в, отбивающих какой-то
вечерний час, узнал бы в моей стране любой первоклассник. Даже не бывавший
в Москве, как и я.
     В нашем  мире  Потаенная  дверь  тоже  выходила  из  какой-то  башни.
Несколько прохожих уже удивленно таращились на меня: мальчишку в  странном
черном  комбинезоне,  с  горящими  глазами.  Какой-то  коротко  стриженный
парень,  праздно  болтающийся   среди   толпы,   вдруг   начал   энергично
проталкиваться в мою сторону. Да, объясняться придется долго...
     Я стоял на пороге,  чувствуя  зловонный  холод  болота  за  спиной  и
теплый, душный воздух большого города на лице. И понимал,  что  ни  с  кем
объясняться не придется.
     Может, я и хочу домой. Может, я и трус... ну, немножко.
     Но я не подлец. Последний раз глянув на площадь, на какой-то огромный
магазин напротив, на древние камни под  ногами,  я  сделал  шаг  назад.  И
Потаенная дверь захлопнулась, словно только и ждала моего решения.
     -  Пусть  думают,  что  померещилось,  -  сказал  я  себе,  глядя  на
деревянную  дверь,  медленно  зарастающую  камнем.  -  Можно   будет   еще
вернуться...
     Но почему-то я знал - эту Потаенную дверь мне уже никогда не открыть.
     На подрагивающих ногах, чувствуя, как подламываются коленки, я обошел
башню Летящих.
     Дверей здесь больше не было. Никаких  -  ни  обычных,  ни  потаенных.
Летящие прекрасно обходились площадкой наверху.
     Но ведь оставались  еще  и  окна!  Узкие  для  взрослого,  но  вполне
пригодные для меня!
     Одно из окон оказалось довольно низко, на уровне моего лица. Я глянул
в него - и отшатнулся.
     Мрак. Густой, черный, непроницаемый мрак. Лишь через несколько секунд
я понял, что в окно  вставлено  стекло,  такое  же,  как  в  черных  очках
торговца. Я ударил кулаком -  никакого  эффекта.  Тогда  я  достал  меч  и
несколько раз рубанул по стеклу клинком.
     Потом ударил рукояткой меча.
     Ни-че-го. Не так-то просто разбить темноту.
     Я стоял у подножия башни,  кожей  чувствуя,  как  истекают  последние
минуты. Либо я пройду... либо можно уже не спешить.
     Я смотрел на окно, и ненависть, перемешанная со страхом,  закипала  в
душе. Надо разбить стекло. Я должен. Я смогу!
     Черная гладь, затягивающая узкое окошко, задрожала. Словно мой взгляд
толкал стекло сильнее кулака или стали. Я мог бы удивиться - и,  наверное,
все бы пропало. Но меня сейчас ничего не могло удивить. Я смотрел на тьму,
и та корчилась, гнулась под взглядом,  пока  не  раздался  тихий  хруст  и
стекло не разлетелось тысячей мелких осколков.
     Даже теперь у  меня  не  было  времени  удивляться.  Подтянувшись,  я
протиснулся в окно и спрыгнул внутрь башни.
     Маленькая комнатка.  Закрепленный  на  стене  факел,  горящий  черным
пламенем. Я даже почувствовал его свет - не увидел,  а  почувствовал,  как
ледяное дыхание на коже.
     Больше в комнате не было ничего  и  никого.  Одна  дверь,  под  самым
потолком - маленькое окошечко, забранное решеткой, ведущее  внутрь  башни.
Наверняка не для обзора, а для вентиляции.
     Где же мне искать Лэна? Узников обычно держат на вершине  башен...  Я
толкнул дверь, но та не поддалась.
     Ломать? А смогу ли? Это ведь просто крепкое дерево, а  не  стекло  из
тьмы... Я посмотрел на осколки стекла -  и  наконец  удивился:  они  стали
самыми обычными. Только  на  некоторых  дрожала  багрово-черная  жидкость,
взявшаяся невесть откуда.
     Не знаю, что бы я сделал в конце концов, не будь в комнате так  тихо.
Но в башне царила мертвая тишина, лишь в окне робко шелестел  ветер,  И  я
услышал стон - слабый стон через зарешеченное окошечко под потолком.
     Какой же я дурак! Это обычных узников могут держать на вершине башни.
А Крылатых должны держать как можно ниже к земле.
     И комнатка, где я оказался, наверное, была  тюремной  камерой.  Такой
же, как соседняя, откуда донесся стон Лэна.



                            3. Я УЧУСЬ УБИВАТЬ

     К окошечку под потолком я добрался легко. Стены внутри были из  таких
же неровных камней, как и снаружи, по ним лазать - одно удовольствие.  Вот
только свет из глаз мог меня выдать, а повязку я выбросил.
     Хорошо еще, что Настоящим зрением я видел и сквозь веки.
     Вцепившись в решетку, я заглянул в соседнюю камеру. И внутри  у  меня
все похолодело.
     Вначале я увидел Лэна. Он лежал на железном  столе  посреди  комнаты,
без Крыла, и вообще совершенно голый, только очки ему  оставили.  В  углах
стола торчали какие-то крюки, к ним кожаными ремнями  были  привязаны  его
руки и ноги.
     Рядом  со  столом  сидели  на  корточках  двое  Летящих.  И  негромко
разговаривали - я не то слышал их, не то читал с губ.
     - Тот, кто светил, улетел.
     - За ним погнались.
     - Откуда Настоящий свет? Кто он?
     - Если поймают того, кто светил, - мы узнаем. Если нет - пусть думает
Нынешний.
     - Это его обязанность.
     - Да. А наша - делать Летящих.
     - Начинаем.
     - Начинаем.
     Летящие поднялись, подошли к стене, где  на  полках  стояли  колбы  и
банки с мутными жидкостями, валялись жуткие на вид инструменты, висели  на
крюках маленькие тазики и противни...  Стали  деловито  отбирать  какие-то
предметы. Потом вернулись к столу.
     Лэн задергался, но вырваться конечно же не смог.
     - Не бояться, - знакомым тоном сказал один из Летящих. Да это же тот,
с которым я дрался! - Не противиться. Если ты сам захочешь стать  Летящим,
тебе будет веселее.
     - И не так больно, - добавил второй Летящий, раскладывая на столе под
боком у Лэна изогнутые, маленькие, как скальпели, ножи;  стальные  крючки;
пустые колбы; два маленьких тазика...
     - Гады... - прошептал Лэн. - Гады. Я вас ненавижу.
     - Это будет недолго, - выгружая инструменты  и  склянки,  сказал  мой
недавний противник.  Лишь  одну  колбу,  заполненную  непроницаемо  черным
раствором, он оставил в руках. - К вечеру ты будешь с нами.
     - Это вам недолго, - сказал Лэн. - Данька с Котенком вернут солнце...
     Он тихо заплакал, и я понял, что никакой помощи мой  Младший  уже  не
ждет. Даже не пытается на нее надеяться.
     - Солнца не будет, -  успокаивающе  сказал  второй  Летящий.  -  Наши
предки продали его. Они правильно сделали. Тьма лучше.
     - Хочешь знать, что с  тобой  сейчас  будет?  -  поинтересовался  мой
противник.
     - Нет! - сквозь слезы крикнул Лэн.
     - Странно. Ты всегда был таким любопытным мальчиком, Лэн.
     Лэн дернулся, прекращая реветь. Запрокинул голову, пытаясь разглядеть
Летящего.
     - Откуда ты меня знаешь?
     Я тоже уставился на Летящего. Изо всех сил  всмотрелся,  и  Настоящее
зрение не подвело. Лицо Летящего словно приблизилось... и я узнал...
     - Я Ивон, - без всяких эмоций сказал Летящий. - Меня  звали  Ивон.  Я
даже хотел когда-то быть твоим Старшим.
     Я изо всех сил потянул прутья решетки. Ни черта. Строили  Летящие  на
совесть.
     - Ты... ты... - начал Лэн.
     - Я. Твой Старший бросил меня в горах без Крыла. Я попал  к  Летящим.
Рад, что так получилось. В душе я всегда хотел этого.
     - Хотел? Почему? - Лэн снова беспомощно задергался в ремнях.
     - Летать всегда.  Иметь  настоящий  полет.  Легкость  полета.  Хочешь
знать, как я стал Летящим?
     Лэн, как загипнотизированный, кивнул.
     - Мне вырвали глаза, - бесстрастно сказал бывший Ивон.  -  Не  сразу,
постепенно. Так, чтобы боль превратила их  свет  во  тьму.  Потом  из  них
сделали эликсир для стекол мрака.
     Лэн замотал головой. А Ивон продолжал.
     - Потом мне вырвали сердце. Тоже очень медленно. Чтобы  весь  свет  в
нем перешел во мрак. Из наших сердец нам делают крылья. Крылья,  способные
поднять любого, не только ребенка.
     - Зачем летать без сердца... - прошептал Лэн. Ивон его не слушал.
     - Мне выпустили всю кровь. Из нее делают Черный  огонь,  которым  так
весело сжигать вас в  горах.  Если  бы  Нынешний  позволил,  мы  давно  бы
испепелили все ваши города. Кровь тоже выпускают медленно, из  нее  должен
выйти весь свет.
     - С тобой им медлить не стоило, - вдруг очень спокойно сказал Лэн.  -
У тебя не было света - ни в глазах, ни в сердце, ни в крови.
     Ай да Лэн! Ивон (я не мог называть его иначе) дернулся, как от удара.
Но продолжил с прежним равнодушием.
     - Тебе досказать всю процедуру? Мы от многого тебя избавим, чтобы  ты
легче летал. И много чего получим - и на продажу  торговцам,  и  для  тебя
самого. Или тебе уже стало спокойнее?
     Я мог бы подумать, что он на самом деле считает, что успокоил Лэна. С
этих придурков станется. Но Ивон разразился хриплым каркающим смехом, и  я
понял - он издевается. Пользуется лишней возможностью помучить Лэна.
     Он просто садист. Всегда им был, даже когда назывался Крылатым.
     Почему я его не убил?
     - Ты много говоришь, - неожиданно произнес другой  Летящий.  -  Сразу
видно - недавно был человеком. Не нужно.
     - Нужно, - огрызнулся Ивон. - Я лучше знаю людей. Уже  сейчас  в  нем
рождается мрак. От страха. От предчувствия боли. Я знаю.
     - Не будет во мне никакого мрака! - крикнул Лэн. - Я просто  умру  от
ваших пыток!
     - Не умрешь. Нельзя умереть полностью, - сказал Ивон. - Видишь?
     Он поднял черную колбу, которую держал в руках.
     - Это Черный огонь. Слабенький, разведенный. Он не сожжет тебя, когда
мы вольем его в твое  горло.  Он  выжжет  в  тебе  человеческую  смерть  и
человеческие чувства. Это будет началом. Видишь колбу?
     Ивон протянул руку и сорвал с лица Лэна очки.
     - А теперь ты ничего не увидишь, - торжественно сказал он. -  До  тех
пор, пока Тьма не даст тебе новые глаза.
     Я еще раз тщетно попытался выломать решетку. Не смог и соскользнул на
пол, уже не заботясь, услышат меня или нет. Подбежал к двери, подергал ее.
Господи, что же мне делать? Биться о стены, пока  за  ними  будут...  нет,
даже не убивать или пытать, а превращать в чудовище моего друга?
     - Думай о том, кого ты любишь, - донеслось из-за стены. - Думай,  что
Черный огонь превратил человеческую любовь -  в  нашу.  Чтобы  легче  было
искать своих друзей и приводить их к нам.
     - Я не буду о тебе думать, Данька! - закричал Лэн так, что у меня  на
мгновение замерло сердце. - Не буду!
     Он замолчал, словно ему зажали рот. И я, что-то закричав, прыгнул  на
каменную стену, готовый или проломить ее, или разбиться насмерть.
     Мгновения словно растянулись. Я  вдруг  увидел  всю  стену  -  каждый
камень, каждую крупицу черного раствора, скрепляющего их.  И  алые  точки,
горящие между камней. Их скрепляли Черным огнем, человеческой кровью.
     Но как ни старайся, весь свет из крови не уйдет.
     Я ударил по алой точке, горящей передо мной. Ударил,  не  отрывая  от
нее Настоящего взгляда. И камни, дрогнув,  зашатались,  словно  вся  стена
была сложена из детских кубиков.
     Проломив стену, чудом увернувшись от падающих булыжников, я влетел  в
соседнюю камеру.
     Ивон разжимал рот дергающемуся Лэну,  вливая  туда  дымящуюся  черную
жидкость. Второй Летящий перебирал лежащие в тазике крючки и  ножи.  Когда
стена рассыпалась и я оказался перед ними, оба оцепенели.
     - Получай! - крикнул я, выхватывая меч. И  ударил  Летящего,  который
был ближе, перерубая ему шею.
     Это оказалось так легко - даже  без  Настоящего  зрения.  Словно  меч
ударил не плоть,  а  прогнившую  изнутри  деревяшку.  Летящий  с  грохотом
повалился, окутываясь дымным смрадом. На пол упал уже  не  человек,  пусть
даже бывший, а куски черного камня.
     Ивон молча, не выпуская  колбы  с  Черным  огнем,  прыгнул  к  двери.
Распахнул ее и поднял руку, словно собирался метнуть колбу в меня.
     Наши взгляды  встретились.  Ивон  закричал,  как  и  в  прошлый  раз,
выпустил колбу и скрылся за дверью. Колба, звякнув, разбилась, и на пороге
заплясали языки черного пламени.
     - Лэн! - прошептал я, склоняясь над своим Младшим. - Лэн, я пришел!
     Лэн мотал головой, отплевываясь. Он был без очков  и  не  видел,  что
происходит. Но когда я заговорил, он замер и слабо произнес:
     - Данька, беги...
     - Вместе убежим, - перерубая мечом связывающие его ремни сказал я.  -
У меня Крыло для тебя. Ты в порядке?
     Вместо ответа Лэн перегнулся со стола, и его вырвало черной дымящейся
жидкостью. Опираясь на мою руку, он слез, неуверенно нащупывая ногами пол,
и сказал:
     - Данька, здесь двое Летящих...
     - Здесь один труп и один сбежавший трус, а не Летящие. Надевай Крыло!
     Я помог Лэну забраться в комбинезон и потащил  его  в  пролом.  Потом
обернулся, схватил с пола булыжник и,  повинуясь  порыву,  швырнул  его  в
уставленные склянками полки.
     Камера превратилась в огненный ад. Ревущее Черное пламя лизало стены,
и камни таяли, как воск.
     - Быстрее! - крикнул я, подсаживая Лэна в окно.  Выпрыгнул  вслед  за
ним, шлепнувшись в грязь. Лэн стоял на коленях, его снова рвало.
     - Сможешь лететь? - спросил я.
     - Попробую, - вяло пообещал Лэн.
     Башня шаталась.  Сквозь  стены  пробивались  черные  огненные  языки.
Струйки огня взбегали по камням, окутывая вершину башни снопом искр.
     - Летим! - крикнул я. - Летим, Младший!
     Лэн попробовал встать - и снова упал. Времени уже не было. Я  схватил
его за плечи, приподнял...
     - Держись за меня!
     - С грузом не взлетишь... - заплетающимся языком произнес Лэн. Но все
же обхватил меня, замер.
     Расправив Крыло, я  тяжело  оторвался  от  земли.  Полетел,  медленно
набирая высоту. Хороший поток восходящего воздуха шел вверх от  башни,  но
нырять в него мне не хотелось. Мы летели над болотами, удаляясь от башни.
     - Лэн, попробуй лететь сам, - прошептал я. - Лэн!
     -  Да,  сейчас,  -  тихо  ответил  Лэн.  Но  никаких  попыток  лететь
самостоятельно не сделал.
     Башня за нами с грохотом обрушилась. Я почувствовал ударивший в спину
жар, обернулся. Над пылающими руинами  кружили  трое  Летящих.  Остальные,
похоже, выбраться не успели. Но уцелевшая троица  гнаться  за  нами  и  не
думала.
     - Потерпи,  Лэн,  -  сказал  я.  -  Держись.  Нам  только   до   скал
добраться...
     - Держусь, - согласился Лэн.
     ...Котенок нашел нас  минут  через  двадцать,  когда  мы  укрылись  в
скалах. Спрашивать его, как он убежал от Летящих,  я  не  стал.  Какая,  в
конце концов, разница. Есть дела и поважнее.
     Лэн лежал на камнях,  прижимая  ноги  в  животу  и  тихо  постанывая.
Котенок хмуро посмотрел на него, потом, вопросительно, - на меня.
     - Его заставили глотнуть Черного огня. - Беспомощно сказал  я.  -  Он
вначале держался, его вырвало несколько раз. Я думал, все уже в порядке. А
потом... потом он расклеился.
     - Немного выпил?
     - Чуть-чуть...
     Лэн глухо закашлялся, и я взял его за руку. Что тут еще сделаешь...
     - В нем  сейчас  сгорают  человеческие  чувства,  -  грустно  сказала
Солнечный котенок. - Быть может, Лэн победит  и  останется  прежним.  Быть
может, умрет, если не хватит сил, но останется воля. Или...
     - Что "или"?
     - Или Летящим станет.  По  характеру.  Нет,  вру.  У  него  останется
человеческое сердце и  человеческий  взгляд.  Его  придется  заново  учить
дружбе и доброте. Это иногда получается.
     Я нагнулся над Лэном. Прошептал:
     - Младший...
     Взгляд Лэна был  мутным  и  беспомощным.  Наверное,  ему  было  очень
больно.
     - Данька, убей меня. Я не хочу становиться... Летящим.
     - Глупости, - твердо, как только мог, сказал я.  -  Дерись,  Лэн!  Ты
сможешь!
     - Нет, Данька... Вначале был жар, это очень больно,  но  ничего...  А
теперь внутри холод. Все замерзает... Данька...
     - Котенок, что делать?
     - Верить, - мгновенно ответил Котенок. - Верить и  любить  его.  Даже
если Черный огонь победит. У нас нет ничего, кроме веры и  любви.  Но  это
очень много, когда вокруг только ненависть и отчаянье.
     Солнечный котенок осторожно подошел к Лэну,  прижался  к  его  груди,
свернулся клубочком и замурлыкал. Поколебавшись секунду,  я  лег  рядом  и
обнял Лэна со спины.
     Холод. Холод отовсюду. От камней под нами, от неба, затянутого  серой
пеленой, от дрожащего в ознобе Лэна. Холод и тьма.
     У нас нет ничего, кроме любви и веры. Но, может, и это немало?
     - Лэн, держись, - прошептал я, не ожидая ответа. - Держись и  дерись.
Мы любим тебя. Ты победишь.
     Холод и тьма отовсюду. Я всегда  буду  с  ними  драться,  даже  когда
вернусь домой. Всегда.
     Даже сквозь закрытые веки я видел, как мерцает в Лэне  Черный  огонь.
Но и в Черном огне есть искры добра, которые не погасишь.
     Я не помню, сколько мы так лежали,  согревая  Лэна  своим  теплом.  Я
заснул, как это ни странно. А проснулся от того,  что  Лэн  шевельнулся  и
встал.
     Мы с Котенком переглянулись. Потом посмотрели на Лэна. Тот  озирался,
потом стал разглядывать свои руки, словно впервые их видел. Сердце у  меня
сжалось.
     - Как ты, Лэн? - спросил я, с ужасом ожидая ответа.
     Лэн вдруг поморщился, под прозрачным щитком очков блеснули слезы.
     - Данька, я теперь Летящий? Да? Все, да?
     - Дурак! - заорал я, мгновенно переходя от страха  к  радости.  -  Ты
победил! Летящий такого вопроса не задал бы!
     - И уж точно не плакал бы, - добавил Котенок. - Ты и вправду победил,
Лэн.
     Лэн бессильно опустился на камни рядом с нами. Тихо сказал:
     - Это вы победили. Вы меня спасли.
     - Глупости, ты боролся как герой! -  возбужденно  сказал  я.  -  Есть
хочешь?
     - Ужасно, - смущенно признался Лэн. Я достал из карманов два  свертка
из блестящей фольги, гордо спросил:
     - Любишь шоколад?
     - А что это?
     - Так я и думал, что гады-торговцы вам его не привозят, - без  всякой
злобы сказал я. - Попробуй, это здорово.
     - Торговец расщедрился на прощание, - пояснил Лэну Котенок. - Дал  из
своих запасов.
     - Фиг бы он дал, - возразил я. -  Это  дочка  его  противная,  Реата,
заставила.
     - Еще бы, - развертывая фольгу, запетушился Лэн. - Я  ее  от  Летящих
спас! За такое всю жизнь надо быть благодарным...
     Он смущенно посмотрел на меня и тихо добавил:
     - Данька, я даже не знаю, что тебе сказать...
     - Ну и не надо говорить, - согласился я, откусывая шоколад. Он был не
такой, как наш: не плитка,  а,  скорее,  еловая  шишка,  очень  горький  и
твердый. Но все равно вкусный.
     - Котенок, а ты будешь? - робко предложил Лэн.
     - Котята не едят шоколад даже в Данькином  мире,  -  гордо  отказался
Солнечный котенок.
     - Они бы, может, и ели, да кто ж им даст,  -  возразил  я,  отламывая
кусочек от своей порции. - Попробуй.
     Лэн тоже поделился с  Котенком,  и  мы  принялись  за  свой  скромный
завтрак. Я с удивлением понял, что двести грамм шоколада - это,  наверное,
максимум, который можно съесть за один присест.
     - А что теперь будем делать? - поинтересовался Лэн, доев свой кусок и
бесцеремонно отстегивая  с  моего  пояса  фляжку.  И  я  в  очередной  раз
облегченно вздохнул, уверившись, что с ним все в порядке.
     - Как что?  Двинемся  в  город,  -  мусоля  лапкой  мордочку,  заявил
котенок.
     - В наш? - с облегчением, но и разочарованно спросил Лэн.
     - Нет, в город торговцев, - сказал я. - Мы еще  ничего  не  выяснили.
Может, караван по пути догоним.
     - Думаю, это будет трудновато, - заявил Котенок. - Но попробуем.
     К счастью, Солнечный котенок ошибся. Он забрался за пазуху к Лэну,  и
мы взлетели. Караванная тропа была как на ладони, ветер оказался попутным,
и часа через три мы увидели под собой медленно бредущих животных.  Караван
так спешил удалиться от башни, что о маскировке не заботились.  При  нашем
появлении все остановились, а охранники подняли арбалеты.
     - Это мы! - крикнул я, снижаясь.
     - Кто с тобой? - словно не слыша моих слов, спросил торговец.
     - Лэн! - не понимая, в чем дело, ответил я. - Мы садимся!
     Торговец промолчал, и мы приземлились  возле  него.  Я  заметил,  что
дочка торговца прячется за его