, о нем много писали в газетах. Пускали пленку, и
в зале суда негромко звучал настойчивый, властный "голос"...
     Но  все  кончилось  лишь  двумя годами  тюрьмы  - за  "мошенничество  с
недозволенным  применением гипнотического  внушения и некоторых  технических
средств".
     Хорошо хоть секта "Внемлющих Голосам" прекратила свое существование. Но
когда главарь  выйдет на свободу, она наверняка возродится  под каким-нибудь
новым названием.
     Как бывает в жизни, а  не в романах, многое в этой удивительной истории
оставалось незавершенным и непонятным.
     Так  и   осталось,  например,   загадкой  для  всех,   как  же  удалось
"космическим"  проходимцам в  первый раз заманить тетю  к  мнимому дантисту,
чтобы поставить  ей в  зуб  радиопломбу.  Тетя  ничего  не помнила об этом -
вероятно, ей было сделано соответствующее внушение все забыть. Морис пытался
уговорить тетю дать согласие подвергнуться гипнозу, чтобы попробовать во сне
пробудить  дремлющие  где-то  в  глубине  ее  мозга  воспоминания.   Но  она
категорически отказалась.
     Я ее хорошо понимала.  Судебный процесс открыл ей глаза на  то, как она
стала жертвой хитрых мошенников.  Дарственная, конечно,  была ликвидирована.
Но пережитое оставило глубокий след в ее душе.
     Мы с  Морисом подозреваем,  что  она не  одна в округе побывала  в свое
время у таинственного дантиста. Многие, наверное, и до сих пор слышат иногда
по ночам "небесные голоса",  совершают нелепые поступки. Но люди,  живущие у
подножия горы, которую сами прозвали  "Игрищем дьявола"  считают  это вполне
обычным явлением...
     Как  бы то  ни  было,  для нас  эта  мучительная  история,  к  счастью,
закончилась благополучно.
     -  Один только  я, пожалуй, в проигрыше, - сказал  при  прощании Морис,
заглядывая мне  в  глаза.  - Все кончилось, и я теперь  должен расстаться  с
вами. Но, может, мы будем встречаться хоть изредка?..