эти песни терпеть не могла и досиживала у костра  только
из любви к мужу.
   Московские жены давали советы женам приезжим,  как лучше наладить быт в
Москве, в какую школу отдать детей, как решать свалившиеся на них проблемы -
в общем, делились своими женскими секретами.
   Максим Бойко,  вице-премьер,  отвечающий  за  приватизацию,  обычно  не
успевал  дождаться,  пока  поджарится шашлык.  У  него  только  что  родился
ребенок,  и он рвался домой, к  жене. А Борис Немцов приезжал вместе со всей
семьей,  привозил  свою  очаровательную тринадцатилетнюю дочь Жанну. У нее в
Москве еще не было  подруг, она  только переехала из Нижнего, и, чтобы ей не
было грустно, папа брал ее всюду с собой.
   Они мне с удовольствием  и подробно  рассказывали  о  своих  воскресных
встречах.  Приглашали,  говорили, давайте с нами, попоем, посидим, отдохнем.
Но  я  не  хотел  мешать им в единственный  выходной.  Со  мной у  них будет
возможность встретиться и на неделе.
   Мотором команды-97 был Анатолий Чубайс. Он привел в правительство много
новых  людей,  и все  они были собраны в  единый интеллектуальный и  волевой
кулак  его  стараниями.  Он  добился  жесткой   командной   дисциплины.   Он
генерировал идеи.
   Неформальным связующим звеном между мной и чубайсовскими ребятами стала
Таня.
   Я был в курсе всех их идей, всех споров, всех нюансов позиций. При этом
наблюдал  весь этот  процесс со стороны.  И  мне  очень  нравилась  команда,
которую я патронировал  и которой  искренне симпатизировал. Нравилась  своей
молодой энергией и жаждой результата.
   ...   Кстати,   хотя  Черномырдин  и  принял  участие  в   кампании  по
уговариванию Немцова, внутренне он отнесся к этому делу весьма настороженно.
Чубайса он хорошо знал, Немцова - нет.
   И в  свое  телевизионное  обращение по поводу  прихода в  правительство
молодых реформаторов  я вписал такую фразу:  "Не бойтесь, Виктор Степанович,
они не будут вас подсиживать!"
   Он разволновался,  стал звонить спичрайтерам: откуда взялась эта фраза?
Они  тоже были поражены - в  окончательном согласованном тексте ее  не было.
Конечно, я  же  сам вписал ее от  руки  непосредственно  перед выступлением,
несмотря на все возражения  помощников. Виктор Степанович заподозрил  в этом
какую-то  кремлевскую  интригу,  а  зря.  Мне действительно  очень  хотелось
донести до него эту простую мысль:  не бойтесь, Виктор Степанович! Просто не
бойтесь, и все!
   И  постепенно  Черномырдин принял  эту  позицию.  Он  понял:  без  этих
дерзких,  неуживчивых, порой  неприятных молодых людей рывок  не  совершить.
Экономика,  застрявшая   между   несформировавшимся  рынком  и  перманентным
политическим  кризисом,  нуждается в коренных преобразованиях,  в  абсолютно
новых подходах.
   Я понимал, что правительство это может  быть неустойчивым, подверженным
разным  бурям и страстям. Но нужно  было рисковать,  идти в  наступление  на
тотальное  экономическое  болото.  Молодая  команда  была готова.  Они ждали
только  моего сигнала для осуществления своих грандиозных планов. Кто из них
выживет в правительстве, кто выстоит в будущих передрягах, я еще не знал. Не
   знал, кто сохранит свой ресурс, а с кем, возможно, придется расстаться.
Верил в их напор, в их страстное желание победить.
   Начало работы правительства молодых  реформаторов было воспринято  всем
обществом  с  огромной  надеждой.  И  акулы бизнеса,  и бабушки  в  деревнях
внимательно вслушивались в то, что говорят "этот рыжий и этот кучерявый". По
социологическим опросам, Немцов, который всегда умел говорить просто и живо,
с  прибаутками и  анекдотами,  в  политических  рейтингах  быстро  догнал  и
перегнал  и  Лебедя,  и  Лужкова,  и  даже  Зюганова.  Он  опережал   лидера
коммунистов  даже  в сельской  местности.  "Боря  Немцов даже в  деревне  на
Зюганова наступает!" - веселился Чубайс.
   Я обратил внимание, что на совместных встречах - я, Черномырдин, Немцов
и Чубайс  - два  первых вице-премьера ведут  себя по-разному. Чубайс говорил
корректно, предельно сдержанно,  старался  выглядеть  солидно  и  проявить с
Черномырдиным полную солидарность двух понимающих в экономике людей.
   Немцов никаких правил  не признавал.  Его  слегка нагловатая  интонация
коробила  Черномырдина.  Он  нервничал и непонимающе смотрел в  мою сторону.
Взгляд его красноречиво говорил: "Думаю, что Борис Ефимович не прав".
   Встречи в таком  составе мы проводили  регулярно,  почти каждую неделю.
Если  я был в отпуске, Немцов  или Чубайс  приезжали прямо в мою  резиденцию
вместе с  командой  своих  специалистов,  знакомили  с  проектами  очередных
решений.
   Я пытался понять,  как в  них  сочетаются  юношеский задор  и  взрослое
осознание своей  цели.  Чубайс  с  Немцовым  отлично  дополняли друг  друга,
казались тогда абсолютно непробиваемым тандемом.
   В то время  мы подготовили несколько  здравых, давно назревших указов и
постановлений  правительства.  Например,  о  конкурсе  среди  частных  фирм,
которые осуществляют госпоставки. Будь то лекарства для больниц или продукты
для  армии. Теперь такой  госзаказ можно было получить, только представив на
конкурс  качественные характеристики  и цену своего изделия. И побеждал тот,
кто  предлагал  государству  лучшие  условия.  Сразу  был  перекрыт один  из
основных каналов для злоупотреблений.
   Вообще эту задачу - отсечь от казны прилипал, сделать финансовые потоки
прозрачными,  а  решения правительства невыгодными  для  принятия  "теневых"
решений, двойной бухгалтерии - обновленное правительство  ставило  во  главу
угла.
   Напор,  с  которым  начали работу  молодые реформаторы,  как  тогда  их
прозвали  газетчики, был ошеломляющим. Естественно, не могло  обойтись и без
каких-то  проколов. Знаменитые белые штаны, совсем непротокольные, в которых
Борис  Немцов  вышел  встречать  президента  Азербайджана  Гейдара   Алиева,
навсегда останутся в истории новой российской дипломатии.
   Еще один эпизод,  также связанный с Борисом  Немцовым, -  пересаживание
чиновников на отечественные автомашины. Конечно,  он исходил из самых благих
побуждений.  Зачем  тратить  деньги  из  российского  бюджета  на  поддержку
немецких или  итальянских автогигантов,  зачем  приобретать  для  чиновников
"ауди" или "фиаты", если можно купить  наши "Волги" и "Москвичи". Как  позже
мне рассказывал Борис Ефимович, эта идея у него родилась спонтанно. Когда он
приехал к  себе домой в  Нижний,  увидел  родную  "Волгу", а рядом  какие-то
импортные  "мерседесы"  и  "БМВ", то понял: если мы своим личным примером не
поможем отечественному автомобилестроению, ему уже ничто не поможет.
   Чиновники  были  в шоке.  Они  не  хотели  пересаживаться  на постоянно
ломающиеся автомобили. И чиновников можно было понять. Наши машины зимой  не
заводились от холода,  летом перегревались от жары.  Красивая  идея  вот-вот
могла умереть. Немцов, который сам пересел с  "мерседеса" на "Волгу", пришел
ко мне за поддержкой. Я сказал, что поддержу и словом, и делом.
   В тот момент я готовил радиообращение на тему "Покупайте российское". О
том,  что  есть  отечественные  товары, которыми мы можем  гордиться. И  что
государство  должно делать все от него зависящее,  чтобы помогать российским
предприятиям,  выпускающим  качественную  продукцию.  Попросил  спичрайтеров
вставить фразу про инициативу Немцова, сказать о том, что бюджетные деньги -
в случае  если  отечественная промышленность  выпускает товары,  аналогичные
импортным, - будут тратиться на наши, российские, изделия.
   После этого я сказал начальнику  своей  охраны, что вместо  "мерседеса"
буду ездить на нашем "ЗИЛе". Правда, когда вышел на крылечко Кремля и увидел
до  боли  знакомую  машину,  про себя чертыхнулся.  С давних  политбюровских
времен  не  любил  эти  особые  "ЗИЛы",  которые  даже  в   народе  прозвали
"членовозы", потому что они возили  только членов  Политбюро. Но делать было
нечего, молодых надо было поддерживать.
   Ну  а  Борины  коллеги  в  администрации  и   правительстве  продолжали
саботировать  его начинание. К тому же  личным примером он не мог вдохновить
своих   друзей.  Его  машина  ломалась,  ее  приходилось  постоянно  менять.
Апофеозом   этой  истории  стал  момент,  когда   в  жару   "Волга"  первого
вице-премьера перегрелась  прямо на шоссе.  Он вышел на дорогу,  а мимо него
проносились улюлюкающие водители. Немцова в тот момент знала вся  страна. Он
стоял грустный у дымящейся от перегрева машины. Идея не задалась.
   Я же  честно проездил какое-то время на "ЗИЛе". Потом решил не мучиться
и с облегчением пересел на "мерседес".
   Жалко, одним  словом, что ничего  из этого не  вышло. Идея-то  хорошая.
Автомобили пока плохие...
   В  97-м  году  в экономике наконец наметилась тенденция  к росту. Пусть
первая, неустойчивая, но  это была победа.  Чубайсовская команда очень четко
формулировала  свои  цели:  это  были   так  называемые  семь   главных  дел
правительства. В  глазах  всего общества программа молодых  экономистов была
сформулирована  предельно  четко  и  ясно.  Принятие  Налогового  кодекса  и
вступление его в силу  с 1  января 1999  года - хватит  платить  непосильные
налоги. Сокращение бюджетного дефицита, принятие Бюджетного кодекса - хватит
жить  не  по  средствам.  Формирование   эффективных   собственников   через
приватизацию  и процедуру банкротств - хватит терпеть  скрытую  безработицу,
хватит  попустительствовать  воровству  на  бывших  госпредприятиях.  Начало
реформы  пенсионного  обеспечения  -  без нее мы никогда не сможем  добиться
обеспеченной  старости.  Снижение  темпа  роста цен  -  не  указом,  а через
экономические  механизмы.  Снижение  доходности  по  государственным  ценным
бумагам -  к  сожалению,  не  было  выполнено  в  97-м,  а  быть может,  это
предотвратило  бы последовавший кризис. Земельная реформа -  вот он,  камень
преткновения для всех российских реформаторов!
   Еще  один  важный  проект  вел  Борис  Немцов.  Назывался  он  скучно -
реформирование  жилищно-коммунальной системы, но  касался практически любого
человека  и  был  чрезвычайно  важен  для  становления  нормальной экономики
страны. Дело в том, что с социалистических времен тепло, газ, электричество,
которые поступают людям  в  дома,  дотируются государством.  Откуда  берутся
деньги? На  предприятия "вешаются" невыносимые налоги, и из них идут дотации
на  ЖКХ. Из-за  этого российские предприятия неконкурентоспособны. Идея была
простой: дотации оставить только  для малоимущих -  пенсионеров, многодетных
семей и т. д., для всех остальных граждан медленно, но твердо поднимать цены
на содержание жилья.
   Другой важнейший  проект - им занимался  Олег  Сысуев  - реформирование
социальной сферы. В  наследство от  советского прошлого нам досталась  очень
широко  распространенная,  но   бедная  и  совершенно  обезличенная  система
социальных  дотаций.  Правительство готовило  переход от  системы социальной
помощи всем без разбору (даже тем, кто в ней не нуждался) к системе адресной
социальной поддержки действительно нуждающихся.
   Увы, многие из этих "главных  дел" так  и остались нереализованными. По
многим    причинам.   Основная   -   бешеное   сопротивление   левой   Думы.
Коммунистических   депутатов,   контролирующих  парламент,   гораздо  больше
устраивала  ситуация  тотальной  бедности,  когда государство  распределяло,
когда человек мог только униженно что-то выпрашивать для себя у власти.
   Когда  люди  бедные  и  неустроенные, они  всегда  будут  голосовать за
коммунистов. Сильные и свободные - никогда.
   К   сожалению,  практически   все  программы  правительства   требовали
изменений в  законодательстве, а значит,  поддержки  Думы. И здесь я Чубайсу
ничем не мог помочь. В Думе нас ожидало жесткое блокирование всех инициатив.
   Однако то, что было в силах нового правительства, они пытались  делать.
В  Белом  доме  появилось  много молодых,  новых  лиц.  Чубайс  привел  свою
испытанную команду молодых экономистов: Кудрина, Игнатьева,  Бойко и других.
Многие работают в правительстве до сих пор.
   Немцов привез из Нижнего Новгорода  своих молодых менеджеров: Бревнова,
Савельева и других. Среди  них был  и Сергей Кириенко. Всем  им было едва за
тридцать. Отслеживая их  судьбы,  я  сейчас  ясно  вижу: далеко  не все  они
выдержали  испытание   большими   должностями,  огромной   ответственностью,
некоторые ушли с этих должностей со скандалом.
   Но тогда все были полны надежд... В том числе и я.
   Я надеялся, что уже во второй половине 1997-го  - начале 1998-го мы все
почувствуем, как что-то меняется в стране.
   И тут случилось то, чего я никак не ожидал. Грянула война банков.
   ... Настоящая информационная война.
   Именно тогда я впервые узнал, что это  такое. Аукцион по "Связьинвесту"
заполнил  все первые полосы газет.  ОРТ и НТВ каждый день выдавали  какие-то
малопонятные бюллетени типа: "Смерть врагам и конкурентам". На дикторов было
жалко  смотреть.  Они   сидели  в  экранах  испуганные,  таращили  глаза  на
телесуфлер, стараясь ничего не перепутать в этом наборе слов.
   Сначала я не обращал на это внимания. Аукционы  - обычная  практика.  В
них  всегда есть победители и проигравшие,  всегда есть недовольные.  Но тут
происходило что-то из ряда вон  выходящее.  С несколько  бледным  видом,  но
твердо  мои  помощники убеждали меня, что ничего  особенного  не происходит.
Конкурентная борьба  - нормально.  Борьба двух групп  за влияние -  классика
бизнеса.
   "Да, но почему у нас вся пресса поделена на два лагеря? Почему  у нас в
программе  "Время" каждый день говорят про этот "Связьинвест"?"  - спрашивал
я.
   Настала пора разобраться с разгоравшимся конфликтом.
   ... Наиболее заинтересованным лицом  в покупке акций "Связьинвеста" был
Владимир  Гусинский.  Он  долго договаривался с участниками  проекта  внутри
правительства. Договаривался  с  военными, ФСБ, ФАПСИ, боролся за  то, чтобы
военные  частоты сделать  гражданскими, хотел  создать  с  помощью  западных
инвестиций  мощную  современную  компанию  по  производству  и  обслуживанию
средств связи и
   телекоммуникаций.
   Гусинский   с   полным   основанием   претендовал   на  покупку   акций
"Связьинвеста".
   "Если мы ему дадим какие-то преимущества, аукцион будет не аукционом, а
подтасовкой,  издевательством  над  самой  идеей  аукциона!  - убеждал  меня
Чубайс.  -  Есть другие финансовые группы, другие инвесторы, которые  тоже с
полным правом претендуют на  "Связьинвест". Для нас должен быть единственный
критерий оценки победителя: кто больше заплатил, тот и выиграл".
   Аргументы   Чубайса   были   абсолютно   железные,  красиво,  логически
выстроенные. Энергия в отстаивании своей позиции, как всегда, огромная.
   Позднее, посмотрев книгу Анатолия Борисовича "Приватизация в России", я
понял  суть конфликта, понял, в  чем был не прав или не  совсем прав  первый
вице-премьер.
   Такую сложную и неустойчивую систему, как российская экономика,  нельзя
было столь резко бросать "из огня да в полымя".
   Переход  от первого  этапа "приватизации по Чубайсу", когда при продаже
госсобственности государство  вынуждено  было  давать  скидку  отечественным
банкам  и   компаниям,  ко  второму,   когда  заработали  реальные  рыночные
механизмы,  произошел  практически  мгновенно,  почти без  предупреждений  и
сигнальных  флажков. Участники  аукционов, привыкшие к  старым  схемам,  как
будто лбом уперлись в неожиданно возникшую стену.
   "Может быть, начнем не со "Связьинвеста", раз он  вызывает  такую  бурю
споров?"  - спрашивали  тогда  многие у Анатолия  Борисовича. Но он стоял на
своем. Доказывал, что только таким образом российская экономика оживет.
   "Борис  Николаевич,  без инвестиций, причем без  зарубежных инвестиций,
без  создания  компаний  с  зарубежным  капиталом  мы  бюджет  не  наполним,
социальные проблемы не решим, и главное - не будет рывка, которого вы ждете.
А они к нам придут, если  будут уверены в прозрачности, честности проводимых
в России аукционов по продаже госсобственности.
   Если государство меняет правила игры, банки должны подчиниться. Наши же
банкиры считают себя  полными хозяевами в стране. Они и после  выборов хотят
продолжать  стричь купоны. Надо  однажды  обломать им зубы! Иначе ничего  не
сможем добиться, если этого не сделаем", - говорил Чубайс.
   Время показало: он  оказался заложником  этой борьбы.  Он вынужден был,
искренне  не желая  этого,  использовать  одни финансовые группы в борьбе  с
другими, играл на противоречиях внутри  деловой элиты.  Не  сумел  сохранить
дистанцию.   В  результате  новые   правила   игры  Чубайс  использовал  как
политическую дубинку.
   Особенную  ярость вызывало у  него отчаянное сопротивление Гусинского и
Березовского. А ведь эти  два бизнесмена были  именно теми людьми, которые в
феврале 96-го предложили  Чубайсу возглавить предвыборный штаб, вместе с ним
создали мощную  команду  интеллектуалов, которая способствовала общей победе
на президентских  выборах.  "Ничего страшного,  Борис  Николаевич, - говорил
Чубайс.  - Как тогда они  к вам приползли, потому что некуда было  деваться,
так  и  теперь  приползут".  Рыночник по  мировоззрению,  он  был абсолютным
большевиком по темпераменту, по подходу. Это меня смущало.
   И еще.  Смущала необратимость последствий такого скандала внутри одной,
по большому счету, команды.
   Каждая новая оголтелая  статья  против  Чубайса и Немцова, каждый новый
телевизионный  пасквиль вызывали во  мне  приступы глубочайшего раздражения.
"Неужели они не понимают, что таким силовым напором на президента они ничего
не добьются?" - думал я, раскрывая  очередную порцию утренних газет. Попытка
вновь  что-то  переделить,   используя  для  этого  огромные  информационные
ресурсы, вызывала большую тревогу.
   Возвращаясь  к тому  периоду,  я теперь  достаточно ясно  вижу  причины
заставшей   нас   врасплох   банковской  войны.   Младореформаторы  пытались
преодолеть  несоответствие наших  законов реальной  экономической ситуации -
одним рывком. Резко поменять правила, как я уже говорил выше.
   Но недаром же существует общий  принцип -  новые экономические  правила
всегда  вводят  с отложенным действием.  Новые  налоги, новые тарифы,  новые
ставки  - их объявляют  заранее,  чтобы рынок успел  к ним адаптироваться, и
вводят через какое-то время. Но хотелось быстро. Хотелось немедленно.
   Другая сторона вопроса состояла в том, что финансовые капиталы за время
выборов   превратились  в  политические.  Банкиры  стали  пытаться  прямо  и
непосредственно влиять на  власть, управлять страной из-за спины  политиков.
Только-только   мы  ушли   от   угрозы  путча,   коммунистического  реванша,
только-только у нас появились  нормальные  институты гражданского  общества,
как вдруг - новый опасный вызов.
   В  сегодняшней  России,  да и в  мире,  слово "олигарх" применительно к
представителям нашего  бизнеса  звучит  непременно  с криминальным оттенком.
Между тем к  криминалу  эти  люди не имеют ровно  никакого отношения. Это не
воровские бароны  и  не главы  мафиозных кланов.  Это представители крупного
капитала,   которые   вступили   с   государством   в   тесные   и   сложные
взаимоотношения.  Именно это привлекает к ним пристальное внимание общества,
именно это заставляет и журналистов, и правоохранительные органы  изучать их
жизнь и  деятельность почти под микроскопом. На самом  деле влияние крупного
капитала на власть неизбежно практически в любой  стране. Весь вопрос в том,
какие формы приобретает это влияние.
   Попытаюсь объяснить, как я видел эти процессы.
   Когда Россия, став независимым государством, приступила к экономическим
преобразованиям, в первую очередь  нужно было  решить две важнейшие  задачи:
отпустить  цены,  то есть  ввести  реальный  рынок,  насильно,  жестко,  как
приказали  сажать   картошку  при  Петре  I.  И  второе  -  создать  частную
собстве