ему  пальцем и  заявил,  что  собираюсь открутить  ему башку.  Он 
поглядел  на  меня  пустыми  глазами, явно  не  узнавая.  Но  я не  уверен: 
возможно,  это мне  просто  приснилось. Мне  казалось, что  я и  Хэнка тоже 
встретил и  мы о чем-то долго  говорили, но Хэнк потом  сказал, что в глаза 
меня не видел. 
Прошла целая  вечность -  как минимум неделя,  хотя, судя по  записям, было 
всего восемь  утра воскресенья, - и нам  наконец раздали еле теплый супчик. 
Вкусно  до  обалдения! Подкрепившись,  я  решил сходить  проведать Молли  и 
Пегги, но  меня не  пустили. На дворе  было минус семьдесят,  и температура 
продолжала падать. 
Где-то около  двадцати двух  часов зажегся свет, и  самое страшное осталось 
позади. 
Вскоре  нам раздали  настоящую  еду, бутерброды  и суп,  а когда  в полночь 
взошло  солнце,  объявили,  что желающие  могут  рискнуть  выйти наружу.  Я 
подождал до  полудня понедельника. Температура к  тому времени поднялась до 
минус двадцати, и я совершил марш-бросок до больницы. 
Пегги  держалась молодцом, хотя  ей приходилось  туго. Молли все  это время 
лежала  с ней в  кровати, согревая  ее своим теплом.  Больница отапливалась 
аварийными  батареями,   но  их  мощность  не   была  рассчитана  на  такую 
катастрофу,  которая  нас  постигла.   В  палатах  стояла  почти  такая  же 
холодрыга, как  и на  станции. Но Пегги  благополучно все проспала.  И даже 
приподняла голову и улыбнулась, здороваясь со мной. 
Левая рука у Молли была в лубке и пращевидной повязке. Я спросил, когда это 
случилось,  -  и  тут  же  понял,  какой  я  дурак. Конечно  же,  во  время 
землетрясения, просто ни я,  ни Джордж об этом не знали. Никто из инженеров 
пока не объявлялся. 
Как же она тащила носилки-то? Хотя она впряглась в них, только когда Джордж 
приспособил хомут. Да, Молли у нас человек. 
Меня выперли из больницы, и я поплелся обратно на станцию. И почти сразу же 
наткнулся на  Сергея. Он окликнул меня,  я подошел. В руке  у него был лист 
бумаги и карандаш, а вокруг толпились парни постарше. 
- Что за базар? - спросил я. 
- Вот  тебя-то мне и не  хватало, - сказал Сергей. -  Я уже не чаял увидеть 
тебя в живых. Отряд спасателей - записывать? 
Конечно,  записывать.   Отряды  формировали  отдельно   из  скаутов  старше 
шестнадцати и  из младших.  Нас послали на  дороги, по одному  вездеходу на 
каждую, и разделили по парам. Когда мы загружались, я заметил в толпе Хэнка 
Джонса и взял его к себе в напарники. 
Тяжкая это  была работа. Вся  наша амуниция - заступы  да списки обитателей 
ферм.  Против  некоторых имен  стояли  пометки:  "Жив"", но  их было  мало. 
Вездеход  высаживал одну  пару  со списком  обитателей трех-четырех  ферм и 
катил    дальше,   чтобы    на    обратном   пути    подобрать   уцелевших. 
Нашей  задачей  было  разрешить  сомнения  насчет  имен  без  пометок  и  - 
теоретически - спасти тех, кто выжил. 
Таких мы не нашли. 
Кому повезло,  те погибли  при землетрясении; кому  повезло меньше, слишком 
долго прождали, прежде чем двинуться в город. Некоторых мы нашли на дороге. 
Они  сделали попытку,  но  опоздали. Хуже  всего было  в домах,  которые не 
рухнули  и обитатели которых  надеялись переждать  беду. Мы с  Хэнком нашли 
одну   пару,   сидевшую   в  обнимку.   Они   были   твердые  как   камень. 
Погибших  мы пытались  опознать по  списку, а  затем зарывали  на несколько 
футов в  снег, чтобы во время оттепели они  не оказались сразу под открытым 
небом. После чего начинали рыскать вокруг дома, подбирали замерзшую скотину 
и тащили к шоссе, чтобы вездеход забрал туши и отвез в городскую морозилку. 
Мародерствовать на погибших фермах - занятие мерзкое, но, как заметил Хэнк, 
кушать-то    надо,   а    вскоре   нам   придется-таки    затянуть   пояса. 
Сначала он  меня раздражал своим весельем.  Но потом я понял,  что он прав: 
лучше уж смеяться. Несчастье  было таким огромным, что, если позволить себе 
его осознать, можно просто спятить. 
Мне, конечно,  следовало сообразить,  что к чему,  когда мы подошли  к дому 
Хэнка. 
- Пошли дальше, - сказал он и посмотрел в список. 
- Может, поищем какую-нибудь живность? 
- Нет. Не стоит терять время. Пошли к Миллерам. 
- Им удалось выбраться? 
- Не знаю. В городе я их не видел. 
Выбраться  Миллерам не  удалось.  Мы едва  успели зарыть  их в  сугроб, как 
подошел вездеход  и забрал нас.  Только через неделю я  узнал, что родители 
Хэнка погибли  при землетрясении. Он вытащил их,  уложил в ледяной погреб и 
лишь тогда отправился в город. 
Хэнка,  как и  меня, удар застиг  на улице:  он все еще  любовался небесным 
парадом.  То, что  землетрясение произошло  именно во время  парада, спасло 
жизнь многим  людям, которые иначе погибли бы прямо у  себя в постели. Но с 
другой стороны,  говорят, что именно парад  и послужил причиной несчастья - 
вызвал  необычайный всплеск  приливной  энергии и  тем самым  спровоцировал 
землетрясение.  Так что  получается то  на то.  Конечно, сам по  себе парад 
землетрясение вызвать не мог, оно назревало в недрах планеты с тех пор, как 
начали  осуществлять атмосферный  проект.  Гравитация, как  и бухгалтерский 
учет, должна быть сбалансирована. 
До  катастрофы колония  насчитывала тридцать  семь тысяч жителей.  Когда мы 
закончили  проверку,  оказалось,  что  выжило меньше  тринадцати  тысяч.  И 
вдобавок был  потерян весь  урожай и вся  или почти вся  домашняя живность. 
Хэнк был прав - пояса придется затянуть. 
Нас высадили  на приемной  станции и тут  же стали загружать  вторую партию 
спасателей.  Я  отыскал  свободный   уголок  и  решил  немного  вздремнуть. 
И почти  уже заснул, когда кто-то потряс меня  за плечо. Это оказался отец. 
- Ты в порядке, Билл? - спросил он. Я протер глаза. 
- Я о'кей. Ты видел Молли и Пегги? 
-  Только что  от  них. Меня  отпустили с  работы на  пару часов.  Билл, ты 
кого-нибудь из Шульцев встречал? 
Сон у меня как рукой сняло. 
- Нет. А ты? 
- И я нет. 
Я рассказал ему, чем занимался сегодня. Отец кивнул: 
- Поспи, Билл. Я пойду взгляну на списки. 
Но уснуть  я уже не мог. Отец вскоре вернулся и  сообщил, что ему ничего не 
удалось разузнать. 
- Тревожно мне, Билл, 
- И мне. 
- Нужно сходить проверить. 
- Пошли. 
Отец помотал головой: 
- Вдвоем туда идти ни к чему. Лучше поспи. 
Но я все равно увязался за ним. 
Нам  повезло:   отряд  спасателей   как  раз  собирался  в   дорогу,  и  мы 
присоединились к  ним. Маршрут  пролегал через нашу ферму  и ферму Шульцев. 
Отец сказал  водителю, что  мы обследуем обе  фермы и, вернувшись  в город, 
доложим о результатах. Шофер не возражал. 
Нас выбросили на повороте, и мы побрели к дому Шульцев. Вот когда мне стало 
по-настоящему  страшно. Одно  дело -  зарывать в  снег незнакомых  людей, и 
совсем  другое  -  вообразить,  как  находишь  Маму  Шульц  или  Гретхен  с 
заиндевелыми синими лицами. 
Папу Шульца  я даже в мыслях  не мог себе представить  мертвым; такие люди, 
как  он, не  умирают  - они  живут вечно.  По  крайней мере,  у  меня такое 
ощущение. 
И   все  же   я  оказался   неподготовленным  к   тому,  что   мы  увидели. 
Мы обогнули небольшой пригорок, мешавший разглядеть с дороги ферму Шульцев. 
Джордж остановился и сказал: 
- Дом, во всяком случае, уцелел. Выдержали крепления. 
Я посмотрел на дом и остолбенел. А потом завопил: 
- Джордж! Дерева-то нету! 
Дом стоял  на месте, но яблони - "самого  прекрасного дерева на Ганимеде" - 
не было. Просто не было. Я рванул вперед. 
Мы  почти уже  добежали  до дома,  когда навстречу  нам открылась  дверь. В 
дверях стоял Папа Шульц. 
Они все  были живы, все до единого. Правда, от  яблони осталась лишь зола в 
камине. Папа срубил ее, как только отключилось электричество и стала падать 
температура.   И    помаленьку,   по   веточке,    подбрасывал   в   огонь. 
Рассказывая   нам   об   этом,   Пала   показал   на   почерневший   камин: 
- Все надо мной  насмехались: Иоганнова, мол, блажь! Думаю, теперь никто не 
назовет старину Джонни Яблочное Семечко дураком, а? 
Он захохотал и хлопнул отца по плечу. 
- Но ваше дерево... - тупо проговорил я. 
- Я посажу другое,  посажу много деревьев. - Он вдруг посерьезнел. - А твои 
яблоньки,  Уильям,  твои  маленькие  храбрые  саженцы -  они  погибли,  да? 
Я признался, что еще не видел их. Он скорбно кивнул. 
- Они замерзли. Хьюго! 
- Да, папа! 
- Принеси мне яблоко. 
Хьюго принес. Папа протянул яблоко мне. 
- Ты посадишь новые. 
Я кивнул и сунул яблоко в карман. 
Шульцы обрадовались, услышав, что мы все живы, хотя Мама запричитала, узнав 
о  сломанной руке  Молли.  Как только  начался буран,  Йо пробился  к нашей 
ферме, обнаружил, что мы ушли, и вернулся, обморозив в награду за труды оба 
уха. Сейчас он отправился разыскивать нас в город. 
Шульцы не только сами не пострадали - они спасли всю свою живность. Коровы, 
свиньи, цыплята,  люди - все сгрудились в  кучу и обогревались возле камина 
теплом от горевшей яблони. 
Когда  заработала  энергостанция, животных  загнали  обратно в  хлев, но  в 
комнате остались  следы от их  пребывания, и запах тоже.  Мне кажется, Маму 
больше  беспокоил   беспорядок  в  ее  обычно   безупречной  столовой,  чем 
катастрофа  как  таковая. Похоже,  она  не осознавала,  что большинство  ее 
соседей погибли. До нее это просто не доходило. 
Отец  отверг предложение  Папы Шульца  пойти вместе  с нами на  нашу ферму. 
Тогда Папа заявил, что  мы встретимся на вездеходе, поскольку он собирается 
податься в  город и  предложить свою помощь.  Мы выпили по  кружке крепкого 
Маминого чая с хлебом и распрощались. 
По пути  к ферме  я все думал  о Шульцах и  о том, как хорошо,  что все они 
остались живы. Я сказал отцу, что это настоящее чудо. 
-  Никакого чуда,  -  покачал головой  отец.  - Они  из породы  выживающих. 
- Что это за порода такая? 
Он долго молчал, потом ответил: 
- Выживающие  - это те,  кто выживает. Думаю, более  точного определения не 
подберешь. 
- В таком случае мы тоже из породы выживающих. 
-  Возможно.   По  крайней  мере,  это   несчастье  нам  удалось  пережить. 
Когда мы покидали ферму,  дом лежал в руинах. За это время я повидал немало 
развалин, но сердце все равно екнуло при виде обломков нашего дома. Меня не 
покидало ощущение, что я вот-вот проснусь в теплой уютной постели и все это 
окажется дурным сном. 
Поля остались  на месте - то есть то, что от  них осталось. Я ковырнул снег 
на  борозде,  где  уже  начинали проклевываться  всходы.  Они,  разумеется, 
померзли: почва заледенела. Я  был уверен, что земляные черви тоже погибли: 
их  ведь  никто  не  предупредил,  что  надо  зарыться  в  землю  поглубже. 
Мои малютки-саженцы замерзли на корню. 
Мы нашли двух окаменевших  кроликов, прижавшихся друг к другу под обломками 
бывшего хлева. 
Цыплят нигде  не было  видно, но я  обнаружил старую несушку,  самую первую 
нашу  курочку.  Она высиживала  яйца.  Гнездо не  пострадало, его  прикрыло 
куском обвалившейся  крыши. Так  она и сидела,  не сдвинувшись с  места, на 
замороженных яйцах. Это меня добило. 
Отец обшарил дом и подошел к хлеву. 
- Ну что, Билл? 
Я встал. 
- Все, Джордж. Крышка. 
- Тогда собирайся, пора в город. Скоро придет вездеход. 
- Но ферме действительно крышка! 
- Я знаю. 
Я заглянул в комнату  Пегги, но отец уже пошуровал там как следует; оставил 
только  мой аккордеон.  Сверху он  был припорошен снегом,  налетевшим через 
взломанную    дверь.   Я    стряхнул   снежинки   и    поднял   инструмент. 
- Оставь  его, - сказал  отец. - Тут с  ним ничего не случится,  а в городе 
тебе некуда будет его пристроить. 
- Я не собираюсь сюда возвращаться. 
- Что ж, воля твоя. 
Мы связали  шмутки в  узел и оттащили  к шоссе вместе  с аккордеоном, двумя 
кроликами и  несушкой. Вскоре показался вездеход,  мы забрались в машину, и 
отец бросил  тушки кроликов  и курицу в кучу  замерзшей живности, собранной 
отрядом. За поворотом нас уже поджидал Папа Шульц. 
Мы  с отцом  выглядывали на  дорогу, пытаясь  высмотреть Мэйбл,  но тщетно. 
Возможно,  ее  подобрал какой-нибудь  другой  отряд, благо  до города  было 
недалеко.  Я вздохнул  с  облегчением. Конечно,  пусть ее  съедят,  но меня 
увольте, я не каннибал. 
Мне  дали  чуток  соснуть,  перекусить  и вновь  отправили  в  спасательную 
экспедицию. Колония понемногу приходила  в себя. Те, чьи постройки уцелели, 
разбрелись по домам, прочие остались на приемной станции - примерно столько 
же человек, сколько прилетело  на "Меифлауэре". Кормежка, естественно, была 
нормированная -  впервые со дня основания  колонии на Ганимеде ввели пайки. 
Правда, пока  мы не  голодали. Выживших было  не так уж  много, запасов еды 
хватало  на всех.  По-настоящему  затянуть пояса  нам придется  позже. Было 
принято решение  свернуть три зимних месяца  и начать весну по  новой - это 
перепутало  весь  календарь, зато  дало  колонистам  возможность как  можно 
скорее собрать новый урожай и возместить потери. 
Отец по-прежнему работал в инженерной конторе. Они планировали построить на 
экваторе  еще  две  энергостанции,  способные по  отдельности  поддерживать 
парниковый  эффект,  чтобы  не  допустить  повторения  подобных  катастроф. 
Разумеется, оборудование  должны были  поставить с Земли, но  хоть в чем-то 
нам  повезло: Марс  оказался  в нужной  точке  орбиты для  связи. На  Землю 
немедленно  отправили  сообщение,  и  вместо  очередной  партии  колонистов 
следующим    рейсом    нам    пообещали    доставить    все    необходимое. 
Впрочем, меня это не  волновало. Я остался в городе, хотя Шульцы приглашали 
пожить пока  с ними.  Зарабатывал себе на жизнь,  помогая восстанавливать и 
укреплять дома. Мы решили,  что первым же рейсом отчалим на Землю - Джордж, 
Молли, Пегги и я,  - если, конечно, на корабле будут места. Решение приняли 
единогласно, разве что у Пегги никто не спрашивал. Другого выхода просто не 
было, 
Мы  не  единственные  собирались  на Землю.  Колониальный  комитет  сначала 
раскудахтался, но  в связи  с чрезвычайными обстоятельствами  быстро поднял 
лапки кверху и начал  составлять списки пассажиров. Мы с отцом тоже пошли в 
агентство комитета вручить свои  заявления, причем чуть ли не последними из 
желающих: отец по делам выезжал из города, а без него мне идти не хотелось. 
На запертой двери агентства  болталась записка: "Вернусь через полчаса". Мы 
решили подождать. На улице на доске объявлений были вывешены списки будущих 
репатриантов. Чтобы  убить время, я принялся  их разглядывать, и отец тоже. 
Я наткнулся на фамилию "Сондерс", показал отцу. 
- Невелика потеря, - пробурчал он. 
Горлодер Эдвардс  тоже оказался  в списке; может,  я и впрямь  видел его на 
приемной станции, хотя больше  он мне на глаза не попадался. Я подумал, что 
у  меня  появится шанс  поймать  его в  темном  углу на  корабле и  вернуть 
полученные  плюхи,  но  подумал  как-то  вяло, без  воодушевления.  И  стал 
просматривать списки дальше. 
Пытался найти  там Хэнка Джонса,  но не нашел. Начал  читать сначала, более 
внимательно,  отмечая  каждую  знакомую  фамилию.  И  стала  вырисовываться 
любопытная закономерность. 
В  это  время вернулся  агент  и отпер  дверь.  Отец тронул  меня за  руку: 
- Пошли, Билл. 
-  Погоди   минутку,  Джордж,  -  сказал  я.   -  Ты  прочел  весь  список? 
- Да. 
- Я вот чего подумал, Джордж: мне как-то неохота оказаться в одной компании 
с этими болванами. 
Отец пожевал губу. 
- Я тебя прекрасно понимаю. 
Я очертя голову бросился в омут: 
- Джордж,  поступай как  знаешь, но я на  Землю не вернусь, пока  мы тут не 
залижем раны. 
Вид у  отца сделался совершенно несчастный.  Он постоял, помолчал и наконец 
произнес: 
- Мне  нужно отвезти обратно Пегги,  Билл. Без нас с  Молли она не уедет. А 
уехать ей необходимо. 
- Я знаю. 
- Билл, ты понимаешь меня? 
- Понимаю, отец. 
Он пошел в агентство  вручать заявления, насвистывая на ходу мотив, который 
частенько насвистывал после смерти Анны. По-моему, сам он этого не замечал. 
На следующий  день я  перебрался на ферму.  Не к Шульцам  - к  себе. Спал в 
комнате Пегги,  понемногу разбирал  завалы и готовился  к посеву выделенных 
мне из аварийных запасов семян. 
А потом,  за две недели до старта "Крытого фургона",  Пегги умерла, и у нас 
не осталось никаких причин спешить на Землю. 
Йо  Шульц был  в  городе, и  отец попросил  его  зайти ко  мне.  Йо пришел, 
разбудил меня и все рассказал. Я поблагодарил его. 
Он спросил: может, я  пойду с ним к Шульцам? Я сказал: нет, спасибо, я хочу 
побыть один. Он пообещал наведаться завтра и ушел. 
Я лег на кровать Пегги. 
Она  умерла,  и  я  уже ничего  не  мог  с  этим  поделать.  Она умерла,  и 
исключительно по  моей вине... Если бы я  не поощрял ее упрямство, родители 
увезли  бы ее  гораздо раньше, они  бы успели.  Она вернулась бы  на Землю, 
ходила бы в школу,  росла бы здоровенькой и счастливой - там, в Калифорнии, 
а не в этом проклятом Богом месте, где она не смогла жить, где людям вообще 
жить не положено. 
Я  закусил подушку  и заревел  во весь  голос. "Анна,  Анна! - кричал  я. - 
Позаботься  о ней,  Анна! Она  такая маленькая,  она еще ничего  не умеет!" 
Я перестал реветь и  прислушался в смутной надежде, что Анна ответит и даст 
мне обещание.  Ни звука...  сначала... а потом до  меня донеслось знакомое: 
"Расти большой, Билли". Еле слышный, далекий голос: 
"Расти большой, сынок". 
Я встал, умыл лицо и начал собираться в город. 
 
 
                               Глава 18 
                         Отряд первопроходцев 
 
Мы жили  все вместе  в комнате Пегги,  пока не засеяли поле,  а затем стали 
восстанавливать  дом. Укрепили  его, сделали  два больших  окна с  видом на 
озеро и  на горы. В комнате  Пегги тоже прорубили окно,  что изменило ее до 
неузнаваемости. 
Теперь  мы   пристраивали  еще  одну  комнату   -  похоже,  скоро  она  нам 
понадобится.  Во  всех  помещениях   были  окна,  а  в  гостиной  -  камин. 
Мы   с  отцом  трудились,   не  покладая   рук,  уже  второй   сезон  после 
землетрясения. Зерна нам выделили в избытке, и мы засеяли пустующее поле на 
ферме через дорогу. Вскоре туда вселились новые жильцы, Эллисы, и заплатили 
нам.  Правда,  не наличными,  а  переводом,  но наш  долг комитету  немного 
уменьшился. 
Через два  ганимедских года после небесного парада вам  даже в голову бы не 
пришло, что  здесь была такая  катастрофа. В колонии не  осталось ни одного 
разрушенного дома, население возросло  до сорока пяти тысяч, город деловито 
гудел. Хлынул  такой приток иммигрантов, что  комитет начал принимать у нас 
выплаты задолженности даже продуктами. 
Что  до нашего  семейства, то  мы справлялись  неплохо. Завели себе  улей с 
пчелами. Кроме Мэйбл номер два у нас появились Марджи и Мэйми, и раз в день 
я  выносил на  шоссе к вездеходу  молоко для  продажи в городе.  Я запрягал 
Марджи с Мэйми в плуг - мы раздробили камни еще на пяти акрах - и подумывал 
о лошадке. 
Некоторые  фермеры уже  обзавелись лошадьми,  в том  числе и  Шульцы. Совет 
долго  мурыжил этот  вопрос, прежде  чем дал  добро на  "вторжение". Многие 
считали,  что  лучше пользоваться  тракторами.  Но  оборудования, чтобы  их 
производить,  в  колонии  не хватало,  а  политика  проводилась такая,  что 
планета должна  сама себя обеспечивать. В  результате победили "лошадники". 
Лошади  умеют воспроизводиться,  а трактора  этому фокусу пока  не обучены. 
А  кроме  того,  бифштекс  из  конины  -  вкусная штука,  хотя,  скажи  мне 
кто-нибудь об этом, когда  я был сухопутной крысой в Сан-Диего, я наверняка 
крутанул бы носом. 
Как выяснилось,  новую комнату  мы пристраивали не  зря. Двойняшки -  и оба 
пацаны.   Сначала   такие   страшненькие   были  -   смотреть   тошно,   но 
потихоньку-полегоньку стали  выравниваться. Я  купил им в  подарок колыбель 
местного  производства,  изготовленную из  стекловолокна, спрессованного  с 
синтетическ