ь. Размышлял он не очень долго.
   - Мама пошлет меня в камеру забытых  вещей.  Туда  должен  вернуть  мой
чемодан тот, кто его найдет в электричке.
   - Не обязательно должен вернуть, - мгновенно возразил Мозг, - не всегда
так бывает.
   Витя пристально взглянул на  футляр.  На  несколько  минут  на  террасе
воцарилось молчание. Мозг опять словно  о  чем-то  размышлял.  Потом  Витя
снова услышал его голос.
   - Ты будешь все время носить меня  с  собой,  -  деловым  тоном  сказал
баритон, - предположим,  в  каком-нибудь  портфеле,  где  будут  проделаны
дырочки, чтобы я все видел и слышал, что  с  тобой  происходит.  Чтобы  я,
когда ты об этом попросить, мог моментально прийти к тебе на помощь.
   Витя кивнул. Мозг помолчал еще немного.  Витя  вдруг  просто  физически
почувствовал, как  в  тускло-фиолетовом  футляре  снова  идет  напряженная
работа -  Мозг,  вероятно,  обдумывал,  как  лучше  выразить  словами  еще
какую-то очень важную мысль.
   - Я могу разговаривать не только голосом, - сообщил Мозг.
   Витя ошеломленно уставился на раскрытый чемодан.
   -  В  обработке  вещества  биотоками  была   одна   закономерность,   -
невозмутимо произнес баритон. - Ошеломляющая, как говорили в  лаборатории.
Всякое  искусственное  мозговое  вещество  после   воздействия   биотоками
приобретало по неизвестной причине способность телепатической связи. Я  не
был исключением. Да, мне достаточно лишь  нескольких  минут  всестороннего
изучения человека, чтобы я мог настроиться на его телепатическую волну.  Я
буду подсказывать тебе не вслух, а мысленно. Согласись,  что  это  гораздо
удобнее - скажем, если вокруг много людей или  на  экзамене...  У  каждого
человека своя собственная телепатическая волна,  очень  редко  встречаются
люди  с  одинаковыми  телепатическим  волнами.  То,  что   я   буду   тебе
подсказывать, на расстоянии до пятнадцати метров будешь слышать только  ты
один...
   Витя Сайкин провел рукой по  лбу.  На  террасе  снова  возникла  долгая
пауза. Со стороны участка  Шабельниковых  вдруг  вновь  донеслась  мелодия
"Батуми".
   - Прежде чем зарывать чемодан, - деловым тоном продолжал баритон, -  ты
дождись, чтобы совсем стемнело. Не надо, чтобы кто-нибудь  видел,  как  ты
зарываешь чемодан.
   Витя слабо кивнул головой и проглотил  слюну.  Ощущение,  что  все  это
происходит в каком-то сне, никак  не  проходило.  Мозг  между  тем  хорошо
поставленным баритоном говорил дальше:
   - До темноты осталось не так уж много времени.  Ты  пока  расскажи  мне
подробнее о себе. Мне надо знать о тебе как можно больше.
   Витя еще раз провел рукой по лбу. Лоб был сухой  и  горячий.  Не  очень
складно Витя стал рассказывать о себе - о том, что живет он в  Москве,  на
Седьмой Песчаной улице; о том, что заканчивает десятый класс средней школы
и  собирается  поступать  в  институт,  учиться  на   биолога   вместе   с
одноклассником Левой Кругловым или  же  вместе  с  другим  одноклассником,
Аркашей Исаченковым, учиться на конструктора космических  кораблей,  точно
пока еще не решено; о  том,  что  отец  его,  Николай  Васильевич  Сайкин,
работает  на  мебельной  фабрике  "Уют"  начальником  цеха,   выпускающего
секционную мебель, и всегда очень занят,  а  мама,  Татьяна  Сергеевна,  -
библиотекарем в районной библиотеке...
   За окнами постепенно стемнело. Тогда с чемоданом в руке и с Мозгом  под
мышкой Витя спустился в  сад  и  пошел  к  сараю,  где  хранился  семейный
сельскохозяйственный инвентарь. Осторожно, стараясь не звякнуть чем-нибудь
металлическим, он достал из сарая лопату. Чужой чемодан  по  совету  Мозга
был упакован в плотный мешок из-под калийной селитры. В саду  теперь  было
прохладно и сыровато. Поеживаясь и слегка вздрагивая, Витя положил Мозг на
скамеечку, устроенную отцом в меже, и с чемоданом и лопатой  шагнул  туда,
где надлежало сажать клубнику. Все происходило именно так, как должно было
происходить в каком-нибудь остросюжетном приключенческом фильме.
   В эту ночь Витя Сайкин долго  не  мог  уснуть.  А  когда  сон  все-таки
пришел, Вите все время виделось, что он так и  не  засыпал  яму  землей  и
наутро соседи увидят на ее  дне  чужой  чемодан.  Несколько  раз  он  даже
выбегал в сад, а потом брел назад на террасу, облегченно  вытирая  со  лба
холодный пот. Уже на рассвете Вите приснился человек в пенсне и с бородкой
клинышком. Человек бегал за Витей вокруг садовых участков и сердито кричал
что-то не очень разборчивое.
   Но утро было великолепным. Витя проснулся, выглянул в окно, и от ночных
тревог не осталось и следа. Грядка,  вскопанная  под  клубнику,  выглядела
так, словно по ней никто не ходил сто лет. Солнце, несмотря на ранний  час
уже начинавшее припекать, заливало зеленый летний мир  потоками  ласкового
света. Громко и весело пели птицы. С участка Ивановых  донеслись  позывные
воскресной радиопередачи "С добрым утром".
   Тускло-фиолетовый футляр, лежащий на столе, спросил:
   - Ну, чем бы я мог тебе для начала помочь?
   Решившись, Витя попросил у Мозга первой серьезной помощи.
   - Вы мне можете помочь, - сказал Витя застенчиво. - Очень  хотелось  бы
сдать экзамен по физике, он послезавтра.  Физика  для  меня  всегда  самый
трудный предмет, по физике у меня всегда тройка. И  Серафим  Валентинович,
он всегда...
   Витя вздохнул.
   - Но прежде у меня  объяснение  с  родителями  по  поводу  чемодана,  -
напомнил Витя. - Хотя ваша версия, конечно, безукоризненна, - Витя вежливо
улыбнулся, - объяснения не миновать все равно. Мама  припомнит  все  вещи,
которые я потерял за всю свою жизнь. Вы еще  не  знаете  мою  маму!  Самое
неприятное то, что разговоры  будут  долгие.  Наверное,  можно  что-нибудь
сделать, чтобы все прошло полегче и побыстрее?
   В   тускло-фиолетовом   футляре   вновь   начались   какие-то   сложные
мыслительные процессы.



   7

   Днем Витя вернулся в Москву.
   В правой руке Витя держал свою красную авоську, и  вместе  с  учебником
физики и справочником "Куда пойти  учиться?"  в  ней  лежал  теперь  Мозг,
завернутый в старую газету. В газете были  прорезаны  аккуратные  дырочки,
сквозь которые Мозг с колоссальным жизненным опытом мог  видеть  все,  что
происходило с его подопечным. От предстоящего объяснения  с  родителями  у
Вити все же немного замирало сердце.
   Но синтезированное искусственно мозговое вещество действительно  знало,
что надо делать. На площади  возле  метро  "Сокол",  где  шумно  торговали
цветами, не без удивления Витя купил  по  совету  Мозга  три  великолепных
пиона. Полчаса спустя, дома, когда Витя уже изложил версию, подсказываемую
Мозгом (постоянно ощущать  в  голове  чьи-то  чужие  мысли  поначалу  было
немного странно и даже не очень приятно, но потом Витя привык),  он  вдруг
преподнес маме цветы - из своей авоськи, лежавшей  в  углу  комнаты,  Мозг
точно  подсказал,  в  какой  момент  это  сделать,   чтобы   подарок   был
естественным и своевременным. К Витиному  изумлению,  всякие  разговоры  с
маминой стороны после этого немедленно и полностью были прекращены.  Отец,
вечно занятый,  но  тоже  любивший  при  случае  проводить  воспитательные
беседы, говорил о злополучной рассаде ("Где она, что с ней в самом  деле?"
- смятенно подумал Витя) лишь на несколько секунд дольше: наливая  воду  в
цветочную вазу, мама вдруг ни с того вроде бы ни с сего припомнила  старую
семейную историю, уже обросшую многими легендарными и  полуфантастическими
подробностями, о том, как двенадцать лет назад  папа  забыл  на  кольцевой
линии  метро  предмет   куда   более   ценный   -   новенький   контрабас,
предназначенный в подарок Витиной  двоюродной  сестре,  шестилетней  тогда
Наденьке, принятой  в  музыкальную  школу.  Отец  после  этого  растерянно
замолчал и стал выглядеть, как человек, совсем не  знающий,  что  сказать.
Витя был ошеломлен и подавлен:  Мозг  продемонстрировал  блестящее  знание
психологии мира взрослых. Самому себе рядом с Мозгом Витя показался слабым
и жалким.
   Владелец Мозга, знающего все на свете, очень  бережно  взял  авоську  и
пошел с ней в свою комнату. Там, встав  на  колени,  он  стал  шарить  под
книжным шкафом, где со дня  предыдущего  экзамена  лежал  черный  школьный
портфель. Наконец отыскав его, Витя вытер с портфеля  трехдневную  пыль  и
вытряхнул из него на письменный стол учебники по химии и толстые  тетради,
исписанные формулами и уравнениями реакций. Химию Витя сдал  на  четверку,
химия по сравнению с физикой давалась ему не  в  пример  легче.  Уложив  в
портфель Мозг, Витя стал проделывать в портфеле ножницами отверстия.
   Чуть позже  он  сделал  слабую  попытку  сесть  за  письменный  стол  с
учебником физики. Открыв учебник, Витя искоса взглянул на портфель, и Мозг
тут же промыслил - раз Витя просил его взять на себя  заботу  об  успешной
сдаче экзамена, значит ему незачем ломать голову над учебником самому.  Не
настаивая,  Витя  с  большим  удовольствием  отложил  учебник  в  сторону.
Кажется, всерьез наступала новая жизнь, жизнь без забот и волнений...




   ЧАСТЬ ВТОРАЯ


   1

   Серафим Валентинович, учитель физики, вздохнул и посмотрел  на  окна  с
глубокой тоской. Ничего  хорошего  он  не  увидел.  Окна  были  распахнуты
настежь, но вместо желанной прохлады с улицы  в  них  вливался  обжигающий
зной. Мощные солнечные лучи усердно  преломлялись  в  оконных  стеклах,  и
поэтому на стекла больно было смотреть. Полюс холода, сугробы и  снегопады
существовали где-то в другом, далеком от реальности мире.
   Серафим Валентинович еще  раз  вздохнул  и  придвинул  к  себе  поближе
экзаменационную ведомость. Бумага тоже была теплой от  солнца.  За  спиной
учителя, там, где висела доска, шел монотонный, словно размякший от  жары,
ученический  рассказ  о  некоторых   физических   явлениях,   объединенных
вопросами одного билета.
   Теплая ведомость отражала точное положение дел.  На  текущий  момент  в
ведомости были восемь четверок и четыре пятерки. Троек и  двоек  не  было.
Один ученик отвечал, трое других у доски готовились к ответу -  против  их
фамилий  были  поставлены  точки.  Остальные  графы  были  пока  пусты   -
взволнованные и напряженные, остальные ученики сидели на  своих  местах  и
ждали очереди.
   Учитель немного поколебался и украдкой расстегнул еще одну пуговицу  на
своей белой полотняной  рубашке.  Расстегивать  дальше  уже  не  позволяли
правила поведения в обществе. Рубашку очень хотелось снять совсем,  но  на
экзамене об этом нечего было и думать. За спиной  продолжался  монотонный,
словно резиновый, ответ. Послушав еще немного, Серафим Валентинович мягким
голосом сказал: "Хорошо!" - и клетчатым носовым платком вытер лоб.
   Одно  из  оконных  стекол  преломляло  солнечные  лучи  хуже,  чем  все
остальные. Серафим Валентинович  вдруг  увидел  в  нем  свое  отражение  -
толстенький, маленький и кругленький человек в белой  рубашке  и  в  белых
полотняных брюках, сидя за кафедрой, совершенно изнывал от жары.  По  лицу
человека, мешая видеть как следует, струились противные ручейки пота. Весь
внешний  вид  был   далек   от   должной   экзаменационной   строгости   и
торжественности. Учитель вздохнул, вывел в ведомости очередную четверку и,
сделав усилие, повернулся назад.
   Справа и в центре доски дела шли именно так, как и  должны  были  идти:
Лариса Свечникова и Аркаша Исаченков, твердые четверочники, бойко  стучали
по доске кусочками мела, возводя на ней именно те  физические  построения,
которые можно  было  оценить  твердыми  четверками.  За  Ларису  и  Аркашу
беспокоиться не было никаких причин. В левой части готовился к ответу Витя
Сайкин, ученик, в физике ненадежный и способный  преподнести  на  экзамене
любой неприятный сюрприз. Серафим Валентинович безрадостно  пригляделся  и
пожал плечами. Витя Сайкин успел уже исписать две трети своей части доски,
почему-то опередив и Ларису, и Аркашу.  Насколько  можно  было  оценить  с
первого взгляда, ошибок на доске еще не было. Учитель снова  отвернулся  к
классу и, изнывая, украдкой стал вытаскивать под столом ноги  из  ботинок.
Словно съежившиеся от жары, ботинки  казались  орудием  утонченной  пытки,
окончательным результатом долгих экспериментов святой инквизиции.
   Учитель подождал еще несколько  минут.  Минуты  текли  медленно,  время
хотело остановиться совсем. За  спиной,  в  левой  части  доски,  перестал
постукивать мел.
   - Сайкин, - без особого энтузиазма сказал Серафим Валентинович, -  ваша
очередь отвечать, Сайкин!
   Он вытащил наконец ноги из ботинок и с облегчением поставил их на  пол.
Доски пола были блаженно прохладны. Безжалостные солнечные лучи  под  стол
не проникали; он был надежно закрыт с трех сторон  -  маленькая  и  уютная
кафедра...



   2

   ...В конце концов Витя увидел, что Серафим Валентинович  даже  привстал
со своего места и оглядел его с ног до головы так, словно видел впервые  в
жизни.
   - И  благодаря  своей  односторонней  проводимости,  -  продолжал  Витя
невозмутимо,   -   электронная   лампа   используется   для    выпрямления
электрического тока. Если рассмотреть  последовательно  всю  электрическую
цепь...
   Учитель кашлянул и снова сел.
   Витя рассмотрел последовательно всю электрическую цепь, и  этим  ответы
на вопросы билета были исчерпаны. Встревоженным голосом учитель задал Вите
один  за  другим  несколько  труднейших  дополнительных  вопросов.  Уловив
мгновенную мысленную подсказку Мозга, Витя ответил и на  них.  У  Серафима
Валентиновича вид после этого стал таким, словно бы он услышал, что законы
Ньютона в действительности были совсем недавно открыты школьной буфетчицей
тетей Ниной. От такого неожиданного сравнения Вите стало очень смешно,  и,
чтобы скрыть улыбку, он стал смотреть в  пол,  усыпанный  обломками  мела.
Глядя в пол, Витя вдруг припомнил, что кто-то  из  учеников  десятого  "А"
прозвал Серафима Валентиновича Мостиком Уитстона (опыт с Мостиком Уитстона
был излюбленным опытом учителя), и от этого ему стало еще веселее.
   В  кабинете  физики  было  теперь  очень  тихо.  Со  всех  сторон  Витя
чувствовал  на  себе  десятки  удивленных,   недоверчивых,   настороженных
взглядов учениц и учеников десятого  "А".  Мостик  Уитстона,  толстенький,
маленький, кругленький, снова встал в полный рост и полез в  карман  белых
полотняных брюк за платком. Вытерев с круглого лба пот, он некоторое время
напряженно оглядывал доску с  безукоризненными  Витиными  записями.  Потом
дрогнувшим голосом Мостик Уитстона начал:
   - Смогли бы вы мне ответить...
   Витя обернулся туда, где  лежал  его  черный  портфель,  и  стал  ждать
вопроса. На круглом лице Мостика Уитстона отражалось невероятное  душевное
напряжение.  Серафим  Валентинович,  не  договорив,  снова  сел  и   вдруг
безразлично, едва слышно пробормотал:
   - Пятерка!
   Вытирать доску было, пожалуй, даже немного жаль -  под  тряпкой  должны
были исчезнуть все эти  великолепные  физические  построения,  выполненные
его, Витиной, рукой. С исчерпывающей,  ужасающей  полнотой  были  изложены
ответы на оба вопроса билета, задача на  параллельное  и  последовательное
соединение   электрических   проводников   решалась   тремя   равноценными
способами. Вытерев доску, Витя вернулся к своему  месту  и  очень  бережно
взял за ручку черный портфель. В классе стояла  невероятная  тишина.  Витя
слушал тишину, и на него вновь, как это уже бывало, волнами стало находить
удивительное ощущение того,  будто  бы  все  происходящее  на  самом  деле
происходит с кем-то другим, лишь присвоившим себе его, Витин, внешний вид,
внутренний  мир,  фамилию  и  имя.  Ощущение,  впрочем,  уже   заглушалось
поднимающейся  откуда-то  изнутри  огромной  и  жаркой  волной  совершенно
неописуемой, неправдоподобной радости.
   - Но как же, - растерянно вдруг молвил вслед Вите  учитель,  словно  бы
вот только сейчас до конца осознав все, что произошло.  -  Ведь  вы...  да
ведь прежде...
   Витя  обернулся.  Мостик  Уитстона,  в  своих  белых  брюках,  в  белой
полотняной рубашке, зачем-то сделав какие-то странные движения ногами  под
столом, уже  вылезал  из-за  кафедры  и  секунду  спустя,  смешной  рысцой
пробежав через класс, оказался рядом с Витей. Со  странным  выражением  на
лице учитель огляделся вокруг и приблизился чуть ли не к  самому  Витиному
уху.
   - Послушайте, Витя, - зашептал он, горячо дыша, - как же это так, а?  Я
не хотел говорить этого вслух, но ведь вы... Да что там говорить, разве  я
мог ожидать... Вы, как бы это сказать, - толстяк запнулся. - Чтобы средний
ученик... Феноменально! Я не слышал такого ответа за все тридцать лет...
   Взгляд  учителя  постепенно  подергивался  какой-то   неясной   дымкой.
Несколько секунд спустя Серафим Валентинович очень по-приятельски  хлопнул
Витю Сайкина по плечу и дрогнувшим голосом произнес:
   - Молодец!
   Витя крепче сжал ручку портфеля и, ликуя, толкнул тяжелую дверь.



   3

   Школа вся была в розовом свете. Выскочив в  коридор,  лишь  неимоверным
усилием воли  Витя  заставил  себя  остановиться.  Больше  всего  хотелось
подпрыгнуть высоко вверх, чтобы достать  рукой  до  больших  электрических
часов,  висевших  под  самым  потолком,  а  потом,   наверное,   стремглав
промчаться по коридору и кубарем скатиться по лестнице до  самого  первого
этажа.
   Солидных размеров плакат, висящий как раз напротив  дверей  физического
кабинета и требующий  от  всех  тишины  ("Тише!  Идут  экзамены!  Тише!"),
казался   розовым.   Розовыми   казались   шеренги   цветочных    горшков,
выстроившихся на широких розовых подоконниках. Отменным  розовым  блеском,
казалось, сверкали старательно  начищенные  паркетные  половицы,  розовыми
выглядели укрепленные на стенах коридора и  знакомые  до  мелочей  стенды:
большой стенд, посвященный жизни и научной деятельности великого  русского
физика,  изобретателя  радио  Александра  Степановича  Попова,   стенд   с
многочисленными  геологическими  образцами,   собранными   в   Подмосковье
учащимися старших классов во время туристских походов, и стенд, на котором
висела общешкольная газета "Очевидец". Все еще сдерживаясь, Витя сделал по
коридору несколько шагов и не узнал своей привычной походки. Походка  была
теперь упругой и  легкой,  даже  чуть-чуть  пританцовывающей,  под  ногами
приятно пружинили паркетные половицы. С фотографий  и  рисунков  огромного
стенда за каждым Витиным движением удовлетворенно  и  одобрительно  следил
великий русский физик Александр Степанович Попов. Витя улыбнулся  великому
ученому еще издали и подошел к стенду поближе.
   Шариковая авторучка появилась из кармана на свет словно сама  собой.  В
коридоре было пусто и тихо. Витя занес авторучку и стал оглядывать  стенд,
еще  толком  не  зная,  что  именно  он  сейчас  сделает.  Очень  хотелось
каким-нибудь письменным способом выразить свое уважение всей науке  физике
вообще и великому физику в частности.  Подпись  под  одной  из  фотографий
стенда утверждала, что великий ученый запечатлен на ней в окружении  своих
любимых  учеников.  Фамилии  учеников  приводились,  и,  секунду  подумав,
завершая длинный и блистательный перечень, Витя  старательно  вывел  свою:
"Сайкин В.Н.". Подумав еще секунду, Витя дописал: "профессор и  академик".
Александр Степанович поощряюще улыбался.
   Сдерживаться  становилось  все  труднее,  чувства  кипели  и  требовали
немедленного  выхода.  Прямо  перед  Витей  коридор   пересекала   широкая
солнечная полоса, падавшая из  окна.  Преодолев  полосу  одним  гигантским
прыжком, Витя перестал сдерживаться и в мгновение ока очутился в вестибюле
первого  этажа.  Позади  медленно  оседала  взорванная  грохотом  каблуков
торжественная экзаменационная тишина.
   Но нянечка тетя Соня, строгая и принципиальная, одиноко сидевшая в углу
с двумя спицами и клубком  белой  шерсти,  крайне  неодобрительно  подняла
голову, и Витя, дав выход первому, самому бурному потоку радости,  перешел
на об