пока,  -  продолжал отец,  - я  прошу  об одном:  веди  себя прилично. 
Надеюсь,  ты понимаешь,  что вел себя  по-хамски, только  что в лицо  им не 
плевал? 
- По-хамски? - изумился  я. - Я же приготовил им обед! Я был с ними вежлив. 
- Да, вежлив. Как  судья, объявляющий приговор. И не менее дружелюбен. Надо 
было наподдать тебе слегка, чтобы вспомнил, как себя ведут порядочные люди. 
Думаю,  на  моем  лице  было  написано,  насколько  я с  ним  не  согласен. 
- Ладно, что было, то прошло, - сказал Джордж. - Забудем. Поверь мне, Билл, 
со временем  ты поймешь, что я правильно решил. А пока  я прощу - веди себя 
по-человечески. Я  же не призываю тебя бросаться к  ним на шею, просто будь 
приветливым и  дружелюбным, то есть будь  самим собой. Ты постараешься, да? 
-  Попробую.  Отец,  а  почему  ты  решил преподнести  мне  это  сюрпризом? 
-  Я  был  не  прав, -  смутился  он.  -  Наверное,  мне хотелось  избежать 
неприятных   сцен:  я   знал,  что   ты  заклеймишь  меня   как  предателя. 
-  Но я  бы  смог понять,  если бы  ты  объяснил. Я  знаю, почему  ты решил 
жениться... 
- Вот как? 
- Мне сразу надо  было сообразить, когда ты упомянул об условиях в брошюре. 
Ты женишься, чтобы мы могли улететь на Ганимед... 
- Что?! 
Я растерялся. 
- Но... это так, верно? Ты же сам говорил. Ты сказал... 
-  Я не  говорил тебе  ничего подобного!  - Отец  замолчал, набрал  в грудь 
воздуха и  тихо продолжил: -  Билл, наверное, у тебя  могло сложиться такое 
впечатление...  Хотя  это не  делает  мне  чести. А  теперь  запомни раз  и 
навсегда: мы с Молли  решили пожениться вовсе не затем, чтобы эмигрировать. 
Мы  эмигрируем, потому что  решили пожениться.  Может, ты еще  слишком мал, 
чтобы  понять, но  я люблю  Молли, а  Молли любит  меня. Если бы  я захотел 
остаться здесь,  она осталась бы со  мной. Но поскольку я  хочу уехать, она 
едет тоже. Она достаточно  умна и понимает, что мне необходимо окончательно 
оторваться от прошлого. Тебе все ясно? 
Я сказал, что вроде все. 
- Тогда спокойной ночи. 
- Спокойной ночи. 
Он повернулся, и тут я не выдержал. 
- Джордж! 
Он остановился. 
- Ты  больше не любишь Анну, да? - крикнул я.  Отец побелел. Шагнул ко мне, 
остановился. 
- Билл,  - тихо сказал он.  - Вот уже несколько лет я  ни разу не поднял на 
тебя  руку.   И  сейчас  впервые  мне   захотелось  влепить  тебе  оплеуху. 
Мне показалось,  что он  так и сделает.  Я стоял и  думал: если  он до меня 
дотронется, он будет жалеть  об этом всю оставшуюся жизнь. Но отец вышел из 
комнаты и закрыл дверь. 
Я опять  принял душ,  просто так, и  улегся спать. Около  часа я ворочался, 
вспоминая, как  отец чуть не  ударил меня, и отчаянно  призывая Анну, чтобы 
она подсказала,  что же мне  делать. Потом врубил светомузыку  и смотрел на 
огни, пока не заснул. 
За завтраком  мы не разговаривали, да и не  ели почти. Наконец отец сказал: 
- Билл, я хочу  попросить у тебя прощения за вчерашнее. Ты не сделал ничего 
такого,  что  могло  бы  оправдать  мое  поведение,  я не  имел  права  так 
разговаривать с тобой. 
- Ничего,  все нормально, - ответил я и добавил:  - Боюсь, я тоже наговорил 
лишнего. 
- Что  наговорил - это полбеды.  Хуже то, что ты  мог так подумать. Билл, я 
всегда   любил   Анну  и   сейчас   люблю   ее  не   меньше,  чем   прежде. 
-  Но ты  сказал...  - Я  запнулся. -  Нет, до  меня, видно,  не доходит... 
- Что ж, это  более чем естественно. - Джордж поднялся из-за стола. - Билл, 
церемония назначена на три часа. Ты сможешь одеться и быть готовым где-то к 
двум? 
Я замешкался. 
- Нет, Джордж, вряд ли. У меня уйма дел. 
Он ничем не выдал своих эмоций. 
- Понимаю, - сказал  он бесстрастно и вышел. Через пару минут отец уехал из 
дома. Еще  через несколько минут я позвонил  к нему в контору. Автоответчик 
промурлыкал: "Хотите  оставить сообщение?" Я не  хотел. Я решил, что Джордж 
заедет до  трех домой, и  вырядился в свой парадный  костюм. Даже помазался 
отцовским кремом для бритья. 
Он  не  приехал. Я  без  конца  названивал в  контору,  но  в ответ  слышал 
неизменное:  "Хотите оставить  сообщение?"  Тогда, стиснув  зубы, я  набрал 
номер миссис Кеньон. 
Никто не взял трубку. Там тоже никого не было. Время медленно, но неумолимо 
ползло вперед, а я ничего не мог поделать. Наконец пробило три. Отец где-то 
сейчас вступал  в законный брак, но я не знал  где. В полчетвертого я вышел 
из дома и отправился в кино. 
Вернувшись домой,  я заметил, что на  автоответчике горит красная лампочка. 
Нажал на  клавишу и услышал  отцовский голос: "Билл, я  пытался связаться с 
тобой,  но тебя  не  было дома,  а ждать  я не  мог. Мы  с Молли  уезжаем в 
короткое путешествие.  Если понадобится, звони в  Чикаго до востребования - 
мы  будем  где-то  в  Канаде. Вернемся  в  четверг  вечером. До  свидания". 
Запись закончилась. 
В четверг вечером! А старт в пятницу утром. 
 
 
                               Глава 3 
                    Космический корабль "Бифрост" 
 
Отец позвонил мне от  миссис Кеньон - то есть от Молли - в четверг вечером. 
Мы оба разговаривали вежливо, но натянуто. Да, сказал я, у меня все готово, 
надеюсь, они  хорошо провели  время. Да, сказал  он, неплохо, а  теперь они 
ждут  меня у  Молли,  чтобы завтра  с утра  всем  вместе тронуться  в путь. 
Я  ответил, что, к  сожалению, не знал  о его  планах, а потому  купил себе 
билет до  Мохавского космопорта  и забронировал номер  в отеле "Ланкастер". 
Как же быть? 
Отец задумался, потом заметил: 
- Похоже, ты стал совсем самостоятельным, Билл. 
- А как же! 
-   Хорошо.  Тогда   встретимся  в   порту.  Хочешь  поговорить   с  Молли? 
- Нет-нет, просто передай ей привет от меня. 
- Благодарю, непременно передам. - И он повесил трубку. 
Я побрел в спальню, взял рюкзак - пятьдесят семь и пятьдесят девять десятых 
фунта.  Не прибавишь  даже  лягушачью икринку.  Комната была  совсем голой: 
единственное, что в ней осталось, это моя скаутская форма. Взять ее с собой 
я не мог, а выбросить не хватало духа. 
Я понес  было форму  к мусоросжигателю, но  по дороге передумал.  Когда нас 
взвешивали,  я  набрал сто  тридцать  один  и две  десятых  фунта вместе  с 
одеждой. 
Но   в   последние   дни   у   меня   появились   проблемы   с   аппетитом. 
Я встал  на весы - сто двадцать девять  и восемь десятых. Схватил скаутскую 
форму и взвесился с ней - сто тридцать два с половиной. 
Уильям, сказал я себе,  никакого ужина, завтра утром никакого завтрака и ни 
капли воды. Свернул форму и взял ее с собой. 
В  квартире   не  осталось   ничего,  кроме  моего   несъеденного  ужина  в 
холодильнике  -   приятный  сюрприз  для  новых   жильцов.  Я  вырубил  все 
электроприборы, кроме  холодильника, и запер за  собой дверь. Странное было 
ощущение: сколько  себя помню, мы всю жизнь прожили  здесь - Анна, Джордж и 
я. 
Я спустился в подземку, пересек город и пересел на линию, ведущую в Мохаве. 
Через двадцать  минут я  был уже в  отеле "Ланкастер" в  Мохавской пустыне. 
Номер, забронированный мною, оказался койкой в бильярдной комнате. Пришлось 
спуститься к портье выяснять отношения. 
Я сунул ему под нос карточку, в которой черным по белому было написано, что 
мне оставлена комната. Он взглянул на карточку и заявил: 
- Молодой человек, вы когда-нибудь пробовали разместить в отеле шесть тысяч 
человек одновременно? 
Я признался, что не пробовал. 
-  Тогда радуйтесь,  что вам  досталась койка.  В вашей  комнате поселилась 
семья с девятью детьми. 
Я повернулся и пошел восвояси. 
Отель очень  напоминал дурдом.  Даже если бы  я не дал  себе торжественного 
обещания не  ужинать, мне это  все равно не грозило.  К столовой невозможно 
было  подобраться ближе  чем на  двадцать ярдов  [1 ярд  = 91,44  см.]. Под 
ногами  путалась малышня,  сновавшая туда-сюда  и оравшая  во все  горло. В 
холле  на  полу сидели  семьи  эмигрантов.  Я поглядел  на  них и  подумал: 
интересно, из какой помойки их всех выгребли? 
В конце  концов я улегся на свою коечку - и  тут меня начал донимать голод. 
Стоила ли  форма, которая мне явно не пригодится,  таких жертв - это вопрос 
на засыпку. 
Если бы у меня была с собой продовольственная книжка, я, наверное, встал бы 
в  очередь в  столовую.  Но мы  с отцом  уже сдали  книжки. Правда,  у меня 
осталось  немного  денег.  Можно  было  поискать  какого-нибудь  свободного 
торговца; говорят,  они обычно так и роятся  возле отелей. Но отец считает, 
что "свободный торговец" -  неправильное название. На самом деле они просто 
спекулянты, а у спекулянтов  порядочные люди никогда ничего не покупают. Да 
и как их искать, этих торговцев, кто бы подсказал. 
Я встал, выпил воды, снова лег и заставил себя расслабиться. В конце концов 
мне все же удалось заснуть. Снился мне клубничный торт со взбитыми сливками 
- я имею в виду, настоящими, из-под коровы. 
Проснулся я зверски голодным, но тут же вспомнил, что сегодня мой последний 
день на  Земле. Возбуждение от этой мысли  приглушило голод. Я встал, надел 
скаутскую форму, а поверх нее - космический костюм. 
Я  думал,   что  мы   сразу  отправимся  на   борт.  Но  не   тут-то  было. 
Сначала  нам   велели  собраться  под  навесом,   натянутым  перед  отелем, 
неподалеку    от   контрольно-пропускного   пункта.    Кондиционеров   там, 
естественно,  не было,  но, поскольку  стояло раннее  утро, пустыня  еще не 
обдавала жаром. Я отыскал букву "Л" и уселся под ней на рюкзак. Ни отца, ни 
его  семьи  не  видать.  Похоже,  придется  мне лететь  на  Ганимед  строго 
самостоятельно. Ну и ладно. 
За воротами,  милях в пяти от навеса, на  взлетном поле виднелись корабли - 
"Дедал"  и "Икар",  снятые  специально по  такому случаю  с  обычного рейса 
"Земля - Луна", а  также "Бифрост" - старая челночная ракета. Насколько мне 
известно, она весь свой век летала одним маршрутом - до космической станции 
Супер-Нью-Йорк. 
Мне  хотелось  попасть на  "Бифрост",  хотя  ракета и  уступала в  размерах 
"Дедалу"  с  "Икаром". Но  я  помню,  как впервые  в  жизни наблюдал  старт 
космического корабля - и это был "Бифрост". 
Рядом  со мной  побросало свой  багаж какое-то семейство.  Мамаша взглянула 
вдаль и осведомилась: 
- Джозеф, который из них "Мейфлауэр"? 
Супруг попытался  объяснить ей,  что к чему,  но так и не  смог рассеять ее 
недоверие. Я  чуть не лопнул, стараясь удержаться  от смеха. Нет, вы только 
подумайте: эта  недотепа полна решимости  покорить Ганимед и в  то же время 
понятия  не имеет,  что корабль,  на котором  ее туда доставят,  построен в 
космосе и нигде не может приземлиться? 
Толпа эмигрантов и провожающих все прибывала, но отец не объявлялся. Кто-то 
окликнул меня, я обернулся и увидел Дака Миллера. 
- Чао, Билл, - сказал он. - Я уж боялся, что не успею. 
- Привет, Дак. Как видишь, я еще здесь. 
- Я звонил тебе вчера вечером, но по телефону сказали: "Абонент выбыл". Так 
что я слинял с уроков и рванул прямо сюда. 
- Ну, Дак, не стоило... 
-  Но мне  хотелось  отдать тебе  это. Он  протянул мне  коробку шоколадных 
конфет весом не меньше  фунта. Я потерял дар речи. Потом поблагодарил его и 
сказал: 
- Дак, я очень тронут, честное слово. Но мне придется вернуть тебе коробку. 
- Почему? 
- Вес. То есть масса. Мне нельзя прибавить ни унции. 
- Ты можешь нести ее в руках. 
- Не поможет. Они считают общий вес. 
Он переварил информацию и заявил: 
- Тогда давай откроем ее. 
- Конечно. 
Я вскрыл коробку и предложил ему конфету. Глаза мои приклеились к шоколаду, 
а желудок  просто взвыл,  умоляя о пище.  В жизни не  чувствовал себя таким 
голодным. Я сдался и  съел конфетку, решив, что все равно вспотею и потеряю 
в  весе.  Стало припекать,  а  на мне  была  скаутская форма  и поверх  нее 
космический  костюм -  самая та  экипировочка для  пустыни Мохаве  в разгар 
июня. 
Естественно,  после конфеты  безумно захотелось  пить. Стоит  раз поддаться 
искушению - и ты увяз. 
Я отошел к фонтанчику  и глотнул чуток. Потом вернулся к Даку, протянул ему 
коробку и велел на первом же скаутском собрании съесть ее с ребятами за мое 
здоровье. Дак пообещал, что так и сделает, И добавил: 
-  Знаешь,   Билл,  мне   бы  хотелось  уехать  с   тобой.  Честное  слово. 
Я сказал,  что был  бы рад, только  не понимаю, с  чего он  вдруг так круто 
переменил свое  мнение? Дак смутился, но тут  показался мистер Кински, а за 
ним -  отец, Молли  с пигалицей и  сестра Молли миссис ван  Метр. Все стали 
жать друг  другу руки, миссис ван  Метр разрыдалась, а пигалица привязалась 
ко  мне с вопросами  - почему это  у меня  костюм такой, будто  надутый, да 
почему это пот с меня градом льет? 
Джордж  наблюдал за  моей  реакцией, но  тут  выкрикнули наши  имена, и  мы 
двинулись к пропускному пункту. 
Сначала взвесили Джорджа, Молли  и Пегги, потом пришла моя очередь. Багаж у 
меня был тютелька в тютельку, и я шагнул на весы. Ну надо же - сто тридцать 
один   и   одна   десятая   фунта!   Вполне  мог   съесть   еще   конфетку. 
- В  норме! - сказал таможенник, поднял на меня глаза  и удивился: - Что ты 
напялил на себя, сынок? 
Закатанный левый рукав скаутской  формы предательски вылез из-под короткого 
рукава  космического костюма,  сияя  нашивками, словно  сигнальными огнями. 
Я ничего  не ответил. Таможенник пощупал  валики у меня на  руках и заявил: 
- Парень, ты что,  в арктическую экспедицию собрался? Неудивительно, что ты 
весь  мокрый. А  известно  тебе, что  ничего  лишнего на  себя надевать  не 
положено? 
К  нам  подошел отец,  спросил,  в  чем дело.  Я  молчал,  ощущая, как  уши 
наливаются  жаром.  Таможенник  тем  временем провел  переговоры  со  своим 
помощником, потом позвонил куда-то и наконец объявил: 
- Все  нормально. Охота париться в  этой чертовой коже -  валяй, дело твое. 
Следующий! 
Я  потрусил вперед,  чувствуя  себя последним  идиотом. Мы  зашли  в здание 
космопорта, взобрались наверх по пандусу. Слава Богу, здесь было прохладно. 
Через пару минут мы  очутились в помещении для посадки, прямо под кораблем. 
Им оказался "Бифрост". Из-под  земли высунулся посадочный лифт, остановился 
у   пассажирской  платформы,   и   мы  всем   скопом  втиснулись   в  него. 
Организовано все было четко.  Багаж у нас отобрали в помещении для посадки, 
а пассажиров распределили по  весовым категориям, так что нас с отцом опять 
разделили. Меня поместили на  верхней палубе, сразу за рубкой управления. Я 
нашел  свое место,  кресло 14-Д,  и отправился  поглазеть в  иллюминатор на 
"Дедал" с "Икаром". 
Проворная  маленькая  стюардесса,  ростом  чуть выше  кузнечика,  проверила 
пассажиров по  списку и  предложила сделать укол от  космической болезни. Я 
поблагодарил и отказался. 
- Приходилось уже бывать в космосе? - спросила она. 
Я признался, что нет, не приходилось. 
- Тогда лучше сделайте укол. 
Я  сказал, что  привык к  полетам -  я, как-никак,  пилот; тошнить  меня не 
будет. Правда, я умолчал  о том, что летал только на вертолетах. Стюардесса 
пожала плечами и пошла дальше. 
- "Дедал" к взлету готов! - объявил динамик. 
Я прильнул к иллюминатору, чтобы не пропустить старт. 
"Дедал" стоял  где-то в  четверти мили от  нас и немного  повыше. Красивый, 
четкий силуэт, блестящий в  лучах восходящего солнца. За кораблем, направо, 
в конце поля на блокпосте зажегся зеленый свет. 
Корабль  чуть-чуть  накренился  к  югу, буквально  на  несколько  градусов. 
Снизу  вырвалось  пламя,   сначала  оранжевое,  потом  ослепительно  белое. 
Разлилось по полю, и его тут же поглотили вентиляционные отверстия. "Дедал" 
оторвался от земли. 
Мгновение он висел в  воздухе - видно было, как колеблются очертания холмов 
в струях, вырывающихся из дюз, - а потом исчез. 
Именно так - исчез. Вспорхнул, как испуганная птица, прочертил в небе белую 
полоску и скрылся из виду, хотя рев его двигателей все еще был слышен у нас 
на палубе. 
В ушах у меня звенело. За спиной раздался чей-то голос: 
- Но я же  не позавтракала! Капитану придется подождать. Скажи ему, Джозеф! 
Старая знакомая!  Та самая  недотепа, которая не знала,  что "Мейфлауэр" не 
приземляется на  планетах. Муженек попытался ее  урезонить, но где там! Она 
воззвала к стюардессе. 
-  Но, мадам,  -  услышал я  голос стюардессы,  -  капитан не  может сейчас 
разговаривать с вами. Он готовится к старту. 
Это  не  возымело никакого  действия.  В конце  концов стюардессе  пришлось 
торжественно  пообещать,  что завтрак  будет  подан сразу  после старта.  Я 
навострил уши: надо мне тоже сделать заказ. 
Через  двадцать минут  стартовал  "Икар", а  потом опять  врубился динамик: 
-   Внимание!   Всем   занять   свои   места,   приготовиться   к   старту! 
Я  вернулся   к  креслу,   стюардесса  проверила,  все   ли  пристегнулись, 
предупредила, чтобы  без разрешения  никто не расстегивал ремни,  и ушла на 
нижнюю палубу. 
Я  почувствовал, как  заложило уши,  а затем  корабль тихонько  вздохнул. Я 
сглотнул  слюну, потом еще  и еще.  Из корабля выкачивали  воздух, заполняя 
отсеки  стандартной   кислородно-гелиевой  смесью   с  давлением  вполовину 
меньшим,  чем  над  уровнем  моря.  Женщине  -  той  самой -  это  явно  не 
понравилось. 
- Джозеф,  - заныла она, -  у меня голова разламывается!  Джозеф, мне нечем 
дышать! Сделай же что-нибудь! 
Она  вцепилась  в  свои  ремни  и  приподнялась. Муж,  уложил  ее  обратно. 
"Бифрост" слегка наклонился, и динамик возвестил; 
- Три минуты до старта! 
Помолчал и после томительно долгой паузы ожил вновь: 
- Одна минута до старта! 
И тут же другой голос начал отсчет; 
- Пятьдесят девять! Пятьдесят восемь! Пятьдесят семь! 
Сердце у меня билось так громко, что заглушало все звуки. А голос продолжал 
считать: 
-  Тридцать пять!  Тридцать  четыре! Тридцать  три! Тридцать  два! Тридцать 
один! Полминуты! Двадцать девять! Двадцать восемь! 
И наконец: 
- Десять! 
- Девять! 
- Восемь! 
- Семь! 
- И шесть! 
- И пять! 
- И четыре! 
- И три! 
- И два... 
Слово  "один", или  "старт", или  что они  там обычно  говорят, я так  и не 
услышал.  В этот  момент на  меня что-то  свалилось и намертво  придавило к 
креслу. Однажды, когда мы с друзьями лазили по пещере, с потолка обрушилась 
земля, так  что меня еле откопали.  Нечто подобное я чувствовал  и сейчас - 
только никто и не думал меня откалывать. 
В  груди жгло  огнем.  Ребра трещали  - того  и гляди  сломаются. Я  не мог 
шевельнуть   даже  пальцем.   Попробовал  вдохнуть   -  и  тоже   не  смог. 
В общем-то  не скажу, чтобы я испугался,  поскольку знал, что стартовать мы 
будем с высокими перегрузками,  но неприятно было ужасно. С трудом повернув 
голову, я  увидел, что  небо залито багровым  заревом. Прямо на  глазах оно 
почернело  -  и  вокруг  появились  звезды,  миллионы  звезд,  хотя  Солнце 
продолжало ослепительно сиять через иллюминатор. 
Двигатели  ревели как  сумасшедшие; потом  вдруг разом стихли  и воцарилась 
тишина.  Говорят, в  старинных  ракетах рев  был слышен  даже  тогда, когда 
корабль переходил  на сверхзвуковую скорость. Но  на "Бифросте" стало тихо, 
как в подушке, набитой перьями. 
Делать  было нечего  -  оставалось только  лежать, пялиться  в иллюминатор, 
втягивать в  себя воздух и стараться  не думать о тяжести, взгромоздившейся 
на грудь. 
И  вдруг, совершенно неожиданно,  желудок подпрыгнул  к горлу и  я сделался 
невесомым. 
 
 
                               Глава 4 
                           Капитан Делонпре 
 
Невесомость, да еще испытанная  впервые в жизни, штука неприятная, доложу я 
вам. Конечно, привыкнуть к  ней можно. А не привыкнешь - придется голодать. 
Бывалые космонавты утверждают даже,  что им нравится невесомость. Мол, пара 
часов сна в таком состоянии заменяет целую ночь на Земле. Ну, привыкнуть-то 
я привык, но не скажу, чтобы мне это нравилось. 
На взлет  "Бифросту" понадобилось  около трех минут. Но  нам они показались 
бесконечными из-за ускорения, которое  достигло чуть л