Роберт ХАЙНЛАЙН 
   ФЕРМЕР В НЕБЕ 
 
   пер. И. Васильевой 
 
                               Глава 1 
                                Земля 
 
Наш  отряд  провел  весь  день  в  горах  Сьерра-Невада  и  припозднился  с 
возвращением.  Из  лагеря  мы  снялись вовремя,  но  транспортный  контроль 
завернул нас на восток  из-за погодных условий. Я был не в духе: когда меня 
нет дома, отец, как правило, сидит без ужина. 
Да еще  вторым пилотом  мне навязали новичка;  мой помощник заболел,  и наш 
скаутский руководитель мистер Кински  подсунул мне этого пижона. Сам мистер 
Кински летел в другом вертолете, с отделением "Пантер". 
- А немного побыстрее нельзя? - поинтересовался пижон. 
-  Слыхал   когда-нибудь  о  правилах  движения?   -  спросил  я  в  ответ. 
Вертолет,  управляемый наземной  службой,  медленно плыл  на автопилоте  по 
грузовому  воздушному  коридору, куда  нас  втиснул транспортный  контроль. 
Пижон рассмеялся. 
- Так  ты же в любой момент  можешь сослаться на экстренные обстоятельства. 
Смотри,  как  это делается!  -  Он  включил микрофон.  - "Лиса  восемь-три" 
вызывает транспортный... 
Я  вырубил   связь,  включил   передатчик  снова  и,   когда  транспортники 
отозвались, сказал, что мы вызвали их по ошибке. 
Пижон скривился. 
-  Какой  примерный  маменькин сыночек!  -  пропел  он приторным  голоском. 
Вот этого ему говорить явно не следовало. 
-  Убирайся  на  корму, -  сказал  я,  - и  позови  ко  мне Слэта  Кейфера. 
- Зачем это? Он же не пилот! 
- Можно  подумать, что  ты пилот! Весите  вы одинаково, а я  не хочу, чтобы 
наша развалюха потеряла равновесие. 
Пижон поглубже уселся в кресло. 
-  Старик   Кински  назначил  меня  вторым   пилотом.  Я  никуда  не  уйду. 
Я  сосчитал до  десяти и спустил  это дело  на тормозах. Пилотская  рубка в 
воздухе - не место для драки. Больше мы не разговаривали до тех пор, пока я 
не  посадил   вертолет  на  плато  Северный   Диего  и  не  вырубил  мотор. 
Конечно, мы  прилетели последними. Мистер Кински  нас уже ждал, но  я его в 
упор не видел; я  вообще никого не видел, кроме этого пижона. Я схватил его 
за грудки. 
- А ну повтори, что ты сказал! 
Рядом с нами словно из-под земли вырос мистер Кински. 
- Билл! - проговорил он. - Билл! Что все это значит? 
Я чуть  было не  выпалил, что сейчас  пересчитаю пижону зубы  и освобожу от 
лишних, но сдержался. Мистер Кински повернулся к пижону: 
- Что случилось, Джонс? 
- Я ничего не делал! Спросите кого угодно! 
Я  хотел  заявить,  что  об  этом  он будет  рассказывать  совету  пилотов: 
неподчинение  в воздухе  -  проступок серьезный.  Но меня  остановила фраза 
"спросите кого угодно". Никто нашу стычку не видел. 
Мистер Кински посмотрел на нас обоих и сказал: 
-  Билл,  построй  свое  отделение,  сделай перекличку  и  распусти  ребят. 
Так я и сделал, а потом отправился домой. 
Домой  я  пришел измотанный  и  взвинченный. По  дороге прослушал  новости: 
ничего хорошего.  Из пайка опять урезали  десять калорий. От этого известия 
есть захотелось  еще сильнее, и я снова  вспомнил, что отец наверняка сидит 
без ужина. Потом по радио передали, что "Мейфлауэр" наконец готов к полету, 
уже  составляют списки  эмигрантов. Счастливчики,  подумал я.  Никаких тебе 
урезанных пайков. Никаких пижонов Джонсов. 
И новенькая с иголочки планета. 
Джордж   -  это  мой   отец  -   сидел  в  комнате,   просматривая  газеты. 
- Привет, Джордж, - сказал я. - Ты ужинал? 
- Привет, Билл. Нет еще. 
- Сейчас что-нибудь сообразим. 
Я заглянул  в кладовку и обнаружил,  что отец не только  не ужинал, но и не 
обедал. Надо приготовить чего-нибудь посущественнее. 
Я  вытащил  из  холодильника   два  синтетических  бифштекса,  сунул  их  в 
скороварку, чтобы оттаяли, туда же отправил здоровенную печеную картофелину 
для отца и поменьше - для себя. Потом выудил из морозилки пакет с салатом и 
оставил его оттаивать на столе. 
Пока я  возился, наливая кипяток  в чашки с бульонными  кубиками и кофейным 
порошком, бифштексы  созрели для жарения. Я  перекинул их в печку, поставил 
ее на  средний режим и подбавил  жару скороварке, чтобы картошка прогрелась 
одновременно с бифштексами. Потом - назад к холодильнику, пара мороженых на 
десерт - и обед готов. 
Картошка уже  согрелась. Я  глянул в свою  расходную книжку, решил,  что мы 
можем себе  это позволить,  и шлепнул на картофелины  по кусочку маргарина. 
Тут звякнула печка, я  вытащил бифштексы, накрыл на стол и зажег свечи, как 
любила делать Анна. 
- Кушать  подано, - провозгласил я. Вернулся на  кухню, в темпе переписал с 
оберток калории и баллы и сунул упаковки в мусоросжигатель. Записи расходов 
всегда должны быть в порядке. 
Отец сел  за стол вместе со мной. Если  не считать времени, потраченного на 
записи, приготовление  ужина заняло всего две  минуты и двадцать секунд; не 
понимаю, почему женщины поднимают столько шума из-за стряпни. Системы у них 
нет,   вот  в   чем  беда.   Отец  втянул   носом  воздух   и  ухмыльнулся. 
-  Билл,   да  ты  просто   транжира!  Так  мы  быстро   вылетим  в  трубу. 
-  Спокойно,  - заявил  я.  - За  этот  квартал мы  все  еще в  плюсе. -  Я 
помрачнел. - Но если они не перестанут урезать рацион, в следующем квартале 
нам придется туго. 
Рука   Джорджа  замерла   в   воздухе  с   кусочком  бифштекса   на  вилке. 
- Опять? 
- Опять. Слушай, Джордж,  я ничего не понимаю. Год был урожайный, в Монтане 
вступила в строй дрожжевая фабрика... 
- Ты ведь слушаешь продовольственные сводки, Билл? 
- А как же! 
- А  ты обратил  внимание на результаты  переписи населения в  Китае? Вот и 
прикинь, что получается. 
Я  понял, что  он имеет в  виду, и  бифштекс внезапно показался  мне куском 
старой резины.  Что толку  стараться, рассчитывать, если  на другой стороне 
глобуса люди сводят на нет все твои усилия? 
- Эти  чертовы китайцы  вместо того, чтобы  плодить детей, лучше  бы жратву 
выращивали! 
- Делиться с ближним нужно по-братски, Билл. 
- Но... - начал я и заткнулся. Отец прав, конечно. Он почти всегда прав. Но 
все равно это как-то  несправедливо. - Ты слышал про "Мейфлауэр"? - спросил 
я, чтобы переменить тему. 
-  "Мейфлауэр"? А  что  с ним?  -  неожиданно насторожился  отец. Меня  это 
удивило.  После  смерти Анны  (Анна  - это  моя  мать) мы  с Джорджем  были 
настолько   близки,   насколько   это   вообще   возможно   между   людьми. 
-  Ну, он  готов к  полету, вот  и все.  Они начинают  набирать пассажиров. 
-  Да? -  Опять этот настороженный  тон. -  Расскажи лучше, что  вы сегодня 
делали. 
- Ничего  особенного. Прошли  пешком миль пять  на север от  лагеря. Мистер 
Кински кое-кого проэкзаменовал. Я видел горного льва. 
- Серьезно? Я думал, они уже все вымерли. 
- Ну, во всяком случае, мне так показалось. 
- Наверное,  так оно и было. А еще? Я  поколебался, потом рассказал ему про 
стычку с пижоном Джонсом: 
-  Он  даже  не  из нашего  отряда!  Какое  право  он  имеет вмешиваться  в 
управление вертолетом? 
-  Ты  поступил правильно,  Билл.  Похоже,  этот пижон  Джонс,  как ты  его 
называешь, просто не дорос до звания пилота. 
- Между прочим, он на год старше меня. 
-  В мое  время детям  до шестнадцати  вообще не давали  водительских прав. 
- Времена меняются, Джордж. 
- Это верно. Верно. 
Отец  внезапно  погрустнел.  Я  понял, что  он  думает  об  Анне, и  быстро 
проговорил: 
- Возраст - это  неважно, но как такое ничтожество, как Джонс, могло пройти 
тест на психическую устойчивость? 
-  Психические  тесты  несовершенны,  Билл. Впрочем,  как  и  люди. -  Отец 
откинулся на  спинку кресла  и зажег трубку.  - Хочешь, я  уберу сегодня со 
стола? 
- Нет, спасибо. 
Он вечно об этом  спрашивал, а я всегда отказывался. Отец у меня рассеянный 
- запросто может швырнуть  записи рациона в мусоросжигатель. Я-то все уберу 
как положено. 
-  Хочешь  партию в  криббидж  [Карточная  игра (здесь  и далее  примечания 
переводчика)]? - предложил я. 
- Да я же тебя без штанов оставлю! 
- Это мы еще посмотрим! 
Я убрал  со стола, сжег тарелки и пошел  в гостиную. Отец вытащил игральную 
доску и карты. 
Мысли его  явно где-то витали. Я  уже готов был воткнуть  фишку в последнюю 
дырочку,  а он  так  и не  начал играть  по-настоящему.  В конце  концов он 
отложил карты и посмотрел мне прямо в глаза. 
- Сынок... 
- Чего? То есть - да, Джордж? 
- Я решил эмигрировать на "Мейфлауэре". 
Я свалил  на пол игральную доску. Поднял  ее, вдохнул поглубже и постарался 
попасть в тон: 
-   Вот   здорово!   Когда  мы   летим?   Отец   яростно  пыхнул   трубкой. 
- В том-то и дело, Билл. Ты останешься здесь. 
Я онемел. Таких номеров  отец еще никогда не откалывал. Я сидел, беззвучно, 
как рыба, разевая рот. Наконец мне удалось выдавить: 
- Отец, ты шутишь! 
- Нет, сынок. 
- Но почему? Ответь мне только на один вопрос: почему? 
- Видишь ли, сынок... 
- Зови меня Биллом. 
- О'кей, Билл. Я  решил попытать счастья в колониях - но это не значит, что 
я  имею право  ломать  твою жизнь.  Тебе нужно  получить образование,  а на 
Ганимеде нет  приличных колледжей.  Закончишь учебу и  тогда, если захочешь 
эмигрировать, милости просим! 
-  И  в этом  вся  причина?  Единственная причина?  Только из-за  колледжа? 
- Да. Ты останешься  здесь и получишь диплом. А еще лучше - ученую степень. 
А  потом,  если будет  желание,  присоединишься  ко мне.  Это не  проблема: 
претенденты, имеющие  в колониях  близких родственников, идут  вне очереди. 
- Нет! 
Отец упрямо нахмурился. 
Но я тоже упрямый. 
-  Джордж,  выслушай меня.  Если  ты  оставишь меня  здесь,  это ничего  не 
изменит.  В  колледж я  не  пойду.  Я уже  сейчас  могу  сдать экзамены  на 
гражданство    третьего    класса.   Получу    разрешение   на    работу... 
- Тебе не нужно разрешение на работу, - оборвал меня отец. - Я оставлю тебе 
деньги, Билл. Ты... 
- "Оставлю  деньги"! Да я не возьму ни гроша,  если ты смотаешься и бросишь 
меня! Буду  жить на  стипендию, пока не  сдам экзамены и  не получу рабочую 
карточку! 
- Потише, сынок! Ты ведь гордишься тем, что ты скаут? 
- Ну... Да, конечно. 
- Помнится  мне, скауты должны быть  послушными. И вежливыми, кстати, тоже. 
Он, как  всегда, попал  в самую точку.  Мне не следовало  об этом забывать. 
- Джордж! 
- Да, Билл? 
-  Если я  тебе нагрубил,  извини. Но  скаутские законы  вовсе не  для того 
придуманы, чтобы все кому  не лень могли вить из нас веревки. Пока я живу в 
твоем  доме,  я тебе  подчиняюсь.  Но если  ты  бросишь меня  и уедешь,  то 
потеряешь все права на меня. Это справедливо, так ведь? 
-   Будь   благоразумным,  сынок.   Я   ведь  желаю   тебе  только   добра. 
- Не  увиливай, Джордж. Это справедливо  или нет? Если ты  улетишь за сотни 
миллионов  миль,  как ты  сможешь  распоряжаться  моей жизнью?  Я сам  буду 
отвечать за себя. 
- Но я тем не менее останусь твоим отцом. 
- Отцы и сыновья  должны жить вместе. Насколько я помню, отцы, приплывшие в 
Америку на древнем "Мейфлауэре" ["Мейфлауэр" - название корабля, на котором 
в 1620 г. в Северную Америку прибыла группа английских 
переселенцев-пуритан, основавших  поселение Новый Плимут, положившее начало 
колониям Новой Англии], привезли с собой детей. 
- Это совсем другое дело. 
- Почему? 
-  Да   потому  что   Ганимед  гораздо  дальше   -  и  там   куда  опаснее. 
- Опаснее? Но половина колонии в Плимут-роке вымерла в первую же зиму - это 
общеизвестный факт. А расстояние  не играет никакой роли, главное - сколько 
времени нужно на его преодоление. Если бы мне сегодня пришлось возвращаться 
домой  на своих  двоих,  я топал  бы  еще целый  месяц. Первые  переселенцы 
пересекали Атлантику за шестьдесят три дня, по крайней мере так нас учили в 
школе. А  по радио передавали,  что наш "Мейфлауэр" долетит  до Ганимеда за 
шестьдесят дней.  Так что от нас до Ганимеда ближе,  чем было от Лондона до 
Плимут-рока. 
Отец встал и постучал трубкой, вытряхивая пепел. 
- Я не собираюсь обсуждать этот вопрос, сынок. 
- Я тоже не  собираюсь. - Я набрал в грудь воздуха. Мне бы промолчать, но я 
уже  закусил  удила. Никогда  в  жизни  он не  позволял  себе  так со  мной 
обращаться. Боюсь, мне тоже  захотелось сделать ему больно. - Единственное, 
что я могу сказать:  не одному тебе осточертел этот урезанный паек. Если ты 
думаешь, что я останусь здесь, а ты там в колонии будешь лопать от пуза, ты 
глубоко заблуждаешься. Я-то думал, что мы друзья. 
Это было  уже совсем гнусно. Мне самому стало стыдно.  Что мы с ним друзья, 
он  сказал  мне  после смерти  Анны.  Да  так оно  и  было  на самом  деле. 
В ту же секунду,  когда я захлопнул рот, до меня дошло, почему Джордж решил 
эмигрировать  - и  что пайки  тут вовсе  ни при  чем. Но слово  не воробей. 
Отец посмотрел на меня и тихо проговорил: 
-  Вот, значит,  как ты думаешь?  Что я  хочу уехать, чтобы  не приходилось 
сидеть без обеда и экономить паек? 
-  А  зачем  же  иначе? -  Меня  несло,  и  я  никак  не мог  остановиться. 
-  Хм...  Что  ж,  если  ты  так  считаешь,  Билл,  нам  не  о  чем  больше 
разговаривать. Спокойной ночи. 
Я пошел  в свою комнату, весь в растрепанных  чувствах. Господи, до чего же 
мне сейчас  недоставало Анны  - ну просто  до физической боли!  Я знал, что 
отец чувствует  то же  самое. Она никогда  не позволила бы  нам забыться до 
такой  степени, чтобы  наорать друг  на друга.  По крайней  мере я  на него 
наорал, это  точно. И дружба наша раскололась на  мелкие кусочки, ее уже не 
склеишь. 
После душа и продолжительного  массажа мне немного полегчало. Нет, конечно, 
дружбе нашей еще не  конец. Джордж одумается. Он поймет, что мне необходимо 
лететь с ним, он  не позволит колледжу встать между нами. Я был уверен - ну 
почти уверен в этом. 
И улетел мыслями к Ганимеду. 
Ганимед! 
Надо же, я ведь даже на Луне ни разу не был! 
У нас в классе  есть один парень, так он родился на Луне. Родители остались 
там, а  его отправили на Землю в школу. Он  вечно выпендривался и строил из 
себя заядлого  космонавта. Но до Луны-то  рукой подать, какая-то несчастная 
четверть  миллиона миль  [1 миля =  1,609 км]!  Да в нее  камешками бросать 
отсюда можно!  И потом, Лунная колония себя не  обеспечивает, там все те же 
урезанные  земные пайки. Фактически  это просто  часть Земли, не  более. Но 
Ганимед! 
Сами посудите:  Юпитер отделяет от Земли  приблизительно полмиллиарда миль, 
чуть больше,  чуть меньше,  в зависимости от  времени года. По  сравнению с 
таким простором расстояние до Луны - это ж сущая мелочь! 
Я вдруг  запамятовал: Ганимед  третий или четвертый спутник  Юпитера? И мне 
позарез  потребовалось  это  узнать.  На  полке  в  гостиной  у  нас  стоял 
справочник  Элсворта Смита  "Путешествие по  Земным колониям",  из которого 
можно  было  почерпнуть  массу   ценных  сведений.  Я  отправился  за  ним. 
Отец еще не лег - сидел в гостиной и что-то читал. 
-  Э-э-э... привет!  - сказал  я и  подошел к  полке. Он  кивнул, продолжая 
читать. 
Книги на месте не оказалось. Я оглянулся вокруг. 
- Что ты  ищешь, Билл? - спросил отец. Я наконец узрел,  что у него в руках 
справочник Смита. 
- Ничего, - сказал я. - Я не знал, что ты ее читаешь. 
- Эту книгу? 
- Неважно. Найду что-нибудь другое. 
- Бери, я ее уже просмотрел. 
-  Да  не...  Ну  ладно,  спасибо.  -  Я  взял  справочник  и  развернулся. 
- Погоди минутку, Билл. 
Я остановился. 
- Я принял решение, Билл. Я не поеду. 
- Чего?! 
- Ты был прав. Мы с тобой друзья, и мое место здесь. 
- Да, но... Послушай,  Джордж, зря я ляпнул про паек. Я прекрасно знаю, что 
паек тут ни при  чем. Ты уезжаешь... ну, потому, что тебе обязательно нужно 
уехать. 
Я  хотел сказать,  что понимаю:  он едет  из-за Анны.  Но боялся,  что если 
произнесу  ее  имя  вслух,  то,  чего  доброго,  разрыдаюсь  как  младенец. 
-  Ты   имеешь  в  виду,  что  хочешь   остаться  и  поступить  в  колледж? 
- Ну... -  Честно говоря, я вовсе не это имел в  виду. Я твердо был намерен 
лететь на Ганимед. -  Я не об этом. Просто я знаю, почему ты хочешь уехать. 
Почему ты должен уехать. 
- Хм... - Он  долго возился с трубкой, раскуривая ее. Потом сказал: - Ясно. 
Хотя  и не  совсем. Давай  договоримся, Билл.  Дружба прежде всего.  Или мы 
летим вместе, или вместе остаемся - если только ты сам не захочешь остаться 
и  получить  образование,  чтобы потом  присоединиться  ко  мне. Так  будет 
справедливо? 
- А? Да, конечно! 
- Ладно, поговорим об этом позже. 
Я пожелал  ему спокойной ночи и  в темпе смылся в  спальню. Уильям, мальчик 
мой,  сказал я  себе,  дело в  шляпе. Если  только  ты не  размякнешь  и не 
согласишься   на  разлуку.   Я   забрался  в   постель  и   раскрыл  книгу. 
Ганимед оказался  третьим спутником Юпитера; я, конечно,  мог и сам об этом 
вспомнить. Вполне приличная планетка,  даром что спутник: больше Меркурия и 
гораздо  больше Луны.  Сила тяжести в  три раза  меньше земной. Там  я буду 
весить около  сорока пяти фунтов [1 фунт =  453,59 г.]. Впервые на Ганимеде 
люди высадились в  1985 году - это я знал и без  Смита, - а проект создания 
атмосферы  начали  осуществлять  в  1988  году  и продолжали  до  сих  пор. 
В книге  был стереоснимок  Юпитера - вид  с Ганимеда: круглый,  как яблоко, 
красновато-оранжевый, приплюснутый  на полюсах.  Чудесная планета! Я  так и 
уснул, разглядывая снимок. 
Следующие три  дня мы с классом проходили  урок географии в Антарктике, так 
что с отцом поговорить не удалось. Я вернулся со слегка обмороженным носом, 
потрясными  фотографиями пингвинов  и прояснившимися  мозгами. У  меня было 
время подумать. 
Отец, как  всегда, перепутал  расходные записи, но, к  счастью, не выбросил 
упаковки, так что я быстро привел все в порядок. После обеда я позволил ему 
выиграть две партии, а затем сказал: 
- Послушай, Джордж... 
- Да? 
- Помнишь наш разговор? 
- Да, конечно. 
- Так  вот: я  несовершеннолетний и без  твоего разрешения уехать  не могу. 
По-моему, лучше  бы тебе взять меня с собой, но если  ты против, школу я не 
брошу. В любом случае тебе надо лететь... ты обязательно должен лететь, сам 
знаешь почему. Прошу тебя:  обдумай все как следует. Я очень хочу поехать с 
тобой, но если нет - капризничать не стану. 
Отец даже смутился. 
-  Это другой  разговор,  сынок. Значит,  ты хочешь  отпустить меня,  а сам 
останешься и закончишь школу? Без дураков? 
- "Хочешь" - это слишком сильно сказано. Но я согласен. 
- Спасибо. - Отец порылся в сумке и достал большую ксерокопию. - Взгляни-ка 
сюда. 
- Что это? 
-  Копия  твоего  заявления  об  эмиграции.  Я  подал его  два  дня  назад. 
 
 
                               Глава 2 
                     Чудовище с зелеными глазами 
 
[Слова из  реплики Яго - "Ревности  страшитесь: чудовище с зелеными глазами 
над жертвами смеется" (В. Шекспир, "Отелло")] 
Следующие несколько дней я сидел на уроках как на иголках. Отец предупредил 
меня,  чтобы  я  не  зарывался:  наши  заявления  еще  никто  не  утвердил. 
- Знаешь, Билл, заявок в десять раз больше, чем мест. 
-  Но ведь  большинство рвутся на  Венеру или  на Марс. Ганимед  слишком уж 
далеко, это не для неженок. 
- Я не говорю о заявках во все колонии; я имею в виду заявки на Ганимед, на 
первый рейс "Мейфлауэра". 
- Все равно, ты меня не испугал. В любом случае подходящих кандидатов будет 
не больше одного из десяти. 
Отец со мной согласился.  Впервые в истории, сказал он, колонистов отбирают 
так  тщательно.  Обычно  колонии  были  местом  ссылки  отбросов  общества, 
преступников и неудачников. 
-  Но,  Билл, -  продолжил он,  -  почему ты  так  уверен, что  мы с  тобой 
подойдем? Мы ведь никакие не супермены. 
Я  опешил. Мне  и в  голову не  приходило, что  мы недостаточно  хороши для 
колоний. 
- Джордж, они не могут нас забраковать! 
- Почему же? Еще как могут! 
- Но  с какой стати? Им  нужны инженеры, а ты  настоящий ас. Я, конечно, не 
гений,  но  с учебой  у  мен