мый момент микроволновка зазвонила, и девушка,  едва
не взвизгнув от ужаса, отпрыгнула в сторону.
     - В чем дело? - непонимающе развел руками Витька.
      Признаться,  мне тоже был непонятен ужас,  который  мы
внушали девушке.
     - Уважаемый.
      Подойдя  со  спины, Витьку осторожно тронул  за  плечо
пожилой мужчина в синем плаще и берете. Обернувшись,  Витька
вопросительно приподнял бровь.
     Человек молча указал рукой на стену, где в застекленной
рамочке  висела  ксерокопия какого-то  документа  с  большой
круглой   печатью   и   тремя  размашистыми   неразборчивыми
подписями внизу.
       Глянув   в   указанном  направлении,   Витька   вновь
вопросительно посмотрел на человека в берете.
     Тот в ответ молча улыбнулся и кивнул.
      Подойдя  к документу, Витька принялся внимательно  его
изучать.
      -  Иди сюда, Анатоль, - не оборачиваясь, махнул он мне
рукой спустя пару минут. - Тебе это будет интересно.
     Я подошел к Витьке.
     Документ, вывешенный на стене в рамочке, был озаглавлен
с  убийственной однозначностью: "Постановление Правительства
Российской   Федерации  по  усилению   мер   по   борьбе   с
алкоголизмом, пьянством, наркоманией и токсикоманией". После
такого жизнеутверждающего начала уже не имело смысла изучать
сам  документ:  все и без того было ясно как божий  день.  Я
только  посмотрел  на  дату  внизу.  "8  марта  1999   года"
значилось  рядом с гербовой печатью, на которой  угадывались
контуры двуглавого орла, лишенного имперских корон.
      -  Это  не  наш  мир, - посмотрев мне  в  глаза,  тихо
произнес Витька.
      Я  молча развел руками - мне тоже это было понятно, но
изменить я, увы, ничего не мог.
      Витька  решительно подошел к человеку в  синем  плаще,
который  с  невыразительной  улыбкой,  словно  прилипшей   к
морщинистому   лицу,  ожидал  реакции  моего   приятеля   на
вывешенный  на  стене документ, и, деликатно  взяв  его  под
руку, отвел в сторонку.
      Я подошел к стойке и, извинившись перед официанткой за
бестактность, допущенную моим спутником, забрал  наш  заказ.
На  всякий  случай  я даже оставил девушке  двадцатку  сверх
названной ею суммы.
      Перейдя  к  столику  возле стеклянной  стены  кафе,  я
переставил на него тарелки с подноса и сел на стул.
     Спустя пару минут ко мне присоединился и Витька.
      -  Ты  не поверишь, Анатоль, - сообщил он полушепотом,
перегнувшись ко мне через стол. - В этой стране сухой закон!
Причем  не номинально провозглашенный властями, а  строго  и
неукоснительно  исполняемый. Я спросил у мужика,  нельзя  ли
приобрести  у  официантки  бутылку  пива  за  дополнительную
/+  bc,  так  он  посмотрел  на меня  как  на  умалишенного.
Таксисты,  как  я  понял,  приторговывают  только  импортным
пивом, да и то настолько осторожно, что договориться с  кем-
нибудь  из  них,  не  будучи  близко  знакомым,  практически
невозможно.  Что-то  более  крепкое,  чем  пиво,  опять-таки
импортного   производства,   можно   приобрести   только   у
подпольных дилеров, торгующих в определенных местах по четко
отлаженной  схеме.  Ты  платишь дилеру  деньги,  после  чего
получаешь  от  него чек и идешь в указанном направлении.  По
дороге  к тебе подходит посыльный и обменивает чек на  пакет
со  спиртным. Кошмар! Витька насадил на вилку половину пиццы
и откусил от нее изрядный кусок.
      -  Пицца неплохая, - заметил он, прожевав пищу.  -  Но
пицца без пива - это все равно что брачная ночь без невесты.
      Вспомнив,  что мы так и не взяли ничего, чтобы  запить
еду, я вернулся к стойке и попросил у официантки два стакана
кока-колы  со  льдом. Девушка как будто уже  пришла  в  себя
после  сильнейшего  нервного  шока,  испытанного  ею  в  тот
момент,  когда Витька принялся требовать у нее пиво. Однако,
поставив наполненные стаканы на стойку передо мной,  девушка
очень  быстро отдернула руки и сделала шаг назад, как  будто
боялась подцепить от меня какую-нибудь заразу.
      Мужчина  в сером костюме, когда я проходил мимо  него,
посмотрел на меня с осуждением. Как я понял, это был тип  из
разряда тех, что готовы продемонстрировать свое высокомерное
презрение всем, кому до них нет никакого дела, но при этом с
такой  же готовностью быстро втягивающие голову в плечи  под
одним  только  взглядом откровенного хама. На этот  раз  мне
удалось   как   следует  рассмотреть  эмблему  на   булавке,
приколотой к его галстуку. Это была не свастика и не серп  с
молотком,  как  мне  вначале  показалось,  а  щит  и  меч  -
освященная  временем  гэбистская  эмблема.  Профессиональный
гэбист вряд ли стал бы столь откровенно демонстрировать свою
принадлежность  к  соответствующим  органам.  Следовательно,
мужик таким образом выражал свое преклонение и восторг перед
достославными  рыцарями  плаща  и  кинжала.   Что   ж,   как
говорится, каждому свое: одним - к звездам летать, другим  -
чужие сапоги лизать.
      Еще  я  заметил,  что за книгу читал серый  человек  с
гэбистской  эмблемой на груди, - на этот раз  он  держал  ее
закрытой,  заложив указательным пальцем на  том  месте,  где
остановился.  Удивительное  дело  это  был  последний  роман
Трепищева "Специальный посыльный". Причем оформление  книги,
насколько я мог рассмотреть, ничем не отличалось от той, что
всучил мне сосед-порнограф.
     - Мерзко все это, - как бы между прочим заметил Витька,
когда я поставил на стол запотевшие стаканы с кока-колой.
      -  Что  именно?  -  поинтересовался я,  принимаясь  за
котлеты.
      -  То,  что  людей  лишают  свободы  выбора.  Я  очень
сомневаюсь,  что  тотальный запрет на потребление  спиртного
приведет  к  всеобщей  трезвости.  Если  кому-то  уж   очень
захочется  превратить свои мозги в овощное рагу,  он  найдет
способ,  как это сделать. Зато нормальный человек  чувствует
a%!o  неполноценным, когда ему начинают указывать,  что  ему
можно  делать,  а  что  - нет, да еще  и  строго  следят  за
выполнением  всех  этих  идиотских  распоряжений.   Человека
умышленно   низводят   до  состояния   быдла,   неспособного
самостоятельно принимать даже самые простые решения.
      - Принудительная трезвость мне тоже не по душе. Но мне
кажется,  что  за  этой  откровенной  глупостью  властей  не
кроется  осознанное желание воздействовать на психику  своих
граждан.
      -  Ты так считаешь? - Витька сделал быстрый глоток  из
стакана  с  кока-колой. - В таком случае почитай Франкла.  В
нацистских  концентрационных  лагерях  подавление   личности
заключенного начиналось с того, что старший по бараку каждое
утро проверял, почистил ли он зубы, вымыл ли уши, постриг ли
ногти  и  имеется ли у него в кармане чистый носовой платок.
Кстати,   по   рассказам   знакомых,   удостоившихся   чести
прослужить положенные два года в рядах Советской армии,  там
успешно  действовала  та  же самая  система.  Думаю,  что  и
нынешние  военные от нее не отказались, - подкупает простота
и эффективность.
      -  Ну,  это не совсем одно и то же, - сказал я  только
потому, что не хотел сразу соглашаться с Витькой.
      -  А ты помнишь времена начала перестройки, когда  все
основные   продукты  отпускались  в  магазинах   строго   по
карточкам? - непонятно к чему спросил Витька.
      -  Ну допустим, - кивнул я, хотя мне самому карточками
пользоваться не приходилось.
      Фирма,  в  которой  я только числился,  даже  не  имея
представления,   чем  она  занимается,  обеспечивала   своих
сотрудников  всем необходимым. Мне продовольственные  заказы
доставлялись прямо на дом. Даже в те непростые времена Парис
безукоризненно выполнял условия нашего устного договора.
       -   Разве   это   не  унижало  твоего   человеческого
достоинства?  Разве для того, чтобы купить необходимую  тебе
вещь, недостаточно было честно заработанных денег?
      -  Ты  хочешь сказать, что товарный дефицит был создан
умышленно? - Я недоверчиво хмыкнул и качнул головой.
     - Не берусь утверждать это с полной уверенностью, но не
исключаю и такой возможности, - ответил Витька. - Чем дольше
я живу, тем больше убеждаюсь в том, что вся система власти в
нашей  в  высшей степени необычной стране построена на  том,
что  нас,  простых граждан, постоянно тем или иным  способом
ставят в положение, в котором нам приходится доказывать, что
мы  достойны иной, лучшей жизни. Но все наши потуги вызывают
только  презрительную усмешку у власть имущих. И,  глядя  на
то,  как  мы  отчаянно, из последних сил пытаемся  сохранить
человеческий  облик,  они  придумывают  для  нас  что-нибудь
эдакое, чего мы прежде даже представить себе не могли. У нас
все  время если не товарный дефицит - так финансовый кризис,
не инфляция - так новые налоги, не путч - так война.
      -  Ты  думаешь,  что в других странах  все  происходит
иначе? - спросил я.
      -  Не знаю, - развел руками Витька. - За границами  не
бывал.  Могу отвечать только за то, что видел своими глазами
( прочувствовал на собственной шкуре.
     Я отодвинул на край стола пустую тарелку.
      -  Больше  всего  меня восхищает  факт,  что  к  столь
глубоким  и далеко идущим выводам человека привело лишь  то,
что ему отказались налить кружку пива.
      -  Потому что в кузнице не было гвоздя, - улыбнулся  в
ответ  Витька.  -  Вся наша жизнь - это  бесконечно  длинная
последовательность  мелких, на первый взгляд  незначительных
событий,   которые,   случается,   приводят   к   совершенно
неожиданным результатам.
      - В этом утверждении я поставил бы под сомнение только
слово  "бесконечно".  Увы, у всего в  этом  мире  есть  свои
начало и конец.
     - Конец - не всегда итог.
     - Это уже схоластика.
      Я  посмотрел на свои часы. Как ни странно,  они  снова
шли.  И  даже  показывали точное время, в  чем  я  убедился,
бросив  взгляд  на  круглые  настенные  часы,  висевшие  над
стойкой.
      -  Что-то  задерживается наш связной, -  заметил  я  с
досадой.
      Правило, гласящее, что нельзя подолгу задерживаться на
одном  месте,  действовало уже почти на уровне  подсознания.
Должно  быть, именно поэтому, несмотря на заверение  Париса,
что  на  этот  раз мы можем ничего не опасаться,  я  все  же
чувствовал себя неуютно. К тому же стеклянные стены кафе  не
были  ничем  прикрыты,  и мы, вкушающие  пищу  земную,  были
выставлены на всеобщее обозрение, точно гады в террариуме.
     Витька посмотрел на двух других посетителей кафе. Серый
гэбист-любитель  закончил трапезу и теперь сосредоточил  все
свое  внимание на страницах книги. Глядя на его лицо, сложно
было  понять, получал ли он удовольствие от чтения подобного
рода  литературы или же делал это в силу какой-то, скажем  -
служебной,  необходимости. Дядечка в синем берете  продолжал
ковырять   свою   котлету,  которая   уже   превратилась   в
расползшуюся по тарелке гомогенную массу, и время от времени
быстро кидал себе в рот что-то извлекаемое из портфеля.
     - Может быть, это кто-то из них? - предположил Витька.
     - Я вижу их впервые в жизни, - уверенно ответил я.
     - Ох, не нравится мне все это, - снова вернулся к своей
излюбленной теме друг.
      Можно  было  подумать,  что я от  всего  происходящего
получал удовольствие.
      - А что, если мы напрасно ждем? Что, если никто так  и
не придет? Что будем делать тогда?
      На  эту  серию нелепейших вопросов я даже  не  пытался
искать ответы.
      -  А  что, если Парис договорился с Одиссеем  и  хочет
сдать нас ему?
      -  Для  этого не нужно было разыгрывать столь  сложную
комбинацию,  -  заметил  я. - Да  и,  случись  такое,  парни
Одиссея давно бы уже примчались сюда.
      Витька сосредоточенно сжал губы, но, похоже, так и  не
нашел что возразить.
      Вне  всяких сомнений, чрезмерная многословность Витьки
была   вызвана   нервозностью.  Я  прекрасно   понимал   его
состояние, поскольку и сам испытывал примерно то  же  самое.
Сколько можно сидеть на месте, глядя на дверь и гадая, кто в
нее  войдет: человек, присланный Парисом, или кто-нибудь  из
команды  Одиссея?  Я  всячески  старался,  чтобы  Витька  не
заметил моего взвинченного состояния. Его и без того  слабая
вера  в  Париса пока еще держалась на том, что, как  полагал
Витька,  я  Парису  доверял  целиком  и  полностью.   Но   я
чувствовал,  что  и  моей веры надолго не  хватит.  Украдкой
глянув на часы, я решил, что мы подождем связного еще десять
минут,  после  чего уйдем из кафе. В конце  концов,  у  меня
имелся телефон, и Парис всегда мог со мной связаться,  чтобы
назначить новое место для встречи.
      Я  достал  из  кармана бумажник и поднялся  со  своего
места.
      -  Еще  колу  будешь?  - спросил  я  приятеля.  Витька
изобразил на лице выражение крайнего отвращения.
      -  Дрянь буржуйская. Кто только ее придумал? Замечание
вполне в духе господина Кровица.
     Витька, когда был в дурном расположении духа, частенько
нес всякую чушь.
      Я  насмешливо  хмыкнул и направился к стойке.  Получив
стакан  холодной кока-колы, я повернулся в  сторону  зала  и
обнаружил,  что  в  кафе появился новый посетитель.  Человек
этот был мне знаком. Но, черт возьми, кого-кого, а уж его-то
я точно не рассчитывал снова встретить сегодня.

                          Глава 15

      В  дверях стоял писатель-порнограф Вадим Трепищев. Как
обычно,   он   пытался   придать   своему   лицу   выражение
глубокомысленной  задумчивости.  Однако  эффект   при   этом
достигался  прямо противоположный. При одном только  взгляде
на  плотно  сжатые  губы, сосредоточенно сдвинутые  брови  и
настороженно  выглядывающие  из-под  них  маленькие  тусклые
глазки  сразу же создавалось впечатление, что человек  занят
подсчетом  тараканов,  давно  и надолго  оккупировавших  его
мозг.   Причем,   захватив  центр,   зловредные   насекомые,
прибегнув   к  тактике  классика  революционного   движения,
постарались  перерубить все коммуникации,  связывающие  мозг
бедолаги с окружающим миром.
      Я  замер  на  месте,  не зная, как поступить:  махнуть
Трепищеву  рукой  или  сделать вид,  что  я  его  не  узнал?
Впрочем, то, как поступлю я, не имело никакого значения.  Не
отличавшийся  особой деликатностью Трепищев в  любом  случае
подойдет  ко  мне,  как только заметит, и заведет  долгий  и
нудный   разговор  о  тяжелой  судьбе  непризнанного  гения.
Вероятность  совпадения  была крайне  мала,  и  все  же  мне
отчаянно,  до  зубной боли не хотелось верить, что  Трепищев
именно тот человек, которого подсунул нам Парис.
     Трепищев заметил меня прежде, чем я успел принять какое-
либо решение. На губах его появилась улыбка, не сулящая  мне
ничего хорошего.
      -  Анатолий  Иванович!  Вот так  встреча!  Я  натянуто
улыбнулся в ответ:
     - Здравствуй, Вадим.
      Зацепив боком спинку стула, на котором сидел мужичок в
синем берете, именно в этот момент пытавшийся вновь кинуть в
рот что-то извлеченное из недр бездонного портфеля, Трепищев
быстро подошел к стойке.
      - Не знал, что вы сюда заходите, - сказал он, ощупывая
меня взглядом.
     - Случайно заскочил с приятелем. - Я взглядом указал на
столик, за которым сидел Витька.
      -  А  у  меня здесь неподалеку мама живет,  -  сообщил
Вадим.  -  Сейчас  она  в доме отдыха.  Просила  меня  цветы
поливать.  Я  и полил. А потом думаю, дай-ка  зайду  в  кафе
поужинаю. Чтобы, значит, дома сразу же сесть за работу.
      - Ну так заказывай. - Я сделал приглашающий жест рукой
в  направлении стойки. - Рекомендую котлеты по-домашнему.  А
потом подходи к нашему столику.
       -   Непременно,  Анатолий  Иванович,  -   вдохновенно
осклабился Трепищев.
      Прежде  чем  оставить писателя одного, я  сообщил  ему
доверительным полушепотом:
     - Между прочим, мой приятель твой большой поклонник.
      -  Да? - Трепищев посмотрел на Витьку так, словно  это
был   принц  Уэльский,  бог  знает  с  чего  вдруг  решивший
отужинать в заштатной московской кафешке.
      Не  дожидаясь,  что еще скажет Трепищев,  я  ободряюще
хлопнул  его  по  плечу, сделал глоток из  стакана,  который
держал в руке, и пошел к столику.
      -  Что  это  за недоросль, с которым ты  беседовал?  -
спросил Витька, когда я занял свое место за столом.
      -  Похоже,  что это наш связной. - Я сделал  еще  один
глоток  кока-колы  и поставил стакан на стол.  -  Парису  не
откажешь в чувстве юмора. Это мой сосед, писатель-порнограф,
- я тебе про него рассказывал.
     - Трепищев, - вспомнил Витька.
     - Он самый, - кивнул я. И как бы между прочим добавил:
     - Я сказал ему, что ты поклонник его творчества.
     - Зачем? - не понял Витька.
     - Для того чтобы напроситься в гости, мы должны сначала
завоевать его доверие, - объяснил я. - А нет более  простого
способа   добиться  расположения  бездарного   писаки,   чем
похвалить   его  словоблудие.  Поскольку  мое   скептическое
отношение   к   его  извращенной  влюбленности   в   русскую
словесность    Трепищеву   хорошо   известно,    фанатичного
поклонника придется изображать тебе. Только не перегни палку
хвали, но знай меру.
     С подносом в руках к нашему столику подошел Трепищев.
     Церемонию знакомства я провел по упрощенной схеме:
     - Виктор - это Вадим, Вадим - это Виктор.
      Трепищев  переставил свои тарелки на  стол,  пристроил
пустой поднос на соседний столик и сел на свободный стул.  -
Вы читали мои книги? - спросил он у Витьки, даже не взглянув
на еду.
      Вопросы,  связанные с утверждением  факта  собственной
гениальности,   интересовали  его  в   значительно   большей
степени, нежели картофельное пюре и котлеты.
      -  Ну...  - Витька глянул на меня, взывая о помощи.  -
Некоторые...
      Он пока еще плохо представлял себе роль, которую нужно
было  сыграть,  а  потому и не мог  сразу  же  включиться  в
активные  действия  по восхвалению убийственной  глупости  и
высокомерной бездарности.
     - А какие именно? - задал новый вопрос Трепищев.
     Я поспешил на помощь своему приятелю:
      - Помнишь, ты брал у меня: "Сумерки войны" и "Охотники
за ушами".
      - Ах, ну да, конечно же! - Витька смущенно улыбнулся и
стукнул  себя  по лбу кончиками пальцев, словно  досадуя  на
собственную  забывчивость. - Как я мог забыть! "Охотники  за
ушами"! Очень оригинальное название!
      -  И вам понравилось? - с затаенной надеждой посмотрел
на своего собеседника Трепищев.
      -  А  то!  - восхищенно закатил глаза Витька.  -  Взял
полистать  на ночь, чтобы поскорее уснуть. Ну,  знаешь,  как
бывает:  читаешь какую-нибудь нуднятину и сам не  замечаешь,
как  глаза начинают закрываться... Но какое там! Я как начал
читать этих "Охотников за носами"...
     - "За ушами", - деликатно поправил его Трепищев.
      -  Верно.  - Витька вновь изобразил досаду, коснувшись
кончиками пальцев лба. - "Охотники за ушами". Так вот,  я  и
говорю,  как  начал  читать,  так  и  просидел  до  половины
седьмого   утра,  пока  не  дочитал  до  конца.   Невозможно
оторваться!
      Радуясь похвале, Трепищев смущенно улыбнулся и опустил
взгляд в тарелку с картофельным пюре.
      - Ты кушай, Вадим, кушай, - похлопал я его по плечу. -
Тебе силы для работы нужны.
      Трепищев послушно подцепил вилкой картошку и  отправил
ее в рот.
     - А другие? - проглотив пищу, спросил он у Витьки.
     - Что "другие"? - не понял тот.
     - Другие мои книги вы читали?
       -   Ну   да,  конечно...  Эту,  как  ее?..  -  Витька
вопросительно посмотрел на меня.
     - "Сумерки войны", - напомнил я.
      -  Точно, "Сумерки войны"! - радостно щелкнул пальцами
Витька.
      -  Но  у  меня  есть  и другие книги,  -  с  гордостью
гиппопотама,  проглотившего  лягушку,  возвестил   Трепищев.
Витьке  снова  пришлось изображать досаду  на  этот  раз  он
стукнул  двумя  сложенными вместе пальцами - указательным  и
средним - по краю стола.
     - Пытался достать их, но не смог.
       -   Странно.  -  Левая  бровь  Трепищева  недоверчиво
приподнялась.