ть, скамья, чтобы поставить  кувшин,  тарелка,  чтобы
положить мясо - а ваза, как насчет вазы?  Она  состояла  из  шарообразного
корпуса, длинного горлышка и широкого основания. Больше похоже на бутылку,
чем на вазу, подумал он.
     Он шагнул вперед и потянулся к  ней,  и,  потянувшись,  наткнулся  на
шляпу, если это была шляпа, висевшую на стуле.
     При его прикосновении шляпа  развалилась.  Она  исчезла  в  маленьком
облачке пыли, поплывшем по воздуху.
     Он обхватил рукой вазу или  бутылку,  поднял  ее  и  увидел,  что  ее
шарообразный корпус  украшен  резными  рисунками  и  символами.  Держа  ее
горлышко, он приблизил ее к лицу, чтобы рассмотреть украшения.
     Странное существо стояло внутри  вместилища,  имевшего  остроконечную
крышу с шариком на верхушке. Во всем мире,  подумал  он,  решили  бы,  что
существо находится в  кухонной  жестянке,  скажем,  для  хранения  чая.  А
существо,  -  гуманоид  это  или  просто   животное,   стоящее   на   двух
палочкообразных задних лапах? У него  была  только  одна  рука  и  толстый
хвост, протянувшийся вверх. Голова представляла собой шарик, но  вытянутый
вверх и от него отходило шесть прямых линий, три слева и одна прямо вверх.
     При повороте бутылки (или  вазы)  стали  видны  другие  гравированные
рисунки-горизонтальные линии внутри двух  полос,  одна  повыше  другой  и,
вроде бы, прикрепленных друг  к  другу  вертикальными  линиями.  Строения,
размышлял он, где вертикальные линии  изображают  колонны,  поддерживающие
крышу? Еще было много закорючек и наклонных  овалов,  которые  выстроились
короткими рядками и вполне могли быть  словами  на  неизвестном  языке.  И
нечто, напоминающее башню, с  вершины  которой  выглядывали  три  фигурки,
имевшие облик лисиц, извлеченных из какой-то старой земной легенды.
     С тропинки снаружи к нему воззвал Плотоядец.
     - Хортон, все ли у вас хорошо?
     - Вполне, - отозвался Хортон.
     - Я исполнен тревоги за вас, - заявил Плотоядец, - не  будете  ли  вы
столь любезны выйти? Вы заставляете меня переживать, оставаясь там.
     - Хорошо, - ответил Хортон, - раз уж ты так переживаешь.
     Он повернулся и вышел из двери, все еще с бутылкой в руках.
     - Вы нашли любопытное вместилище, - заметил Плотоядец, разглядывая ее
с некоторым недоверием.
     - Да, взгляни-ка, - Хортон поднял бутылку, медленно поворачивая ее, -
изображения какого-то образа жизни, хотя мне и трудно сказать в  точности,
что они представляют.
     - Шекспир находил пару подобных. Тоже с пометинами, но не в  точности
такими же, как на вашей. И он тоже ломал голову над тем, что же они такое.
     - Они могут быть изображениями жившей здесь расы.
     - Шекспир говорил тоже, однако отнес свои высказывания лишь  к  мифам
тех существ, что здесь обитали. Он  объяснил,  что  мифы  -  суть  расовых
воспоминаний,  память,  зачастую  попорченная,  о  том,  что  произошло  в
прошлом. - Плотоядец нервно заерзал. - Давайте вернемся, - сказал он. -  У
меня в животе урчит от нужды в питании.
     - У меня тоже. - согласился Хортон.
     - У меня есть мясо, вчера только убитое. Присоединитесь ли вы ко  мне
за трапезой?
     - С удовольствием, - согласился Хортон. - Продукты у меня есть, но не
столь хорошие как мясо.
     - Мясо еще не испортилося, - сообщил Плотоядец. - Но  завтра  я  убью
снова. Люблю свежее мясо. Испорченное ем только при опасности. Я думаю, вы
подвергаете свою пищу огню, так же, как Шекспир?
     - Да, я люблю есть мясо приготовленным.
     - Высохшее дерево для огня есть во множестве. Собрано перед  домом  и
только ждет огня. Там есть очаг. Вы, я думаю, видели?
     - Да, очаг я видел.
     - А тот, другой? Он тоже ест мясо?
     - Он вообще не ест.
     - Непредставимо! - произнес Плотоядец. - Откуда же он берет силы?
     - У него есть то, что называется батареей.  Она  его  снабжает  пищей
иного рода.
     - Вы думаете, что этот Никодимус не починит  тоннель  сразу  же?  Вы,
вроде бы, говорили там нечто подобное.
     - Я думаю, это может потребовать  времени,  -  сказал  Хортон.  -  Он
понятия не имеет как тоннель устроен и ни один из нас не может ему помочь.
     Они пошли назад по извилистой тропке, которая привела их сюда.
     - Что это за запах? - спросил Хортон. - Будто запах  трупа,  а  то  и
похуже.
     - Это пруд, - ответил Плотоядец. - Пруд, вы, должно быть заметили?
     - Я его видел, когда шел.
     - У него несноснейший запах, - сказал Плотоядец.  -  Шекспир  называл
его Вонючим Прудом.
 
 
 
                                  12 
 
     Хортон присел на корточки у  костра,  присматривая  за  ломтем  мяса,
жарящемся на углях. Плотоядец сидел напротив, по ту сторону костра, терзая
зубами сырой кусок мяса. Кровь стекала по его морде.
     - Вы не возражаете? - осведомился  он.  -  Желудок  мой  настоятельно
взывает о наполнении.
     - Вовсе не возражаю, - ответил Хортон. - Через минуту с моим будет то
же самое.
     Послеполуденное солнце пригревало ему спину. Жар костра пек лицо и он
чувствовал наслаждение удобством временного лагеря. Костер разожгли  прямо
перед снежно-белым зданием и череп Шекспира ухмылялся им сверху. В  тишине
слышалось журчание ручья, бегущего от источника.
     - Когда  мы  кончим,  я  покажу  вам  имущество  Шекспира,  -  сказал
Плотоядец. - Оно у меня все аккуратно упаковано. Вам это интересно?
     - Да, конечно, - подтвердил Хортон.
     Во многих отношениях, - сказал Плотоядец, - Шекспир  был  досаждающим
человеком, хоть я и сильно любил его. Я  никогда  не  знал  по-настоящему,
нравлюсь я ему или нет, хотя и думаю, что нравился.  Мы  жили  вместе.  Мы
очень хорошо вместе работали. Мы рассказывали друг другу о  многом.  Но  я
никогда не мог избавиться от чувства, будто он  надо  мной  смеется,  хотя
отчего, я так и не понял. Я вам не кажусь забавным, Хортон?
     - Ни в коей мере, - ответил Хортон. - Ты это, должно-быть, выдумал.
     - Вы мне не могли бы сказать, что значит "чертпобери"? Шекспир всегда
пользовался этим словом, и я перенял от него эту привычку. Но я никогда не
знал, что это значит. Я его спрашивал, что это такое, но он не говорил. Он
только смеялся надо мной, глубоко внутри.
     - У этого слова и нет настоящего смысла. Я имею ввиду -  обычно  нет.
Оно используется для выражения чувств, без настоящего смысла или значения.
Большинство людей не пользуется им постоянно, только некоторые.  Остальные
используют его изредка и только при наличии эмоционального повода.
     - Так оно не означает ничего?! Просто способ выражаться?
     - Верно, - подтвердил Хортон.
     - Когда я говорил о волшебстве, он называл это чертовыми  глупостями.
Оказывается, это не означает какого-то особого вида глупости.
     - Нет, он имел ввиду просто глупости.
     - Вы тоже думаете, что волшебство - глупости?
     - Я не готов ответить. Пожалуй, я никогда  об  этом  как  следует  не
думал. Я бы предположил, что волшебство в общеупотребляемом  смысле  может
быть и глупости. Может быть, волшебство - это то, чего никто не  понимает.
Ты веришь в волшебство? Ты сам занимаешься волшебством?
     - Мой народ многие годы владел  великим  волшебством.  Иногда  оно  и
срабатывает, иногда - нет.  Я  говорил  Шекспиру:"  Давай  объединим  наше
волшебство,  может  оно  откроет  тоннель".  Шекспир  тогда  говорил,  что
волшебство - это чертовы глупости. Он говорил, что у него нет  волшебства.
Он говорил, что волшебства не бывает.
     - Подозреваю, - сказал Хортон. - что  он  говорил  из  предубеждения.
Нельзя отрицать то, о чем ничего не знаешь.
     - Да, - сказал Плотоядец, - на Шекспира это похоже. Хотя я думаю,  он
мне врал. По-моему, он пользовался своим волшебством. У  него  была  вещь,
которую он называл "книга", он говорил, что это книга Шекспира. Он  мог  с
ней разговаривать. Что это, коли не волшебство?
     - Мы это называем "чтением", - сказал Хортон.
     - Он брал эту книгу и разговаривал с ней, а потом она говорила с ним.
Он оставлял маленькие знаки на ней особой палочкой. Я его спросил, что  он
делает, но он на меня наворчал. Ворчание значило оставить его в покое,  не
докучать ему.
     - Эта его книга у тебя?
     - Я ее вам покажу позже.
     Мясо поджарилось и Хортон принялся есть.
     - Вкусно, - сказал он. - Что это за животное?
     - Не слишком большое, - ответил плотоядец. - Убивать его  не  трудно.
Не пытается сопротивляться, убегает  и  все,  но  зубастое.  Много  мясных
животных, но вкусное только это.
     По тропе протопал Никодимус, держа в руке  коробку  с  инструментами.
Подойдя к Хортону, сел.
     - Пока вы еще не успели спросить, - сказал он, - я его не починил.
     - Но сдвиги есть? - спросил Плотоядец.
     - Не знаю, - сказал Никодимус. - Я, кажется, знаю, как я, может быть,
смогу отключить силовое поле,  хотя  не  уверен.  По  крайней  мере  стоит
попытаться. В основном я пытался вычислить,  что  там  за  силовым  полем.
Рисовал всяческие наброски и пытался составить несколько диаграмм, что  бы
получить представление, что там к чему. Тут у  меня  тоже  есть  несколько
мыслей, но все это ничего не стоит, если я не смогу убрать  силовое  поле.
А, может быть, конечно, я во всем ошибаюсь.
     - Но ты не обескуражен?
     - Нет, я продолжу попытки.
     - Это хорошо, - сказал Плотоядец.
     Он проглотил последний кусок сочащегося мяса.
     - Пойду к ручью, - сказал он, - умою лицо. Я  неаккуратный  едок.  Вы
хотите, чтобы я вас подождал?
     - Нет, - ответил Хортон. - Я  спущусь  попозже.  Я  еще  съел  только
половину.
     - Надеюсь, вы меня извините, - сказал Плотоядец, поднимаясь на  ноги.
Другие двое сидели, глядя как он неуклюже спускается по тропе.
     - Что новенького? - спросил Никодимус.
     Хортон пожал плечами.
     - Прямо к востоку отсюда есть какая-то заброшенная деревня.  Каменные
дома заросли кустарником. Судя по виду, там  никого  не  было  сотни  лет.
Нигде не видно, что им здесь было  нужно  и  почему  они  ушли.  Плотоядец
говорит, что Шекспир думал, будто это должна быть каторжная колония.  Если
так, то она была неплохо устроена. С недействующим  тоннелем  нечего  было
беспокоиться, что кто-то убежит.
     - Плотоядец знает, что это был за народ?
     - Не знает. По-моему, ему и дела нет. Он не особенно  любопытен.  Его
интересует только "здесь" и  "теперь".  К  тому  же  он  боится.  Прошлое,
по-видимому, пугает его. Я предполагаю, что они были гуманоидами,  хоть  и
не обязательно людьми, в нашем понимании. Я заходил в  одно  из  зданий  и
нашел какую-то бутылку. Сперва подумал, что ваза,  но,  пожалуй,  все-таки
бутылка.
     Он пошарил вокруг себя рукой и  протянул  бутылку  Никодимусу.  Робот
повертел ее в руках.
     -  Грубая  работа,  -  сказал  он.  -  Рисунки  могут   быть   только
приблизительными подобиями. Трудно сказать, что на них изображено. Кое-что
из этого выглядит, как надписи.
     Хортон кивнул
     - Все верно, но это значит, что у них было какое-то представление  об
искусстве. Это может говорить о кочующей культуре.
     - Этого недостаточно, чтобы объяснить сложную технологию тоннелей,  -
возразил Никодимус.
     - Я совсем не имел в виду, что это народ, построивший тоннели.
     - Плотоядец говорил еще что-нибудь о своем намерении присоединиться к
нам, когда мы уйдем?
     - Нет. По-видимому, он уверен, что ты можешь починить тоннель.
     - Может быть, лучше не говорить  ему,  но  я  не  смогу.  Никогда  не
встречал такой путаницы, как на этой панели управления.
     По тропе вперевалочку явился Пплотоядец.
     - Теперь весь чистый, - заявил он. - Я вижу, вы уже кончили. Как  вам
понравилось мясо?
     - Оно было превосходно, - заверил Хортон.
     - Завтра у нас будет свежее мясо.
     - Мы зароем остатки мяса, пока ты охотишься, - предложил Хертон.
     - Нет нужды закапывать. Бросьте его в пруд. В процессе этого  держите
нос в полной безопасности.
     - Так ты всегда делаешь с мясом?
     - Конечно, - ответил Плотоядец. -  Это  самое  легкое.  В  пруду  его
что-то съедает. Может быть оно довольно, что я бросаю мясо.
     - Ты когда-нибудь видел, кто съедает мясо?
     - Нет, но мясо исчезает. Мясо по воде  плавает.  А  то  мясо,  что  я
бросаю в пруд, не плавает никогда. Наверняка его кто-то ест.
     - Может быть пруд воняет от твоего мяса?
     - Нет, - возразил Плотоядец. - ОН всегда так вонял. Еще  до  бросания
мяса. Шекспир оказался здесь раньше меня  и  он  мяса  не  бросал.  Но  он
говорил, что пруд воняет с тех пор, как он здесь.
 
     - Застоявшаяся вода может очень дурно пахнуть, - заметил Хортон, - но
я никогда не встречал пахнущей настолько дурно.
     - Может быть это не настоящая вода, - сказал Плотоядец. Она гуще, чем
вода. Течет, как вода, выглядит, как вода, но не такая жидкая,  как  вода.
Шекспир назвал ее "суп".
     По лагерю протянулись длинные тени от  стоящих  на  западе  деревьев.
Плотоядец задрал голову, щурясь на солнце.
     - Божий час почти пришел, - сказал он. - Давайте найдем укрытие.  Под
прочной каменной крышей не так плохо.  Не  так,  как  на  открытом  месте.
Чувствуется, но самое худшее камень отсеивается.
     Обстановка в домике Шекспира  была  простой.  Пол  выложен  каменными
плитками. Потолка не было, единственная комната находилась прямо крышей. В
центре комнаты  стоял  большой  каменный  стол,  а  вдоль  стен  проходило
возвышение из камня высотой со стул.
     Плотоядец указал на него.
     - Это чтобы сидеть и спать. А также чтобы ставить вещи.
     В задней части комнаты возвышение было завалено вазами  и  кувшинами,
странными изделиями,  выглядевшими,  как  небольшие  статуэтки  и  другими
изделиями, которым, на первый взглд, нельзя было подобрать названия.
     - Из города, - сказал Плотоядец. - Предметы, которые Шекспир приносил
из города. Может быть любопытные, но ценности небольшой.
     На одном конце стола стояла  деформированная  свеча,  прилепленная  к
камню.
     - Это дает свет, - пояснил Плотоядец. - Шекспир изготовил это из жира
того мяса, что я убил, чтобы он мог размышлять над книгой, иногда  говорил
с ней, иногда делал на ней пометки своей волшебной палочкой.
     - Это-то и была книга, которую, ты мне  сказал,  я  могу  увидеть?  -
спросил Хортон.
     - Конечно же, заверил его Плотоядец. - Может быть вы  растолкуете  ее
мне. Скажите мне, что она такое. Я много  раз  спрашивал  у  Шекспира,  но
объяснение, которое он давал, не было настоящим  объяснением.  Я  сидел  и
изводил душу от желания узнать, а он никогда не говорил. Но  скажите  мне,
пожалуйста, одну вещь. Почему он нуждался в свече, чтобы  разговаривать  с
книгой? - Это называется 'чтение', -  объяснил  Xoртон.  -  Книга  говорит
посредством стоящих в ней знаков. Нужен свет, чтобы  видеть  знаки.  Чтобы
книга заговорила, знаки должны  быть  ясно  различимы.  Плотоядец  покивал
головой. - Странное обыкновение, - сказал  он.  -  Вы,  люди,  занимаетесь
странными делами. Шекспир был странный. Он всегда надо  мной  смеялся.  Не
снаружи смеялся, смеялся внутри.  Он  мне  нравился,  но  он  смеялся.  Он
смеялся так, будто он лучше, чем я. Он смеялся втайне,  но  все  же  давал
понять мне, что смеется. Он шагнул в угол и поднял сумку, изготовленную из
шкуры животного. Плотоядец сжал ее в кулаке и встряхнул, а оттуда  донесся
сухой шорох и стук. - Его кости! - воскликнул  он.  -  Теперь  он  смеется
только костями. Даже  кости  все  еще  смеются.  Прислушайтесь,  и  вы  их
услышете. Он злобно встряхнул мешок. - Вы не слышете смеха?  Ударил  божий
час. Это  было  все-таки  ужасно.  Несмотря  на  толстые  каменные  стеныи
потолок, сила его уменьшилась незначительно. Сново Хортон  обнаружил,  что
его схватило, раздело и распахнуло, раскрыло для изучения, и на этот  раз,
казалось, он был не только изучен, но поглощен, так что, казалось, хоть он
и боролся за то, чтобы остаться  собой,  он  сделался  одним  с  тем,  что
поглатило его, что бы это не было. Он чувствовл, как растворяетя  в  этом,
становится его частью, и когда он понял, что нет способа  бороться  против
этого, то попытался,  несмотря  на  унижение  от  того,  что  стал  частью
чего-то, как-нибудь прозондировать себя и таким  образом  узнать,  чем  он
является, будучи частью чего-то. На миг ему показалось, что  он  понял  на
один-единственный, ускользающий миг то, чем он был поглащен,  то,  чем  он
стал словно бы пастянулось и  заполнило  вселенную,  все,  что  когда-либо
было, есть, или будет и показало это ему, показало логику (или  нелогику),
цель, причину и результат. Но в этот миг познания его  человеческий  разум
восстал против сопричасности к знанию, ужаснувшийся  и  разгневанный  тем,
что такое может быть, что возможно так показать и понять вселенную. Ум его
и тело поникло, сжалось, предпочитая не знать.
     У него не было возможности определить, долго ли это продолжалось.  Он
бессильно висел, охваченный этим, и это поглотило, казалось, не только его
самого, но и его чувство времени - словно оно могло орудовать временем  на
свой лад и для своих целей, и у него промелькнула мысль о  том,  что  если
оно на это способно, то перед ним ничто не устоит, так как время  -  самая
неуловимая составляющая Вселенной.
     Наконец  это  кончилось  и  Хортон  с   удивлением   обнаружил   себя
скорчившимся на полу, закрывающим  голову  руками.  Он  почувствовал,  что
Никодимус подымает его, ставит на ноги и поддерживает. Разгневанный  своей
беспомощностью, он оттолкнул руки робота и,  шатающимся  шагом  подойдя  к
большому каменому столу, отчаяно ухватился за него.
     - Опять было плохо, - сказал Никодимус.
     Хортон потряс головой, пытаясь прочистить мозги.
     - Плохо, - подтвердил он. - Так же плохо, как в тот раз. А тебе?
     - Так же, как прежде, - ответил Никодимус. - Слабый психический удар,
только и всего. Это сильнее воздействует на биологический мозг.
     Как сквозь туман Хортон услыхал патетическую речь Плотоядца.
     - Что-то там, наверху, - говорил он, - похоже, интересуется нами.
 
 
 
                                  13 
 
     Хортон открыл книгу на титульном листе. У его локтя дымила и оплывала
самодельная свеча, смутный и мерцающий свет. Он  нагнулся  поближе,  чтобы
можно было читать. Шрифт был незнакомый и слова,  казалось,  выглядели  не
правильно.
     - Что это? - спросил Никодимус.
     - Я  думаю,  это  Шекспир,  -  ответил  Хортон.  -  Что  же  еще?  Но
правописание совершенно  иное.  Странные  сокращения.  И  некоторые  буквы
другие. Однако взгляни сюда - это должно означать: "Полное собрание  работ
У. Шекспира". Вот как я это понимаю. Ты со мной согласен?
     - Но здесь  нет  даты  публикации,  -  сказал  Никодимус,  заглядывая
Хортону через плечо.
     - Я бы предположил, издано после нашего времени, - сказал Хортон.
     - Язык и правописание изменились с течением  времени.  Даты  нет,  но
напечатано в - ты можешь прочесть это слово?
     Никодимус нагнулся поближе.
     - Лондон. Нет, не Лондон. Где-то еще. Я никогда  не  слышал  об  этом
месте. Может быть, и не на Земле.
     - Ну, во всяком случае, мы знаем, что это Шекспир, - сказал Хортон.
     - Вот откуда взялось его имя. Он это затеял, как шутку.
     Плотоядец проворчал с другой стороны стола:
     - Шекспир полон шуток.
     Хортон перевернул лист и увидел чистую страницу, заполненную от  руки
неразборчивым почерком. Писали  карандашом.  Он  нагнулся  над  страницей,
разгадывая написанное. Он видел что оно  состояло  из  того  же  странного
написания и  организации  слов,  которые  он  нашел  на  титульном  листе.
Мучительно складывал он несколько первых строчек, переводя  их  почти  так
же, как переводил бы с чужого языка:
 
          Раз вы читаете это, то есть вероятность, что 
          вы могли натолкнуться на это чудовище, 
          Плотоядца. Если вышло именно так, то не верьте 
          ни на мгновение этому несчастному сукину сы