придется туго,  но только  так ты  сможешь вернуть 
утраченный авторитет. 
- Хэнк,  у тебя и вправду крыша поехала! Да в  этом отряде я буду последним 
салагой! 
-  В том-то  весь и фокус,  - спокойно  отозвался Хэнк. -  Мы действительно 
здесь салаги, просто среди своих это не так заметно. Но если мы останемся в 
отряде,  то  застрянем в  салагах  на  всю жизнь.  Зато  если перейдем,  мы 
окажемся в компании тертых ребят, которые знают, что почем. Глядишь, и сами 
поумнеем. 
- Ты сказал - "мы"? 
- Я сказал "мы". 
-  Теперь понятно.  Ты хочешь  перейти в  отряд Леды  и запудрил  мне мозги 
исключительно  для  того, чтобы  я  составил  тебе компанию.  Да, Хэнк,  ты 
настоящий друг! 
Он ухмыльнулся, нимало не смутившись. 
- Славный  старина Билл! Тресни ему по башке  раз восемь-девять, и он любую 
идею на  лету схватит.  Не вешай нос,  Билли! Через четыре  месяца и девять 
дней  никто   уже  не  назовет  нас   салагами  -  мы  заделаемся  матерыми 
старожилами. 
- Откуда такой точный срок? 
-  Да  оттуда,  что  "Мейфлауэр"  доставит  новую партию  иммигрантов  -  и 
последним пометом станут уже они! 
- Хм... 
План  Хэнка мы  все же  осуществили. Сперва приходилось  несладко, особенно 
мне... Как в тот вечер, например, когда они всем скопом привязались ко мне: 
объясни,  мол,  как  стать  героем? Видно,  кто-то  пронюхал  об истории  с 
метеоритом.  Но в  общем доставали  меня не  слишком сильно.  Сергей, когда 
оказывался рядом, пресекал все  подначки в зародыше, а со временем шутникам 
и самим надоело. 
И  вообще, Сергей  вел себя  настолько благородно  и великодушно,  что меня 
просто подмывало двинуть ему разок. 
Чтобы вновь утвердиться в  звании "орла", мне нужно было получить всего две 
нашивки,  то  есть  сдать  экзамены  по агрономии  и  планетарной  экологии 
Ганимеда.  Предметы непростые,  но изучать  их стоило  - хотя бы  для того, 
чтобы выжить. И я погрузился в учебу. 
Экология  - самая  сложная  и запутанная  штука  в мире.  Я поделился  этим 
соображением  с Джорджем, и  он заметил,  что политика, пожалуй,  еще хуже, 
хотя, с  другой стороны, политику можно  рассматривать как один из аспектов 
экологии. В словаре экология трактуется как "наука о взаимоотношениях между 
живыми организмами  и средой  обитания". Звучит довольно  туманно, верно? С 
таким  же   успехом  можно   определить  ураган  как   "движение  воздуха". 
Проблема с  экологией в  том, что невозможно  понять, с какого  конца к ней 
подступиться: там все взаимосвязано и все влияет друг на друга. Неожиданные 
заморозки в  Техасе могут повлиять на стоимость  завтрака на Аляске, что, в 
свою  очередь, скажется  на улове  лосося, а  это вызовет  еще какие-нибудь 
непредвиденные  последствия. В  общем,  как в  той хрестоматийной  истории: 
британские колонии  забирают из Англии молодых  холостяков, а дома остаются 
девушки,  которые становятся  старыми  девами, а  старые девы  заводят себе 
кошек,  и кошки  перестают ловить  полевых мышей,  а полевые  мыши разоряют 
шмелиные гнезда,  а шмели  необходимы для опыления клевера,  а клевер нужен 
скоту, из  которого готовят  знаменитые английские ростбифы,  чтобы кормить 
солдат, которые  защищают колонии, в которые  эмигрировали холостяки, что и 
привело к появлению старых дев. 
Не  очень  научно,  да?  Я имею  в  виду,  что  в  экологии чересчур  много 
переменных,  которые невозможно  вычислить. А  Джордж утверждает,  что если 
факты не  поддаются цифровому  выражению, то данный  предмет нельзя назвать 
наукой, а потому лично  он предпочитает иметь дело с техникой. Вот так вот. 
Я переключился  на более конкретные проблемы  ганимедской экологии, которые 
были мне по зубам.  Например, проблема насекомых: на Ганимеде упаси вас Бог 
раздавить какую-нибудь букашку. Пока здесь не высадились люди, насекомых на 
планете  не было.  Все  они обязаны  своим появлением  совету  по биономии, 
разработавшему  проект,   и  главному  экологу,  благословившему  вторжение 
насекомых на  Ганимед. Зато  теперь над ними трясутся  и всячески ублажают, 
чтобы   они   чувствовали   себя   как   дома,   жирели   и   размножались. 
Конечно, не в обычаях  скаутов давить букашек, разве только черных пауков и 
прочую  мерзость,  но  как-то  трудно привыкнуть  к  мысли,  что если  тебя 
застукают   за  этим   занятием,   то  всерьез   намылят  шею   и  вдобавок 
недвусмысленно намекнут, что колония  не может обойтись без насекомых, зато 
без тебя обойдется запросто. 
Или,  например, земляные черви.  Они действительно  ценятся на вес  урана и 
стоят   того,  я-то  знаю,   сам  их   покупал.  Фермеру  без   них  зарез. 
Заселить планету  насекомыми вовсе  не так просто,  как кажется. Ною  с его 
зверьем  - каждой  твари  по паре  - было  легче,  потому что,  когда потоп 
прекратился и  схлынули воды, в его  распоряжении осталась прежняя планета, 
привычная  для обитателей  ковчега.  Но Ганимед  - это  вам не  Земля. Вот, 
скажем, "Мейфлауэр"  привез с собой пчел.  Однако их так и  не выпустили на 
свободу; их заперли в ангаре "Оаху" и, похоже, надолго. Пчелам нужен клевер 
или что-нибудь в этом роде. На Ганимеде планировали сеять клевер в основном 
для того, чтобы он  насыщал почву азотом и восстанавливал истощенные почвы, 
но пока в атмосфере было слишком мало азота, так что клевер оставался делом 
будущего. 
Однако  я забегаю вперед.  Вопрос этот  подводит нас к  технической стороне 
экологии. До появления людей Ганимед состоял из голых камней и льда, на нем 
и  атмосферы-то почти  не было -  так, следы  аммиака с метаном.  И колотун 
стоял зверский.  Так что  в первую очередь люди  стали создавать атмосферу, 
пригодную для дыхания. 
Исходный  материал был  под  рукой -  лед. Оставалось  лишь  найти источник 
энергии и  расщепить молекулу  воды на водород  и кислород. Водород  тут же 
натуральным образом улетучится, а  кислород осядет на поверхность планеты - 
дыши  на  здоровье.  Вот  так  уже  в течение  пятидесяти  лет  создавалась 
атмосфера. 
Как вы думаете, сколько энергии нужно, чтобы окутать планету такого размера 
атмосферой с давлением три фунта? 
Поскольку  сила тяжести  на Ганимеде  в три  раза меньше земной,  то, чтобы 
создать  давление три  фунта  на квадратный  дюйм, требуется  девять фунтов 
воздуха. Следовательно, для  каждого квадратного дюйма поверхности Ганимеда 
нужно растопить как минимум девять фунтов льда - и это в условиях, когда на 
планете двести градусов ниже нуля по Фаренгейту. 
Сначала лед надо нагреть до температуры таяния и превратить в воду, а затем 
молекулу  воды превратить  в газ  - не  электролизом, как в  лаборатории, а 
нагреванием до  сверхвысоких температур  в конвертерах массы.  В результате 
получается  смесь  кислорода с  водородом,  обеспечивающая  давление в  три 
фунта. Смесь  эта не  взрывоопасна, ибо водород, как  элемент более легкий, 
воспаряет  вверх в  концентрации  настолько близкой  к вакууму,  что всякое 
возгорание исключено. 
Но на  расщепление уходит уйма энергии -  65 000 британских тепловых единиц 
на квадратный  дюйм поверхности  или, если угодно, на  каждые девять фунтов 
льда. В  итоге набегает будь здоров. Ганимед  - планетка небольшая, но если 
считать в  квадратных дюймах, то 135000000000000000  штук на ее поверхности 
наберется. Умножим на 65000 британских тепловых единиц, переведем их в эрги 
и получим 92 500 000 000 000 000 000 000 000 000 000 эргов. Девяносто два с 
половиной  миллиарда секстиллионов  эргов! Такое  красивое число, что  я не 
поленился   записать   его  в   дневнике   и  продемонстрировать   Джорджу. 
Однако Джордж  не впечатлился. Он заявил, что  числа по сути все одинаковы, 
только невежд потрясают цепочки  из нулей. И тут же заставил меня вычислить 
эту  величину  в  единицах  массы-энергии  по  старой доброй  формуле  Е  = 
MxC_квадрат  ,   поскольку  атмосферу  на  Ганимеде   создавали  с  помощью 
конвертеров массы. 
По  формуле Эйнштейна  один  грамм массы  дает 9  x 10  эргов, так  что мое 
потрясающе длинное число соответствует  1,03 x 10_в_11_степени граммам, или 
113 200 тоннам. В качестве источника энергии использовали в основном тот же 
лед,  из  которого  делали  воздух, разве  только  иногда  вместе со  льдом 
попадался обломок  скалы. Конвертер массы слопает  все, что угодно, ему без 
разницы. 
Но  для  удобства  будем  считать,  что использовали  только  лед.  Значит, 
получается,  что нужен  ледовый куб  с ребром  сто шестьдесят  футов. Такую 
штуку я более или менее способен себе представить. 
Я показал  свой ответ Джорджу, и он опять не  впечатлился. Он сказал, что я 
должен научиться одинаково легко воспринимать числа с нулями и без них, тем 
более что они обозначают одну и ту же величину. 
Только не подумайте, что для атмосферы Ганимеда хватило куба льда с ребрами 
по сто шестьдесят футов.  Эту глыбу превратили в энергию, с помощью которой 
можно было  приступать к дальнейшим фокусам. Если бы  тот лед, что пошел на 
получение кислорода и водорода,  вернуть в исходное состояние, он покрыл бы 
всю планету  слоем толщиной в двадцать пять  футов - подобная ледяная шапка 
когда-то и покрывала Ганимед. 
Как  выразился  Джордж, приведенные  данные  доказывают только  то, что  на 
Ганимеде  льда навалом,  что  без конвертеров  массы нечего  было  и думать 
колонизировать   планету.  Порой   мне  кажется,  что   привычка  инженеров 
воспринимать  все  факты  как  нечто  само  собой  разумеющееся  лишает  их 
способности ощущать самый смак жизни. 
Таким  образом, благодаря  трехфунтовому  давлению кислорода  и парниковому 
эффекту у  колонистов не стыла в  жилах кровь и они  могли передвигаться по 
планете  без скафандров  и обходиться  без воздушных камер.  Но атмосферный 
проект не закрыли. Во-первых,  скорость убегания [Скорость убегания, она же 
вторая  космическая -  это  скорость, которую  необходимо развить  объекту, 
чтобы преодолеть  притяжение планеты  и улететь в  космическое пространство 
данной  солнечной системы]  на  Ганимеде невелика,  всего лишь  1,8  мили в 
секунду  (на Земле  7  миль в  секунду), так  что атмосфера,  в особенности 
водород, будет потихоньку улетучиваться в космос и через миллион лет от нее 
ничего не останется. А во-вторых, нам нужен был азот. 
Азотом мы не  дышим, а потому, как правило, о нем и  не думаем. Но без него 
не может образоваться белок,  то есть любая плоть. Растения обычно получают 
азот из  почвы. Некоторые, типа клевера,  люцерны, фасоли, умеют высасывать 
его из  воздуха и насыщают им почву.  Ганимедская почва богата азотом, ведь 
первоначальная  скудная атмосфера  частично состояла  из аммиака, но  не за 
горами тот  день, когда нужно будет вернуть  азот, взятый у планеты взаймы. 
Поэтому проект переориентировали на получение азота. 
А  это куда  сложнее,  чем расщепить  молекулу воды:  превратить устойчивый 
изотоп  азота-16  в устойчивый  изотоп-14  -  операция крайне  энергоемкая, 
природной энергии для нее  недостаточно (по крайней мере, так было написано 
в  книге),  и  долгое время  она  считалась  теоретически невозможной.  Мои 
познания  в области ядерной  физики не  выходят за рамки  школьных, поэтому 
уравнения  я  просто пропускал.  Главное,  что с  помощью конвертера  массы 
реакция  стала  осуществимой, а  значит,  к  тому времени,  когда почвы  на 
Ганимеде истощатся, их будет чем обогатить. 
С двуокисью  углерода, к счастью,  проблем не было: на  Ганимеде навалом не 
только  водного льда,  но и  сухого, испарившегося  в атмосферу  задолго до 
того,   как   первый   фермер   положил   на  стол   заявку   на   участок. 
Но даже  если у  вас есть кислород,  двуокись углерода и  кусок целины, это 
вовсе  не  означает, что  вы  можете  приступать к  пахоте. Почва-то  здесь 
мертвая. Мертвая, как Христофор Колумб. Голые стерильные скалы без малейших 
признаков жизни.  От них  ой как далеко до  плодородного теплого чернозема, 
кишащего  бактериями и  земляными  червями, -  чернозема, на  котором можно 
вырастить урожай. 
И создать такой чернозем должны были сами фермеры. 
Чувствуете,  в  какой  узел  все  завязано?  Клевер,  пчелы,  азот,  вторая 
космическая  скорость, равновесие  флоры и  фауны, законы  поведения газов, 
правила   сложных   процентов,  метеорология   -  эколог-математик   обязан 
предусмотреть все, и предусмотреть  заранее. Экология - вещь взрывоопасная; 
самое незначительное и на первый взгляд безвредное вторжение может нарушить 
природный  баланс. Все  мы помним  историю с  английскими воробьями.  Или с 
австралийскими  кроликами,  которые  чуть  не  сожрали  с  потрохами  целый 
континент. А  карибские мангусты,  истребившие цыплят, которых  должны были 
охранять?  Или  африканские улитки  -  пока ученые  искали, какие  паразиты 
способны их уничтожить, от  западного тихоокеанского побережья чуть было не 
остались рожки да ножки! 
Вы  привозите  на  Ганимед  безобидное  полезное  насекомое,  растение  или 
животное, не позаботившись прихватить с собой его природных врагов, и через 
пару сезонов начинаете сожалеть,  что вместо этих милых созданий не завезли 
сюда бубонную чуму. 
Но  обо всем  об этом  болит голова  у главного  эколога. У  фермера задача 
другая,  из  области  инженерной  агрономии: создать  плодородную  почву  и 
вырастить на ней урожай. 
А это означает подобрать  все, что валяется под ногами: оттаявшие гранитные 
валуны,  замерзшие  потоки  лавы, пемзу,  песок,  обломки  древних скал,  - 
взорвать их, чтобы раскололись на мелкие кусочки, измельчить верхние слои в 
порошок, присыпать сверху горсткой родной земной землицы, а потом нянчиться 
с живой почвой, не давая ей зачахнуть, и с каждым днем помаленьку расширять 
участок. Нелегкая задачка. 
Зато интересная. Первоначальное  намерение изучить предмет настолько, чтобы 
сдать  экзамен,  вылетело  у  меня из  головы.  Я  рыскал по  окрестностям, 
осматривая  поля на  разных стадиях  культивации, стараясь  увидеть процесс 
своими  глазами.   На  это  у  меня  ушла   чуть  не  целая  светлая  фаза. 
Когда  я  вернулся домой,  то  обнаружил,  что Джордж  уже объявил  розыск. 
- Где тебя носило, горе мое? - осведомился он. 
- Везде понемногу. Смотрел, как фермеры вкалывают. 
Но  ему   непременно  нужно  было   знать,  где  я  спал   и  чем  питался. 
- Билл, - сказал  он, - это замечательно, что ты готовишься к экзаменам, но 
зачем  же  превращаться в  бродягу?  Я,  конечно, тоже  виноват. Надо  было 
уделять тебе побольше внимания.  - Он задумался, потом добавил: - Я считаю, 
что тебе  надо пойти в здешнюю школу.  Конечно, уровень преподавания там не 
ахти, но это лучше, чем болтаться без дела. 
- Джордж! 
- Да, так будет лучше... Что? 
- Ты окончательно отказался от мысли о ферме? 
- Трудный вопрос, Билл. - Отец нахмурился. - Я бы хотел, но Пегги... Трудно 
сказать.  Хотя  наша фамилия  по-прежнему  в  шапке. Окончательно  придется 
решать перед жеребьевкой. 
- Отец, я займусь этим. 
- Не понял. 
-  Ты будешь  работать в  городе и  заботиться о  Пегги и  Молли. А  я буду 
поднимать ферму. 
 
 
                               Глава 13 
                       Джонни Яблочное Семечко 
 
Наша очередь на жеребьевку подошла через три недели; на следующий день мы с 
Джорджем отправились осматривать свои  владения. Участок находился к западу 
от  города,  за грядой  Кнейпера  - район  для  меня совсем  новый, я-то  в 
основном  разведывал  на востоке,  по  направлению  к энергостанции,  возле 
которой располагалось большинство освоенных земель. 
Но  здешние фермы  тоже  выглядели совсем  неплохо: несколько  акров сочной 
зелени,  на  остальных  полях камни  раздроблены  и  измельчены. Похоже  на 
сельские пейзажи в Иллинойсе - хотя чего-то тут недоставало. В конце концов 
до меня дошло: недоставало деревьев. 
И все-таки даже без деревьев край был прекрасен. Справа, к северу, тянулись 
предгорья  Большого Сахарного  хребта. Милях в  двадцати-тридцати виднелись 
заснеженные горные пики. Слева с юга изгибалась лагуна Серенидад, подходя к 
горам  значительно ближе,  чем  в Леде.  Мы брели  в  паре сотен  футов над 
озером.   Денек  выдался   погожий,   и  мне   казалось,  что   я  различаю 
противоположный берег. А может, просто померещилось. 
Картина ласкала  глаз и веселила душу; даже отец  и тот проникся. Он шагал, 
насвистывая  "Милый   край",  и  отчаянно  фальшивил   -  свои  музыкальные 
способности я унаследовал от Анны. 
Отец перестал свистеть и заявил: 
- Билл, я тебе завидую. 
- Мы  все равно  будем вместе, Джордж.  Просто я ваш авангард.  - Я немного 
подумал и добавил: -  Джордж, знаешь, чем я займусь в первую очередь, после 
того как посею немного зерна? 
- Чем же? 
- Я закажу семян и буду выращивать для тебя табак. 
- Да что ты, сынок! И не думай даже. 
- Почему?  - Слово "сынок" означало, что отец  растроган. - Я могу заняться 
табаком с таким же успехом, как и другими культурами. 
- Спасибо за заботу,  но у нас будут дела поважнее. А к тому времени, когда 
мы сможем позволить себе такую роскошь, я и трубку-то разучусь раскуривать. 
Честное слово, я уже отвык. 
Мы  потопали  вперед,  не  говоря ни  слова,  но  ощущая  душевный покой  и 
внутреннюю близость. Внезапно дорога оборвалась. Отец остановился и вытащил 
из сумки карту. 
- Похоже, где-то здесь. 
На карте линия шоссе после обрыва продолжалась пунктиром, указывавшим, куда 
оно  пойдет потом.  От нашей  фермы до  этой несуществующей дороги  было не 
более  полумили.  Судя по  схеме,  край  наших владений  - вернее,  будущих 
владений,  если мы  сумеем  их освоить,  - тянулся  на четверть  мили вдоль 
северной стороны  шоссе, а сам  участок уходил к предгорьям.  На карте было 
написано:   "Чертеж   117-Н-2"   и   стояла  печать,   главного   инженера. 
Отец  уставился на  место,  где обрывалась  дорога. Путь  дальше преграждал 
поток  застывшей  лавы  с  меня ростом,  суровый,  как  зима  в штате  Мэн. 
-  Билл!  -  сказал   отец.  -  Как  думаешь,  вышел  бы  из  тебя  индеец? 
- Надеюсь, что неплохой. 
-  Попробуем   перелезть  через   лаву,  чтобы  не   сворачивать  с  курса. 
Легко сказать! Мы боролись с ней, оскальзывались, пытались зацепиться. Лава 
только выглядит  мягкой. Отец  ободрал себе коленку,  а я уже  потерял счет 
нашим бесплодным  попыткам. Но все-таки мы  одолели преграду и очутились на 
поле, усеянном  валунами. Они  валялись как попало -  булыжники величиной с 
кулак и глыбы размером с дом. Всех их пригнал сюда таявший лед, из которого 
впоследствии образовалась лагуна Серенидад. 
Джордж говорит,  что у Ганимеда была бурная  молодость, с кипящими парами и 
вулканами. 
Пробираться  между валунами  не  так уж  сложно,  но с  курса сбиваешься  в 
момент.    Пройдя   совсем    немного,    отец   притормозил    и   сказал: 
- Билл, ты знаешь, куда мы забрели? 
- Не-а,  - признался я. - Но мы пока  не заблудились. Нужно только свернуть 
обратно на восток, и мы непременно выйдем на место. 
- Хорошо бы. 
- Погоди-ка! 
Перед  нами возвышалась  громадная глыбина.  Я забрался  на нее  без особых 
потерь, лишь слегка оцарапав ладонь. 
- Вижу шоссе, - сообщил я отцу. - Мы чуток отклонились к северу. И, как мне 
кажется, слишком далеко ушли. 
Я на глаз прикинул  расстояние и слез на землю. Мы прошагали немного к югу, 
затем   вновь  свернули   на  восток.   Через  какое-то  время   я  сказал: 
-   Боюсь,   мы   прошли   мимо,   Джордж.   Неважный   из   меня   индеец. 
- Да? А это что? 
Отец остановился,  обогнав меня  на пару шагов.  Прямо перед ним  из камней 
была сложена пирамидка, а на верхнем плоском булыжнике красовалась надпись: 
"117-Н-2, юго-восточный угол". 
Выходит, последние полчаса мы  бродили по своему участку, и огромный валун, 
на который я взбирался, тоже был нашей собственностью. 
Мы присели на плоский камень и огляделись вокруг. Говорить было нечего; оба 
мы  думали об  одном  и том  же: если  это