укции вы получите утром, - быстро,  по-
деловому  ответил  Парис. - Пока же вам  следует  остановить
поток лести, который изливает Кровиц на Трепищева.
      -  Это будет несложно, - заверил я Париса. - Для этого
нужно всего лишь предложить Витьке прочитать пару абзацев из
написанного Трепищевым.
     - Ну так сделайте это.
     - А если после этого Витька выскажет Трепищеву все, что
он  о  нем  думает? - спросил я, опасаясь, что этого  делать
тоже не стоит. - Отлично, - с энтузиазмом ответил Парис. - И
чем раньше он начнет это делать, тем лучше. Я задумался.
     - Трепищев имеет какое-то отношение к плану, который вы
собираетесь осуществить? - спросил я.
      -  Трепищев  имеет самое непосредственное отношение  к
тому, что делают солтеки, - ответил Парис. - И не столько он
сам, сколько его книги. - Предупреждая мои новые вопросы, он
быстро произнес:
     - Больше я вам ничего не могу сказать. По крайней мере,
сейчас. - Ну что ж, договорились.
      Я умолк, ожидая, что еще скажет инструктор. Парис тоже
молчал.
     - Это все? - спросил я.
      -  Если у вас нет вопросов... Я имею в виду вопросы по
текущим  событиям, на которые я мог бы дать  вам  конкретный
ответ.
     - Когда мы переместимся в такой вариант реальности, где
за   выпитую   бутылку  пива  человека  не   отправляют   на
принудительные работы? - спросил я.
      -  Не  позднее  завтрашнего утра, - ответил  Парис.  -
Точного времени я вам назвать не могу.
     - Да мне и не надо.
      Помня о привычке Париса бросать трубку не прощаясь,  я
на этот раз первым нажал кнопку отбоя.
     Спрятав телефон в карман, я вернулся на кухню.
      -  Ну  как там? - спросил у меня Витька. По  лицу  его
скользили  красноватые отсветы стоявшего  на  полу  ночника,
делая его похожим на маску огненного демона.
      -  Нормально, - ответил я. - Новые инструкции  получим
утром.
      Витька  тяжело  вздохнул,  хлопнул  себя  ладонями  по
коленям и с безнадежным отчаянием покачал головой.
      -  Начальство, - доверительно сообщил он  Трепищеву  и
многозначительно  поднял брови, давая  понять,  что  открыто
критиковать начальство не имеет права.
     Трепищев с пониманием кивнул.
      -  Вы знаете, у меня есть один роман, в котором контр-
адмирал звездного флота настолько туп, что без адъютанта  не
может найти дорогу на капитанский мостик, - сказал он, глупо
хохотнув при этом. - А у одного из главных мафиози в  другом
романе  постоянно отходят газы, да так звучно,  что  все  на
него оборачиваются.
      Я  посмотрел  на  Трепищева  с  глубоким  и  искренним
сочувствием. Если бедолага и в самом деле полагал,  что  это
невероятно  остроумно, то дела его были куда хуже,  чем  мне
казалось прежде. А Парис к тому же еще и поручил нам утопить
бедолагу в его же дерьме. Хотя я, хоть убей, не мог  понять,
для  чего  это  было нужно. Ну, допустим,  напишет  Трепищев
десяток-другой  похабных книжонок. Так они же  будут  забыты
прежде,  чем их создатель сделает шаг туда, где простирается
великое  Ничто.  О каком гобелене вечности  в  таком  случае
может идти речь?
     Убедившись в том, что ничего интересного я ему сообщить
не  собираюсь,  Витька  вновь переключил  свое  внимание  на
Трепищева.  Разговор  у них шел все в том  же  ключе  Витька
излагал  свою с ходу придуманную теорию развития  творческой
личности, а Трепищев с готовностью проглатывал все,  что  он
ему наговаривал.
      Я шел на кухню с довольно твердым намерением выполнить
указание  Париса  и положить конец Витькиным  устным  урокам
литературного мастерства. Но, присев на табурет, подумал,  а
не  послать  ли  к  черту этого самого Париса?  Хотя  бы  до
завтрашнего утра? Завтра я снова начну следовать  полученным
от  него  инструкциям, а сегодня пусть Витька валяет дурака,
a*.+l*.  душе  угодно. В конце концов, любой  здравомыслящий
человек  на  месте  Трепищева давно бы понял,  что  над  ним
попросту насмехаются.
      - Послушай, Вадим, - обратился я к Трепищеву. - А тебе
никогда  не приходило в голову написать что-нибудь  на  тему
древнегреческой мифологии?
      -  Честно  говоря,  я не очень хорошо  знаком  с  этим
предметом, - ничуть не смутившись, признался писатель.
      -  Ну  как  же,  - решил напомнить ему я,  -  Одиссей,
Агамемнон, Парис... Разве тебе не знакомы эти имена?
      -  Про  Одиссея  я  недавно кино смотрел!  -  радостно
улыбнулся  Трепищев. - А остальные... - Он  задумчиво  потер
пальцами брови. - Нет, не припомню.
     Сомнений в его искренности у меня не возникало.
      -  Ладно, друзья мои, - сказал я, прикончив свой кусок
пиццы.  - Вы можете продолжать вашу многоумную беседу,  а  я
хотел  бы  отправиться в гости к Морфею.  День  сегодня  был
долгим и тяжелым.
      Я  положил  вам  постельное белье на диван,  -  сказал
Трепищев.  -  А  вы, Виктор Алексеевич,  -  обратился  он  к
Витьке, - можете лечь на кресло-кровать.
      -  Обо  мне  можешь не беспокоиться,  -  махнул  рукой
Витька.  -  Сам, если хочешь, иди спать, а я еще  посижу.  Я
обычно раньше четырех не ложусь. Если подкинешь свои книжки,
о  которых  мы  говорили,  то я их  к  утру  как  раз  успею
просмотреть.
      - Конечно! - Трепищев с готовностью вскочил на ноги и,
подхватив ночник, побежал в прихожую.
      Я  вышел  из  кухни  следом за ним, чтобы  посмотреть,
откуда   он  будет  доставать  книги.  Оказалось,  что   вся
антресоль была забита запечатанными пачками с книгами.
     Я зашел в комнату, взял с тумбочки небольшую настольную
лампу и вернулся на кухню.
      - Держи, - сказал я, передавая лампу Витьке. - Если ты
всерьез  намерен  посвятить ночь  знакомству  с  творчеством
нашего  хозяина, то мне остается только выразить тебе  самые
искренние соболезнования.
      -  По-моему, ты несколько драматизируешь  ситуацию.  -
Витька поставил лампу на стол и, наклонившись, подключил  ее
к электросети. - Вадим, конечно, парень чудной, но все же не
полный идиот.
      -  Должно быть, он становится идиотом, когда  берет  в
руку перо.
      -  Анатоль, - с усмешкой посмотрел на меня  Витька.  -
Писатели  давно  уже  не  пользуются перьями.  Даже  пишущие
машинки  отошли  в  прошлое. В наше время  все  литературные
произведения создаются на компьютере.
       -  Если  бы  компьютер  обладал  хотя  бы  зачаточным
интеллектом, то он покончил бы с собой после первых двадцати
строк,  которые  напечатал на нем Трепищев.  -  Я  ободряюще
похлопал   Витьку   по   плечу.  -  Будем   надеяться,   что
сопротивляемость твоего разума жесткому внешнему воздействию
превосходит возможности искусственного интеллекта.
      - За меня можешь не беспокоиться, - заверил Витька.  -
Lой  разум  чист и кристально прозрачен, а значит,  готов  к
восприятию абсолютно всего, что будет ему предложено. Уверяю
тебя,  что  бы  там  ни  понаписал Трепищев,  утром  у  меня
непременно найдется пара добрых слов для него.
      - Ну-ну. - Я снова похлопал Витьку по плечу и пошел  в
комнату, где для меня была приготовлена постель.
     Я действительно чувствовал себя уставшим и ужасно хотел
спать.  Таких деньков, как сегодняшний, в моей жизни еще  не
случалось.

                          Глава 18

      Комната, в которой я спал, выходила окнами точнехонько
на   восток.   И  конечно  же,  с  утра  пораньше   какой-то
неугомонный  солнечный  лучик  нашел-таки  узенькую,   почти
незаметную  для  глаза лазейку в плотно  задернутых  шторах,
после чего приложил все усилия к тому, чтобы заставить  меня
открыть  глаза. Приподняв голову, я посмотрел на часы.  Было
всего  без  четверти восемь. Если учесть, что последние  лет
десять  я  редко  вставал раньше полудня, то  можно  понять,
почему  я  только тяжело вздохнул и снова уронил  голову  на
подушку. Ненавижу подниматься в такую рань. После этого весь
день  ходишь с тяжелой головой, пребывая в отвратительнейшем
настроении, и только тем и занимаешься, что выискиваешь,  на
ком бы сорваться.
      Повернувшись  спиной к беспокойному светилу,  я  снова
закрыл  глаза.  Полежав минут десять в  таком  положении,  с
тоской понял, что заснуть мне уже не удастся.
     Сев на постели, я окинул взглядом комнату.
      При дневном свете она выглядела еще более приветливо и
мило,  чем вчера вечером. Хотя вполне возможно, что причиной
тому  была вновь изменившаяся реальность. О том, что  именно
так  все  и  обстояло, свидетельствовал витающий  в  воздухе
легкий   аромат  розового  масла,  к  которому  примешивался
проникающий   даже  сквозь  плотно  закрытую   дверь   запах
сигаретного  дыма,  -  Витька,  просидевший  всю   ночь   за
сочинениями  нашего гостеприимного хозяина, успел  прокурить
не  только  кухню, но и всю квартиру. Вчера же, насколько  я
помнил, в комнате пахло лавандой.
      Неожиданно перед глазами у меня что-то промелькнуло. С
опозданием  в  пару  секунд я не увидел, а  скорее  вспомнил
отпечатавшийся в мозгу образ - странный вытянутый  объект  с
утолщенной   передней   частью,  похожий   на   головастика-
переростка. Объект состоял из какого-то материала,  похожего
на  жидкое  стекло.  Вся его прозрачная масса  находилась  в
постоянном   движении:   текла,  изменялась,   закручивалась
крошечными вихрями, переливалась радужными всполохами.
       Тряхнув  головой,  я  прогнал  из  сознания  странное
видение.  Чего  только не увидишь спросонья, особенно  когда
приходится    вставать   в   такую   рань.   Кресло-кровать,
предназначенное для Витьки, было пустым.
      Проверив карманы висевшей на спинке стула ветровки,  я
убедился,  что телефон, пистолет и клиппер на месте.  Стянув
со стула джинсы, которые сегодня выглядели так, словно с них
"a%#.  пару  минут назад срезали магазинную бирку,  я  начал
неторопливо одеваться.
      Натянув  кроссовки,  они тоже были  как  новенькие,  я
сделал над собой усилие и все-таки поднялся на ноги.
      И  вновь  мне  показалось,  что  перед  лицом  у  меня
промелькнул    полупрозрачный,    переливающийся    тусклыми
радужными отсветами объект удлиненной формы.
      Я  медленно провел ладонью по лицу. Похоже, напряжение
вчерашнего дня не прошло даром. Мерцание перед глазами могло
оказаться  следствием внезапно подскочившего  давления.  Или
чего-нибудь похуже.
      Чуть  приоткрыв дверь, я услышал доносившиеся с  кухни
голоса.
      -  Поверь  мне,  Вадим, - спокойно, но с  непреклонной
уверенностью в своей правоте говорил Витька. -  Я  вовсе  не
хочу  тебя обидеть. Но то, что ты понаписал, полнейшая чушь.
И это еще очень мягко сказано.
     - Ну почему? Почему? - Голос Трепищева звучал плаксиво,
но  при этом, как ни странно, ничуть не менее убежденно, чем
голос  Витьки. - Чем вам не понравились, например, "Охотники
за ушами"?
      -  Это  самая глупая история, которую мне  приходилось
когда-либо  читать  или просто слышать. Какие-то  магические
роботы  вылезают из какой-то гробницы и бог  знает  зачем  и
почему  начинают убивать всех подряд. Никто с ними не  может
справиться  до тех пор, пока вдруг, откуда ни  возьмись,  не
является  парочка  бравых охотников, промышлявших  до  этого
только добычей ушей беглых каторжников. Хлоп - и роботов  не
стало.  Просто удивительно, что до этого с ними было столько
возни.
     - И чем плоха история?
     - Тем, что она ни о чем.
     - Она о магических роботах и охотниках за ушами.
      - Этого мало, Вадим! История о металлических уродцах и
паре остолопов с автоматами в руках не греет душу.
     - А о чем, по-вашему, должен быть роман?
      -  Откуда мне знать! Ты автор - тебе и решать. Но  то,
что  ты  написал, это даже не роман, а набор  эпизодов,  без
начала и конца.
      - У Кастанеды, между прочим, то же самое, - с обидой в
голосе произнес Трепищев. - Под конец - бам, и - ничего.
      -  Так то у Кастанеды, - усмехнулся Витька. - А у тебя
вся книжка только бам, бам, бам - и больше ничего.
      - Мне кажется, Виктор Алексеевич, что вы просто ничего
не поняли в моих книгах, - гордо возразил Трепищев.
      -  Да  там  и понимать-то нечего, Вадим, - с  чувством
произнес  Витька.  - Дребедень, что ты понаписал,  не  стоит
даже бумаги, на которой она напечатана. Меня удивляет только
одно:  кто и по каким причинам взялся публиковать этот бред?
То,  что  мне  довелось прочитать, - это  не  художественный
текст,  а, извини меня, словесная каша, да к тому же  еще  и
недоваренная.
      - Между прочим, многим людям мои романы нравятся, -  с
чувством  оскорбленного достоинства заявил  Трепищев.  -  Вы
/.a,.b`(b% на тиражи.
     - Ты знаешь, Вадим, для меня не новость то, что у нас в
стране полным-полно охламонов, у которых не все в порядке  с
головой.   Может  быть,  их  даже  больше,  чем  нормальных,
здравомыслящих людей. А для того, чтобы читать  твои  книги,
достаточно  только  научиться чисто  механически  складывать
буквы  в  слова  -  никакой умственной работы  при  этом  не
требуется.
      Я  усмехнулся. Парис получил то, что желал, без каких-
либо усилий с моей стороны. Спор между Витькой и Трепищевым,
похоже,  давно  зашел в тупик, поскольку  каждая  из  сторон
начала  по  второму, а может быть, уже и  по  третьему  разу
повторять  одни  и  те  же аргументы.  Обстановка  на  кухне
изрядно накалилась, поэтому я счел своим долгом вмешаться.
       В  отличие  от  Витьки  я  знал  доказывать  что-либо
Трепищеву не имело смысла. Порою мне казалось, что он просто
терял   способность   слышать,  стоило  только   кому-нибудь
произнести   пару  неодобрительных  слов  относительно   его
книжек,  которые  сам он, судя по всему,  считал  не  просто
выдающимися  творениями,  а прямо-таки  образцами  жанра,  и
всерьез    рассчитывал   приобрести   со    временем    сонм
последователей и подражателей. Насчет последнего я,  кстати,
почти  не  сомневался. Наверняка найдется немало недорослей,
которые,  воодушевленные  шумным  успехом  Трепищева,   тоже
возьмутся за перо и начнут строчить черт знает что, бездумно
цепляя  слово  за  слово в пустой надежде  на  то,  что  эта
аморфная  масса  каким-то  образом сама  примет  законченную
форму.  Увы, у творчества иная философия, и здесь количество
далеко не всегда переходит в качество.
      -  О  чем  спор?  -  бодрым голосом осведомился  ,  я,
появившись на кухне.
     Витька сидел возле стола, положив локоть на стопку книг
в  ярких  глянцевых  переплетах. В  другой  руке  он  держал
наполненный  наполовину стакан пива. Рядом с  ним  на  столе
стояли  две пивные бутылки - одна уже пустая, другая  только
початая - и тарелка с бутербродами. Трепищев сидел по другую
сторону  стола,  глядя  на моего приятеля  с  плохо  скрытой
ненавистью.
      В  ответ на мой вопрос Витька только безнадежно махнул
рукой.
     Писатель же отреагировал на него живее.
      - Виктор Алексеевич пытается убедить меня в том, что в
литературе  существуют  строгие  каноны,  следовать  которым
обязан   каждый  писатель.  -  Обращенный  на  меня   взгляд
Трепищева   вспыхнул  безумным  огнем,   присущим   народным
трибунам  и  запойным пьяницам. - Я же считаю, что  писатель
волен сам выбирать, что и как писать.
     - Да пиши ты что хочешь, - устало вздохнул Витька. - Но
только вначале хотя бы научись понятно изъясняться на родном
языке.
      -  Не  нужно  говорить за всех! - возмущенно  взмахнул
рукой Трепищев. - Если вам, Виктор Алексеевич, непонятны мои
произведения,  то  это  ваша беда!  И  мне  остается  только
искренне вас пожалеть!
      В  ответ Витька скривил презрительную гримасу и сделал
глоток пива из стакана.
      Похоже  было,  что  мое появление, вместо  того  чтобы
погасить  спор,  только спровоцировало его переход  в  более
острую  форму,  когда  оппоненты  начинают  позволять   себе
некорректные высказывания в адрес друг друга.
      -  Ты  прочитал за ночь все эти книги? - спросил  я  у
Витьки,  взглядом  указав  на  служившую  ему  подлокотником
стопку книг, в которой было шесть или семь томов.
      -  Смеешься? - с обидой посмотрел на меня Витька. -  Я
сломался на десятой странице первого тома. Остальное  только
бегло  просмотрел,  уделяя особое внимание  порнографическим
сценам.
     - И, прочитав всего десять страниц, вы делаете выводы о
всем моем творчестве, - с укором произнес Трепищев.
       -   Автор,  сравнивающий  длинный  и  темный  коридор
космопорта с прямой кишкой, совершенно безнадежен, - ответил
ему  Витька.  - В этих книжках только глупость, пошлятина  и
грязь.
      -  В  своем творчестве я продолжаю то, что было начато
такими великими писателями, как Ремарк, Гашек и Маркес!
      -  А  Солженицына  не забыл? - с язвительной  усмешкой
поинтересовался Витька.
       -   Ладно,  пойду  умоюсь,  -  сказал  я  и  поспешно
ретировался.
      За  спиной у меня осталась напряженная тишина. Похоже,
спорщики решили остаться каждый при своем мнении.
      Войдя  в  ванную,  я открыл кран, зачерпнул  пригоршню
холодной  воды  и наклонился над раковиной, собираясь  умыть
лицо.   И   в  этот  момент  перед  глазами  у  меня   вновь
промелькнула уже пара странных бесплотных объектов,  похожих
на  стеклянных  головастиков. Я невольно  отшатнулся  назад.
Призрачное  видение  тотчас же  исчезло.  Но  теперь  я  был
совершенно  уверен  в  том, что это не  результат  вчерашней
нервотрепки  и не обман зрения. Вот только что это  было,  я
понять   не   мог.  Очередной  сюрприз  вновь   изменившейся
реальности?
     Быстро умывшись, я вышел на кухню Трепищев и Витька по-
прежнему сидели за столом, демонстративно не глядя  друг  на
друга.  Право  же,  я  бы несказанно удивился,  если  бы  им
удалось прийти к согласию.
      -  Как  спалось? - Наклонившись, Витька поднял с  пола
новую бутылку пива, открыл ее и наполнил свой стакан.
     - Не рано ли начал? - спросил я.
     Ничего не ответив, Витька медленно осушил стакан.
      Я  подошел к плите и поднял крышку со стоявшей на  ней
сковороды.  На  сковороде  лежал кусок  остывшей  яичницы  с
колбасой.  Глянув по сторонам и не найдя чистой  тарелки,  я
переставил  сковороду  на  стол  и,  ополоснув  под   краном
лежавшую на столе вилку, принялся за еду.
      Витька  вылил остатки пива в стакан и поставил  пустую
бутылку на край стола.
     - Разве вчера у нас оставалось пиво? - спросил я.
     Витька отрицательно мотнул головой.
     - Я с утра уже сбегал, - сказал он.
     Я удивленно приподнял бровь.
      -  Все в порядке, - криво усмехнулся Витька. - Сегодня
пиво  можно  свободно  купить в любом ларьке.  Только  сорта
какие-то незнакомые.
      Витька  повернул бутылку так, чтобы я увидел этикетку.
Пиво называлось "Союз-Аполлон". Марочное".
     - Ну и как пиво?
     - Нормальное.
      На Витьку это было не похоже. Обычно, попробовав новый
сорт пива, он испытывал острую потребность обсудить все  его
достоинства или недостатки, порассуждать о вкусовой гамме  и
даже  обратить  внимание  на цветовой  оттенок  благородного
напитка.  Должно быть, настроение у моего приятеля  было  не
лучше,  чем  у  меня  самого. Но если я пребывал  в  мрачном
расположении духа вследствие недосыпа, то Витька,  вероятно,
впал  в  пессимизм  в  результате  общения  с  Трепищевым  и
близкого знакомства с его книгами.
       -   Ну   так  какие  у  нас  на  сегодня   планы?   -
поинтересовался Витька, наполняя пивом мой стакан.
     - Откуда мне знать, - пожал я плечами. - Парис пока еще
не звонил.
      Я  обратил  внимание на то, как при  последних  словах
напрягся  и  замер в ожидании Трепищев. Должно быть,  решив,
что  Парис  -  это кодовое имя нашего шефа, он полагал,  что
речь сейчас пойдет о предстоящей операции.
      Мысль,  посетившая меня в тот самый  момент,  когда  я
подумал  об интересе, который проявляет Трепищев к  нашей  с
Витькой "деятельности", была столь неожиданной, что  я  едва
не подавился куском колбасы. Вчера мы весь вечер говорили об
операции  по захвату крупной партии нелегального