ридцати метров
в диаметре. По окружности  располагалось  шесть  нефов.  Стены  потрясали:
практически каждый квадратный дюйм  был  покрыт  рельефами  или  фресками,
выписанными до мельчайших подробностей. Все было невероятно  прекрасно.  В
центре собора находилась возвышенная платформа, на  которой  стоял  что-то
вещавший мирмикот. У его ног собралась дюжина  остальных,  все  сидели  на
четырех  задних  конечностях  и  с  неослабным  вниманием   наблюдали   за
проповедником.
   Обойдя вокруг  палаты,  Ричард  понял,  что  изображения  на  стене,  в
метровой полосе, протянувшейся в 80 сантиметрах над полом, складываются  в
упорядоченное  повествование.  Ричард  невозмутимо  изучал   картинку   за
картинкой, пока не добрался, по его мнению, до  начала  повествования.  На
первой панели была изображена манно-дыня. Три  следующие  демонстрировали,
как нечто вырастает внутри ее (смутные очертания едва угадывались), но  на
четвертом рельефе этот объект занимал почти всю внутренность манно-дыни.
   На пятой панели была изображена крохотная  головка  с  двумя  молочными
овальными глазами, стебельками над лбом и  маленьким  округлым  отверстием
между глаз, выглядывавшим из дыни.  На  шестом  рельефе  оказался  молодой
мирмикот, точь-в-точь как  те,  которых  Ричард  видел  в  тот  день.  Это
свидетельствовало, что  он  правильно  понял  смысл  всего  повествования.
"Господи... черт, - произнес Ричард, обращаясь к себе самому,  -  выходит,
манно-дыня - яйцо мирмикота! - Мысли его смешались.  -  Но  это  же  чушь.
Птицы питаются дынями... мирмикоты  даже  кормят  ими  меня...  Как  такое
возможно?"
   Ричард был настолько озадачен  своим  открытием,  что,  устав  от  всей
беготни  этого  дня,  уселся   перед   изваянием,   изображавшим   молодых
мирмикотов. Он попытался представить себе, какие отношения могут связывать
мирмикотов и птиц. На Земле не существовало ничего  похожего,  впрочем,  и
там виды частенько помогали друг другу выжить. Но как может один вид живых
существ дружить с другим, если единственной пищей  первого  вида  являются
яйца второго?  Отсюда  следовало,  что  фундаментальные,  с  точки  зрения
землян, биологические законы не применимы к птицам и мирмикотам.
   Пока Ричард размышлял о странных новых открытиях, вокруг него собралась
стайка мирмикотов. Ему велели встать. И  уже  через  минуту  он  спускался
следом за ними по извилистому пологому спуску в другой стороне  комнаты  в
специальную крипту [у древних греков и римлян  -  подземное  помещение  со
сводами, в средние века - часовня под храмом,  служившая  для  погребения]
под полом собора мирмикотов.  Впервые  с  тех  пор,  как  Ричард  вошел  в
обиталище этих существ, свет сделался тусклым, а окружавшие его  мирмикоты
с заметным трепетом опускались по широкому проходу к арке  над  входом.  В
другом конце прохода располагались две створки,  открывавшиеся  в  большое
помещение, наполненное белым мягким материалом. Издали  похожий  на  вату,
материал был достаточно упорядочен, его длинные волокна, по большей  части
очень тонкие, только кое-где сливались в клубни  или  ганглии,  хаотически
распределявшиеся в огромном белом объеме.
   Ричард с  мирмикотами  остановился  у  входа,  в  метре  от  материала.
Хлопковая сетка  простиралась  во  все  стороны...  насколько  мог  видеть
Ричард. Пока  он  разглядывал  сложные  переплетения,  элементы  материала
начали очень медленно двигаться, образовывая  проход,  позволявший  пройти
внутрь этой сетки. "Итак, вещество это - живое", -  думал  Ричард.  Сердце
его отчаянно колотилось, пока он с изумлением наблюдал за немыслимым.
   Через пять минут проход растянулся настолько, что Ричард мог уже  зайти
метров на десять в глубь загадочного материала. Окружавшие  его  мирмикоты
показывали на хлопковую сетку. Ричард покачал головой. "Простите,  ребята,
- хотелось ему сказать, - но  в  облике  этой  штуковины  мне  кое-что  не
нравится. Словом, давайте обойдемся без этой части приключения, если вы не
возражаете".
   Но мирмикоты все указывали вперед. Выхода у Ричарда не оставалось, и он
понимал это. "Что теперь будет  со  мной?  -  спрашивал  он  себя,  ступая
вперед. - Вещество съест меня? Неужели именно для этого все и затеяли?  Не
может быть".
   Он оглянулся.  Мирмикоты  не  шевельнулись.  Глубоко  вздохнув,  Ричард
прошел все десять метров и остановился так, что  мог  даже  дотянуться  до
одного  из  странных  ганглиев  в  живой  сетке.  И  пока  он  внимательно
рассматривал его, материал вокруг него вновь зашевелился. Ричард обернулся
и увидел, что проход  позади  него  сомкнулся.  В  отчаянии  он  попытался
броситься в ту сторону, назад к проходу, но  усилие  оказалось  напрасным.
Сеть уже поймала его, и он заставил себя смириться с тем, что должно  было
вот-вот свершиться. Ричард спокойно позволил сети опутать  его.  Крошечные
нити, примерно в миллиметр толщиной, медленно и упорно покрывали  все  его
тело. "Итак, - подумал Ричард, - все  понятно.  Ты  намереваешься  удушить
меня". Но как ни странно, дышать не становилось труднее, хотя его  лицо  и
голову уже обволакивали сотни нитей. Прежде чем руки лишились подвижности,
Ричард попытался оторвать одну из крошечных нитей с руки. Это  было  почти
невозможно - обволакивая, нити проникали в его кожу. Сильным движением  он
наконец сумел вытянуть  одну  из  белых  нитей,  но  там,  где  была  она,
выступила кровь. Ричард оглядел свое  тело:  теперь  оно,  наверное,  было
проколото живой сеткой, быть может, в миллионе точек. Ричард поежился.
   Он все удивлялся тому, что еще мог дышать. И  когда  попытался  понять,
как воздух проникает сквозь паутину, услыхал внутри  своей  головы  голос.
"Оставь напрасные потуги, - проговорил он. - В любом случае ты не  сумеешь
понять. Один раз в жизни отдайся  невероятному  приключению,  не  отягощая
себя сомнениями".



        5

   И снова Ричард не имел ни малейшего представления о времени.  Несколько
раз за дни  (или  то  были  недели?),  проведенные  им  внутри  чужеземной
паутины, тело изменяло свое положение. Однажды, когда  он  уснул,  паутина
сняла с него одежду. Теперь Ричард лежал на спине, и  тело  его  подпирала
уплотнившаяся часть тонкой сетки.
   Его более не интересовало, каким именно образом он  ухитряется  выжить.
Как-то выходило,  что,  когда  он  ощущал  голод  или  жажду,  потребности
организма  сразу  удовлетворялись.  Выделения  исчезали  через   считанные
минуты, дышалось легко, хотя Ричард был полностью окружен живой паутиной.
   Проведенные в сознании часы Ричард нередко посвящал изучению  создания,
в плоти которого он находился.  И  когда  присматривался,  то  видел,  что
крошечные нити  постоянно  шевелятся.  Очертания  сетки  вокруг  его  тела
менялись очень медленно, но все-таки заметно. Ричард  старался  запоминать
передвижение тех ганглиев, которые мог видеть перед собой.  Один  раз  над
его головой сошлись целых три штуки, образовав треугольник.
   Сетка общалась с Ричардом по регулярному циклу.  Она  погружала  в  его
тело тысячи своих волокон на пятнадцать, а то и двадцать часов. Ричард  не
видел снов, если не был подсоединен к сетке. В этом  случае,  пробуждаясь,
он нервничал и беспокоился. А когда  волокна  начинали  обволакивать  его,
ощущал новый прилив энергии. Но если он спал присоединенным к инопланетной
сетке, то его посещали активные и яркие сны. Прежде Ричарду редко что-либо
снилось, он часто подсмеивался над Николь, уделявшей  своим  снам  столько
внимания. Однажды ночью Ричард увидел себя  во  сне  подростком  в  родном
городе Стратфорд-он-Эйвоне, он смотрел спектакль "Как вам это  понравится"
[пьеса У.Шекспира]. Очаровательная блондинка, игравшая Розалинду, сошла со
сцены и шепнула ему на ухо.
   - Ты Ричард Уэйкфилд? - спросила она его во сне.
   - Да, - ответил он.
   Тут  актриса  принялась  целовать  Ричарда,  поначалу  обстоятельно   и
неторопливо, а потом вспыхнула страстью, живой и острый язычок  ее  порхал
внутри его рта. Ричарда обдало  волной  всепоглощающего  желания  -  и  он
внезапно проснулся, ощутив  странное  смущение  от  собственной  наготы  и
эрекции. "К чему бы  все  это?"  -  усмехнулся  Ричард,  припомнив  фразу,
которую бывало слыхал в подобных случаях от Николь.
   В заточении  воспоминания  о  Николь  сделались  острее  и  куда  более
подробными. К собственному удивлению, Ричард обнаружил, что  в  отсутствие
прочих стимулов способен полностью воспроизводить свои разговоры с  Николь
вплоть до самых  мелких  деталей...  как,  например,  выражение  на  лице,
которым она сопровождала свою речь. В  долгом  заключении  внутри  паутины
Ричард часто испытывал одиночество, и яркие воспоминания  лишь  заставляли
его еще сильнее тосковать по любимой жене.
   Не менее отчетливыми были воспоминания о детях, ему не хватало их всех,
а в особенности Кэти. Он вспомнил последний разговор со  своей  отбившейся
от рук дочерью, состоявшийся за несколько дней до  свадьбы  Симоны,  когда
Кэти явилась домой отобрать кое-что из одежды. Она приуныла,  нуждалась  в
поддержке, но Ричард не сумел ободрить ее. "Контакт так и не установился",
- подумал Ричард.  Лицо  Кэти,  юной  привлекательной  женщины,  сменилось
физиономией  отчаянной  десятилетней  девчонки,  скакавшей   по   площадям
Нью-Йорка. Оба лица, соприкоснувшись, заставили по-новому ощутить  потерю.
"После пробуждения мне  никогда  не  было  спокойно  в  обществе  Кэти,  -
вздохнув, осознал он. - Я хотел видеть не  ее,  а  мою  прежнюю  маленькую
девочку".
   Небывалая точность воспоминаний о Николь и Кэти убедили Ричарда в  том,
что с его памятью происходит нечто экстраординарное. Он  вдруг  обнаружил,
что вспомнил точный счет всех четвертьфинальных, полуфинальных и финальных
матчей на Кубок мира по футболу, начиная с 2174 по 2190 год.  В  молодости
Ричард помнил всю эту бесполезную информацию: тогда он очень интересовался
футболом. Однако в годы перед запуском "Ньютона" мозг его  усвоил  столько
нового, что он нередко, даже беседуя с приятелями о футболе, стал забывать
участников какого-нибудь ключевого матча Кубка.
   По мере того как зрительные образы  продолжали  становиться  все  более
четкими, Ричард обнаружил, что может припомнить эмоции, связанные с  ними.
Он словно бы заново целиком переживал ситуацию. Ричард припомнил не только
всепоглощающую любовь, смешанную с восхищением, испытанную  им,  когда  он
впервые увидел Сару Тайдингс  на  сцене,  но  также  восторг  и  волнения,
которыми сопровождались его ухаживания, даже безграничную  страсть  первой
ночи... тогда после нее он буквально пал бездыханным; и теперь, много  лет
спустя, находясь внутри загадочного инопланетного  существа,  похожего  на
сеть, Ричард реагировал столь же сильно.
   Вскоре выяснилось, что Ричард уже не  владеет  воспоминаниями,  которые
возникали в его мозгу. В  самом  начале  ему  казалось,  что  это  он  сам
старается думать о Николь и  детях  или  о  своей  любви  к  молодой  Саре
Тайдингс, просто чтобы ощутить себя счастливым. "А теперь, -  подумал  он,
мысленно обратившись к сети, - обновив мою память - один Господь  знает  с
какой целью, - ты принялась читать мои воспоминания".
   Многие часы Ричард наслаждался, вынужденно вспоминая прошлое,  особенно
годы, проведенные в Кембридже и  Космической  академии;  тогда  постоянная
радость познания скрашивала его  жизнь.  Квантовая  механика,  кембрийский
взрыв, теория вероятности и статистическая физика,  даже  давно  позабытый
немецкий лексикон, напомнили ему о том, как много  счастья  приносило  ему
познание. Радовали его и торопливо сменявшие  друг  друга  воспоминания  о
всех постановках шекспировских пьес, которые  ему  довелось  видеть  между
десятью и семнадцатью годами. "Каждому нужен герой, - думал Ричард, заново
вспоминая спектакли, - для того чтобы извлечь все лучшее из  себя  самого.
Моим героем был, безусловно, Уильям Шекспир".
   Некоторые воспоминания были болезненными,  особенно  из  детской  поры.
Ричарду вновь вспомнился тот обед... он  сидел  за  маленьким  столиком  в
столовой. Пьяный отец сердился на весь мир, и  весь  обед  он  раздраженно
поглядывал  на  семью...  все  молчали.  Ричард  случайно  пролил  суп,  и
буквально через какую-то  секунду  ладонь  отца  тыльной  стороной  больно
ударила его по щеке; удар отбросил его со скамьи в угол комнаты.  Лежа  на
полу, Ричард дрожал от страха и потрясения.  А  потом  он  забыл  об  этом
случае - на долгие годы. И теперь Ричард не сумел сдержать слез, вспомнив,
каким перепуганным и беспомощным был перед разошедшимся в гневе отцом.
   Дошло дело и до воспоминаний о долгой одиссее  на  Раме  II...  сильная
головная боль едва не ослепила  его.  Он  увидел,  как  лежит  на  полу  в
странной комнате, в окружении трех или четырех октопауков. В тело его были
введены дюжины разных зондов, шел какой-то эксперимент.
   - Остановись! Остановись! - закричал  Ричард,  стараясь  выбросить  эти
воспоминания из головы. - Моя голова убивает меня!
   Но головная боль чудесным образом начала проходить, и  Ричард  вспомнил
время, проведенное среди октопауков. Он вспомнил  долгие  дни,  когда  его
подвергали  исследованиям,  вспомнил  крошечных  живых  существ,   которых
помещали в его тело. Ричард вспомнил также несколько странных  сексуальных
экспериментов,  в  которых  его  подвергали  всевозможным  видам  внешнего
полового воздействия и вознаграждали после эякуляции.
   Забытые воспоминания взволновали Ричарда, он так и не  сумел  вспомнить
этого, после того как вышел из комы, в  которой  семья  обнаружила  его  в
Нью-Йорке. "Теперь я в состоянии вспомнить об октопауках и другое, - думал
он взволнованно. - Они разговаривали друг  с  другом  цветовыми  полосами,
перемещавшимися по головам. Ко мне они враждебности не  проявляли,  однако
намеревались исследовать меня самым тщательным образом. Они..."
   Мысленная картина исчезла, и  головная  боль  немедленно  возвратилась.
Нити сети только что отсоединились. Уставший Ричард быстро уснул.


   День за днем воспоминания сменяли друг друга  и  наконец  прекратились.
Вызывающая их извне сила  оставила  разум  Ричарда.  И  нити  сети  теперь
подолгу оставались неприсоединенными.
   Так - без событий - миновала неделя. А когда пошла вторая,  в  двадцати
сантиметрах от головы Ричарда начал  формироваться  необычный  сферический
ганглий, более крупный и плотный, чем обычные комки живой паутины. Ганглий
рос и наконец сделался размером с баскетбольный мяч.  Вскоре  после  этого
огромный ком испустил из себя сотни волокон, погрузившихся в  кожу  головы
Ричарда. "Что-то новое,  -  думал  Ричард,  забывая  про  боль,  вызванную
вторжением нитей в его мозг. - Один Бог знает, зачем им это понадобилось".
   Ричард сразу же начал видеть какие-то картинки, но они  были  настолько
туманны, что он не мог понять их. И как только в  уме  его  сформировалось
первое изображение, Ричард немедленно заключил,  что  сеть,  столько  дней
считывавшая его воспоминания, теперь пытается _сообщить_ ему нечто. Однако
паутина  определенно  никак  не  могла  улучшить   качество   видимых   им
изображений. Он вспомнил о поездке к  окулисту  в  детстве,  закончившейся
выпиской очков. С помощью пальцев Ричард дал понять, какие  осуществленные
сетью перемены делают изображение лучше, а какие  хуже.  И  вскоре  Ричард
сумел разглядеть предлагавшиеся ему инопланетянами виды.
   На первой картинке оказалась планета, снимок был сделан с  космического
корабля. Укутанный облаками мир, обладавший двумя  небольшими  спутниками,
кружил возле далекой одинокой желтой звезды, посылавшей ему свет и  тепло.
Этот  мир,  безусловно,  был  домом-планетой   волокнистой   паутины.   На
последовавших далее кадрах оказались ландшафты этой планеты.
   Планета паутин была миром туманов, под которыми  чаще  всего  пряталась
бурая, голая  и  бесплодная  поверхность.  Только  на  литоралях  [берега,
прибрежные зоны (лат.)], где суша соприкасалась с волнами зеленых  озер  и
океанов, обнаруживались какие-то признаки жизни. В одном из  этих  оазисов
Ричард увидел я нескольких птиц, и удивительное  сообщество  разных  живых
существ. Ричард мог бы провести целый  день,  разглядывая  любую  из  этих
картинок; однако не  он  определял  последовательность  изображений.  Сеть
пыталась что-то сообщить ему - он был уверен в этом, - и  первые  картинки
представляли собой всего лишь введение.
   На всех последующих кадрах появлялись либо птицы, либо манно-дыни, либо
мирмикоты, либо волокнистые паутины или любая комбинация из  членов  этого
квартета. По мнению Ричарда, эти кадры иллюстрировали  "нормальную  жизнь"
на их родной планете и  объясняли  симбиоз  между  видами.  На  нескольких
картинках  птицы  защищали  подземные  колонии  мирмикотов  и  паутин   от
вторжения маленьких животных и  растений.  На  других  мирмикоты  помогали
вылупляться птенцам или перевозили манно-дыни, чтобы накормить птиц.
   Ричард был изумлен, когда обнаружил  кадры,  где  крошечные  манно-дыни
оказались  помещенными  внутрь  волокнистых  паутин.   "Зачем   мирмикотам
откладывать сюда яйца? - подумал он.  -  Ради  защиты?  Или  эти  странные
паутины представляют собой нечто вроде разумной плаценты?"
   Вся последовательность изображений заставила Ричарда сделать вывод, что
паутина в иерархическом плане доминирует над двумя  остальными  видами.  В
самом деле, картинки как бы намекали, что мирмикоты  и  птицы  поклоняются
существам-сеткам. "Неужели эти странные  существа  обдумывают  все  важные
дела за птиц и мирмикотов, оставляя им  самим  несущественные  вопросы?  -
спросил себя Ричард. - Невероятный симбиоз... Каким образом эволюция могла
породить его?" Всего ему показали несколько тысяч кадров. После  того  как
передачи  повторились  два  раза,  волокна  отсоединились  от  Ричарда   и
втянулись в огромный ганглий. В последующие дни Ричарда оставили в  покое,
и его связь  с  организмом-хозяином  ограничивалась  лишь  тем,  что  было
необходимо для поддержания жизни.


   Когда в паутине вновь образовалась  дорожка  и  Ричард  увидел  за  ней
дверь, в которую вошел много недель  назад,  он  подумал,  что  его  скоро
выпустят. Однако невольное возбуждение быстро утихло. При  первой  же  его
попытке шевельнуться, сетка еще крепче ухватила все части его тела.
   "Итак, зачем же потребовалась эта  дорожка?"  Пока  Ричард  смотрел,  в
коридоре  появилось  трое  мирмикотов.   Ноги   среднего   существа   были
переломаны, а задний сегмент раздавлен, словно бы на него  наехал  тяжелый
грузовик. Два его спутника внесли увечного мирмикота  в  паутину  и  затем
отправились восвояси.  Через  несколько  секунд  волокнистая  сеть  начала
обволакивать вновь прибывшего.
   Ричард находился в двух метрах от травмированного мирмикота. Между  ним
и раненым не было ни волокон, ни комьев. Ричард еще не видел в ватной сети
подобных пустот. "Итак, меня продолжают учить, - подумал он. - Чему же  на
этот раз? Выходит, паутина лечит мирмикотов, а они  -  птиц!"  Паутина  не
мешала ему наблюдать за поврежденными частями  тела  мирмикота.  Во  время
затянувшегося бодрствования Ричард следил за тем, как сеть плотным коконом
обволакивала раненое существо. Одновременно большой ганглий, бывший  ранее
перед Ричардом, перебрался ближе к  кокону.  После  недолгого  сна  Ричард
отметил, что ганглий возвратился на  свое  место.  Кокон  на  той  стороне
полости почти рассосался. Когда кокон полностью исчез и под  ним  даже  не
осталось следа мирмикота, сердце Ричарда заколотилось.
   Но Ричард  не  имел  времени  подумать  об  участи  мирмикота:  волокна
большого ганглия опять  присоединились  к  его  черепу,  и  в  голове  его
разыгралась очередная  пьеса.  На  первой  же  картинке  оказалось  пятеро
людей-солдат, остановившихся на берегу рва,  окружавшего  поселение  птиц.
Они  ели.  Перед  ними  было   разложено   всякое   оружие   (впечатляющее