ни вдруг резко оборвался. Слышно было только шипе-
ние и какой-то треск.  Сильно запахло озоном, потом появился запах дыма.
Сверху посыпались горящие ветви, и Марк поспешно отодвинулся, почувство-
вав, что рядом вспыхнула трава.
   - Реакция вышла из-под контроля, - бормотал Старик, не поднимая голо-
вы.  - Тот случай, когда "Инструкция безопасности" требует взорвать весь
институт. Но теперь поздно...
   Послышался резкий треск.  Он продолжался несколько секунд;  казалось,
где-то совсем близко разрывают огромные шелковые  полотнища.  Потом  все
стихло,  и  Марк даже сквозь стиснутые веки почувствовал,  как потемнело
вокруг.  Он выждал немного,  осторожно поднял голову, приоткрыл глаза. В
темпом небе светило неяркое маленькое солнце, тусклыми факелами догорали
кроны сосен, тусклые огненные змейки бежали среди травы. За бетонной ог-
радой сквозь клубы серого дыма угадывался большой тостер. Марк осторожно
коснулся плеча Старика:
   - Вставайте, шеф. Конец...
   Опираясь руками,  Старик молча встал на четвереньки.  Марк помог  ему
подняться,  нашел среди тлеющей травы очки, сунул Старику нанос. Поддер-
живая за локоть,  повел к административному корпусу.  По обе стороны до-
рожки горели кусты,  тлела трава.  Сверху сыпался теплый серебристый пе-
пел.  Вдали уже звучали сирены пожарных машин.  Они приближались. Солнце
светило все ярче.


* * *

   Пожары на территории института  и  в  окрестностях  удалось  погасить
только к вечеру. Сотни людей были госпитализированы. Спасательные работы
за бетонной стеной продолжались всю ночь.  Там  работали  в  специальных
скафандрах:  наведенная радиация оказалась очень высокой. Особые бригады
при помощи машин-пылесосов убирали радиоактивный пепел,  который  покрыл
окрестности  на много миль вокруг.  Жителей ближайших населенных пунктов
пришлось эвакуировать.
   Из персонала,  находившегося в лаборатории сверхвысоких энергий,  ка-
ким-то чудом остался невредимым только полковник Кроббс.  Его освободили
из полузаваленного подвального помещения ночью,  и он тотчас развил бур-
ную деятельность. Лазал среди развалин, что-то разыскивал, пытался руко-
водить спасателями,  пожарными,  сочинял шифрованные радиограммы, требо-
вал, чтобы их отправляли вне очереди.
   Норта откопали под утро. Он был еще жив. К шефу с этим известием при-
шел Марк,  который едва держался на ногах от усталости.  В кабинете шефа
был развернут штаб по руководству спасательными операциями. Работы возг-
лавлял сам Старик.  На его лице не было заметно следов бессонной ночи  и
перенесенного потрясения.  В защитном комбинезоне, надетом прямо на опа-
ленный, в дырах костюм, Старик казался моложе своих лет: держался прямо,
отдавал распоряжения неторопливо,  твердым, даже звонким голосом. Испол-
нялись они быстро н беспрекословно.
   Выслушав Марка, он только спросил:
   - Сколько протянет?
   - Доктор сказал - недолго.
   - Пошли.
   Норт лежал на носилках в углу павильона летнего кафе, превращенного в
госпиталь.  Носилки  были поставлены на сдвинутые маленькие столики,  за
которыми сотрудники института по утрам пили кофе со слоеными  булочками.
Над  носилками  Норта  склонились  двое врачей и сестра - все в защитных
комбинезонах и в масках.
   - Опустите маски,  - сказал один из врачей, когда Старик и Марк приб-
лизились, - он очень радиоактивен.
   Старик послушно сдвинул на лицо маску и шагнул к носилкам. Врачи отс-
транились.  На носилках лежала неподвижная белая фигура.  Тело Норта  по
самую шею было закрыто простыней, на которой кое-где уже проступали тем-
но-красвые пятна. Голова была обвита бинтами. Открытыми оставались толь-
ко один глаз, губы и подбородок. Этот единственный глаз, живой и блестя-
щий, был устремлен на Старика.
   - Узнал меня,  Норт? - спросил Старик, наклоняясь к самому лицу ране-
вого.
   Он чуть слышно прошептал:
   - Да... - Попытался шевельнуться и застонал,
   - Нельзя двигаться, - быстро сказал врач и сделал Старику предостере-
гающий знак.
   - Я знаю. - Теперь голос Норта стал громче. - Наклонитесь ближе, шеф.
Я должен что-то сказать... Старик склонился к самому изголовью.
   - Защитное поле, - шептал Норт. - Его пробило еще в начале... Я ниче-
го не мог сделать...
   - Знаю, - сказал Старик, - не надо сейчас об этом.
   - Нет...  Надо... Очень важно... Вы должны понять... этот поток энер-
гии...  Цепная  реакция...  Там в решении оставалась неопределенность...
Теперь я знаю... Время... Поля времени...
   Врач опять сделал предостерегающий жест,  но Старик отрицательно кач-
нул головой, стараясь не проронить ни слова из того, что шептал раненый.
   - Излучение,  оно  из будущего...  Прорыв при деформации полей време-
ни...  Там впереди...  нет ничего... Вы поняли?.. Бесконечность пылающей
плазмы... Но все-таки... Я оказался прав...
   Губы его еще шевелились,  но слов уже не было слышно.  Постепенно за-
мерли н губы. Блестящий глаз начал тускнеть.
   - Все, - сказал врач.
   Старик резко повернулся н зашагал прочь.  Марк, прихрамывая, последо-
вал  за ним.  На обратном пути Старик не произнес ни слова.  Встречные о
чем-то спрашивали его, ов не отвечал,
   У дверей кабинета он сорвал маску вместе с  капюшоиом,  на  мгновение
остановился, прерывисто вздохнул и, сделав над собой видимое усилие, во-
шел.  Сам не зная зачем,  Марк последовал за ним.  В кабинете находились
секретарь,  девушка-радиотелефонистка и полковник Кроббс.  Не обращая ни
на кого внимания,  Старик прошел к своему столу,  снял очки  и  принялся
протирать их.
   - Сообщение из министерства,  - сказал секретарь. - Министр уже выле-
тел сюда. Старик молча кивнул.
   При виде Марка полковник Кроббс встал,  выпрямился и,  подойдя к нему
почти вплотную, торжественно произнес:
   - Весьма сожалею. Я вынужден арестовать вас. Прошу следовать за мной.
   - Что за бред? - вырвалось у Марка.
   - Следуйте за мной! - повторил полковник.
   - Что там такое? - спросил Старик, надевая очки.
   - Полковник арестовал меня, - объявил Марк.
   - В чем дело, полковник? Будьте любезны объяснить.
   - Поведение доктора Марка Сэджвика в последние дни было крайне подоз-
рительным. Его неоднократные попытки проникнуть в лабораторию, где вчера
произошла авария, заставляют меня...
   - Минуту, полковник. - Старик поднялся из-за стола. - Карри, соедини-
те меня с доктором Лиэлардом, только побыстрее.
   Пальцы Карри пробежали по кнопкам ее аппарата.  - Доктор Лиэлард слу-
шает, - через несколько секунд объявила она.
   Старик наклонился к переговорному динамику, стоящему на столе.
   - Доктор Лиалард?
   - Я, - прозвучало в ответ.
   - Срочно пришлите санитарную машину н двух санитаров покрепче.
   - Что там у вас еще стряслось?
   - Ничего особенною. Получите нового пациента.
   - Кто такой?
   - Полковник Кроббс. Его откопали несколько часов назад.
   - Ясно... Высылаю.
   - Виноват... - начал полковник, - я не совсем понял.
   - Помолчите! - повысил голос Старик. - Это я не вам, Лиэлард. Да, Ли-
элард, пусть захватят веревки или что там у вас полагается.
   - Ясно! - прозвучало из динамика.
   - В чем дело? - снова начал полковник. - Я не понимаю...
   - Садитесь и подождите,  - посоветовал Старик.  - Сейчас за вами при-
дут, н все поймете.
   - Вы отдаете себе отчет?!  - завопил полковник,  - Вы будете отвечать
за такие действия!
   - Я уже принял на себя ответственность за все,  что тут произошло,  -
спокойно сказал Старик. - И за это тоже.
   - Я вынужден буду арестовать вас!  - продолжал вопить полковник.  - Я
здесь представляю...
   - Молчать!  - вдруг крикнул Старик, стукнув кулаком по столу. - Я вас
уже арестовал. Забери у него пистолет, Марк.
   Как ни странно, полковник сразу успокоился.
   - Хорошо,  - сказал он, отступая к свободному креслу, - очень хорошо.
Подчиняюсь.  К сожалению,  у меня нет ристолета,  - пояснил он Марку.  -
Пистолет  остался  где-то  там.  - Полковник сделал рукой неопределенный
жест.
   - Ладно, - процедил Марк, ощупывая на всякий случай карманы полковни-
ка. Потом он довольно небрежно толкнул его в кресло:
   - Сидите пока тут.
   Полковник промолчал.  Устроившись в кресле,  он принялся вытирать ла-
донью лицо н шею.
   В открытые окна откуда-то снизу донесся звук сирены санитарной  маши-
ны. Зашелестел гравий под колесами, стукнула дверца. Марк широко распах-
нул двери кабинета. В коридоре уже слышались быстрые шаги.


* * *

   Старик навестил  Марка  в  военном госпитале.  Похудевший и небритый,
Марк лежал на узкой койке и глядел в окно,  где ветер раскачивал  темные
ветви серебристых елей.
   При виде Старика Марк приподнялся и сел.
   - Ну как? - спросил Старик, присаживаясь рядом на белый табурет.
   - Через  неделю  обещают  выпустить.  Всего-навсего лучевое поражение
второй степени.
   - Мы с тобой дешево отделались...
   - А как вы? - поинтересовался Марк, пытаясь подавить зевок.
   - Как видишь. У меня иммунитет.
   Они замолчали. Разговор явно не клеился.
   - Я вчера подал в отставку,  - сообщил Старик,  глядя на Марка поверх
очков.
   - Ну и зря. А впрочем, какая разница! - Марк зевнул. - Что теперь ду-
маете делать?
   - Буду разводить пчел.
   - Неплохо... Только это не для меня. Терпеть не могу мед.
   Они снова замолчали.
   - Территория института объявлена запретной зоной и консервируется  на
сорок лет,  - сказал Старик. - Решение уже принято, и саперы начали воз-
водить заграждения вокруг. Радиация очень велика.
   Марк пожал плечами.
   - А тематика исследований?
   - Будут строить другой институт с более мощными установками. Кредиты,
кажется, уже утверждены. Тебе, видимо, предстоит там работать.
   - Если меня не арестует полковник Кроббс, когда выйду отсюда.
   Старик усмехнулся?
   - Карьера Кроббса кончилась... Лиэлард его скоро не выпустит.
   - Найдутся другие кроббсы. - Марк зевнул и откинулся на подушку.
   - Тебя интересует, что за "духа" выпустил из бутылки Норт?
   - Откровенно говоря,  нет.  И кроме того, я ведь слышал его последние
слова.
   - Ты решил устраниться?
   - Не знаю. Может быть... Откровенно сказать, мне это надоело.
   - Они теперь ищут бумаги Норта,  - продолжал Старик,  -  его  записи,
дневники.  Но кажется, ничего не сохранилось. Вероятно, он записывал ма-
ло.  Все держал в голове. Уже спрашивали у меня. Конечно, будут расспра-
шивать и тебя, Марк.
   - Пусть спрашивают. - Марк снова зевнул. - Я ничего не знаю. Не дорос
до понимания таких проблем.  А собственных мнений у меня, как вы знаете,
никогда не было.
   - Гибель Норта для них сейчас невосполнимая потеря.
   - Родятся другие норты.
   - Такое бывает не часто. К тому времени люди, быть может, поумнеют...
   - Не все ли равно,  шеф.  Вспомните его последние слова: "Впереди нет
ничего", "Бесконечность пылающей плазмы"...
   - А почему это тебя так поразило?  Естественное завершение цикла раз-
вития космических тел. Впереди океан огня, и это так же закономерно, как
смерть каждого на нас.  Важно,  чтобы этого не случилось раньше по  вине
человека, по нашей вине, Марк. Мы ведь не внаем, какое будущее Норт "за-
цепил" своим экспериментом. Может быть, до него сотни миллионов лет...
   - Но вы сказали о новом институте,  с более мощными установками. Зна-
чит,  через десять,  двадцать, пятьдесят лет оаи неминуемо придут к тому
же... Вот тогда может исполниться его пророчество.
   - Я не отрицаю серьезности ситуации,  но и не склонен видеть в  Норте
абсолютного пророка.  Будущее - великая неопределенность. Норт приоткрыл
нам один из многих вариантов.  Мы стали теперь чуть-чуть умнее. Конечно,
остановить марафон научного поиска невозможно, да это, вероятно, и бесс-
мысленно.  Но продолжать его,  держа руку на "стоп-кране",  - к сознанию
этой необходимости человечество рано или поздно придет. Должно прийти. И
вот если время от времени понемногу нажимать на "стопкран",  особенно на
поворотах...
   Глядя в окно, Марк улыбнулся:
   - Хотел бы я увидеть того, кто нажмет. Улыбнулся и Старик и тоже стал
смотреть в окно.  Там ветер раскачивал вершины елей и гнал в синем  небе
ослепительно белые облака.




   А.И. ШАЛИМОВ
   БЕГЛЕЦ

   НАУЧНО - ФАНТАСТИЧЕСКИЙ  РАССКАЗ


   ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
   МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЯЩЕНИЯ РСФСР

   ЛЕНИНГРАД 1962



   Исчезновение Митрофана Кузьмича Цыбули наделало  немало  шуму  в  Алуште.
Болтали разное... Работники районной милиции искали старого лесника  даже  в
огромных  бочках  местного  Винкомбината,  в  которых  хранились  знаменитые
крымские вина.
   Что касается Евдокии Макаровны - жены дяди Митрофана, то она была  твердо
убеждена, что старик отправился прямо в ад. Она даже отслужила  панихиду  по
грешнику Митрофану, которого черти  упекли  в  самое  горячее  место  адской
кухни.
   Об Альбине Евдокия Макаровна рассказывать не любила.
   - Ну, жил во время оккупации. Кто его знает, откуда  взялся...  Не  такой
был, как все. - Она тяжело вздохнула. -  Непонятный  какой-то...  И  будущее
предсказывал. Что сказал, все как по часам исполнилось... А  уж  куда  делся
потом... - она махнула темной морщинистой рукой и потерла углы глаз кончиком
головного платка.
   Я понял, что воспоминания причиняют ей  боль,  и  не  настаивал.  Позднее
догадался, что память об  Альбине  для  Евдокии  Макаровны  слишком  дорога.
Старуха ни с кем не хотела делиться ею. Альбин был для нее почти сыном.
   Стояла  весна.  Цвели  сады.  Море  дышало  порывами  прохладного  ветра.
Приезжих было мало, и дача Евдокии Макаровны пустовала. Вечерами мы  подолгу
сидели  вдвоем  на  веранде  у  большого  медного  самовара.  Пили   чай   с
прошлогодним  вареньем,  тихо   разговаривали.   Говорила   больше   Евдокия
Макаровна, а я поддакивал невпопад и  снова  и  снова  вспоминал  утро  того
удивительного дня...

   * * *

   Уже не первый год проводил я конец весны, а иногда и начало лета в домике
дяди Митрофана на окраине Алушты.  Посреди  тенистого  виноградника  хозяева
устроили беседку. Там стоял грубо сколоченный стол. За ним хорошо работалось
в яркие солнечные дни, когда небо кажется прозрачным и  глубоким,  а  редкие
облачка цепляются за скалистые вершины гор.
   Море было рядом, его шум долетал вместе с дуновениями легкого ветра.
   Сам дядя Митрофан появлялся редко. Летом он больше жил в лесной сторожке.
   - Чтобы не мешать отдыхающим, - объяснял он, когда заглядывал домой.
   В то утро он был дома...
   Помню, у меня не клеилось с очерком. Я бросил перо и вышел  в  сад.  Дядя
Митрофан в трусах, толстый  и  грузный,  восседал  на  скамейке  под  густым
зеленым  навесом  виноградных  лоз.  Маленькими  глазками,  спрятавшимися  в
глубоких складках  коричневого  от  загара  лица,  он  следил,  как  Евдокия
Макаровна перебирала какой-то хлам в большом кованом сундуке.
   Увидев меня, старик оживился.
   - А,  литератор,  чернильная  твоя  душа,  здорово,  здорово!  Чего  дома
торчишь? Шел бы на море. Все равно больше не заплатят, если днем сочинять. Я
бы, если бы был сочинителем, только по ночам писал...
   - Чего привязался к человеку! - ворчливо вмешалась Евдокия  Макаровна.  -
Лучше иди штаны надень. Срам глядеть! Если бы он был  сочинителем!..  О  чем
тебе сочинять, басурману лысому?
   Однако дядя Митрофан был настроен мирно.
   - Заглохни!  -  посоветовал  он  жене  и,  потирая  небритый  подбородок,
продолжал: - Мне есть чего рассказать... Мне из пальца высасывать не надо. А
он вот не знает, об чем писать. По глазам вижу. Верно?..
   - Верно, - признался я.
   - Ну то-то. Люблю за правду. А ты возьми  и  напиши,  скажем,  про  меня.
Напиши, какой я есть. Правильно напишешь, живи бесплатно, пока не надоест...
   - Тьфу! - плюнула Евдокия Макаровна и ушла в комнаты.
   - Зачем она это  тряпье  хранит?  -  спросил  я,  чтобы  переменить  тему
разговора. - Все моль поела.
   - Баба, - проворчал дядя Митрофан, заглядывая в сундук.  -  С  нее  какой
спрос. Она эту сундучину лет десять не открывала;  все  просила  из  погреба
вытянуть. Я сегодня выволок, так  она  теперь  зудит,  что  из-за  меня  все
погнило.
   Он запустил руку в сундук и сердито встряхнул тряпки.
   Пахнуло  сыростью.  Стайка  серебристых  молей  поднялась  из  тряпья   и
заметалась в воздухе, спасаясь от солнечных лучей.
   Дядя Митрофан выгреб из сундука сверток старых  половиков  и  швырнул  на
землю.
   Один из половиков развернулся; в нем оказалось что-то, похожее на широкий
блестящий пояс с двойной портупеей. При виде пояса дядя Митрофан ошеломленно
ахнул. С быстротой, не свойственной его грузной фигуре, он нагнулся, схватил
пояс  и  принялся  внимательно  разглядывать,  покачивая  седой   квадратной
головой.
   - Что  за  штука?  -  поинтересовался  я,  указывая  на  ремни  портупеи,
скрепленные серебристыми металлическими дисками.
   Дядя Митрофан подозрительно глянул по сторонам.
   - Это, брат, такая штука, - он натужно закашлялся, - такая штука... Да...
Леший знает, как сюда попала. Вот не думал, что она у меня осталась.
   - А что это?
   - Подожди, дай вспомнить, как было...
   Дядя Митрофан потер небритые щеки, почесал голову.
   - Эта штуковина от него ведь осталась.  Вроде  бы  радио  тут  внутри,  а
может, и еще что... Он эти ремни не снимал. Даже спал в них... И  часто  при
мне вот это колесико крутил.
   Дядя Митрофан осторожно поскреб пальцем один  из  серебристых  дисков  на
ремнях портупеи.
   Я нагнулся, чтобы получше рассмотреть  диск.  Он  состоял  из  нескольких
колец, вставленных одно  в  другое.  На  кольцах  были  тонко  выгравированы
деления и  ряды  цифр.  В  центре  находилось  выпуклое  желтоватое  стекло,
напоминавшее глаз. Я потрогал ремни портупеи. Это была не кожа,  а  какая-то
незнакомая мне пластмасса - прочная и эластичная.  Едва  ощутимые  утолщения
свидетельствовали, что внутри портупеи скрыты металлические части.
   Сырость и плесень не оставили следов  на  этом  странном  приспособлении.
Ремни были сухи и чисты,  а  металл  блестел  так,  словно  его  только  что
отполировали.  Нет,  это  не  было  похоже  на  радиопередатчик,  скорее  на
крепление парашюта. Только для чего могли служить блестящие кольца с  рядами
цифр, этот глазок и металлические детали внутри?
   Я посмотрел на дядю Митрофана.  Он  был  явно  встревожен  находкой.  Его
толстые пальцы дрожали. Он беспокойно оглядывался по сторонам.  Не  выпуская
из рук портупеи, снова начал рыться  в  сундуке,  перевернул  ворох  тряпья,
долго шарил под ним; потом поднялся, отер пот со лба и, отдуваясь, присел на
край сундука.
   - Еще что-нибудь должно быть? - спросил я.
   Он не ответил. Сидел, припоминал что-то.
   - Зачем не за свое дело берешься?  -  раздался  ворчливый  голос  Евдокии
Макаровны. - Кто тебя просил помогать? Ишь,  расшвырял  все.  Шел  бы  лучше
спать, если дела найти не можешь.
   - А что? Могу и  пойти,  -  охотно  согласился  дядя  Митрофан,  поспешно
вставая с сундука и пряча портупею за спину.  Он  подмигнул  мне,  предлагая
следовать за ним, и поковылял в свою каморку под верандой.
   Евдокия Макаровна подозрительно посмотрела ему вслед, покачала головой  и
присела возле сундука.  Я  прошелся  по  саду  и,  когда  Евдокия  Макаровна
нагнулась над сундуком, проскользнул в комнату дяди Митрофана.
   Он сидел на кровати,  большими  узловатыми  руками  поглаживал  портупею.
Жестом пригласил меня сесть рядом.
   - Можешь верить, можешь не верить, - сказал он, вздыхая, - а было так...
   Он рассказывал долго и путано,  часто  останавливался,  чтобы  припомнить
события, пропускал подробности, потом возвращался к  ним,  многое  повторял,
словно убеждая самого себя. Рассказ изобиловал отступлениями, в  которых  он
пытался по-своему объяснить происходившее. Эти  объяснения  были  наивны,  а
подчас еще более фантастичны, чем  те  удивительные  события,  свидетелем  и
участником которых ему пришлось стать.
   Для краткости я опускаю большинство рассуждений дяди Митрофана,  сохра