дремоту.  -
Немедленно разбудите всех, кроме  Лаврова-младшего.  По  тревоге.  Сбор  в
кают-компании. А теперь запишите мое сообщение и  передайте  его  в  совет
Мира. Копию - Академии наук...
   Они вошли в кают-компанию стремительно, все  трое,  и  теплое  свечение
вокруг  дверного  проема  трижды   мигнуло,   мгновенно   высушив   одежду
полярников.
   - Извините, что прервал отдых, - сухо сказал начальник станции.  -  Мы,
наконец, получили возможность связать  воедино  цепочку  странных  событий
вчерашнего   дня   и   объяснить   их.   Итак,   давайте    вспомним    их
последовательность. Магнитная буря, вернее даже,  магнитный  удар,  взрыв.
Нарушена  связь.  А  у  Максима,  который  ближе  всех  был  к   эпицентру
возмущения, сразу разрядились обе "вечные" батареи.  Затем  эта  внезапная
пурга. Не пурга,  а  настоящий  снежный  тайфун.  И,  наконец,  непонятная
находка Лаврова-младшего. Все это вам известно. Но  вы  не  знаете  самого
главного. Мы с Егором Ивановичем и доктором съездили - да, в квадрат 14-Е.
И нашли. Там действительно есть нечто непонятное. Купол, сфера -  не  знаю
даже, как  назвать.  Нет,  не  материальный.  Какое-то  силовое  поле.  Ни
вездеход, ни нас внутрь не впустили. Тем не менее Максим был там, сорвал в
неземном лесу несколько листков.
   - Как в неземном? - недоверчиво прогудел гляциолог Чеботарев.
   - Я не оговорился. Люди, по-моему, не умеют еще создавать такие силовые
поля. Да и листья странные: совсем другая механика  фотосинтеза.  Так  что
можно предполагать всякое.
   В кают-компании зашумели. Все разом захотели тотчас же ехать в  квадрат
14-Е. А бородатый метеоролог Прокудин все допрашивал Тимофея  Леонидовича:
"Вы их видели? Вы видели пришельцев?" - и вовсе не слушал ответов.
   - Тише, товарищи! - начальник станции повысил голос.  -  Вы  как  дети.
Обрадовались, зашумели, собрались куда-то бежать. Прежде  всего  я  требую
дисциплины. Каждый шаг наш, каждое действие по отношению к  чужому  разуму
должны быть тщательно взвешены и продуманы.  Помните  -  неизвестное,  как
правило, двулико. Есть в нем,  наверное,  добро,  но  может  быть  и  зло.
Поэтому я  еще  требую  и  осторожности.  Максима,  Егор  Иванович,  после
выздоровления немедленно отправить домой.
   - Значит, запремся здесь  и  будем  ждать  пригласительных  билетов?  -
возмутился Храмцов. - Мол, приходите, пожалуйста, для контакта.
   - Не отчаивайтесь, доктор, - начальник  станции  впервые  улыбнулся.  -
Работы хватит всем. Возле феномена Лаврова  устроим  наблюдательный  пост.
Вы,  Райков,  -  он  обернулся  к  высокому  метеорологу,  -  берите  двух
помощников и прямо сейчас отправляйтесь на пост. Прудников составит график
дежурств. Алексей Константинович,  вам  тоже  срочное  задание.  Передайте
"Пингвинам" новую программу: оцепить  Купол  и  вести  постоянную  съемку.
Остальные - разворачивают и оборудуют помещение дубль-станции. Мы  ожидаем
к утру гостей - представителей совета Мира и Академии. Людей надо сразу же
разместить.


   "Та-та-та, - призывно и властно запела вдалеке труба. -  Дружным  шагом
за победой отправляйся. Битве быть, битве быть, та-та-та".
   Ряды маленьких воинов в блестящих касках дрогнули, пришли  в  движение.
Они шли мерно и тяжело, сотня за сотней, тысяча за тысячей. И все на  одно
лицо. Они шли в туман и зыбкий  полумрак,  туда,  где  поднималось  что-то
красное, судорожно  шевелящееся,  опасное.  Сотня  за  сотней...  Карлсон,
кажется, говорил, что их пятьсот тысяч единиц в одной ампуле...  Жарко.  И
трудно дышать. Да и как можно дышать, когда за тебя там гибнет полмиллиона
человечков в блестящих касках. Кто блестит, что блестит? Пятьсот  тысяч...
Ох, как жарко! Пить! Эй, войско, дайте же наконец кто-нибудь попить!..
   Максим очнулся. В комнате тихо, темно.  Только  в  углу  слабо  мерцают
огоньки на панели  диагноста.  От  него  к  кровати  тянется  целый  пучок
проводов.
   "Ого, - подумал Максим. -  Здорово  же  меня  скрутило,  если  Карлсон,
приставил электронного стража".
   Хотелось пить, кружилась голова. Мальчик собрался как-нибудь встать, но
его внимание вдруг привлек слабый и неожиданный  запах.  Так  и  есть.  На
пластиковой тумбочке  возле  кровати  желтел  какой-то  плод,  похожий  на
апельсин. Максим лениво очистил его  и  съел.  "Апельсин"  почему-то  чуть
горчил.
   Максим вспомнил свою неудачную прогулку с фоторужьем (да и что за охота
во время полярной ночи), странный  лес  и  невидимый  купол,  толкающий  в
грудь: "Привиделось, наверное, все это, бредил я. Вот  и  сейчас  -  битва
антибиотиков приснилась..."
   Второй раз его разбудил диагност. Он прозвенел трижды -  требовательно,
громко - и Максим хотел было возмутиться такой нахальной побудкой,  но  на
табло  электронного  врача  светилась  надпись  "практически  здоров",   и
мальчику ничего не оставалось, как недоуменно пожать  плечами.  Чувствовал
он себя превосходно и прямо сгорал от желания  посмеяться  над  Карлсоном.
Напутал что-то доктор. Какое может быть воспаление легких, когда  диагност
гонит  тебя  из  медизолятора,  а  тело  так  и  просится  подурачиться  в
спортзале.
   По привычке Максим набрал код информатора - что нового, на станции, где
отец, куда сегодня отправились гляциологи? Автомат прежде  всего  повторил
распоряжение Гарибальди об "аврале", и мальчик  насторожился.  Дальше  шла
запись совещания. Максим замер,  боясь  пропустить  даже  полслова.  Затем
вскочил, заметался по  комнате,  но  последние  слова  начальника  станции
ошеломили его, и мальчик бессильно опустился на кровать. Как же  так?  Так
нечестно, несправедливо. Ведь это он, он открыл  купол,  и  купол  впустил
его. Впустил... А отец! Тоже хорош - хотя бы слово сказал  в  его  защиту.
Опасность, долг, дисциплина?.. Хоть бы скорее вырасти!
   Максим быстро умылся, тщательно причесался и только после этого  вызвал
Гарибальди.
   Тимофей Леонидович  ответил  сразу.  Увидев  на  экране  лицо  Максима,
приветливо улыбнулся:
   - Поправляешься, герой нашего времени?
   Мальчик на шутку не ответил.
   - Спасибо за гостинец. А что это было? Апельсин? - сказал он только  из
вежливости. - Лучше всех лекарств мне помог.
   - Постой шуметь, - нахмурился Гарибальди. - Какой еще апельсин?
   - Обыкновенный. Вкусный. Вот корочки.
   - На станции нет никаких апельсинов,  -  недоуменно  проворчал  Тимофей
Леонидович. Он что-то соображал, но Максим  догадался  раньше  и  чуть  не
подпрыгнул от радости.
   - Я знаю, что нет, - лукаво улыбнулся мальчик. - Но кто-то  же  положил
его возле  моей  постели.  Кстати,  этот  "апельсин"  чуть  горчил  и  пах
лекарствами.  И  не   напрасно.   Посмотрите,   пожалуйста,   на   диагноз
электронного врача.
   - Практически здоров, - прочел Гарибальди и присвистнул от удивления.
   Максим ликовал.
   - А Карлсон говорил: пять дней. Может, теперь мне разрешат в тот лес?
   - Ты, я вижу, знаешь о моем распоряжении,  -  улыбнулся  Гарибальди.  -
Учти, я свои распоряжения не отменяю.
   - Вы поспешили, - как  можно  убедительней  заверил  Максим  начальника
станции. - Ведь в Купол впустили пока только меня. И только ко мне явились
ночью пришельцы, чтобы оставить целебный "апельсин". А это  уже  настоящий
контакт, а не ваши посты и "Пингвины". Если вы не разрешите  мне  остаться
на станции, клянусь, я расскажу об "апельсине" членам совета Мира, и  меня
все равно оставят...
   -  Вот  нахаленок!  -  Тимофей  Леонидович  улыбнулся,  но   сразу   же
посерьезнел. - Ты извини, конечно, но тобой сейчас руководит не  разум,  а
детский энтузиазм. Может статься, что всем нам отсюда...
   Он не успел договорить. В коридоре послышался топот - кто-то бежал, а в
следующее мгновение дверь кабинета резко  распахнулась.  На  пороге  стоял
отец Максима.
   - Тимофей Леонидович! - он перевел дыхание  и  ткнул  рукой  куда-то  в
угол.  -  Там,  возле  склада,  появились  какие-то  странные   штуковины.
Сбежались все наши, ожидают вас...
   Экран тотчас опустел.
   - Медведи из снега, яблоки из льда... - запел Максим, быстро надевая  и
застегивая  комбинезон.  -  Начинаются  дела  -  всякие  чудесные,   очень
интересные...
   Он выскочил в морозную  ночь.  Тихо,  безоблачно,  настоящий  штиль.  В
воздухе повисли ледяные иглы  -  если  запрокинуть  голову  и  дышать  ими
тихо-тихо, то кажется, что на язык попадают отдельные звездочки.  Вот  они
сияют  -  кристаллики  небесного  льда.  А   среди   них   непривычный   и
торжественный Южный Крест.
   На другом конце поселка залаяли собаки. Мальчик с досадой топнул  ногой
- нашел время любоваться звездами! - и побежал на  шум  голосов,  лимонный
свет прожекторов, которые вспыхнули вдруг на высоких мачтах.
   Возле самого склада, чья красная крыша виднелась за  куполом  столовой,
Максим столкнулся с Мартой Ружевич, шеф-поваром станции.
   - Привет, дай кушать, - крикнул он  обычную  дразнилку-приветствие,  на
что полячка не ответила лукавым "Хоч сто раз, дзицятко", а схватив его  за
руку, обеспокоенно заглянула в глаза.
   - Максим сбежал?
   - Потом, Марта, потом. Меня пришельцы вылечили... Побежали, а не то  мы
все прозеваем...
   Они сразу увидели ЭТО. На ледяной площадке, расчищенной  под  аэродром,
огромной кучей лежали необычные предметы. Красные, синие, зеленые,  желтые
шары, параллелепипеды, кольца, кубы блестели полированной поверхностью,  в
бесчисленных плоскостях отражались огни прожекторов.  Максиму  показалось,
что здесь пробегал какой-то великан, споткнулся и уронил на  снег  коробку
елочных игрушек.
   - Подарков сколько! - всплеснула руками Марта. На  ее  голос  обернулся
Тимофей Леонидович.
   - Максим, - сердито крикнул он. - Я тебе...
   Мальчик поспешно нырнул в толпу. На аэродроме собрались, наверное,  все
свободные от дежурств обитатели полярной  станции  "Надежда".  То  и  дело
встречались знакомые - улыбчивые, обрадованные неожиданным  зрелищем.  Под
ногами у людей крутились два "нахлебника"  станции  -  Пушок  и  вислоухий
Император. Собаки, наверное, считали, что вся эта возня затеяна  ради  них
и, звонко лая, хватали всех за меховые комбинезоны.
   - А ну, Максим, помоги, - позвал Прокудин. Он старался  что-то  достать
из кучи "игрушек". Но мальчику как раз подвернулся большой золотистый шар,
очень легкий и красивый, и он погнал  его,  будто  мяч,  толкая  ногами  и
руками. Максим заметил, что блики от лучей прожекторов ни при чем - и шар,
и остальные  предметы  светились  сами  по  себе.  "Вот  из  этих  зеленых
"кирпичей", - подумал мальчик, - за пять минут можно сложить  крепость,  а
вон те полые цилиндры сгодились бы на башни". Подумал и  тут  же  с  явным
сожалением распрощался со своей выдумкой.  Разве  эти  взрослые  позволят?
Гарибальди разберется во всем, всех прогонит,  а  "игрушки"  перенесут  на
склад, пронумеруют и опечатают затем дверь.
   Рядом дружно засмеялись. Максим обернулся и  увидел,  что  смеются  над
Карлсоном. Любопытный доктор забрался в какое-то прозрачное  устройство  и
теперь не мог выбраться обратно - ломился в гибкие лепестки входа,  а  те,
пружиня, прищемляли ему то руку, то ногу, заталкивали обратно.
   - Немедленно прекратить все эти художества! - загремел вдруг над толпой
голос начальника станции.
   Но было поздно. Доктор,  рассвирепев,  рванулся,  прозрачные  дверцы  с
треском  сломались,  и  в  тот  же  миг  из  груды   предметов   беззвучно
выскользнула голубая молния и ударила  его  в  грудь.  Карлсон  вскрикнул,
грузно упал на снег.
   Полярники замерли.
   Тимофей Леонидович закричал снова - грозно и повелительно:
   - Ничего не трогать! К "предметам"  не  приближаться!  Приказываю  всем
вернуться на станцию!
   Доктора отнесли в  сторонку.  Несколько  человек  склонились  над  ним,
растирали снегом виски.
   - Жив, - раздался,  наконец,  голос  отца  Максима,  и  все  облегченно
вздохнули. - У него шок. Луис Лейн, помогите мне поднять доктора...
   На аэродроме вдруг  загремело.  Разноцветные  шары,  кубы,  пирамиды  и
прочее разом двинулись к краю ледяного  поля.  Медленно  переваливались  с
боку на бок  зеленые  "кирпичи",  вихляя,  катились  цилиндры  и  какие-то
сложные изящные конструкции. И все  это  гремело,  будто  боевые  барабаны
индейцев, и уходило прочь от людей.
   - Ничего себе подарочки, - прошептал Тимофей Леонидович.
   А странные вещи, вырвавшись из-под  лучей  прожекторов,  засияли  всеми
цветами радуги и покатились, гремя, в бездны полярной ночи.
   Максим мельком глянул на лица людей.  Ему  показалось,  что  полярникам
вовсе не страшно, а только немножечко грустно. Оттого, что все так  быстро
и так нелепо кончилось.



   ...ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ ЧЕРТИ

   Отец даже не забежал  -  жди.  Конечно,  ему  сейчас  тоже  не  сладко.
Карлсона врачевать  -  дело  нешуточное.  Он,  говорят,  капризный,  когда
болеет. Вообще  только  один  доктор  и  болеет  на  станции.  Раз  в  год
обязательно. И  теперь  только  его  молния  ударила.  А  болеет  Карлсон,
наверное, от тоски, нарочно. У всех работы  по  уши,  а  ему  хоть  звезды
пересчитывай. Вот и болеет, чтобы его должность не упразднили. Надо как-то
забежать к нему. Он хоть и очнулся, но шок свой отлежит, сколько положено.
И историю болезни заведет - для потомков. Что  ни  говори,  первая  травма
внеземного происхождения.
   Максим попробовал читать, но не смог осилить даже одной страницы. После
внезапного выздоровления он быстренько перебрался в свою комнату и вот уже
несколько часов слонялся без дела. Смотрел любимые фильмы,  слушал  инфор,
но выйти в  коридор  не  решался.  Зачем  лишний  раз  испытывать  судьбу?
Налетишь невзначай на Гарибальди - и прощай, станция.
   "Ломают  голову  над  этим  Куполом,  -  подумал  Максим,  -   названия
придумывают - маяк, база, склад. Еще бы стадионом  назвали.  Станция  это.
Как наша "Надежда", только размерами побольше. Жилище пришельцев - еще так
можно сказать. Может, не рассчитывали людей встретить, вот и  захватили  с
собой дом... Жаль, что я побоялся пойти в глубь чудо-леса. Но со станции я
все равно не уеду. Ведь больше так никогда в жизни не  повезет.  Не  будет
больше такой тайны. Без меня все разузнают, откроют и опишут, по  полочкам
разложат. И не будет уже ни тайны, ни пришельцев. Так - братья по  разуму,
сотрудничество цивилизаций и прочее..."
   Максим попробовал вызвать кого-нибудь из своих друзей, но на  экранчике
браслета  связи  появилась  хитрая  надпись:  "Ваш   номер   отключен   по
распоряжению совета Связи. Справки там-то..." Справляться Максим, конечно,
не стал. И так  все  ясно.  Оно,  может,  и  к  лучшему.  После  утреннего
сообщения по системе связи только одноклассники  целый  день  вызывали  бы
его.
   - Дзинь, дзинь, дзинь! - вдруг весело отозвался браслет связи.
   - Мама Юля! - мальчик даже подпрыгнул от радости. - Мамочка!
   - А почему ты не в медизоляторе? Температура упала?
   Путаясь от волнения, Максим рассказал о волшебном апельсине и  о  своем
не менее волшебном исцелении, о "подарках" пришельцев  и  о  том,  как  он
поспорил с Гарибальди.
   - На его месте я бы уже давно  отправила  тебя  на  материк,  -  строго
сказала мама, но глаза ее все же улыбались. -  И  потом  что  это  еще  за
прозвища?
   - Мама Юля, - запротестовал мальчик. - Они ведь не против, и так вообще
интересней. Тем более, что все совпадает. Усы - раз, борода -  два  и  то,
что Тимофей Леонидович тысячу человек сагитировал осваивать Антарктиду,  -
три. Помнишь, Гарибальди в 1860 году тоже возглавил поход "тысячи".  Повел
патриотов на юг, на помощь восставшим...
   - Ох ты, феномен мой непутевый, - вздохнула мама. - А доктор  тебе  кем
приходится? Дружок твой или ровесник? С чего ты окрестил его Карлсоном?
   Максим замялся. Он знал, что с доктором поступил немного  нечестно,  но
ведь Карлсон его простил, а если сейчас выложить всю правду,  то  и  вовсе
грех с души долой.
   - Понимаешь, мама, мы играли в тайны...
   - В тайны? - удивилась мама Юля.
   - Ну, кто больше друг другу своих тайн откроет и у кого  тайны  тайнее,
понимаешь? Ну, он и признался, что любит варенье...
   Он прокашлялся и неожиданно прорезавшимся басом сказал:
   - Мама Юля, ты только не беспокойся обо мне, ладно? И о папе  тоже.  Он
вообще из станции не выходит.
   Мама посмотрела на него как-то странно.
   - Ты  уже  большой,  Максим,  и  ты  должен  понять  меня.  Постарайся,
пожалуйста... Последние восемь лет  мы  очень  редко  видели  отца  -  его
забрал, приворожил к себе Полюс. Но мы хоть могли бросить все, если  надо,
и  в  любой  момент  прилететь  к   отцу   в   гости...   Космос   намного
притягательней. Как же мне не тревожиться за тебя? Понимаешь, сынок?
   - Не надо, мама Юля,  не  надо,  мамочка!  -  мальчик  умоляюще  сложил
ладони. - Это так интересно,  сказочно.  Я  постараюсь,  чтобы  всем  было
хорошо.
   - Это невозможно, Максим, - грустно сказала мать.  -  В  жизни  так  не
бывает, не получается.
   Они немного помолчали.
   - Мама Юля, скажи мне, ты  тоже  считаешь,  что  пришельцы  могут  быть
опасными? Тоже?
   - У нас нет опыта таких встреч, сынок. Лично я не верю, что агрессивные
существа могут дорасти до межзвездных полетов.  Но  кто  знает,  может,  я
ошибаюсь. Мы, ученые, привыкли верить только фактам. А их пока только два.
И они противоречивы. Тебе пришельцы дали апельсин-исцелитель, а доктора...
   Мама вздохнула, глянула на часы.
   - Мне уже пора, сынок. Пообещай мне, пожалуйста, быть...
   - Понимаю!


   Плотный снег громко скрипел под ногами, и Максим еще больше заспешил  -
вдруг кто услышит шаги. Когда  огни  станции  исчезли  в  неопределенности
сумерек, он перевел дыхание и немного постоял. Небо было гораздо  светлее,
чем месяц назад, когда он только прилетел к отцу, и Максим вдруг вспомнил:
завтра праздник. Самый радостный для зимовщиков день,  22  июня,  середина
долгой полярной ночи, середина зимы. Раньше они с мамой поздравляли в этот
день отца: перебивали друг друга, толкались,  чтобы  обоим  уместиться  на
маленьком экране браслета связи... Но сейчас на станции никто не готовится
к празднику. Все буквально помешались на пришельцах. Ждут не дождутся, что
те, наконец, объявятся. Интересно, какие они все-таки  -  пришельцы?  Одно
можно  сказать  наверняка:  очень  мудрые  и  могущественные.  Иначе   как
переплывешь звездный океан? А  раз  мудрые,  то  и  добрые.  И,  наверное,
похожие на людей. Потому  что  лес  у  них  похожий  на  земной  и  воздух
одинаковый... И все же, какие они?
   Размышления сократили дорогу. Громада Купола возникла внезапно,  метрах
в двухстах от Максима, и он остановился. Купол светился  изнутри  желто  и
тепло. Невидимую границу силового поля скрывал туман - сказывалась разница
температур. Где же лес? Туман клубится, колышется - не разглядеть. А,  вот
он. Зеленые пятна и еще что-то темное,  в  самой  глубине.  Наверное,  тот
самый дом, который видел Гарибальди...
   Мысль о начальнике станции заставила  мальчика  на  минуту  задуматься.
Прямого приказа, получается, он не нарушил. Лично ему Гарибальди ничего не
говорил. Он отцу приказывал.
   И тут Максим испугался. Вдруг на  станции  хватились  его  или  заметят
сейчас с наблюдательного поста. Вот он где: два вездехода и  палатка.  Или
еще - и это было бы самым страшным - вдруг его случайно тогда впустили. Из
жалости. Чтоб не замерз. А потом заперли свой волшебный  Купол  и  уже  не
откроют никогда и никому. Ни Гарибальди, ни членам совета Мира, ни  ему  -
Максиму.
   Максим побежал, спотыкаясь о плотный снег. И, наверное, заплакал бы  от
обиды и отчаянного любопытства,  если  бы  наткнулся  вдруг  на  невидимую
твердь. Но Купол только мягко толкнул его в грудь и впустил.
   Воздух был так свеж, так ароматен, что у  Максима  на  миг  закружилась
голова. Здесь было все. Огромные деревья величиной  с  корабельные  сосны.
Чистое пение птиц. Солнечный свет между вздыбленными  волнами  крон.  Звон
росы под