олбик пять имен:

     Snowball
     SupeR
     BoneyM
     het
     Undi

     -- Сноубол -- это ты, -- сказал Глеб.
     --  Точно, --  кивнула Снежана. -- А  кто такие  Суп-эР, Бони-эМ, Хет и
Унди,  тебе  и  не  нужно  знать.  Просто  выбираешь  себе  ник  и начинаешь
тусоваться он-лайн.
     -- Может, Gleb?
     --  Нет,  это  моветон.  Надо что-то  оригинальное.  Как  тебя в  школе
называли?
     --  У нас  были  не  прозвища,  а  мифология,  -- смутился Глеб. --  Я,
например, трахался с маленьким зеленым человечком по имени  Гл. Мой приятель
Феликс  был  Железным, как  Дзержинский, основатель  КГБ, и  еще  гомосеком,
потому  что  есть  Железный  Дровосек...  ну, который Tin Man  у  Баума.  --
Почему-то Глеб решил, что так Снежане будет понятнее.
     -- Вы, смотрю, были чудовищные похабники, -- хихикнула она.
     -- Не знаю,  -- Глеб на  секунду вспомнил Емелю и пизду под мышкой.  --
Нет,  мы  просто  были   матшкольные  мальчики  из  хороших  семей.  А   тут
подростковый возраст, гормональный всплеск. Но мы же только говорить об этом
могли. Мы девочек наших даже поцеловать стеснялись.
     -- Глупые вы были.
     -- Да, -- убежденно сказал Глеб. -- Мы были глупые.
     -- Ну,  раз школьного прозвища  у  тебя  не было,  придумай  что-нибудь
другое.
     --  Мне ничего в голову  как-то не приходит, --  сказал Глеб. -- Я типа
совсем пионер в этих делах.
     "Пионерами"  в хипповской Системе называли неофитов. Таня, по молодости
пару раз ездившая стопом, иногда любила щегольнуть системным словечком.
     --  Ну, мы тут все пионеры русского Интернета,  --  сказала Снежана. --
Впрочем, хочешь -- будешь "pioneer". Или даже Старый Пионэр.
     -- Не, не хочу, -- сказал Глеб. -- Школу напоминает, до сих пор тошнит.
     --  Ну,  как  хочешь,  --  Снежана  на  мгновение задумалась,  а  потом
решительно написала на  бумажке еще слово.  -- Вот. Будешь kadet. Не пионер,
но похоже.
     -- А я вообще знаю этих людей? -- спросил Глеб.
     -- Ну,  процентов на 70. Кое-кого даже ближе,  чем  предполагаешь, -- и
Снежана опять хихикнула.
     -- И чем вы там занимаетесь? -- спросил Глеб.
     -- Ничем, просто беседуем, --  ответила Снежана, -- шутим.  Вот,  вчера
придумали,  что  если  делать  Азбуку  Русского Интернета, то  Шварцеру, как
главному вруну, надо дать букву "в", чтобы его домен назывался "в.ру".
     Вино в ее бокале кончилось. Снежана встала:
     -- Пойду отолью.  -- Глеб улыбнулся, а она прибавила: -- Ты  должен был
сказать: that's a little bit more information than I need.
     Глеб  кивнул. Он  вдруг как-то  устал. Ирландский  паб  почему-то  стал
раздражать. По сути, такой же нереальный, как Снежанин айэрсишный канал: все
здесь  будто надели маски  --  спрятались  за ними, точно за никнеймами.  За
соседним столиком беседовали бородатый мужчина и печальноглазая девушка. Что
их связывает? Они  друзья?  Коллеги? Любовники? Или --  все вместе и ничего,
как он и Снежана. На листке из Снежаниного блокнота  он машинально нарисовал
японский  иероглиф  --
     и понял, что снова думает о Тане.
     В  то лето, когда они познакомились,  Таня училась рисовать  иероглифы.
Она даже знала их значение и объясняла ему  магический смысл. На самом деле,
думал Глеб, Таня просто любит рисовать -- все равно, что:  она же художница.
Всех иероглифов он не запомнил,  но  этот ему понравился и, чтобы произвести
на  Таню  впечатление, Глеб научился рисовать  его  машинально, без  мыслей,
почти единым росчерком.
     Сейчас Снежане, должно быть, столько  лет, сколько было Тане, когда они
познакомились. Таня старше его, а Снежана -- моложе.  Разница в их  возрасте
почти равнялась числу  лет, которые Глеб прожил в браке. При знакомстве Таня
показалась ему взрослой, зрелой женщиной. Внезапно Глеб понял, что  не хочет
возвращаться домой один.
     -- Что ты нарисовал? -- Снежана заглянула ему через плечо.
     -- Неважно, -- Глеб закрыл блокнот.
     -- А это имеет ко мне отношение?
     -- Да, -- ответил Глеб, потому что ответить "нет" было бы невежливо. --
Самое непосредственное.
     Снежана сгребла вещи в сумку и щелкнула замочком.
     -- Поймаешь мне такси? -- сказала она.
     Машина остановилась почти сразу, Снежана села  на переднее сидение,  на
прощание чмокнув Глеба в щеку.
     -- Мы разве не ко мне? -- опешил он.
     -- Нет, я у подруги ночую. Спасибо за прекрасный вечер.
     Машина уехала, а Глеб побрел к метро. Он  чувствовал себя обманутым. Не
сомневался, что они поедут к нему, и теперь даже растерялся.
     Вероятно, он что-то сделал не  так. Может,  она  обиделась, что  он  не
объяснил  про  иероглиф? Или  вовремя не дал  ей понять,  что ее хочет? Или,
может, Снежане просто  не понравилось с ним  в прошлый раз?  Зачем же  тогда
весь вечер рассказывать о своих любовниках?
     Не  хотелось сидеть  дома  в одиночестве,  и  Глеб поехал в  Ясенево --
отдать Абрамову кредитку и  перекинуться парой  слов. Снежана оставалась для
него загадкой --  и именно теперь, когда  она укатила к подруге (никогда  не
слышал раньше о ее подругах), Глеб понял, что никак не может выбросить ее из
головы.
     Глеб  позвонил в  дверь, но Абрамов, видимо, уже  спал.  Решив оставить
карточку на  столе, Глеб полез за ключом, долго искал в темноте скважину, и,
когда попытался  вставить ключ, дверь сама распахнулась.  В  квартире  горел
свет, и на секунду Глеб испугался.
     -- Абрамов! -- позвал он.
     Ответа не было. В комнате Глеб увидел разбросанные по полу машинописные
листы и незастланную постель.
     Никого.  Только к холодильнику  магнитом пришпилена  небрежная записка:
"Спасибо за гостеприимство. Выйду на связь. Твой ВА."
     Абрамов исчез.


Глава двенадцатая
     Снежана  объявила  на  весь  офис,  что  идет  в  парикмахерскую.  Если
опоздает, гостей  пусть  встречают  без нее.  Андрея  с  Глебом отправили  в
ближайший супермаркет  --  круглосуточный,  маленький, вполне домашний и  не
слишком дорогой. В любом  случае,  других  магазинов  поблизости  не было. К
подъезду гонцы вернулись, нагруженные едой и выпивкой.
     -- Что значит -- "наименее фальшивая водка"? -- недоумевал Глеб. Андрей
уже  полчаса разглагольствовал о  том, какие водки  надо было  покупать  год
назад, зимой и теперь.
     -- Я  исхожу  из  того, что  нефальшивых водок не  бывает.  Различаются
только градации подделки. Качество спирта, который разводят. Ну и так далее.
     Названий  Глеб  не  запоминал,  тем  более, что этим  летом  пили  один
джин-тоник: непривередливые  -- из зеленых банок, а кто побогаче -- Gordon's
или Beefeater со "швепсом" из  больших  пластиковых бутылок. Пару лет назад,
когда Глеб  жил с Таней,  в  моде были  цветные ликеры с запахом  альдегида,
поддельный  спирт  "Рояль"  и "Амаретто"  (его рекомендовалось  добавлять  в
шампанское).
     Лифт не работал, и пришлось подниматься пешком. На стене между третим и
четвертым этажом  кто-то  написал  "Буду  пагибать  малодым", и  Глеб  вслух
удивился безграмотности.
     --  Это же цитата, --  объяснил Андрей, --  "Мистер Малой", не  слышал,
разве? Типа концепт: если рэп в Америке поют негры, то у нас его надо петь с
кавказским акцентом.  Оттуда и  "буду пагибать  малодым, буду пагибать, буду
пагибать". Нормально.
     -- Live fast, die young, -- переводя дыхание, сказал Глеб.
     -- Молодыми  мы уже  не успели,  --  ответил  Андрей, открывая  дверь в
квартиру.
     Продукты сгрузили на кухню, и в ожидании гостей Глеб сел за  компьютер.
Арсен  обновится  только  на  следующей неделе,  на  странице  Мая Ивановича
Мухина, виртуального пенсионера из Тарту, всего две новые ссылки: одна -- на
какого-то  московского  кинокритика,  сделавшего себе  хомяк  на израильском
сервере, другая -- на очередной корпоративный проект Тима Шварцера. Вспомнив
о  Марусиной,  Глеб  заглянул  на  ее страницу  на Geocities.  Новый  выпуск
начинался так:
     "Я решила  сегодня подумать  о  лучшем, что у  нас есть: о наших детях.
Во-первых, их приятно делать, во-вторых, мы любим их, когда они маленькие, и
стараемся не потерять это чувство, когда они  подрастут.  И потому  для всех
малышей я предлагаю сегодня Азбуку русского Интернета.
     Пусть Андрей будет А,  потому что  с него начался и алфавит, и  русский
Интернет.
     Пусть Бен будет Б, потому что без его программ ничего бы не работало.
     Пусть Тим будет В, потому что он и так в каждой бочке затычка. И потому
что тогда его домен будет называться не Тим.ру, а просто В.ру.
     На Г у  нас слишком  много претендентов, поэтому  оставим на время нашу
Азбуку."
     Глеб  еще  раз  перечитал  предпоследнюю строчку.  Где-то он уже слышал
шутку  про домен  в.ру.  В  глубокой задумчивости  он  встал  и пошел искать
Шаневича.
     Илья  обнаружился на кухне, где  уже  начали  распивать  водку.  В двух
словах Глеб пересказал новую русу.
     -- И что? -- спросил Шаневич. -- Ты хочешь сказать, это смешно?
     -- Нет, -- ответил  Глеб. -- Я  хочу сказать, что эту  шутку мне только
вчера пересказала Снежана. У нее на канале кто-то так пошутил.
     -- Ну и что? -- спросил Андрей.
     -- Нет, я просто так, -- смешался Глеб.
     --  Понял, --  кивнул  Шаневич.  --  Так  называемая Русина  ебла  нашу
Снежаночку. Еще очко в твою пользу, Бен. Это  и в самом деле мужик. А теперь
-- где именинница?
     --  В  парикмахерской, --  ответил Андрей,  и Шаневич удалился,  забрав
полстакана водки и велев отправить к нему Снежану, как только появится.-- Ты
в Америке никогда не жил? -- спросил Ося Глеба.
     -- Нет, а что?
     --  Ну, это американцы обычно стучат, --  сказал Ося. -- Русские как-то
знают, что это не по-арийски.
     Глеб смутился. Слова "стучать" он не слышал уже лет десять. И признался
себе, что после  падения коммунизма слишком быстро позабыл  все  навыки:  не
упоминать по телефону запретных фамилий,  никогда  не называть  тех,  у кого
брал Самиздат, и вообще -- никаких имен.
     -- Я как-то не подумал, -- пробормотал он и пошел назад, размышляя, что
означает слово "арийский" в устах еврея.
     Из глубин квартиры доносился бас Шаневича:
     -- Я сейчас занят, но как только гости уйдут -- ты мне  расскажешь, кто
есть кто на твоем хрустале!Что отвечала Снежана, Глеб не разобрал.
     Глеб проскользнул к своему компьютеру и решил было дочитать русу, когда
в комнату, рыдая, вбежала Снежана.
     -- Я не буду раскрывать никнеймы! -- всхлипывала она.
     Глеб  обернулся. После парикмахерской  Снежана  чудесно  преобразилась:
волосы, еще недавно  темные, почти  черные, белокурыми  прядями  сбегали  по
плечам.
     Заметив его удивление, она улыбнулась сквозь слезы:
     --  Я решила  сменить имидж.  Фам фаталь должна быть блондинкой, ты как
думаешь?

     Из прихожей уже доносились  голоса -- пришли  первые  гости.  Невысокая
рыжая  девушка  лет  двадцати  в  короткой  юбке,  черных колготках,  грубых
ботинках  и  короткой майке с психоделическим узором  целовала в щеку Бена и
Осю.
     -- Как я рада вас видеть, мальчики, -- сказала она  и тут же кинулась к
Снежане с криком: -- А вот кого я в самом деле рада видеть! С днем рождения!
--  Девушки поцеловались.  --  Меня  зовут Настя, -- сообщила рыжая,  сунула
Глебу маленькую ладошку и прошла в большую комнату, где накрыли стол. Андрей
уже разливал водку, Бен вызвался смешать джин с тоником.
     Снова открылась дверь, появился худощавый парень в футболке и джинсах.
     -- Антон,  привет, -- Снежана кинулась к нему на шею.  -- Как  здорово,
что ты пришел! Это Антон, --  пояснила она Глебу. -- Я его в метро встретила
на днях, помнишь, я рассказывала?
     Глеб кивнул.
     Антон сдержанно  улыбнулся и  следом  за Снежаной  вошел в комнату. Там
Настя втолковывала Бену:
     --  Понимаешь, вся  эта музыка,  которую вы  здесь слушаете -- все  это
вчерашний день. Сегодня можно слушать только техно.
     -- О боже, -- буркнул себе под нос Антон и быстро налил водки.
     -- Вчерашний день, -- отвечал Бен, -- это лучшее, что у нас есть. Я вот
за свои тридцать лет не слышал ничего лучше диско.
     -- Послушай, -- Настя  взяла его за руку, -- ты сходи в "Птюч" на рэйв,
поколбасься немного -- и тебя пропрет. Ты во все въедешь.
     -- Вы в вашем "Птюче" еще будете танцевать под диско, помяни мое слово,
-- пообещал Бен.
     Только  сейчас Глеб  понял, почему  одежда  Бена  показалась  ему такой
знакомой:  все  эти  клешеные  джинсы, широкие воротники, рубашки немыслимых
расцветок. Так выглядели поп-идолы времен их общей юности. Видимо, когда-то,
лет пятнадцать назад, Бен понял, как должны выглядеть модные люди -- и с тех
пор не переменил своего мнения.
     Его  жена  стояла  чуть в  стороне  и  молча пила свой джин-тоник. Глеб
спросил, как  дела, и Катя рассказала,  что дизайнерская  контора,  где  она
работала последний год, вот-вот закроется.
     -- А почему ты сюда не пойдешь работать? -- спросил Глеб.
     -- О, Вене это не  понравится,  -- с  легкой обидой сказала она.  -- Он
невысокого мнения о моих дизайнерских талантах. Он Тимофея любит.
     Шварцер негромко беседовал с Арсеном, который то и дело теребил шапочку
на затылке. Наверное, Тим уже  знает о том, что Маша Русина  -- это кто-то с
канала #xpyctal, подумал Глеб. Злится, небось, чудовищно.

     Люди все прибывали. Глеб запомнил сероглазого блондина в черной рубашке
и  черных  джинсах  в обтяжку. Его звали Борис Луганский; он с  порога начал
рассказывать Шаневичу, как на телевидении готовят победу Ельцина:
     -- Тут самое главное -- правильно сделанный новостной ролик.
     -- Двадцать пятый  кадр? -- спросил Ося, -- Не удивлюсь -- ельциноиды и
на такое пойдут.
     -- Нет,  все  проще.  Мне  на "Видео-Интернэшнл" на днях объясняли, что
надо,  скажем,  показать  речь Зюганова -- а фоном тихо, но отчетливо,  дать
такой мерзкий звук, чтобы вызвать у зрителя раздражение. И дело в шляпе.
     --  А газетку  "Не дай Бог" тоже с твой помощью  изготавливают? --  Ося
взмахнул рукой.
     -- А что за газета? -- вступил Шаневич, на лету поймав опрокинутый Осей
стакан.
     --  О,  прекрасный   ход,  прекрасный,  --  откликнулся  Луганский.  --
Антикоммунистическая газета, которую делают журналисты "Коммерсанта". Очень,
очень смешная.
     -- Там была подборка писем, -- сказал  Ося, почесывая бороду. --  Якобы
от тех, кто за коммунистов. Пишут, что после победы с дерьмократами сделают.
Типа кишки вырежут, яйца оторвут, на улицах развесят, ну и так далее.
     Глеб поморщился.  Как-то  о возможной победе коммунистов он всерьез  не
задумывался. И уж тем более -- о возможных казнях.  Даже  при Брежневе этого
не было, куда уж Зюганову.
     -- Понятно, -- продолжал Ося, -- что эта коммерсантовская  шушера  сама
все придумала.  Но я  подумал: а ведь правда,  когда победим, мы с  авторами
этой газеты так и поступим.
     -- Мы -- это кто? -- спросил Луганский.
     -- Мы -- это НБП, -- ответил Ося. -- Нацболы.
     -- Я знал Курехина, -- сказал Луганский, -- встречался с ним  пару раз.
Очень был клевый. Жалко, что умер.
     -- Курехин -- это который про грибы? -- спросила подошедшая Настя.
     -- Он самый, -- сказала Снежана. -- А, кстати, ты грибов не принесла?
     -- Нет, не  достала, -- девушка виновато  улыбнулась. --  В другой раз,
ладно?
     -- Хуйня, -- Снежана царственно кивнула. -- И так всем по кайфу.
     Она явно наслаждалась положением королевы бала. Комната  уже была полна
людей --  большинство  Глеб  видел  впервые  --  по  крайней  мере,  не  мог
вспомнить, видел ли раньше.
     -- Не  знаю,  --  Настя надула губы. -- Мне противно  смотреть, как все
пьют.  Водка -- это так не  позитивно. Только посмотри, -- и она кивнула  на
Антона, который, жестикулируя, что-то излагал Бену.
     Внезапно Снежана глянула на часы и рванула в офис с криком:
     -- Меня должны поздравить из Америки, скоро буду!
     Глеб вернулся к столу. Нюра Степановна молча рассматривала рюмку водки,
словно впервые  ее видела. Кто-то  предложил включить музыку и  потанцевать.
Стол сдвинули к стене, начались танцы под "Жильца вершин"  и Murder Ballads.
Глеб некоторое время подпрыгивал, вспоминая свои первые дискотеки,  но потом
решил, что с него хватит, и  направился в офис. В коридоре он встретил Бена.
В офисе Луганский, сидя на столе, впаривал Снежане и Насте:
     --  Я  решил, хватит заниматься  рекламной  мелочовкой.  Хочу  написать
серьезный сценарий. Начинается с того, что  двое  братков,  чечен и русский,
едут  на  машине. Русский  только  что  вернулся  из  Америки,  и чечен  его
расспрашивает. Вот, слушайте.
     Откуда-то  Луганский извлек  сложенный  вчетверо лист  бумаги  и  начал
читать:

     -- Правда ли, что там это дело совершенно законно?
     -- Да. Совершенно законно. То есть,  конечно, нельзя подойти на улице к
мальчику и трахнуть его в жопу, это  да.  Но  если живешь с  кем-то --  твое
дело. Или если мужик одевает женское платье и идет в  кабак -- его оттуда не
выгоняют.
     -- Постой. Я не понял -- то есть если я сижу в  кабаке, и входит пидор,
я не могу его вырубить?
     -- Ага. Ты не можешь его вырубить. Потому что менты тогда вырубят тебя.
Потому что мусор тоже может оказаться пидором.

     -- Круто, -- сказал Глебу Бен. -- Это пародия на "Палп Фикшн", я понял.
Там в начале Сэмюэл Л. Джексон с Траволтой беседуют об Амстердаме.
     -- Мой  любимый  фильм, --  сообщила Настя. -- А вы знаете, что  было в
чемоданчике? Душа Марселуса Уоллеса, вот!
     --  А  я  думал, -- сказал Бен,  -- бриллианты,  украденные  в "Бешеных
псах".
     Луганский  глянул на него возмущенно, Бен пожал  плечами  и  вернулся в
большую комнату.  В офис зашли Андрей с Антоном и остановились на пороге. Не
смущаясь, Луганский продолжал читать:

     -- А бабы? Как бабы это терпят?
     -- Бабы в Штатах совсем обнаглели. Вот если ты ущипнешь ее за жопу, она
волокет тебя в суд, и судья отправляет тебя на зону.
     -- Блядь.
     -- Бабы в Америке даже говорят на другом языке.
     -- Что? Не по-американски?
     --  Ну,  не  совсем. Самое  забавное -- это такие  маааленькие отличия.
Например, история будет по-английски  history,  а бабы говорят --  herstory,
потому что...
     -- Я не понял, как?
     -- Ну,  это звучит у меня похоже, а пишется по-разному.  То Ха  -- И --
Зэ, а то Ха -- Е -- эР. То есть "его" и "ее".

     --  У меня была  подруга, --  сказал  Антон,  -- так  она год прожила в
Англии.  Много мне про феминизм  рассказывала.  Про феминизм  и  этот... как
его... джендер.
     -- Интернет,  -- заметил  Андрей, --  отменил гендер. Потому что в Сети
никто не знает -- собака ты, мальчик или девочка.
     Они  вернулись  в  большую комнату, оставив Настю дослушивать  дурацкую
пародию на самый модный фильм  года. Пьянка достигла  апогея.  Кто-то, чьего
имени Глеб не  знал,  лежал  на  трех  стульях,  протягивая длинные  руки  к
танцующим и слабо взывал:
     -- Седьмой,  седьмой, поговори со  мной! Почему  не  отвечаешь,  почему
молчишь, а?
     В углу Муфаса раскуривал  большой косяк и объяснял, что на самом деле у
него  другое имя, а Муфаса -- это прозвище, в честь Льва-отца. Глеб подумал,
что,  вероятно,  двое  других  участников группы  "Мароккасты"  должны  быть
Львом-сыном и Львом-святым духом. Глядя на танцующих, Глеб тяжело  вздохнул.
Может, стоило  уйти, но мысль о поездке через весь город была ему неприятна.
Налив себе воды, он пошел на кухню.
     Осе стало жарко, и он снял  рубашку, оставшись в майке с надписью "Punk
is not dead".
     -- А ты панк? -- спросил Глеб.
     -- Я  анархо-сатанист,  -- холодно  ответил  Ося, и  Глебу  расхотелось
уточнять, что это такое.
     -- А чего тогда майку надел? -- спросил Шаневич.
     -- Формально, -- ответил Ося, -- майка с надписью "Punk is not dead" не
значит, что тот, кто  в ней -- панк. Он просто доносит до всех информацию  о
том, что панк не мертв.
     -- А он не мертв? -- ехидно улыбнул