-  как я буду  чувствовать
себя, как жить?
   Чем   закончились  те  мои  декабрьские  сомнения,  размышления,  порой
мучительные, - вы уже знаете.
   В первые недели и месяцы, пока Владимир Путин находился у власти, было,
с моей точки зрения,  одно довольно спорное решение.  О нем я хочу вспомнить
именно в связи с размышлениями об уходящем президенте. Я говорю о гарантиях,
которые он предоставил мне.
   Я  никогда  никого  не  просил  об  этом.  Всегда  наотрез  отказывался
обсуждать эту тему.  Ко мне не  раз  приходили переговорщики  из Думы, в том
числе представители компартии, просили  "посоветоваться" по  поводу закона о
гарантиях, предоставляемых ушедшему президенту, но я всегда
   говорил: "Хотите принимать? Принимайте. Я здесь ни при чем".
   Закон так и не был принят.
   ... Мне потом Волошин  объяснил, что на срочном  выпуске указа настояли
юристы из  администрации; они считали,  что ждать принятия закона  в Госдуме
нельзя,  ибо  в   правовом  поле  образуется  дыра,  а  такое  понятие,  как
юридический  статус  ушедшего со  своего поста  президента, временных дыр не
терпит.  Как  это  прописано  в  Конституции,  в  случае  отсутствия  закона
президент  обязан  заполнить  правовой   вакуум  своим  указом.  31  декабря
президент  ушел в отставку, закон отсутствовал... Но тем не менее  даже ради
этих высоких юридических материй не стоило торопиться. Хотя по-человечески я
Путина понять могу.
   Кстати говоря,  и  у нас  в стране,  и в мире о содержании  указа ходит
много нелепых слухов, толкований: будто бы все члены  моей семьи освобождены
от  любой  юридической  ответственности  перед  законом.  Будто  бы  указ  о
гарантиях предоставляет Ельцину какие-то немыслимые привилегии. Ну и главная
нелепость: будто  указ  - это  сделка  между Ельциным и Путиным. Он мне дает
неприкосновенность, а я ему за это освобождаю раньше времени Кремль.
   Последний тезис  про  сделку комментировать  не  буду. Из-за его полной
абсурдности. Никакой  указ  никакой неприкосновенности обеспечить  не может.
Только  человек глубоко  наивный,  ничего не  понимающий  в  политике  может
поверить,  что указы  или законы могут  что-то гарантировать бывшему  лидеру
страны.
   Будет  общество  нездоровым  и  озлобленным,   оно  обязательно  найдет
виновного в своих бедах,  и тогда Ельцина обвинят во всех смертных грехах. И
тут не то что указ - никакой закон не поможет.
   Если же  страна  будет развиваться  демократически, цивилизованно, а  я
уверен, именно  так  и произойдет,  само  здоровое  общество и будет главным
гарантом неприкосновенности президента, ушедшего в отставку.
   Теперь  о  самом указе. Вот как звучит этот пункт о неприкосновенности:
"Президент Российской  Федерации,  прекративший исполнение своих полномочий,
обладает неприкосновенностью... не  может  быть привлечен  к  уголовной  или
административной  ответственности, задержан, арестован,  подвергнут  обыску,
допросу либо личному досмотру... "
   На членов моей семьи иммунитет не распространяется. Никаких юридических
препятствий к тому, чтобы  расследовать любое  дело, относящееся к окружению
президента, не существует. Это миф, созданный прессой.
   В  указе  речь  идет  о некоторых  обычных,  я  бы  сказал,  служебных,
гарантиях, которые дает государство президенту.
   Это право на автотранспорт и на охрану, право пользоваться специальными
залами  для официальных лиц и  делегаций  на  вокзалах и в аэропортах, право
пользоваться правительственной связью. Есть в  указе пункт о государственной
даче,  которая  предоставляется  президенту в пожизненное пользование.  Есть
пункт о медицинском обслуживании. Словом, ничего сенсационного.
   Впрочем, тогда, в конце декабря, я об этом указе ничего не знал и думал
совсем о другом.
   Если говорить лаконично, я думал о том, что ждет меня и всех нас за той
датой - 31 декабря. Какая жизнь?



ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

   Первые  дни  января 2000  года меня  сопровождало какое-то удивительное
настроение.
   Как будто попал в другую жизнь.
   Я почти физически  ощущал: с плеч упала безумная тяжесть всех последних
недель,  месяцев, лет.  Передать это словами невозможно. Никакой  депрессии,
пустоты,  которой так  боялся  и к которой себя исподволь,  заранее  пытался
готовить, не  было и  в помине.  Совсем  наоборот  -  положительные  эмоции,
хорошее, ровное настроение.
   1 января к нам в гости пришли Владимир Путин с женой Людмилой.
   ... Я  за все  эти дни, которые прошли  после  отставки,  услышал очень
много приятных  слов.  Даже  слишком  много.  Столько мне  сразу  никогда не
говорили.
   И новогодний тост Владимира Владимировича, конечно же, помню.
   Мы с ним  с удовольствием чокнулись  шампанским. И не только  по поводу
Нового года.
   С этого  дня Путин абсолютно  свободен во  всем: в выборе  приоритетов,
экономической концепции, наконец, в выборе людей для  своей новой команды. И
я, и он это прекрасно понимаем: у него началась абсолютно новая жизнь.
   Ну а потом была и вовсе какая-то сказочная неделя.
   После Нового года я улетал с Наиной и дочерьми в Израиль, в Вифлеем, на
празднование 2000-летия  христианства. Летели в  очень  плохую погоду: то ли
дождь, то ли мокрый снег, ветер, гроза...
   В аэропорту  я спросил  у одного из встречавших: а что, та самая звезда
над  Вифлеемом уже взошла? Он смутился  и  ответил, что  из-за  дождя толком
ничего не видно. А мне казалось: я обязательно должен был увидеть эту звезду
над  Вифлеемом.  В  конце  концов,  начало  нового тысячелетия от  Рождества
Христова было и моим вторым рождением.
   Главное в нашей программе - богослужение в базилике Рождества Христова.
Но сначала мы посетили Иерусалим.
   ... Израиль поразил ощущением какого-то обыденного, простого чуда.
   Голубой средиземноморский воздух  пропитан мифами, тайнами, древностью.
Это сразу чувствуется, с первых шагов по израильской земле.
   Я  встречался  с  президентом Вейцманом, обсуждал вопросы  двусторонних
отношений. Визит готовился заранее, еще до моей отставки, и  все необходимые
документы я изучил заранее.  И вдруг поймал себя на том, что вместо обычного
"хорошо, договорились"  я  заставляю  себя  (конечно,  с некоторым  усилием,
привычка  есть  привычка)  произносить:  "Обязательно  передам  ваши   слова
Владимиру Владимировичу".
   ...  По  дороге  в  резиденцию Ясира  Арафата  нашу  машину  неожиданно
остановили. Прямо  на шоссе. Четыре  минуты происходило что-то непонятное. Я
не волновался,  но Анатолий Кузнецов, руководитель охраны, тот  все-таки был
напряжен - террористические акты в Израиле не редкость. И вдруг  выяснилось,
что, пока мы стоим  на дороге, к дворцу Арафата на страшной скорости везут в
автобусах  палестинских  гвардейцев:  лидер  автономии  решил принять меня с
особыми почестями.
   Я, конечно, был польщен таким радушием.
   Кстати, Анатолий Кузнецов - из тех людей, которые все долгие годы моего
президентства   практически   неотлучно  были   со  мной   рядом.   Веселый,
добродушный,  большой  умница. Как  изменилось  его  самочувствие, когда  он
охраняет уже не действующего президента? Внешне - никак. Все так же рядом со
мной  его  тяжелая  борцовская фигура.  Но думаю, и внутренне он  ничуть  не
изменился. Толя - удивительно преданный человек, надежный.
   В  Израиле  произошла  еще  одна  важная  для  меня  встреча,  с  моими
однокурсниками,  друзьями  по  Свердловску:  Арнольдом  Лавочкиным  и   Аней
Львовой, которых не видел бог знает сколько времени. Несколько лет назад они
переехали  сюда, в  Израиль. Наина  заранее с ними созвонилась, и  вот сидим
вместе  в  гостиничном  номере.  Нолик  Лавочкин  хлопает  меня по колену  и
восклицает:  "Борька!  Кто  бы  мог  подумать!"  Аня  неторопливо,  подробно
рассказывает   нам  о  здешнем  житье-бытье.  Пенсионерам  здесь,  наверное,
неплохо: море,  фрукты, солнце, прекрасное социальное обеспечение. Но я  бы,
конечно, не смог. Во-первых,  дикая  жара летом.  Во-вторых... дома все-таки
лучше. Однако Нолик не  скучает,  подрабатывает в разных местах  понемножку.
Даже  дворником. Мне  показалось,  что  у  дворников  здесь,  в  Иерусалиме,
многовато  работы.  Нолик  не  жалуется.  "Здесь все по-другому,  Борька!  -
говорит он. - Другая жизнь!"
   ...  И  еще   одно   впечатление:  огромное  постоянное  многолюдье   в
Иерусалиме. На каждой  улице, на  каждом  перекрестке. Особенно  остро я это
почувствовал во время визита в Иерусалимскую патриархию. Служба безопасности
буквально физически - локтями, телами - сдерживала толпу.
   Здесь, в патриархии, президентам православных стран были вручены Звезды
кавалеров  ордена  Гроба Господня. Рядом  со мной стояли  Кучма,  Лукашенко,
Шеварднадзе,  Лучинский, мои  давние  коллеги.  Я посмотрел на них,  все они
выглядели  немного  растерянно в  этой непривычной  обстановке. В  зале было
шумно,  там собрались журналисты,  политики, священники. Тихая Иерусалимская
патриархия в этот день была переполнена гостями.
   Наконец  подошло время моего выступления. Отложил  заготовленную  речь:
обстановка такая, что не мог выступать по бумажке. Сказал, что в этом городе
будет  когда-нибудь  подписан  общий международный документ  о  мире.  Новая
хартия  мира.  И  отчетливо  услышал, как  в  зале немного  затихли и кто-то
негромко сказал по-русски: "Молодец, дед!"
   А на следующий день после официальных визитов мы побывали в Вифлеемской
базилике Рождества Христова.  Узкие проходы между  домами. Какой-то безумный
выплеск эмоций на фоне застывших камней. Низкий, едва мне до пояса, вход...
   Древние седые патриархи, как из Библии. Полумрак. Потрескивание свечей.
И страшно душно.
   В  храме  было очень много людей, в алтаре на всех  языках православных
народов  пели  славу Спасителю, а под алтарем, в  пещере, где  в свое  время
укрылись  Иосиф  и  его  жена  Мария,  тихо  молились. Прямо  на земле спали
измученные, видимо, долгой дорогой паломники. Я почувствовал, как волнуюсь.
   В свое время,  в детстве, я был крещен,  но обрядов,  как и подавляющее
большинство  советских людей,  не соблюдал -  просто  некому  было  научить.
Нельзя было креститься, нельзя ходить в церковь, нельзя молиться. И только в
последние годы, мне кажется, люди у нас повернулись к Богу.
   Вышел из  храма, и ко  мне  обратилось множество паломников на  русском
языке: "Здравствуйте,  Борис Николаевич!  Как вы себя чувствуете? Мы с вами,
мы за вас переживаем! С Рождеством!"
   Не  ожидал, что здесь,  далеко  от дома, услышу так много  родной речи,
увижу столько родных лиц.
   ... Домой летел переполненный эмоциями. Это  ведь был  первый мой визит
после отставки.
   7  января мы  с  Наиной  и  Таней  пошли  в Большой  театр, на вручение
ежегодной  премии  "Триумф".  Честно  говоря,  сначала я  хотел сослаться на
здоровье  и не пойти.  Волновался.  Это был  мой следующий  экзамен в  новом
качестве. Первое публичное появление уже перед российской публикой.
   Таня  надо  мной слегка  подшучивала:  "Папа,  чего ты боишься? Я  тебе
гарантирую - как минимум не освищут".
   Знаменитая площадь  перед  Большим  театром вся  в  свете  прожекторов,
реклам, прозрачная снежная новогодняя  Москва, колючий морозный воздух. Меня
ждут  у  служебного  подъезда,   я  поднимаюсь   в   ложу,  вхожу.   Сначала
непроизвольно зажмуриваюсь.
   И вдруг -  зал встает, аплодирует. Честно говоря, не ожидал. Не ожидал,
что после всех этих восьми лет тяжелейшей политической борьбы - и последнего
года,  самого кризисного,  - реакция людей  будет  именно такой. Ошеломляюще
искренней.
   ...  "Триумф"  - заметное  культурное событие  в России. И  кроме того,
великолепный рождественский  праздник в Большом театре. Я видел  перед собой
кумиров страны  - поэтов  Беллу  Ахмадулину и Андрея Вознесенского, сатирика
Михаила Жванецкого и мима Вячеслава Полунина, драматурга Александра Володина
и  многих,  многих  других. И  то, что  они  подошли ко  мне,  поздравили  с
праздником,  сказали  какие-то простые,  но важные слова, - это была и честь
для меня, и, если хотите, важнейший психологический тест.
   Поддерживать на высоте статус ушедшего в отставку  президента - в этом,
как  мне  кажется,  проявляется  достоинство  нации.  В  тот  вечер  впервые
по-настоящему  почувствовал,  что я  справляюсь  с  работой -  быть  "первым
президентом России", как меня теперь называют. Почувствовал теплоту людей.
   Прошел  день  или  два. Я отдохнул,  успокоился.  И вдруг  резко ощутил
чувство пустоты, о  котором  предполагал заранее, но не  хотел  верить,  что
встречусь с ним.
   Утром  10  января,  проснувшись рано,  я,  как  всегда,  пришел в  свой
кабинет.
   Обычно здесь меня ждала гора документов. Много  лет  изо дня в день эта
стопка исписанных бумажных листов составляла мою жизнь, занимала мой мозг. Я
читал  сухой текст,  и за  ним  вставали сложные  проблемы, отношения,  весь
спектр государственной жизни.
   Эта стопка бумаги разом вливала привычную порцию адреналина в кровь.
   И вот - стол пуст.
   Подошел  к столу и взял  с  пульта трубку  телефона  специальной связи.
Гудков не было. Телефон не работал. Мне было совершенно нечего делать в этом
кабинете. Я немного посидел в кресле и вышел.
   Целый день был под впечатлением этой нахлынувшей пустоты.
   Было чувство одиночества и даже тоски. Очень не хотелось навязывать его
окружающим  близким людям.  То, что я более  замкнут, чем  все эти последние
дни, было, наверное, все-таки заметно. Лена, Таня и Наина присматривались ко
мне. Я погулял, пообедал, потом  немного подремал. В конце дня  все же решил
выяснить, что  с  пультом,  почему  он  отключен.  Мне  ответили,  что  идет
переналаживание сети и что завтра  утром  все будет уже в порядке.  Это была
чисто техническая пауза. Я просто сразу не понял.
   Неужели  каждая такая мелочь будет выводить меня из  себя? Как же жить?
Как  привыкать? Трудные вопросы. Тяжелые. Я смотрел в окно, думал. Но потом,
не сразу, постепенно, сумел все же в них разобраться, найти ответы.
   Первое, что пришло в голову, -  я действительно обязан вернуть себе все
то,  чего  был лишен эти  последние годы:  созерцание,  размышления,  покой,
радость каждой минуты, радость простых человеческих удовольствий, радость от
музыки, театра, чтения.
   Кроме  того, я отвечаю за всех, кого вырастил, с кем работал, я отвечаю
по-прежнему за  все, что происходит. Да,  не  как президент, а  как человек,
несущий  ответственность за  тот политический  процесс, за тот путь, которым
пошла Россия.  Каждый, включая нового  президента, может сегодня  прийти  ко
мне, спросить мое мнение, задать свой  наболевший вопрос. И я обязан на него
ответить, вовсе не претендуя на истину в последней инстанции!
   Да.  Вот  это  важно. Я  обязан  смирить  в  себе  многолетний  рефлекс
руководителя  и  стать для  всех этих  людей просто собеседником  -  важным,
ценным, мнением  которого они дорожат.  Но  просто  собеседником!  И  это  -
огромная, серьезная миссия.
   Ну и третье.
   Мои   полночные   дневники,  мои  мысли,   мои  разнообразные  заметки,
впечатления, эмоции,  записи. Теперь  я вправе отдать книге столько времени,
сколько захочу. Быть может, она понравится читателю, а если даже и нет - для
меня она все равно будет одним из самых важных  "документов", над которыми я
работал.
   Я подумал, как  же хорошо,  что  я никому  ничего  не  сказал  и прожил
вчерашний  день один. И подумал  еще, что такой  день  обязательно  бывает в
жизни  любого  человека, который всю жизнь работал. А  потом  вдруг вышел на
пенсию.
   С этими мыслями заснул. Проснулся опять спокойный, полный сил.
   С этого утра в моей  "другой  жизни" установился некий  новый, довольно
стройный порядок.
   Встаю по-прежнему  рано, в районе шести. Организм уже  не  переделаешь.
Пью чай, иду в кабинет... Сегодня мне тоже есть что почитать - президентская
служба по-прежнему  готовит и присылает  сюда, в Горки-9, справку с  итогами
социологических   опросов,  анализом  событий,   дайджестом   прессы.  Читаю
аналитические справки,  но все чаще  и  чаще сижу с диктофоном (а теперь вот
уже с рукописью книги). Если  надоедает диктовать в кабинете,  выхожу в сад,
хожу  по  дорожкам, снова диктую. Диктофон мне  подарили на  день  рождения.
Хороший диктофон, легко умещается на ладони.  Только слушать себя  сначала с
непривычки было странно - как будто не мой голос.
   ... Иногда рано  утром  или днем,  на  даче, захожу  в конюшню  к нашим
лошадям.  Вот  такая  интересная  подробность:  наверное,  десятки  лошадей,
которых частенько  мне  дарили во  время  официальных визитов, я отдавал  на
конезаводы.  Но   один   ахалтекинский   жеребец,   подаренный   Нурсултаном
Назарбаевым, так  был красив, так хорош, что  я  захотел его оставить. Ну  и
чтоб  ему не скучно было, присоединили еще пару  смирных лошадок, и я решил:
пусть дочери и внуки учатся кататься верхом, мне-то уже поздновато. Из этого
проекта пока  ничего не вышло.  Все слишком заняты. Таня  помогает мне. Лена
по-прежнему  вся в  своих новых  обязанностях молодой бабушки.  Катя -  юная
мама. Маша закончила школу, поступила в МГИМО.  Борька бы обязательно освоил
верховую езду, но он далеко - учится за рубежом.
   ... А лошади остались.
   Я захожу к ним, трогаю теплую морду, заглядываю в умные глаза. Кормлю с
руки.  Ну,  привет! И настроение сразу становится  на  несколько  "градусов"
выше.
   Часто четырехлетний Глеб, двухлетний  Ванька тянут  меня в  бассейн. Им
ужасно  нравится  поплескаться вместе  с  дедом, поиграть, побезобразничать,
покувыркаться.  Мне,  откровенно  говоря, все это  тоже  доставляет огромное
удовольствие.
   Возвращаюсь в кабинет.
   Вот  здесь надо справиться  с  собой.  В крови  - четкий рефлекс начала
рабочего дня. Впрочем, во многом для меня он и остался рабочим.  Обязательно
раздаются звонки, или звоню  я. Аппарат "СК" для  связи с некоторыми важными
абонентами у меня по-прежнему в кабинете.
   Двенадцать - время запланированных визитов.
   За первые месяцы  после отставки несколько раз встречались с Владимиром
Путиным. Обсуждали выборы, и особенно часто - проблему Чечни.
   По  тому же  поводу -  Чечня, армия  -  несколько раз  были  встречи  с
министром  обороны,  маршалом  Игорем  Сергеевым,  с   начальником  Генштаба
Анатолием Квашниным,  министром внутренних дел  Владимиром Рушайло.  Больная
для  меня тема. Очень верю  в то,  что  уже  в этом году мир в  Чечне  будет
установлен.
   Было несколько  встреч  с  новым премьер-министром Михаилом Касьяновым.
Мне  он  нравится.  Спокойный,  уверенный,  компетентный.  Вообще  сейчас  в
правительстве сложилась сильная команда, это приятно.
   С силовиками  - министром МЧС  Сергеем  Шойгу,  начальником пограничной
службы  Константином  Тоцким, директором ФАПСИ Владимиром  Матюхиным. Не раз
встречался с руководителем Федеральной службы охраны Юрием Крапивиным. Жаль,
что  через несколько месяцев после моей отставки Юрий Васильевич тоже принял
решение уйти.  Всегда нравилось,  как он  работал:  незаметно,  неброско, но
абсолютно надежно, как и  должен работать руководитель  такой спецслужбы.  У
нас ним  сложились очень  хорошие личные  отношения. И теперь мы встречаемся
уже в  ином качестве. Нам есть  что  вспомнить, о чем  поговорить...  Полный
список моих встреч приводить, я думаю, не обязательно.
   Круг  моего   личного   общения  за  последние   месяцы  стал,  кстати,
значительно шире. Я гораздо чаще приглашаю людей к себе в гости. Теперь есть
такая  возможность,  а раньше  с  этим было  трудно.  Дорогую  цену пришлось
заплатить  за  свою  политическую  карьеру:  потеря здоровья,  потеря друзей
детства и юности.  Почти все они остались в Свердловске. Да и  с теми, что в
Москве, встречаемся редко: всегда не хватало времени и сил. И теперь все мои
мысли по-прежнему в контексте политической жизни, борьбы, страстей.
   ... В час - обед.
   Моя склонность к простой, незамысловатой пище