олмы  и  равнины
южного континента. Вдали паслось стадо ланей. Птицы лениво парили в небе.
   Нет, я не мог отказаться от этой красоты и  вернуться  в  шум  и  грязь
мира, который когда-то покинул, вернуться  к  безрадостному  существованию
Джона Дакера.
   Наступил вечер. Воздух наполнился пением птиц  и  усилившимся  ароматом
цветов. Мы медленно возвращались во дворец, крепко держась за руки.
   Как приговоренный к смерти, я поднимался по ступеням,  ведущим  в  наши
покои. Раздеваясь, не знал, надену ли еще когда-нибудь эту одежду. Лежа  в
постели,  пока  Эрмижад  готовила  лекарство,  молился  о  том,  чтобы  не
проснуться утром в городе, где жил Джон Дакер.
   Я окинул взглядом комнату, еще  раз  посмотрел  на  шелковые  гобелены,
висящие на стенах, на вазы с цветами, прекрасную  мебель  -  мне  хотелось
запечатлеть это в памяти, так же как я навсегда запомнил лицо Эрмижад.
   Она принесла лекарство. Я взглянул в ее глаза, полные  слез,  и  осушил
бокал.
   Это было прощание. Прощание, в котором мы не признавались друг другу.


   Почти сразу я погрузился в тяжелый сон, и мне  показалось,  что,  может
быть, Эрмижад и Эрджевх были правы, и тот голос, действительно, был просто
порождением тревоги.
   Не знаю, который был час, когда что-то потревожило мой глубокий сон.  Я
с трудом осознал это. Казалось, мозг запеленут в мягкий темный  бархат,  и
откуда-то издалека вновь услышал голос.
   Я не мог разобрать ни одного слова и, улыбаясь самому себе, ощущал, что
лекарство приносит облегчение и ограждает от того,  кто  пытается  вырвать
меня отсюда. Голос звучал  все  настойчивее,  но  я  не  обращал  на  него
внимания. Придвинувшись к Эрмижад, я обнял ее.
   Голос позвал снова. И снова я на него не отозвался. Я чувствовал,  что,
если сумею продержаться эту ночь, голос  оставит  меня  в  покое.  Не  так
просто оторвать меня от мира, где обрел любовь и спокойствие, - в  этом  я
был уверен.
   Голос умолк, и, не выпуская Эрмижад из объятий, я заснул с  надеждой  в
сердце.
   Через некоторое время голос вернулся, но теперь я уже совсем не обращал
на него внимания.
   Наконец, он окончательно затих, и я снова погрузился в тяжелый сон.
   Оставался час или два до рассвета, когда в комнате  раздались  какие-то
звуки. Я открыл глаза, подумав, что это встала Эрмижад. Но Эрмижад  лежала
рядом. Опять услышал шум. Такой  звук  издает  меч,  скользящий  по  ноге,
одетой в доспехи. Я привстал. Глаза слипались, голова гудела от лекарства.
Сонно оглядел комнату.
   И вдруг увидел стоящую фигуру.
   - Кто вы? - спросил я, с трудом соображая. Может быть,  это  кто-то  из
слуг? В Лус Птокай не было ни воров, ни наемных убийц.
   Фигура не отвечала. Мне показалось, что она  внимательно  рассматривает
меня.
   Постепенно я начал различать детали, и теперь уже был уверен,  что  это
не элдрен.
   У человека была  внешность  варвара,  несмотря  на  богатую,  прекрасно
сшитую одежду. Огромный шлем обрамлял грубое бородатое лицо. Широкая грудь
была защищена металлическим панцирем,  на  котором  разглядел  причудливый
орнамент - такой же, как и на шлеме. Поверх всего был накинут тонкий  плащ
без рукавов, сшитый, по-видимому, из бараньей кожи. Еще на  человеке  были
узкие брюки из черной лакированной кожи, вышитые золотом и серебром, а  на
них - металлические наколенники. Ноги были обуты в меховые сапоги,  сшитые
из той же кожи, что и плащ. На боку висел меч.
   Человек не двигался, но продолжал наблюдать  за  мной  из-под  козырька
нелепого  шлема.  Теперь  мне  были  видны  его  глаза.  Они  горели.  Они
требовали.
   Это не был человек, воевавший за короля Ригеноса,  случайно  избежавший
гибели, на которую я его обрек. Слабое воспоминание появилось откуда-то  и
исчезло. Но одежда человека не  соответствовала,  насколько  я  помнил,  и
периоду истории, в который жил Джон Дакер.
   Может быть, он посланец Призрачных Миров?
   Если  это  так,  то  внешне  он  сильно  отличался  от  тех  обитателей
Призрачных Миров, которые спасли Эрмижад, когда она попала в плен к королю
Ригеносу.
   Я повторил свой вопрос.
   - Кто вы?
   Человек попытался ответить, но не смог.
   Он поднял руки, снял шлем. Откинул назад длинные черные волосы. Подошел
поближе к окну.
   Лицо показалось мне знакомым.
   Это было... мое лицо.
   Никогда еще я не испытывал такого ужаса.
   - Что вам надо? - закричал я. - Что вам надо?
   Напрягая измученный мозг,  я  пытался  понять,  почему  не  просыпается
Эрмижад, почему она продолжает спокойно спать рядом.
   Человек шевелил губами, наверное,  он  что-то  говорил,  но  я  не  мог
разобрать ни слова.
   Может  быть,  это  еще  один  ночной  кошмар,  теперь   уже   вызванный
лекарством? Если это так, подумал я, голос был все-таки лучше.
   - Вон отсюда! Убирайся вон!
   Посетитель  сделал  несколько  непонятных  жестов.   Его   губы   вновь
задвигались, но я опять не услышал ни слова.
   С воплем я выпрыгнул из кровати и бросился  на  гостя,  так  невероятно
похожего на меня. Он сделал шаг назад...
   После войны во дворце элдренов не было мечей, иначе давно бы уже пустил
его в ход. И видимо, я хотел завладеть мечом моего визитера.
   Я  упал  навзничь  на  мощенный  плитами  пол,  содрогаясь  от   ужаса,
выкрикивая какие-то слова привидению, смотревшему  на  меня  сверху  вниз.
Потом попытался подняться и снова стал падать, падать, падать...
   И тут опять услышал голос. В нем звучало торжество.
   - Урлик, - кричал он. - Урлик Скарсол! Урлик! Урлик! Герой льдов, иди к
нам!
   - Не хочу!
   Но я уже не отрицал, что это мое имя. Я лишь не  хотел  идти.  И  вдруг
понесло, закружило, я покатился по  коридорам  Вечности,  хотя  и  пытался
повернуть назад, обратно - к Эрмижад, в мир элдренов.
   - Урлик Скарсол! Граф Белых Пустынь! Лорд Башни  Мороза!  Принц  Южного
Льда! Хозяин Холодного Меча! Он придет в мехах  и  металле,  в  колеснице,
запряженной медведями. Придет, чтобы мечом помочь своему народу!
   - Я не принесу вам избавления! Мне не нужен  меч!  Разрешите  мне  лечь
спать! Умоляю вас - разрешите лечь спать!
   - Просыпайся, Урлик Скарсол! Этого требует пророчество!
   И вот уже зрение частично  вернулось  ко  мне.  Я  увидел  обсидиановые
города, угрюмо стоящие на берегах  медлительных  темных  морей;  я  увидел
мертвенно-бледные небеса  и  море,  похожее  на  серый  мрамор  с  черными
прожилками, по которому плывут огромные льдины.
   Увиденное наполнило сердце печалью - слишком хорошо мне  было  все  это
знакомо.
   Теперь я уже не сомневался, что, уставший от  войны,  призван  вступить
еще в один бой...




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПУТЬ ПОБЕДИТЕЛЯ

   Воины все в серебре,
   Горожане в нарядных одеждах.
   В бронзовой колеснице - Победитель,
   Герой, погруженный в печаль.
   Хроника Черного Меча.


1. ЛЕДОВЫЕ ПУСТЫНИ

   Я медленно продвигался вперед, хотя и оставался на  месте.  Я  двигался
словно затянутый в воронку водоворота.
   Сознание  прояснилось.  Панорама,  открывшаяся  моему   взгляду,   была
достаточно определенной, но мало утешительной. Пытался успокоить себя, что
все происходит во сне, но знал, что это не так. Как  когда-то  Джон  Дакер
был против своей воли призван в мир элдренов, так  и  Ерекозе  призвали  в
этот мир.
   Я знал свое имя - его произносили достаточно  часто.  Я  знал  его  так
твердо, будто оно всегда было моим. Меня звали Урлик Скарсол -  Повелитель
Южного Льда.
   Все, что видел вокруг, подтверждало это - меня окружал мир льда.  Но  я
понял, что ледяные пустыни, которые видел в другом воплощении, были иными.
Сейчас передо мной тускло мерцали льды умирающей планеты. В  небе  застыло
маленькое умирающее солнце. Без сомнения, это была Земля, но Земля в конце
своего развития. Джон  Дакер  воспринял  бы  увиденное  как  свое  далекое
будущее, но для меня давно уже не было разницы между  прошлым  и  будущим.
Время стало моим врагом, причем  врагом,  не  имеющим  очертаний,  врагом,
которого не мог увидеть и против которого не мог сражаться.
   Я ехал в колеснице, отлитой из бронзы и серебра. Узоры, украшавшие  ее,
напоминали орнаменты на доспехах  ночного  посетителя.  Четыре  громадные,
обитые железом колеса стояли на лыжах, сделанных из полированного  черного
дерева. В колесницу были впряжены четыре странных существа, и  они  тащили
ее по льду. Эти звери представляли собой разновидность тех белых медведей,
которые существовали в мире Джона Дакера - но эти были крупнее, а ноги  их
были длиннее. Они бежали вприпрыжку, но невероятно быстро.
   Выпрямившись, я стоял в колеснице с поводьями  в  руках.  Прямо  передо
мной  находился  сундук,  изготовленный  специально  для  этой  колесницы.
Сделанный из какого-то тяжелого дерева, он был  окован  серебром,  а  углы
укреплены железными полосками. Массивный замок  висел  на  нем,  в  центре
крышки  располагалась  ручка,  а  поверхность  украшали  черные,  синие  и
коричневые изображения драконов, воинов, деревьев и цветов,  сделанные  из
эмали. Вокруг замка были выбиты незнакомые буквы, и я был  очень  удивлен,
когда без труда смог прочитать их:  "Это  сундук  графа  Урлика  Скарсола,
лорда Башни Мороза".
   Справа от сундука к одному из боков колесницы были припаяны три тяжелых
кольца, в которых лежало копье, сделанное из сплава меди и серебра,  футов
семи длиной,  с  огромным  наконечником  из  мерцающего  железа,  покрытым
острыми шипами. На другой стороне колесницы тоже лежало какое-то оружие  -
с длинной рукоятью и громадным, как у секиры, лезвием. Оружие украшал  тот
же орнамент, который был и на сундуке.
   Я ощупал свой пояс. На нем висели пустые ножны, без меча, а  на  правом
бедре - ключ. Отцепив  ключ  от  пояса,  некоторое  время  с  любопытством
рассматривал его, а затем, нагнувшись и  с  трудом  удерживая  равновесие,
поскольку колесница катила по неровному  льду,  вставил  ключ  в  замок  и
открыл сундук, ожидая увидеть меч.
   Но меча там не оказалось. В сундуке были продукты,  запасная  одежда  и
другие вещи, которые обычно люди берут с собой в дальнюю дорогу.
   Грустно улыбнулся, поняв,  что  это  я  отправился  в  дальнюю  дорогу.
Захлопнув сундук, закрыл его на замок и повесил ключ обратно на пояс.
   Лишь теперь обратил внимание на то, как я одет.  На  мне  был  тяжелый,
весь в узорах металлический панцирь, широченный  плащ  из  грубой  шерсти,
кожаный камзол, брюки  из  лакированной  кожи,  наколенники  с  такими  же
узорами, как на панцире, и сапоги, очевидно, из того же материала,  что  и
плащ. На голове несуразный металлический шлем, пальцами нащупал украшавшие
его змеевидные узоры.
   С нарастающим ужасом потрогал лицо. Оно было прежним,  но  над  верхней
губой обнаружил густые усы, а на подбородке - небольшую колючую бороду.
   Рассматривая содержимое сундука, заметил в нем небольшое зеркало. Снова
отперев замок, перерыл весь сундук, пока, наконец, не нашел  это  зеркало,
которое оказалось сделанным не из стекла, а из  тщательно  отполированного
серебра. Слегка поколебавшись, взглянул в  него.  На  меня  смотрело  лицо
призрака, приходившего ночью.
   Этим призраком был теперь я.
   Охваченный недобрым предчувствием, бросил зеркало обратно в сундук и  с
грохотом захлопнул крышку. Рука сама потянулась к  копью,  мне  неудержимо
захотелось сломать его.
   Я оказался здесь,  среди  тусклых  льдов  под  темнеющим  небом,  один,
оторванный от любимой женщины, от мира, в котором был свободен и  спокоен.
Я казался  себе  безумным,  который,  будучи  в  полной  уверенности,  что
излечился, вдруг обнаруживает себя вновь буйно помешанным.
   Я закричал,  но  крик  утонул  во  льдах.  Погрозил  кулаком  тусклому,
красному, далекому шару - солнцу этого мира.
   А белые медведи вприпрыжку бежали по белой пустыне, унося  в  неведомый
край, назначенный мне судьбой.
   - Эрмижад! - кричал я. - Эрмижад!
   Как я хотел, чтобы она услышала меня, чтобы  позвала,  как  позвал  тот
голос...
   Но угрюмо молчало темное небо, молчали мрачные льды, и солнце  смотрело
на меня взглядом очень старого  дряхлого  человека,  не  понимающего,  что
происходит.
   Дальше и дальше бежали неутомимые  медведи;  дальше  и  дальше,  сквозь
вечные льды, сквозь вечные сумерки. Дальше и дальше... А я плакал, стонал,
вопил и, наконец, утих, окаменел, словно тоже был изваян из льда.
   На какое-то время придется покориться судьбе, чтобы выяснить,  куда  же
везут меня медведи, а потом любой ценой вернуться в мир элдренов и обрести
вновь мою Эрмижад.
   Хоть надежда на это была слабой, я всей душой ухватился за нее.  Ничего
другого не оставалось. Но где искать Эрмижад  во  Вселенной  -  в  великом
множестве альтернативных миров, если теория элдренов  была  верной,  я  не
имел представления. Где находится мир, в который попал? Он  может  быть  и
одним из Призрачных Миров, и любой другой  планетой,  отделенной  от  мира
элдренов Вечностью.
   Но теперь  я  опять  был  Вечным  Победителем,  готовым  без  колебаний
вступить в бой за угнетенный и обманутый народ, как когда-то  сражался  за
народ короля Ригеноса.
   Почему выбор пал именно на меня? Почему мне не суждено познать покой?
   И снова пришла мысль, что, может  быть,  в  каком-то  из  воплощений  я
совершил какое-то космическое  преступление,  столь  ужасное,  что  теперь
обречен  на  бесконечные  скитания  по  Вечности.  Но  что  это  было   за
преступление, за которое назначена такая страшная кара, не знал.


   Стало еще холоднее. Я вытащил из сундука рукавицы, надел их,  закутался
поплотнее в плащ и, усевшись на сундук,  с  поводьями  в  руках  задремал,
надеясь, что сон хоть немного поможет моему раненому сознанию.
   Я ехал по  бесконечным  льдам.  Тысячи  миль  льда.  Неужели  этот  мир
настолько стар, что в нем нет ничего, кроме льда?
   Но я надеялся, что скоро хоть что-нибудь узнаю.



2. ГОРОД ИЗ ОБСИДИАНА

   Через бескрайние льды под тусклым  солнцем  я  мчался  в  колеснице  из
бронзы и серебра. Иногда длинноногие белые медведи бежали медленнее, но не
останавливались, словно их, как и меня, влекла вперед  какая-то  неведомая
сила, противостоять которой они  не  могли.  Изредка  на  небе  появлялись
ржавые облака - медленно плывущие корабли в  бледно-голубом  море,  но  не
было ни единого ориентира, по которому можно  было  бы  определить  время:
солнце словно остановилось, а созвездия, поблескивающие позади него,  были
мне неизвестны. Казалось, планета прекратила вращение, а если и двигается,
то настолько медленно, что этого  нельзя  заметить  невооруженным  глазом.
Ландшафт вполне соответствовал моему настроению.
   Но вскоре я заметил нечто вносящее разнообразие в монотонность  унылого
пейзажа. Сначала мне показалось, что это неподвижные  низкие  облака,  но,
подъехав поближе, увидел темные очертания гор,  выросших  посреди  ледяной
равнины. Неужели горы тоже изо льда? А может быть, это  скалы,  а  значит,
все-таки не вся планета покрыта льдом?
   Никогда я не видел таких изрезанных скал  и,  разочарованный,  подумал,
что все же это ледяные горы, над которыми потрудились время и ветер.
   Но постепенно открывалась картина, которая однажды уже возникала в моем
сознании - в то мгновение,  когда  меня  отрывали  от  Эрмижад.  Я  увидел
огромные вулканические утесы  со  сверкающими  стеклянными  образованиями,
похожими на люстры. Появились и цвета - темно-зеленый, коричневый, черный.
   Я натянул поводья и прикрикнул на медведей. С удивлением обнаружил, что
знаю их имена.
   - Эй, Снарлер! Но, Рендер! Но, Гроулер! Быстрее, Лонгклоу!
   Они понеслись во всю мочь, и колесница только подпрыгивала  на  ледяных
ухабах.
   - Быстрее!
   Теперь я уже видел гладкую, как стекло, дорогу, ведущую к  скалам.  Лед
становился все тоньше, и вскоре колесница уже ехала по булыжникам у самого
подножия гор, острые пики которых прокалывали низкие ржавые облака.
   Мрачные вершины угнетали. Но и  дарили  надежду:  высоко,  между  двумя
скалами, я увидел перевал.
   Горная порода состояла в основном из базальта и  обсидиана,  а  повсюду
лежали огромные валуны, вокруг которых петляла теперь уже мощенная дорога.
По ней и бежали мои измученные медведи. Облака  непривычного  цвета  будто
прилипли к склонам гор и казались осевшей на них копотью.
   Я внимательно вглядывался в нависшие скалы, пытаясь рассмотреть детали.
Они, действительно, были вулканического происхождения - об  этом  говорили
выветрившиеся остроконечные  пики,  а  также  нижние  части  склонов,  где
черный, зеленый или пурпурный обсидиан  вместе  с  гладким  переливающимся
базальтом образовывали фигуры, похожие на  искусно  вырезанные  готические
колонны. Их вполне могли построить разумные  существа  огромных  размеров.
Кое-где базальт был красного и темно-синего цвета, весь в ячейках,  словно
коралл. В других местах эта  же  скала  была  обычного  угольно-черного  и
темно-серого цвета. А в слоях, расположенных  совсем  высоко,  встречались
вкрапления радужных камней, которые, освещаясь время от  времени  каким-то
непонятным светом, расцветали всеми цветами радуги.
   По моим предположениям, этот район, благодаря вулканической активности,
не поддался нашествию льдов, но,  видимо,  он  был  единственным  на  всей
планете.
   Наконец, я въехал в ущелье. Оно было таким узким, что скалы,  казалось,
вот-вот обрушатся на меня.  Я  проезжал  мимо  пещер,  которые  напоминали
недобрые, рассматривающие меня глаза, и крепко сжимал копье, поскольку  не
только в воображении, но  и  наяву  вполне  мог  встретить  диких  зверей,
живущих здесь.
   Дорога становилась все менее  ровной,  и  медведи  тащили  колесницу  с
большим трудом. Необходимо  было  снять  полозья,  пришлось  остановиться.
Почему-то я был уверен, что все необходимые инструменты наверняка найду  в
сундуке. И действительно,  обнаружил  их  в  коробке,  формой  и  отделкой
напоминавшей сам сундук.
   Отвинтив полозья, сунул их в специальные зажимы, прикрепленные к  борту
колесницы. Как  когда-то,  став  Ерекозе,  я  вдруг  обнаружил,  что  умею
обращаться с оружием и скакать на лошади, досконально знаю  каждую  деталь
своего  снаряжения,  будто  никогда  и  не  снимал  его,  так   и   сейчас
почувствовал, что работа с колесницей для меня совершенно привычна.
   Теперь колесница ехала гораздо быстрей, но сохранять  равновесие  стало
труднее.
   Прошло довольно много времени, когда,  миновав  все  изгибы  ущелья,  я
увидел, что оказался на другом конце горной цепи.
   Гладкие скалы плавно переходили в  кристаллический  берег,  на  который
вяло набегали волны вязкого моря.
   Кое-где горы уходили в море, и я видел остроконечные вершины,  торчащие
из воды, которая, наверное, гораздо солонее, чем даже Мертвое море в  мире
Джона Дакера.  Низкие  коричневые  облака,  затянувшие  полнеба,  казались
порождением  этого  моря.  Темные  кристаллы  на  берегу  были   абсолютно
безжизненны, и слабый свет маленького красного солнца с трудом  пробивался
сквозь мрак.
   Это и есть, наверное, край мира и конец света.
   Не верилось, что здесь может  быть  что-то  живое  -  люди,  звери  или
растения.
   А тем временем медведи уже добежали до берега, и  кристаллы  захрустели
под колесами. Однако медведи не остановились, а резко повернули на  восток
и понесли колесницу вдоль берега темного отвратительного океана.
   Хотя здесь было теплее, чем  во  льдах,  меня  бил  озноб.  Воображение
услужливо рисовало образы чудовищ, которые могут  обитать  в  водах  этого
ужасного моря, и людей, способных тут жить.
   И тут из мрака до меня донеслись голоса. Голоса людей. И  вскоре  я  их
увидел.
   Они ехали верхом на  гигантских  животных,  передвигавшихся  с  помощью
сильных мускулистых плавников. Спины животных резко переходили  в  широкие
хвосты, благодаря которым они удерживали равновесие. Сначала  я  удивился,
но потом понял, что в ранние  периоды  эволюции  эти  животные  назывались
морскими львами. У них все еще