Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
что Толечка ойкнул. А потом
захихикал. Так или иначе прыти у него не убавилось. Описав по гостиной
хозяйственный круг, он зачем-то заглянул под шкаф, деловито переставил
какую-то вазочку с телевизора на сервант.
- Так эргономичнее, - пояснил он.
Я покосился на свои руки и покраснел. Если я выглядел так же, как
Пронин, дело было дрянь.
- Тамара, извините, где тут у вас ванная комната? - я повернулся к
хозяйке. Довольно глупый вопрос, если разобраться. В наших-то
малолитражных квартирах не найти туалета! Видимо, подобное любопытство
превратилось в своеобразный российский этикет, в ритуальную вежливость, в
форму интеллигентной риторики.
Женщина с очередным вздохом взяла меня за рукав и как козочку на
поводке провела к туалету.
- Полотенце слева, мыло над умывальником. Сейчас пришлю Пронина. Ему
тоже не помешает умыться.
- Спасибо, - чистосердечно сказал я. И для чего-то соврал: -
Понимаете, помогали товарищу картошку копать.
- Ага, голыми руками. Ну, а товарищ после угостил, - подхватила она.
В глазах ее блеснули смешливые чертенята. - Ладно, пойду за Прониным.
Я открыл кран и начал терпеливо оттирать ладони. Попутно обвел ванную
цепляющим взором. Повидал я наших российских туалетов. Комнатка
совмещенная со всеми мыслимыми и немыслимыми неудобствами... Тут было
однако уютно. На полочках со вкусом и шахматно были расставлены
всевозможные кремы, шампуни и лосьоны. Мыло, щеточки, зубная паста - все
лежало на своем строго определенном месте. Преобладала импортная
продукция, и от всего этого ванная благоухала, как добрая цветочная
клумба. У пьяных проблемы с обонянием, но аромат здешней гигиенической
парфюмерии я прочувствовал в полной мере. Оценил и чистоту. Удивленный, не
поленился даже провести пальцем под раковиной. Эмаль оказалась скользкой и
гладкой. Вот что значит стопроцентная хозяйка! Скитаясь по самым разным
квартирам, я успел провести, наверное, сотни две-три генуборок и потому
понимал, какого труда стоит поддерживать в порядке наши человеческие
свинюшники. Даже вывел от безысходности собственную теорию о пагубности
вещей - теорию, впрочем, довольно тривиальную, хотя и справедливую. В мир
приходят голыми, голыми и уходят. Квартира, затопленная вещами,
превращается в пыльную барахолку. Соответственно и вся наша жизнь
становится сплошной генуборкой...
- Ну как тебе Томка? Царица, а? - в ванную зашел Толечка. Сходу
подцепив с полочки какой-то ароматизатор, словно дезодорантом щедро
опрыскал себя со всех сторон. - Ух! Люблю я всякую такую фигню! Аж в носу
щиплет!.. Щас пойдем к ней, побалакаем, туда-сюда...
Спустя полчаса мы сидели за столом и, с надсадной непринужденностью
"балакали" об умном. Когда смущаются, всегда начинают с умного. Совсем как
у мужчин. Заговаривают, как джентльмены, а заканчивают, как низкопробные
донжуаны. Вот и мы все никак не могли разогреться, чтобы скатиться до
анекдотов про вечных рогоносцев-командировочников. Я рождал первую часть
фразы, Толик завершал финал. О последних открытиях ученых, о событиях в
Гондурасе, о погоде. Когда заговорили о погоде, я несколько оживился.
- Завтра будет плюс двадцать шесть, - сообщил я. - Потепление, но
ненадолго.
- Град пойдет, - авторитетно добавил Толечка. - Ночью. К утру все
растает. Тяжело будет братьям-колхозникам. Посев, уборка на корню...
Помолчав немного, он неожиданно осерчал:
- Когда-то я называл Ильича великим человеком в кепке. Теперь зову
просто человеком в кепке.
- Ну и что?
- Вот и выходит, что я конформист! Самый махровый приспособленец!
- Мы все конформисты и приспособленцы.
- А почему? Почему, я вас спрашиваю?
Я пожал плечами, Тамара хмыкнула.
- А я вам отвечу! Да потому что люди, увлеченные одной идеей, в самом
деле способны создавать коллективное биополе. Этакий скромный эгрегорчик
от океана до океана, способный менять психику даже отдельных независимых
индивидуумов.
- Отдельный индивидуум - это, конечно, ты?
- И ты, и она, - Пронин ткнул пальцем в Тамару. - И скажу честно,
если насчет эгрегоров - это правда, тогда правда - многое.
- Глубокомысленно! - похвалил я.
- Правда - это все на свете, - добавила Тамара. - В том числе и то,
что называется скукой, - поднявшись, она включила радиолу и настроилась на
музыкальный канал. И тотчас волной цунами в комнату ворвался тенор
Меркьюри. Разумеется, и он тянул давным-давно знакомое. Припевы густо
заполняло его тоскливое "оу-оу". Правда, у Меркьюри это выходило
достаточно искренне. И Толику, и Тамаре, и мне стало грустно. Вероятно,
всем троим подумалось, что был человек - и сплыл. Одно только "оу-оу" и
осталось. Гимн волка, обращенный к Луне. Дослушав песню, Тамара решительно
выключила радиолу. Чтобы как-то нарушить молчание, Толик неуверенно
произнес:
- Да... Вот она жизня!..
Мы солидарно вздохнули.
- Люди вот работу клянут, ноют про то и про се, а лиши их ее, и
начнется массовое сумасшествие. Мы - это не мы, вот в чем дело.
- Проблема свободного времени, - пробормотал я.
- Проблема вызревания личности! - отрубил Толечка. - Прямая реакция
на все окружающее и никакого анализа.
Слова "реакция" и "анализ" хозяйке чрезвычайно не понравились. Она
потянулась за моей тарелкой, глаза ее занырнули в мои собственные -
слишком глубоко и настойчиво, чтобы не понять и не почувствовать.
- Собственно, я сыт... - я пожевал свой язык, но ему было все равно -
моему языку. Красноречие его покинуло. И я опять спасовал. - Если только
еще немножечко...
- Другое дело! - Тамара ободряюще улыбнулась. - Какой же это мужчина,
если не ест?
Появилось четкое ощущение, что все это уже было и не раз. Дежурные
фразы, дежурная мимика, деревянные рассуждения ни о чем. Гость - подарок в
дом, говорят некоторые. Гостей следует развлекать и ублажать. Эти
некоторые, должно быть, святые люди. Я их не понимаю. Как не понимаю
радости от наплыва гостей. То есть, хочу поправиться: я с легкостью могу
представить себя в качестве гостя, но никогда - в роли радушного хозяина.
Потому что друзья - это не гости или же я опять чего-то не понимаю. Обилие
людей, сидящих справа и слева, перезвон посуды, скука, помноженная на
вынужденность. Нельзя ни уйти, ни сказать правду, ибо ты - хозяин, а
хозяин в данных обстоятельствах - жертва. А любые жертвы - вещь
добровольная. Умеешь - откажись, сумеешь - прими. Все это широко известно,
и все же - чего ради я должен беседовать о том, что заведомо мне (да и им
тоже) неинтересно? Разве я - не лучший самому себе собеседник, гость и
хозяин в едином лице? Вот уж где нет откровенных завираний и лицемерия.
Может, лишь самую малость. Ибо для себя я всегда раскрыт, в горе и в
радости никогда не укажу на порог, хотя терпеть вечное свое присутствие -
тоже не сахар. И все же... Задумайтесь! Разве не славно жить на планете,
названной твоим именем, выстроив поперек космоса полосатый шлагбаум? Стой,
скучающий незнакомец! Тебя здесь не ждут. Сделай милость и обойди
стороной. Своей скуки у нас у самих предостаточно...
Помню, одна романтически настроенная дамочка, придумав себе нашу
любовь, засыпала меня потоком писем. И ладно если бы дело было только в
письмах. В один из вечеров, явно вообразив себя на театральной сцене, она,
трагически заламывая руки, призналась своему мужу, что изменяла ему в
течение нескольких лет и что тайный виновник ее страсти - я. Муж оказался
человеком практичным. С охотничьей двустволкой он заявился ко мне домой и
принялся стрелять через дверь, вышибив глазок и попортив трюмо в прихожей.
Объяснять ему, что дамочка что-то напутала, было бессмысленно. Он все
равно бы не поверил. Пришлось дожидаться момента, когда у ревнивца
кончатся патроны, и только после этого я вышел на лестничную площадку.
Все-таки он пришел ко мне, а значит был гостем. И кроме того он возбудил
во мне интерес. Сам бы я ни в кого стрелять из-за женщины не стал. В этом
смысле я абсолютно не собственник. Любит - значит так тому и быть, пусть
уходит или приводит. Как-нибудь отстранюсь и переживу. А чтобы вот так -
кулаком и пулей... Впрочем, стоит ли зарекаться от того, чего не знаешь? В
общем, мне захотелось поговорить с обладателем охотничьего ружья, и мы
поговорили, предварительно разбив друг другу физиономии и перепугав всех
соседей в подъезде.
Ничего я тогда так и не понял - ни романтических фантазий дамы, ни
агрессивного порыва ее муженька. Не понимаю я этих вещей до сих пор. В
сущности это одна из моих трагедий. Какой бы вопрос меня не интересовал,
какую бы задачу я перед собой не ставил, вместо одного-единственного
вразумительного ответа, я получал и получаю сумбурную разноголосицу.
Вопрошающий, я выступаю в качестве солиста, мне же отвечает целый хор.
Каждая секунда претендует на истинность, каждая координата с готовностью
предъявляет уйму вещественных доказательств в пользу своей правоты и
единственности. Дикое это равновесие никак не умещается в голове, но
превосходным образом уживается где-то вовне. Но, увы, пугает не хаос,
пугает уверенность, с которой этот хаос громоздится поверх всего,
многозадо умащиваясь на лучших стульях, на золотых престолах стран и
континентов. Оттого-то и проявляется страх, который в свою очередь
порождает холод. По счастью, пока не вселенский. Холодно мне, а значит, и
моему городу. Что такое один-единственный город в масштабах вселенной?
Всего-навсего один-единственный город.
Правда иногда... Иногда мне начинало казаться, что творцом промозглой
погоды являюсь я сам. Очень человеческое качество, надо сказать. Сие
забавляло, но не обнадеживало. Наблюдая, я впадал в уныние, а на следующее
утро с неба принимался валить снег. Иногда прямо посреди лета. Метеорологи
разводили руками, люди ругались. Когда же я радовался и в маленькую мою
квартирку входило чувство успокоенности, за окном водворялось тепло.
Природа, изменчивая женщина с зеленой веточкой в шелке волос, брела по
лесным полянам, кивая порхающим пичугам, мягкими пальцами растворяя
цветочные бутоны, приглашая на нектар бабочек и пчел. Но делал это не я!
Слава Богу, у меня хватало разума, чтобы прочувствовать действительную
истинность происходящего. Возможно, я только самым краешком ощущал
настроение _т_о_г_о_, кто был причастен к погодным метаморфозам. А может
быть, мне мерещилось вообще все...
- Вы совсем ничего не едите.
Очнувшись, я медленно обвел взглядом комнату. Пронин куда-то пропал.
Деликатес хренов! Сводник и пьяница!.. Сказал, наверное, какую-нибудь
шоколадную пошлость и улизнул.
- А где Толик?
- На кухне. Должно быть, спит.
- Значит, улизнул?
- Нет. Просто вышел.
Я отложил вилку в сторону, кончиками пальцев осторожно обтер губы.
Салфеток не было.
- Все было очень вкусно, спасибо.
- Пожалуйста, - в глазах ее светилась добрая грусть. Мне стало ее
жалко. Я вообще люблю жалеть людей. И чаще всего за такие вот глаза, а
иногда просто за молчание. Пугают говорливые, молчаливые привлекают.
- Вы, правда, играете цариц?
- Я их _и_г_р_а_л_а_. Давным-давно и один-единственный сезон. В
маленьком периферийном театре.
- Искусство не бывает периферийным.
- К сожалению, бывает...
Не выдержав, я зевнул.
- Пардон. Не спал две ночи, и вот... - я опять приготовился
оправдываться и врать, но Тамара перебила меня.
- Две ночи копали картошку?
- Не было никакой картошки, - признался я. - Все чертов спирт. Еще
немного, и боюсь, засну прямо на стуле.
- Я вам постелю, - глаза Тамары скользнули в сторону. - Выбирайте,
диван или раскладушка?
Вопрос не был риторическим. И она вовсе не протягивала мне два
кулачка с зажатыми в них разноцветными шашками. От верности ответа
зависело ее доброе ко мне отношение. И нечего было удивляться. За
гостеприимство платят, вот и все.
Помедлив, я кивнул на диван.
- Здесь, если не возражаете.
- Не возражаю, - лицо Тамары просветлело и вроде даже еще чуточку
похорошело. Прямо на глазах она помолодела лет на пять-шесть. Женщинам
такие чудеса подвластны. И самые старые женщины - самые нелюбимые. Молоды
- те, кого мы любим. Отсюда и решение проблемы вечности. Наши бабушки не
бывают старухами. Это органически невозможно.
- Вы очень хорошая, - пробормотал я и обреченно подумал: "Но именно
хорошие женщины мне более всего безразличны?" Мысль не приводила в
отчаяние, но порождала немало вопросов - вопросов довольно безысходных, и
потому я поспешил бодро подняться. На всякий случай ухватился за спинку
тяжелого кресла.
- Честное слово, вы замечательно выглядите!
На щеках Тамары проступил легкий румянец. Ей понравились мои слова, а
мне понравился румянец.
- Скверно, что мы завалились к вам пьяными. Надеюсь, вы нас простите?
- я напрягся, выдумывая комплимент, но ни черта не придумывалось. Мне она
нравилась, но как-то уж очень отстранено. С такими я умею только дружить.
Меня не тянуло к ней, что-то в нашей обоюдной магнитной природе не
срабатывало. В голове царила пустота, на язык напрашивалась откровенная
банальщина. И тогда я пошел на подлог. Я представил, что вижу перед собой
не Тамару, а ту смуглокожую незнакомку с золотым зубом. И слова немедленно
нашлись.
- Не мне это говорить, Томочка, но вы прелесть. Вы чудо из
загадочного тумана... Болтун из меня неважный, но если бы вы согласились
помолчать вместе со мной... Хотя бы несколько минут...
Я вдруг сообразил, что важны даже не слова, а та энергия, которой они
заряжаются. Это сильнее смысла, а значит, и действеннее. Лед на нашей
мерзлой реке тронулся. Какая-нибудь спелая пэтэушница на мое "чудо" и
"загадочный туман" ответила бы откровенным хихиканьем. Но Тамара не
замедлила откликнуться. Что-то ее, впрочем, тоже удивило. Женские брови
забавно изогнулись, глаза сузились, чтобы в следующий миг расшириться. И
все-таки главное она поняла. Или очень захотела понять. А потому несмело
шагнула ко мне, прикусив нижнюю губу, рукой теребя ворот платья.
- Вы...
- Молчи! - я взял ее за тонкую горячую кисть и притянул ближе. Если
бы она снова попыталась заговорить или начала бы кокетничать, я бы ушел.
Но Тамара и впрямь оказалась женщиной догадливой. Можно сколь угодно
бранить женскую половину за отсутствие аналитических талантов, но в
сметливости и интуиции им не откажешь. Навряд ли мой запрет читался на
лице - маски плохо читаются, однако что-то она все же умудрилась ощутить и
внутренне тотчас подчинилась чужой стратегии.
Пальцем я коснулся ее подбородка, прошелся вдоль острых скул. Все так
же прикусив губу, она завороженно глядела на меня. С осторожностью я
прикрыл ей веки и медленно стал расстегивать перламутровые пуговицы,
берущие начало от ее шеи и по плавным холмам и впадинам сбегающие вниз. Ни
единого звука протеста, никаких гримас. Я попытался выйти из собственной
оболочки и полюбоваться собой со стороны. Что это?.. Подобие магии или
взрослая игра, в которой каждый блефует в меру собственных талантов?
Кто-то изображает смущение, кто-то - влюбленность... А что изображал я?
Или был все-таки самим собой? Но отчего естественное безумие не будоражит
моего сознания, не волнует мою кровь? Мне всего-навсего интересно. Хорошо,
хоть так. Хуже нет полной аморфности... Кстати, если бы маска
отсутствовала, и я волновался бы по-настоящему, получилось бы все так, а
не иначе? Я почти не ласкал Тамару, а она уже окаменела. Или действующий
без любви добивается большего? Что натворит разъяренный хирург,
вторгнувшись в распластанное нутро больного? В медицине нужна трезвость,
нужно хладнокровие. Только тогда врачующему сопутствует удача. Может быть,
диковатый Распутин воздействовал на своих дам аналогичным образом?..
Сравнение меня покоробило.
- Застели диван, - голос у меня сел. Порывисто вздохнув, словно
просыпаясь, Тамара распахнула глаза и заторможено подчинилась. Чтобы
собраться с силами, я присел на краешек кресла. Голова все еще кружилась.
Не от царственной Тамары, - от Толечкиного спирта.
Меня ничуть не удивило, когда, не прячась, хозяйка стала раздеваться.
Отвести глаза в сторону было нетрудно. Чуть позже она помогла раздеться и
мне.
- Ты очень ласковый, - разнежено произнесла она. Я поморщился. Это
уже было тактической ошибкой, потому что относилось к категории штампов.
Скверно, но многие наши фразы можно предсказывать, как ту же погоду. Если
говорить, к примеру, о неустроенности мира, о раздвоении Есенина и великом
обманщике Алексее Толстом, то наверняка заработаешь "демагога" или
"чудака". А стоит поцеловать даму более пяти раз и погладить ее по голове
с особой медлительностью, - вот ты уже и галант - нежный и ласковый... Не
балует женщин мужская половина. Ох, не балует.
Мы были вместе и мы были врозь. Я во всяком случае себя не обманывал.
Нас покрывала тонкая простыня. Любовники одеялом не накрываются - знают,
что будет жарко. Но нам пока было холодно. Хотелось спать, но о сне думать
не приходилось. На сон я обязан был еще заработать. Я попробовал снова
вообразить на ее месте смуглокожую незнакомку, но память на этот раз
подвела. Да и не стал бы я партнершу по танцам затаскивать в постель. Вот
уж нелепое сочетание - телепатия и кровать. Айвазовского над писсуаром не
вешают, хотя темы где-то и как-то... На мгновение мелькнула заманчивая
мысль дать Томочке волю, но я вовремя одумался. Ничего бы у нее не вышло.
Я себя знал. Если скучно, значит скучно. К тому же я вынужден был
повелевать - именно такую роль я избрал с самого начала - гипнотизера и
мага-повелителя. Иного меня она могла сейчас и не принять. Словом,
оригинальное не выдумалось, и, прижавшись к ней всем телом, заставив
замереть в моих объятиях, я стал вполголоса нашептывать ей какой-то бред.
Я рассказывал о сугробах Казахстана, засыпающих с верхом двухэтажные
домишки, о ядовито зеленых облаках Оренбурга и всех лучших женщинах, так
или иначе забредавших в мою жизнь. Особенно долго в ней они не
задерживались, но след оставляли - каждая свой. Имен я не упоминал,
повествуя достаточно отвлеченно, но между строчками и при желании
угадывалось, что во всех моих перипетиях неведомым образом участвовала и
она - Томочка. Подобное желание у моей сегодняшней подружки имелось. Она
млела от моих розово-теплых слов, а мои терпкие, с запахом жасмина и
ландыша воспоминания возбуждали ее лучше всяких ласк. А через некоторое
время ожил и я сам. Вернее, ожило мое онемевшее от алкоголя тело,
сообразив наконец, что рядом находится постороннее существо, созданное с
точки зрения мужчин замечательнейшим и единственно верным образом. А чуть
пробудившись, тело не могло уже не откликнуться на бешеный Томочкин пульс,
и я впервые за этот вечер поцеловал ее, погладив рукой дрогнувшую излучину
ее напряженной спины.
Все прочее представляло собой обычный механический процесс. И когда,
выражаясь трафаретным языком, с гонкой по долине любви было покончено,
Томочка неожиданно развеселилась. Подобных изменений я не ожидал. Можно
сказать, они застали меня врасплох. Вместо того, чтобы дать мне спокойно
уснуть,
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -