Гарри Тертлдав.
Рассказы

Рђва.
Блеф.
Дороги, которые мы не выбираем.
Хорошая погода.


    Гарри Тертлдав.
    Рђва.

OCR: Sergius - s_sergius@pisem.net

Harry Turtledove. Crybaby, в сб.: Harry Turtledove. Kaleidoscope - A Del
Rey Book, Ballantine Books, New York, 1990

Перевод с английского Н. К. Кудряшова

    Тертлдав Г.
    Земная хватка: Роман; Рассказы / Пер. с англ. В. В. Бреховских и
    Н. К. Кудряшова. - М.: ТКО ACT, 1995. - 512 с. - (Координаты
    чудес)
    ISBN 5-88196-471-3
    Увлекательный роман о похождениях космических торговцев, попадающих
    в силу своей профессии в самые невероятные переделки, а также лучшие
    рассказы писателя.
    ББК 84(7 США)
    (c) Harry Turtledove, 1984-1988, 1990, 1991
    (c) ACT, 1995
На этот раз все началось именно тогда, когда бифштексы дошли до нужной
кондиции.

В этот момент Пит Флауэрс держал в руках тряпку-прихватку и открывал дверцу
духовки. Плач Дага пронзил его как внезапный особо омерзительный взвизг
бормашины. Рука Пита непроизвольно дернулась и, разумеется, коснулась
раскаленного металла.

- Черт, - выдохнул Пит, отдергивая руку. Весь запас неизрасходованной за
неделю энергии он вложил в два скачка от плиты к раковине. - Ты же
говорила, что он заснул по-настоящему.

- Но так оно и было, - запротестовала Мэри. - Он ел как умница. Он был
сухой: ты сам его перепеленывал. И даже не брыкался, когда я укладывала его
в кроватку. Правда, Пит!

- Черт, - повторил Пит, уже тише. Он держал обожженную руку под краном и не
расслышал половины из сказанного женой за плеском воды. Правда, плач Дага
он слышал прекрасно. В квартире не было места, где бы не был слышен плач.
Видит Бог, я терплю, подумал Пит, осторожно вытирая руку.

Он с таким мрачным видом заковылял к двери, что голубые усталые глаза Мэри
расширились от ужаса.

- Ты куда?

- За ним, куда еще? - Пит двинулся через холл в комнату, которая всего
шесть недель назад была его любимым кабинетом. Теперь книги покоились в
спальне под кроватью.

Нельзя сказать, думал Пит, чтобы он в последнее время зачитывался историей
Японии или вообще чем угодно, превосходящим по объему "Графство в цвету".
Пит прошел все ступени, ведущие к должности замдекана в университете
Сан-Флавио, - все для того, чтобы взять годичный отпуск. Подумать только,
он бился - и с радостью бился - за возможность провести этот год, помогая
Мэри с ребенком. Теперь он начинал сомневаться в том, насколько удачна была
эта идея.

Вопли Дага почти достигли ультразвуковой частоты, воспринимаемой только
собачьим ухом. Его отец плотно сжал зубы. Он включил свет в детской: даже в
Южной Калифорнии сумерки в ноябре наступают около шести вечера.

Ребенок лежал, повернув головку к Питу. Как всегда при взгляде на сына,
злость его заметно поубавилась. Волосы Дага - первая, замечательная,
пушистая шерстка, теперь кое-где вытертая о пеленки, - были нежнее даже
воздушной шевелюры Мэри, хотя глаза уже начали менять цвет с младенческого
серо-голубого на заурядный карий, как у Пита.

Пит поднял сына и сунул палец под памперс (или в единственном числе это
просто пампер? Замечательный лингвистический вопрос, ответа на который он
пока не нашел).

Даг был совершенно сухой, но по-прежнему продолжал реветь. Пит не знал,
стоит ли этому радоваться. С одной стороны, ему не надо было перепеленывать
сына, с другой - окажись его палец в чем-то липком, он по крайней мере знал
бы причину этого плача.

Пит положил Дага на левое плечо, похлопывая его по спине.

- Ну, ну, - приговаривал он, - ну, ну.

Возможно, Даг рыгнет, или пукнет, или что он там должен сделать. С другой
стороны, непохоже было, что у ребенка газы. Такой крик Пит узнал бы сразу.
И ногами не сучил. Пит вздохнул. Возможно, Даг орет просто потому, что у
него такое настроение.

Мэри, храни ее Господь, уже накрыла на стол. Свою порцию она нарезала
мелкими кусочками так, чтобы управляться одной рукой.

- Я возьму его, Пит.

- Спасибо, - Пит придержал рукой головку Дага и тут же зашипел - это была
обожженная рука. Он осторожно уложил ребенка на согнутую руку жены.

- Держишь?

- Ага. Как рука? Он посмотрел:

- Покраснела. Выживу.

- Намажь ее.

- После обеда. - Пит выдавил на бифштекс немного соуса и отрезал большой
кусок. Проглотив его, он издал недовольный горловой звук:

- Немного передержали. Он знал, когда кричать.

- Извини. Мне нужно было подоспеть быстрее.

- Ничего страшного, - Пит старался поверить в то, что говорит искренне. Он
терпеть не мог пережаренное мясо. Он и гамбургеры свои не дожаривал, что до
глубины души возмущало Мэри. Впрочем, за пять лет супружеской жизни она
привыкла к тому, что Пит крепко держится за свои привычки.

На вкус Мэри бифштекс был превосходен. Она уронила горошину на Дага. Мэри
приходилось есть правой рукой, так как левой она держала сына; даже с ее
опытом это удавалось не всегда.

- Он успокаивается, - заметила Мэри, сняв горошину с даговой футболки с
надписью "Анонимные сосунки" и отправляя ее себе в рот.

- Конечно, успокаивается. Почему бы и нет? Он свое дело сделал: испортил
нам обед.

Стакан замер на полпути ко рту. Мэри поставила его так резко, что часть
вина выплеснулась на скатерть.

- Ради Бога, Пит, - произнесла она так тихо и спокойно, что ясно было: дай
она себе волю, она бы кричала в голос. - Он всего лишь маленький глупый
ребенок. Он не ведает, что творит. Все, что он знает, - это то, что его
что-то беспокоит.

- И обычно он не знает, что именно.

- Пит, - на этот раз голос звучал чуть громче: последнее предупреждение.

- Да, да, да, - он сдался, сдержал себя и поел.

Но мысль, раз возникнув, уже не покидала его.

Разумеется, первые две недели обернулись сплошным кошмаром. Пит надеялся,
что готов к этому. Оглядываясь назад, он пришел к выводу, что был готов в
той же степени, как любой другой, знавший о новорожденных понаслышке. Он
начал понимать, насколько это далеко от действительности, еще до того, как
привез Дата домой. Установка детского креслица на заднее сиденье
двухдверной "Тойоты-Терсел" было своего рода прелюдией.

Но только прелюдией. Даг появился на свет около четырех утра и, похоже,
решил, что ночь - это день со всеми вытекающими последствиями. Первую
кошмарную ночь дома он не спал - и вопил - почти все время с часу до пяти.

Даже когда он задремывал, это не приносило Питу с Мэри облегчения. Они
поставили колыбель к себе в спальню и вскакивали всякий раз, как младенец
шевелился или как-то не так дышал. Брыкание и неровное дыхание, решил Пит
как-то раз, когда покончил бы с собой, не будь он таким усталым,
свойственны всем новорожденным. Впрочем, вскоре Пит изменил точку зрения.

Одного раза было достаточно, например, чтобы научить его класть на, гм,
среднюю часть тела Дага еще одну пеленку. Мэри назвала это явление
"фонтаном Версаля": темой ее диссертации был Вольтер. Не стоит повторять,
как называл это Пит, достаточно только сказать, что лицо пришлось умывать
именно ему.

Другой проблемой было то, что Даг не спал. Пролистав "Первые двенадцать
месяцев жизни", Пит запротестовал:

- В книге сказано, что ему положено спать от семнадцати до двадцати часов в
сутки! До рождения Дага это звучало вполне правдоподобно. Это даже
создавало впечатление, будто у родителей останется несколько часов в сутки
на личную жизнь.

- Я думаю, он не читал этой книги, - ехидно заметила Мэри. - Кстати,
подержи его немного. У меня плечи болят от постоянного укачивания.

Пит взял Дага на руки. Младенец пару раз изогнулся, зевнул и задремал. Пит
отнес его в детскую (теперь кроватка стояла здесь, хотя Даг смотрелся в ней
маленьким-маленьким) и уложил его. Даг вздохнул и почмокал губами. Пит
повернулся и пошел в гостиную.

Истошное "Уааа-а-а!" застало его на полпути к двери. На мгновение Пит
оцепенел. Потом его плечи бессильно опустились, он повернулся и пошел за
ребенком.

- Все зависит от того, где он находится, - сказал Пит, вернувшись, скорее
себе, чем Мэри. Даг, разумеется, снова почти заснул. Он сделал еще одну
попытку уложить младенца. На этот раз Питу не удалось даже отойти от
кроватки.

Теперь уже Мэри в свою очередь утешала мужа. - Все потихоньку налаживается.

- Ну конечно, - ответил он и подумал, доживет ли до того, как все
наладится.

Тем не менее некоторый прогресс все же имел место. Даг начал спать если и
не больше по времени, то во всяком случае регулярнее. Теперь он больше
бодрствовал днем и меньше просыпался ночью, хотя кормить его по-прежнему
приходилось каждые два часа. Темные круги под глазами Мэри казались больше,
чем были на самом деле из-за ее хрупкого сложения (так по крайней мере
убеждал себя Пит). Что же касается самого Пита, его жизнь держалась на двух
столпах - визине и кофеине.

Даг научился улыбаться. Поначалу это выражение легко было спутать с тем,
которое было, когда его мучили газы, но вскоре оно стало безошибочным
признаком хорошего настроения, а также первым (если не считать плача)
средством общения. Пит полюбил его за эту улыбку и готов был простить
младенцу все: и изможденный вид Мэри, и собственную усталость.

Кроме того, у Дага появилось и еще одно выражение - этакий взгляд искоса.
Когда он так смотрел, то выглядел до невозможности мудрым и хитрым, словно
у него был свой секрет, который он старается сохранить изо всех сил. Питу
это нравилось. Он даже улыбался, когда Даг так странно на него поглядывал,
даже если за минуту до этого ребенок доводил всех до белого каления своим
плачем.

- Ничего, ты, маленькое самодовольное чудовище, - говорил Пит сыну. -
Так-то оно лучше.

Похоже было, что Даг приберегает этот самодовольный взгляд специально для
папеньки. Мэри замечала подобное выражение гораздо реже.

И все же как бы Пит ни любил своего сына, он не мог привыкнуть к
бесконечным часам дикого рева, которым были отмечены плохие дни. Слово
"колики" объясняло причину, но никак не облегчало мучений. В те редкие
минуты, когда Пит мог взять в руки книгу, он с отчаянным упорством читал о
коликах все, что возможно, в надежде найти волшебное средство, способное
облегчить страдания Дага или по меньшей мере заставить его заткнуться. Чем
больше Пит читал, тем меньше он понимал. Как выяснилось, колики - вовсе не
расстройство пищеварения, как он думал раньше. Во всяком случае, дети,
страдающие коликами, не имеют никаких физиологических отклонений. Колики
одинаково часто встречаются как у грудничков, так и у искусственно
вскармливаемых детей. Дети с коликами прибавляют в весе так же, как и все
остальные.

Единственная разница - от них чертова прорва страшного шума.

Довольно скоро Пит заметил, что у Дага потрясающе развито чувство момента.
Пару раз Мэри позволила себе съездить в "Севен-Элевен" за новыми
памперсами. Пит же делал основные закупки по субботам: он был рад
возможности вырваться из дома.

Оба раза, стоило Мэри выйти из дома, Даг включался мгновенно и старался
вовсю. Первый раз это закончилось тем, что Пит забыл поперчить блюдо, не
имевшее без чили никакого смысла; второй раз рев застал отца в ту минуту,
когда он собирался расстегнуть ширинку. К моменту, когда вернулась Мэри,
Пит готов был лопнуть. Разумеется, с приходом Мэри Даг сразу становился тих
и спокоен.

Порой он не замолкал ни при каких условиях. Такие дни были хуже всего.
Наделив младенца способностью кричать, эволюция, должно быть, хотела дать
ему возможность обратить на себя внимание родителей. Но при этом эволюция
не наделила родителей способностью часами слушать истошный рев с близкого
расстояния, не съехав при этом с катушек.

Они перепробовали все мыслимые средства. Укачивая Дага, Пит вставлял в
левое ухо ватный тампон. Если же уровень звука был выше, Пит вставлял
тампоны в оба уха. Разумеется, вата не поглощала звук полностью. Она только
приглушала его до верхнего терпимого предела. По извращенно понятым
принципам материнской любви Мэри отказалась от наушников.

Так или иначе, наушники достались Питу, и как-то особо утомительной ночью
он их надел - также без особого успеха. Если не считать черных дней, когда
не помогало вообще ничего, справиться с Дагом можно было двумя способами.
Первым способом было подбрасывание младенца. Вторым, как ни странно, -
врубать на полную мощь стереосистему. Ритмическое уханье баса, похоже,
успокаивало его. Особенно он любил "Лед Зеппелин", что устрашало Пита, а
Мэри просто приводило в ужас.

Но несмотря на укачивание и на "Лед Зеппелин", Даг сохранил свою уникальную
способность вмешиваться в дела родителей, в особенности отца. Самая
страшная мысль (хотелось бы Питу, чтобы она никогда не приходила ему в
голову) была о том, что ребенок делает это нарочно. Ни к какому другому
выводу нельзя было прийти, вспоминая все случаи, когда рев Дага срывал то,
что Пит делал или, что еще хуже, собирался делать.

Как-то утром истошный вопль застал Пита врасплох в тот момент, когда он
брил наиболее сложное место над верхней губой. Рука дернулась. Правда, Пит
не снес себе губу, но крови было изрядно.

- Я не пользовался этой чертовой прижигательной палочкой с тех пор как в
пятнадцатилетнем возрасте учился бриться, - ворчал он, наливая себе стакан
- успокоить нервы.

- У тебя еще на подбородке кровь осталась, - сообщила ему Мэри. Она держала
Дага, который к этому времени почти успокоился и с видимым интересом
наблюдал за тем, как отец направляется к раковине, чтобы намочить бумажное
полотенце. Пит отошел от раковины, прижав полотенце к губе; Даг смотрел на
него искоса.

Пит швырнул окровавленное полотенце в помойное ведро и посмотрел на сына в
упор:

- Ну что, доволен?

По голосу было ясно, что он не шутит и не обращается к бестолковому дитяте.
По голосу было ясно, что он обращается к равному - словно к приятелю,
сыгравшему с ним дурную шутку.

Мэри встревожилась:

- Ради Бога, Пит, он ведь всего дитя. Он не ведает, что творит.

- Конечно, это я уже слышал. Но с этим сумасшедшим дитем произошло столько
всего, что поневоле начнешь думать всякое.

Мэри пощупала пеленку.

- Я скажу тебе, что сейчас с этим сумасшедшим дитем. Более того, я скажу,
что тебе светит пеленать его, или еще минута - и тебе придется
перепеленывать и меня, - она сунула ребенка Питу.

Он улыбнулся. Улыбка вышла слегка перекошенной.

- Тебе попку припудрить?

Она на ходу состроила ему рожу и нырнула в туалет.

Не иначе как по недосмотру Даг не испортил им в этот вечер обед, что
пробудило у Пита некоторые надежды. Ребенок образцово покормился в восемь и
почти сразу после этого заснул сном праведника. Мэри, помогая себе
свободной рукой, поднялась из кресла-качалки и поднесла его отцу.

- Поцелуй малыша, и я уложу его в колыбельку.

Пит нагнулся и поцеловал Дага в его замечательные редкие волосенки. Их
свежий, чистый запах нельзя было сравнить ни с чем. Пит знал: мой он хоть
каждый день до самой смерти голову детским шампунем "Суэйв", он и отдаленно
не будет так пахнуть. Просто Даг - более свежей выпечки, и с этим уже
ничего не поделаешь.

Мэри унесла Дага, который даже не проснулся от поцелуя.

- Спит. На этот раз все было просто, - доложила она, вернувшись.

- Расскажи еще. Если бы так было каждый вечер, мне было бы куда легче
примириться с ним. - Пит увидел, как расстроено вытянулось лицо Мэри, и
поспешно добавил: - Ты же понимаешь, я не это имел в виду. Конечно, это
утомляет.

- Что поделать. - Мэри потянулась. Что-то хрустнуло у нее в спине. - Ух,
хорошо! Ладно, что мне делать с этим бесценным даром - выдавшимся свободным
часом?

У Пита были некоторые соображения на этот вечер, но прежде чем он успел
сказать что-нибудь, Мэри продолжала:

- Знаю. Приму-ка я душ. Мне кажется, когда я сегодня выносила мусор, на
меня летело больше мух, чем на ведро.

Пит терпеливо ждал, пока в ванной не смолкло жужжание фена. Тогда он рванул
дверь, обхватил Мэри за талию и оторвал от пола. Всю дорогу до спальни она
кричала: "Что ты делаешь, маньяк? Ты надорвешься! Отпусти меня, Пит, сейчас
же!"

Он отпустил ее только в постели. Стягивая через голову футболку, он наконец
сказал:

- Как еще можно провести вечер, когда нам никто не мешает? - он замешкался
с медной пуговицей на джинсах.

- Дай помогу.

- Еще немного такой помощи, - произнес Пит минуту спустя, - и тебе пришлось
бы отстирывать эти джинсы.

- Ладно, больше не буду, - Мэри снова легла; Пит примостился радом. Через
минуту она рассмеялась: - У меня молоко сейчас потечет.

Как всегда, Пит изумился, насколько это прекрасно Детям, думал он, везет
больше, чем телятам. Они получают свое молочко из куда более
привлекательных емкостей.

Его поцелуи опустились вниз по ее животу. Он приподнял бровь.

- Хочешь, я совершу для тебя преступление?

- О чем это ты? - Мэри встряхнула головой, и ее золотистые волосы
рассыпались по обнаженным плечам.

- Благодаря великому коллективному уму нашей вновь избранной Ассамблеи,
нашему тупице губернатору, который хочет стать президентом, а так же не без
помощи Верховного Суда вот это, - он замолчал; Мэри мурлыкала от
удовольствия, - снова объявлено вне закона. К счастью, это не аморально и
не портит фигуру.

Немного позже Мэри опрокинула Пита на кровать. Ее глаза в сумерках казались
огромными.

- У тебя не получится остаться единственным преступником в этой семье, -
мягко сказала она. Ее голос звучал глухо. Пит ощущал на коже тепло ее
дыхания.

Даг заплакал.

- Ох нет! - сказала Мэри. Пит заметил в ее голосе новые нотки: не только
раздражение по поводу того, что их прервали, но и страх за то, как он к
этому отнесется.

Он и сам удивился тому, что рассмеялся.

- Кой черт, - сказал он, натягивая джинсы. - Я перепеленаю его или что ему
еще надо. Он должен уснуть быстро, и тогда, любовь моя, я вернусь.

- Я буду ждать, - пообещала Мэри.

- Конечно, будешь. Куда ты денешься в таком виде?

Ее смешок провожал его в детскую. Кой черт, кой черт, повторял он про себя:
в конце концов, он и в самом деле только ребенок. Интересно, сколько раз он
повторял эти слова за последние пару месяцев? Если бы за каждый раз ему
платили доллар, ему вполне хватило бы на то, чтобы нанять няньку и не
думать обо всем этом, точно.

Чего никак нельзя было сказать про его интимную жизнь. Если бы он получал
по доллару за ЭТО, ему бы едва хватило на обед в местной забегаловке.

Все эти мысли разом вылетели у Пита из головы, стоило ему посмотреть на
ребенка. Дагу действительно было худо - даже в темноте Пит видел, что он
ухитрился повернуться под прямым углом к тому положению, в каком оставила
его Мэри.

- Все хорошо, малыш, что ты? - Когда Пит взял Дага на руки, тот заревел еще
громче. На мгновение он замолчал - от хватки отца у него перехватило
дыхание, но стоило Питу уложить свое чадо на согнутую в локте левую руку,
как плач возобновился. Пит засунул правую руку под памперс. Малыш был
сухой. Пит нахмурился - слегка. Это была бы наиболее очевидная причина
расстройства.

- Может, ты срыгнул? - пробормотал Пит. Подбородок Дага был мокрым, но
такое случалось часто. Это была слюна, не свернувшееся срыгнутое молоко.
Пит пощупал простыню. Она тоже была сухой. Зато стоило отцу нагнуться, как
Даг замахал ручонками и заверещал еще громче.

- Да не уроню я тебя, - сказал ему Пит, хотя на секунду подобная мысль
показалась ему соблазнительной возможностью заставить эту визжалку
замолчать.

Он пощупал лобик сына - нет ли у того температуры. Лоб был прохладный. Он
сунул ему в рот палец и провел по деснам - не режутся ли зубы. Еще рано,
конечно, но все возможно. Все возможно, но зубов не было.

- Что там у вас? - послышался из спальни голос Мэри.

- Он меня кусает. - Пит вспомнил, что он говорил за завтраком пару недель
назад и добавил: - Возможно, он делает это нарочно.

Он взглянул на Дага, который все не прекращал вопить, теперь, вероятно, в
знак протеста на присутствие в его рту предмета, никак не напоминавшего
сосок. И тут Даг встретился взглядо