стал возражать:
     - Но ты же только пришла...
     - Нет, не могу, у меня через двадцать минут свидание. Франческа встала и поднялась по трапу, я проводил ее на палубу.
     Здесь она сказала:
     - Я могу понять Курце, теперь понимаю и Уокера, но вас - нет, мистер Халлоран. Вы же преуспевающий человек, сделали себе имя на профессиональном поприще. Зачем вам-то это понадобилось?
     Я вздохнул.
     - В самом начале у меня действительно была причина, может быть, она есть и сейчас - не знаю. Но дело зашло так далеко, что приходится продолжать.
     Она понимающе кивнула, потом сказала:
     - В районе порта есть кафе под названием ?Три рыбки?. Ждите меня там в девять утра. Приходите один. Курце я никогда не любила, а теперь, пожалуй, мне так же неприятен и Уокер. Мне бы не хотелось разговаривать с ними.
     - Хорошо, - сказал я, - приду.
     Графиня легко спрыгнула на причал и, грациозно изогнувшись, надела туфли. Я смотрел ей вслед и долго еще слышал дробный стук каблучков из темноты, поглотившей ее.
     Внизу Уокер стал приставать ко мне с вопросами:
     - Откуда она взялась? Как узнала, что мы здесь?
     - ?А мачты гнулись и скрипели...? - пропел я. - Ей известно все или почти все... и она облагает нас налогом.
     Уокер аж рот раскрыл.
     - Она узнала про золото?
     - Да, - ответил я, - но больше я тебе ничего не скажу, пока не вернется Курце. Нет смысла повторяться.
     Уокер пытался настаивать, но усмирил свое нетерпение, когда понял, что я не намерен продолжать разговор, и, надувшись, съежился на диване. Через полчаса мы услышали шаги Курце на палубе. Он был благодушно настроен и притащил много еды, которой предстояло разнообразить наш стол; чувствовалось, что успел пропустить пару стаканчиков.
     - Знаете, эти итальяшки умеют готовить.
     - Здесь только что была Франческа, - сообщил я. Потрясенный новостью, Курце смотрел на меня.
     - Дочка Графа?
     -Да.
     Уокер снова завелся:
     - Я хочу знать, как она разыскала нас.
     - Чего надо этой заносчивой суке? - Реакция Курце меня удивила.
     Но, очевидно, антипатия у них взаимная.
     - Она хочет получить часть сокровищ, - прямо ответил я. Курце выругался:
     - Откуда, черт возьми, она узнала про золото?
     - Альберто перед смертью написал.
     Курце и Уокер обменялись взглядами, и после тягостного молчания Курце сказал:
     - Значит, Альберто собирался нас предать.
     - Он и сделал это, - сказал я.
     - Тогда почему золото до сих пор там? - недоумевал Курце.
     - Письмо не было закончено, - объяснил я. - Альберто не успел написать, где спрятано золото.
     - фу - с облегчением вздохнул Курце. - Ну тогда ничего страшного.
     Его тупость меня раздражала.
     - Как, по-твоему, мы будем выбираться отсюда, если пол-Италии наблюдает за нами? - спросил я. - Она все время была в курсе твоих дел, следила за тобой каждый раз, когда ты приезжал в Италию, и посмеивалась. А теперь поняла, что готовится нечто серьезное.
     - Этой суке лишь бы посмеяться надо мной, - злобно сказал Курце. - Она всегда обращалась со мной, как с грязью. Наверное, и Граф хохотал как сумасшедший.
     Я задумчиво потирал подбородок.
     - Она уверяет, что Граф ничего не знает. Расскажи-ка о нем.
     - О Графе? Никчемный старик. Он не смог вернуть свои имения после войны - почему, не знаю - и сейчас беден как церковная мышь. Живет в Милане в убогой квартире, в которой и повернуться негде.
     - Кто-нибудь помогает ему? Курце пожал плечами.
     - Не знаю, может, она. Она в состоянии себе это позволить. Вышла замуж за римского графа, слышал, очень богатого, так что, полагаю, подкидывает старику кое-что на хозяйственные расходы.
     - За что ты так не любишь ее?
     - А потому что она из этих высокомерных сук высшего общества - я их всегда терпеть не мог. У нас в Хьюгтоне тоже полно таких, только здешние еще хуже. Она со мной и здороваться не желала. Не то что ее отец. С ним мы ладили.
     Возможно, в один из приездов он приставал к ней и получил достойный отпор. А приставания Курце скорее всего были грубы и непристойны, как если бы исходили от гориллы.
     - Часто она попадалась тебе на глаза в Италии?
     Он подумал и сказал: -
     - Пожалуй. В каждый мой приезд хоть раз да попадалась.
     - Понятно. Это все, что ей было нужно: засечь тебя, проще говоря. Похоже, она окружена весьма полезными друзьями и, сдается, они не из того общества, к которому ты ее причислил. Она перехватила сигналы Меткафа всем средиземноморским портам, правильно их расшифровала, так что у нее, кроме красивой внешности, есть и мозги.
     Курце зафыркал:
     - Красивая? Просто сука облезлая... Она таки сидела у него в печенках.
     - Неважно, но нас возьмет голыми руками. Мы ничего не сможем сделать, пока она следует за нами по пятам. Не говоря уже о Меткафе, который тоже идет следом. Странно, что он еще не проявил себя в Рапалло.
     - Говорю тебе, он струхнул, - прорычал Курце. Я даже отвечать ему не стал.
     - Впрочем, не стоит ломать голову, пока мы точно не узнаем, чего она хочет. Я встречаюсь с ней завтра утром, после этого, вероятно, кое-что прояснится.
     - Я пойду с тобой, - твердо заявил Курце.
     - Она хочет видеть меня, а не тебя, - ответил я. - Она это специально оговорила.
     - Чертова сучка! - взорвался Курце.
     - И, ради Бога, подбери другое слово, надоело слушать, - раздраженно сказал я.
     Он испепелил меня взглядом.
     - Что, втюрился?
     Я окончательно потерял терпение и ответил:
     - Не знаю я эту женщину - видел ее всего пятнадцать минут. Отвечу тебе завтра.
     - Она что-нибудь говорила обо мне? - спросил Уокер.
     - Нет, - солгал я.
     Не было смысла настраивать против нее обоих. Похоже, действовать нам придется вместе, и чем меньше неприязни, тем лучше.
     - Но мне все же придется идти на встречу с ней одному. Курце тихо ворчал, поэтому я счел нужным сказать:
     - Не беспокойся: ни она, ни я не знаем, где находится золото. Ты нужен всем - и ей, и мне, и Меткафу. Кстати, мы не должны забывать о Меткафе.
     На следующий день рано утром я отправился на поиски кафе ?Три рыбки?. Оно оказалось обычной портовой забегаловкой, каких полно в любом приморском городе. Приметив его, я пошел прогуляться около стоянки яхт, разглядывая элегантные прогулочные суда богатых европейцев. Среди них было немало больших судов, хозяева которых и гости вели беззаботную жизнь, пользуясь услугами наемного экипажа; но мне по вкусу были другие яхты - маленькие, удобные в управлении, где хозяева, не гнушавшиеся никакой работой, все делали сами.
     С удовольствием погуляв часок, я почувствовал, что проголодался, и вернулся в кафе. Было ровно девять. Она еще не пришла, и я заказал завтрак, качество которого оказалось лучше, чем можно было предположить. Только я приступил к еде, появилась графиня и тихонько уселась напротив.
     - Извините за опоздание, - сказала она.
     - Ну что вы!
     На ней были свободные брюки и свитер - наряд из числа тех, которые чаще встречаешь на страницах женских журналов, чем в реальной жизни. Свитер был ей к лицу.
     Она заглянула в мою тарелку и сказала:
     - Я уже завтракала, но, пожалуй, съем еще что-нибудь. Вы не против, если я присоединюсь к вам?
     - Вы здесь хозяйка.
     - Здесь хорошо кормят, - сообщила она и, подозвав официанта, сделала заказ итальянской скороговоркой. Я продолжал молча есть. Пусть заговорит первой.
     Она тоже молчала и только смотрела на меня. Когда ей принесли завтрак, она набросилась на него так, словно неделю не ела. Здоровая женщина со здоровым аппетитом. Закончив, я достал пачку сигарет.
     - Не возражаете? - спросил я.
     В этот момент рот у нее был набит, и она только утвердительно кивнула головой. Я закурил. Наконец она со вздохом отодвинула тарелку и взяла предложенную мной сигарету.
     - Пробовали наш кофе-эспрессо? - спросила она.
     - Пробовал.
     - Ах да, я забыла, что эти автоматы успели проникнуть даже в вашу Черную Африку. Его полагается пить после обеда, но я это делаю весь день. Выпьете?
     Я согласился, и она крикнула официанту:
     - Два эспрессо. - И повернулась ко мне. - Так как же, мистер Халлоран, обдумали наш вчерашний разговор?
     Я сказал, что обдумал.
     - И что же?
     - И что же, - повторил я. - Правильнее было бы спросить - так как же? Мне надо знать о вас гораздо больше, чтобы довериться вам, графиня.
     Похоже, она обиделась.
     - Не называйте меня графиней, - сказала она с раздражением. - Что вы хотите знать?
     Я стряхнул пепел.
     - Во-первых, как вам удалось перехватить послание Меткафа? Сомневаюсь, чтобы графиня случайно могла натолкнуться на что-то в этом роде.
     - Я уже говорила: у меня есть друзья.
     - Кто они, эти друзья?
     - Мой отец и я были среди тех, кто боролся против фашистского правительства во время войны...
     - Вы были в партизанах, я знаю.
     Она махнула рукой.
     - Ладно, пусть в партизанах, если вам так нравится. Только не приведи Бог моих друзей услышать, как вы их называете, - коммунисты испоганили это слово. Мои друзья тоже были партизанами, и я никогда не прерывала с ними отношений. Понимаете, в то время они считали, что я, маленькая девочка, приношу им счастье. После войны многие из них вернулись к своей работе, но были и такие, кто не знал другой жизни, кроме той, в которой они убивали немцев. Это забывается не скоро. Вы понимаете?
     Я спросил:
     - Хотите сказать, что у них появился вкус к приключениям и им стала нравиться такая жизнь?
     - Да, приключений хватало и после войны. Некоторые из них, перестав убивать немцев, начали убивать коммунистов - итальянских коммунистов. Это было ужасно. Но и коммунисты не отставали, между прочим. Некоторые ударились в другого рода приключения - даже выходящие за рамки закона, - ничего серьезного, правда, немного контрабанды, иногда кое-что похуже... Оказавшись вне закона, они невольно вступают в контакт с людьми из этого мира.
     Действительно, очень логично, подумал я.
     - В Генуе заправляет Торлони, один из лидеров преступного мира, большой спец в таких делах. Это он дал знать во все порты - в Савону, Ливорно, Рапалло и дальше к югу до Неаполя, что интересуется вами и готов заплатить за любую информацию. Он указал имена и название яхты.
     Я не сомневался, что источником такой информации мог быть только Меткаф. Возможно, Торлони чем-то ему обязан и теперь таким образом расплачивается.
     Франческа продолжала свой рассказ:
     - Мои друзья услышали имя Курце - редкое в Италии, а им известно, что я интересуюсь человеком с таким именем, и сообщили мне об этом. Когда я услышала, как зовут второго, я поняла: что-то готовится. - Она пожала плечами. - С ними некий Халлоран - вы. О вас я ничего не знала, пришлось выяснять.
     - Ваши друзья передали Торлони сведения о нас?
     - Я попросила их проследить, чтобы Торлони ничего не узнал. Влияние моих друзей на побережье очень велико - во время войны весь этот район контролировался нами, а не немцами.
     Вырисовывалась следующая картина: Франческа - талисман и дочь любимого командира. Она Хозяйка Побережья, Молодая Госпожа, которую нельзя обижать. К тому же план Меткафа, похоже, провалился, хотя бы временно. Но я на приколе у Франчески и шайки ее пиратов, а они в своем деле доки.
     Я задал второй вопрос:
     - Вы говорили, что отец не знает ничего об истории с золотом. А как же письмо, которое написал ему Альберто Корсо?
     - Я не отдала письмо отцу, - просто ответила Франческа. Я насмешливо посмотрел на нее.
     - Вот как ведет себя дочь почтенного родителя! Не только читает чужие письма, но и скрывает их.
     - Совсем не так, - резко возразила она. - Я расскажу, как это вышло.
     Она облокотилась на стол.
     - Во время войны я была еще очень маленькой, но отец заставлял меня работать - каждый должен был что-то делать. Мне приходилось, кроме всего прочего, собирать личные вещи погибших и складывать их в одно место, чтобы сохранить те из них, которые могут понадобиться, а остальное переправить семье погибшего. После того как Альберто погиб в горах, я собрала его небольшое имущество и среди вещей обнаружила письмо. Две исписанные страницы, адресованные моему отцу, но без концовки. Я бегло просмотрела письмо, и мне оно показалось важным, но смысла его я тогда не поняла, была слишком мала. Я положила письмо в карман, чтобы позже отдать отцу. Но немцы наступали, и нам пришлось срочно уходить. Мы укрылись в доме фермера, а вскоре ушли и оттуда. Так и вышло, что небольшая жестяная коробка, в которой лежали мои собственные вещи, осталась на ферме. И только в тысяча девятьсот сорок шестом году у меня появилась возможность вернуться на ферму, чтобы поблагодарить хозяев. Они угостили меня вином, а потом жена фермера вынесла маленькую коробку и спросила, не моя ли она. Я уже успела забыть и об этой коробке, и о том, что в ней.
     Франческа улыбнулась.
     - В коробке лежала кукла, ну, не кукла, а то, что вы называете... кажется, игрушечным маленьким медведем?
     - Тедди-медвежонок, - подсказал я.
     - Да, медвежонок... я его до сих пор храню. Были в коробке и какие-то безделушки, там же лежало письмо Альберто.
     - Однако вы не передали его отцу? Почему?
     Она стукнула своим маленьким кулачком по столу.
     - Вам трудно понять, что происходило в Италии после войны. Ладно, попытаюсь объяснить. Тогда очень велико было влияние коммунистов, особенно здесь, на севере, и после войны они разорили моего отца. Обвинили его в сотрудничестве с немцами, в том, что он воевал с отрядами коммунистов, вместо того чтобы воевать с фашистами. И это моего отца! Который всю свою жизнь боролся с фашизмом! Они выставили ложных свидетелей, и никто не захотел слушать отца. Его поместья были конфискованы фашистским правительством, а после войны получить их он не смог. Да и как бы ему это удалось, если Тольятти, заместитель главы правительства, был руководителем итальянской компартии! Они сказали: ?Он коллаборационист и должен быть наказан?. Но даже несмотря на все ложные обвинения, они не осмелились посадить отца в тюрьму, только вот поместья он себе не вернул и теперь нищий.
     В глазах Франчески стояли слезы. Она приложила платок к глазам и сказала:
     - Извините, не могу спокойно говорить об этом. Мне стало неловко.
     - Ну что вы...
     Она подняла на меня глаза и сказала:
     - Эти коммунисты с их антифашистской борьбой! Да мой отец в десять раз больше сделал для победы над фашистами, чем они. Вы слышали когда-нибудь о Пятьдесят второй партизанской бригаде?
     Я отрицательно покачал головой.
     - Ну как же, знаменитая коммунистическая бригада, которая захватила Муссолини. Коммунисты присвоили ей имя Гарибальди. Знаете, сколько человек воевало в этой якобы знаменитой Гарибальдийской бригаде в сорок пятом году?
     - Я почти ничего не слышал о ней.
     - Всего восемнадцать, - с презрением сказала она. - Восемнадцать человек называли себя бригадой. Да под командованием моего отца было в пятьдесят раз больше бойцов! А когда я поехала в Парму на юбилейные торжества в сорок девятом году, то увидела, что под знаменем бригады маршируют сотни людей! Все коммунистические подонки выползли из своих нор теперь, когда война закончилась и им ничего не грозило. Они шли по улицам, и у каждого на шее был красный фуляр, и каждый называл себя партизаном. Они даже памятник Гарибальди раскрасили так, что на нем оказалась красная рубашка и красная шляпа! Поэтому я и мои друзья не называем себя партизанами. По милости коммунистов слово ?партизан? стало насмешкой.
     От гнева ее трясло, в глазах сверкали непролитые слезы.
     - Коммунисты разорили моего отца, потому что он пользовался авторитетом и выступал против коммунистического влияния в Италии. Он всегда был либералом и придерживался умеренных взглядов. А тех, кто идет по середине дороги, сбивают. Но он не мог понять этого, - сказала она мрачно. - Он-то думал, идет честная борьба. Как будто коммунисты когда-нибудь боролись честно!
     История была трогательной и типичной для нашего времени. И совпадала с тем, что рассказывал Курце. Я заметил:
     - Коммунисты сегодня далеко не так сильны. Почему бы вашему отцу не подать апелляцию на пересмотр дела?
     - Грязь оставляет следы, и неважно, кто ее бросил. Да и лет прошло немало - люди предпочитают не вспоминать то время; к тому же никто, особенно официальные лица, не могут признавать свои ошибки.
     Франческа трезво смотрела на жизнь, и я решил, что пора вернуться из прошлого в настоящее.
     - Но как это связано с письмом?
     - Вы хотите понять, почему я не отдала письмо отцу после войны?
     -Да.
     Она сдержанно улыбнулась.
     - Чтобы понять, нужно знать моего отца. Видите ли, то, за чем вы приехали, имеет большую ценность. Из письма Альберто я поняла, что речь идет о документации и большом количестве золотых слитков. Так вот, мой отец - благородный человек. Он бы все вернул правительству, поскольку правительству это все и принадлежало. И не подумал бы взять себе хоть что-то. Это было бы неблагородно.
     Она опустила глаза и стала разглядывать свои руки.
     - Ну а я женщина не благородная. Мне больно видеть отца, живущего в миланских трущобах, вынужденного распродавать вещи из дому, чтобы купить продукты. Он старый человек: несправедливо, что ему приходится так жить. И если у меня будет достаточно денег, я позабочусь о его счастливой старости. И он не узнает, откуда взялись деньги.
     Я откинулся на спинку стула и задумчиво рассматривал ее. Она покраснела под моим испытующим взглядом. Я мягко спросил:
     - Почему бы вам не посылать ему денег? Я слышал, вы удачно вышли замуж.
     Ее губы искривила неприятная усмешка.
     - Вы же ничего не знаете обо мне, не так ли, мистер Халлоран? У меня нет ни денег, ни мужа - точнее, нет никого, кого бы я хотела назвать своим мужем. - Она протянула вперед лежавшие на столе руки. - Я продала кольца, чтобы послать отцу денег, но это было давным-давно. Если бы не мои друзья, я бы оказалась на улице. Нет, мистер Халлоран, у меня нет денег.
     Я не все понял, но задавать вопросы не решился. Какая разница, почему она решила влезть в это дело, главное, она застала нас врасплох. При ее связях мы и шагу по Италии не сделаем без того, чтобы не споткнуться о какого-нибудь ее друга, бывшего партизана. Если мы попытаемся поднять золото, не заключив предварительного соглашения с ней, она возникнет в нужный момент и спокойно все отнимет. Она связала нас по рукам и ногам.
     У меня вырвалось:
     - Вы такая же, как Меткаф!
     - Кстати, хотела выяснить, кто такой Меткаф?
     - Так, один проказник. И Она не настолько владела английским, чтобы понять мой ответ.
     - Проказник? - озадаченно переспросила она. - Это что, птица?
     -Один из наших общих конкурентов. Тоже охотится за золотом. Я наклонился над столом.
     - Итак, если мы примем вас в дело, то хотели бы иметь определенные гарантии.
     - Не думаю, что в вашем положении можно требовать гарантий, - сказала она ледяным тоном.
     - Тем не менее хотелось бы их иметь. Только не горячитесь, это и в ваших интересах - за спиной Торлони стоит Меткаф, а он крепкий парень. Поэтому нам нужна защита от Меткафа. Из ваших слов ясно, что Торлони имеет вес, но, если у него не хватит силенок, Меткаф, возможно, призовет на нашу голову еще кого-нибудь. Сможете ли вы обеспечить защиту от этой компании?
     - В любой момент я могу собрать сто человек, - гордо ответила она.
     - Кого же? - спросил я грубо. - Ветеранов на пенсии? Она улыбнулась.
     - Большинство моих военных друзей живут спокойно и каждый день ходят на работу. Мне бы не хотелось втягивать их в горячие или незаконные дела, хотя они придут на помощь, если понадобится. Но моим... - она запнулась, подыскивая слово, - моим менее привлекательным друзьям я охотно поручила бы это дело. Я говорила, они предприимчивы и совсем не старые - не старше вас, мистер Халлоран,