о наблюдатель, который должен
    был  быть  еще  вчера на озере Если это так, то к чему же?.. Составление
    записей не входило в данную им инструкцию.

    Это не может быть он. Макнилл сделал движение и клавиши послали приказ.

    В  уши,  уже  привыкшие  к  ставшим  обычными звукам, вошла новая, очень
    низкая  и  очень  глухая  нота.  Заговорил  "М". Нота звучала не громко,
    новый   звук   не   помешал  бы  человеческому  голосу,  но  он  вызывал
    необъяснимо  томительное  ощущение.  Казалось,  что  этот  потусторонний
    голос уходит, натягивая эластичную нить.

    Как  бы  внушалось,  что  сейчас  нить растянется до предела и лопнет, и
    тогда что-то случится. Но нить все не рвалась.

    "М" мчался в пространстве.

    Теперь  слух  различал  двойную ноту. Несравнимо ни с чем слышалось, как
    этот  основной,  низкий  звук  сопровождался бегством чего-то звенящего.
    Так  Рейнский  замок  висел  с  поднятым  копьем,  как коварный Гаген за
    спиной героя, над самой головой ничего не подозревавшего человека.

    Вот  он с усилием сунул книжку в карман, выронил перо и откинулся назад.
    На  этот  раз  "М"  проявлял свою силу. Не успел Макнилл этого подумать,
    как Форрингтон вскочил:

    - Прекратите! Как, на моих глазах...

    Он  задыхался.  Сэр  Артур  мог понимать и без объяснений. Поток "М" был
    обозначен  этой  буквой, потому что ею начиналось латинское слово Mort -
    смерть!

    Крик  Форрингтона в том месте, где люди привыкли к абсолютному молчанию,
    вызвал  нечто  вроде  смятения  среди  рассеянных  на своих постах белых
    халатов.   Подвешенные   на   гибких   сочленениях  площадки  управления
    закачались  и  среди машин скользнули лучи света. Это были отблески ламп
    из-под  плотных абажуров. Но никто не произнес ни слова. Показалось, что
    нить,  державшая  низкий  голос  "М",  порвалась.  Металлическое  горло,
    тянувшее  оум,  оум,  оум,  в  свою  очередь умолкло. Было слышно только
    тиканье  контрольных  приборов  и слабый треск киноаппарата. Резко пахло
    озоном.  Экран  погас... Замок вернулся на свое место на Рсйне. Зажглось
    освещение.  Вновь  пол пошел вниз, а труба вверх. Небесная пушка приняла
    вертикальное   положение,  нацеливаясь  в  зенит,  в  неведомые  глубины
    мирового пространства.

    Сэр  Артур стоял Он казался совершена спокойным. Ни к кому не обращаясь,
    он сказал:

    - Я хочу уйти отсюда.

    Форрингтон  продолжал  смотреть на ослепший экран. Один из белых халатов
    занял  место  Макнилла. Открыли дверь. Она сообщалась с выходом, ведущим
    на  двор  замка.  Макнилл шел впереди, показывая дорогу. Отто Хаггер шел
    сзади.  Он,  казалось,  сделался  еще  старше,  спина его сутулилась еще
    больше.  Длинные,  тяжелые  руки висели впереди. Сухие, жесткие согнутые
    пальцы с пучками волос напоминали когти.

    Чуть  ущербная,  очень  яркая  луна  освещала двор замка. Толстая черная
    тень  небесной  пушки  рассекала  двор, взбиралась по стене и исчезала в
    пространстве  между  зубцами. Вот она побежала вниз, спустилась на двор,
    сократилась, исчезла. Замок втянул в себя свое жало!

    Три  тени  шли  к  выходу в башню. Две первые сливались в менявшую форму
    пятно.  За  ними на ровных, гладких вытертых столетиями каменных плитах,
    плыл черный абрис громадной гориллы.

    У дверей башни Макнилл предложил Форрингтону:

    - Позвольте, сэр Артур, проводить вас в спальню.

    -  Нет, поднимемся наверх, я хочу говорить с вами. И с вами, - сэр Артур
    обернулся к Хаггеру.

    Черный солдат открыл им дверцу лифта на верхней платформе башни.

    Три  тени  были  на платформе. Вдали старый Рейн тихонько ворчал во сне.
    Неподвижно  стояли  ряды  фонарей  на  аэродроме.  Бездумная луна, идя к
    закату,  спокойно озаряла одно из самых красивых мест в Западной Европе.
    Древний,   сухой  камень  Эратосфена  был  очень  далеко.  Наступал  час
    глубокого предрассветного сна.
                                 БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ
                                       1.

    СЛИШКОМ  длительна,  слишком  продуктивна  была связь между Макниллами и
    Форрингтоном  для  того,  чтобы  фирма могла расстаться с одной из своих
    главнейших научных опор.

    Привычны  были  и  учащавшиеся у сэра Артура вспышки дурного настроения,
    недовольства:  "Чудачество возрастает с возрастом, а старость капризна".
    Поэтому   доходившие   до   Томаса   Макнилла   сведения   о  "выходках"
    Форрингтона,   содержащих   недовольство,  принимались  им  по-деловому:
    "Нужно  больше  занять  его.  Там много разговаривают. В раздражении сэр
    Артур говорит вздор о вещах, в которых ничего не понимает..."

    Однако  острые  внутренние противоречия на самом деле раздирали комиссию
    ученых  двух  стран,  работающую по поручению правительства двух империй
    над величайшей проблемой XX века.

    В  инкубаторе,  где  дозревали два яйца для убийства одним ударом больше
    трехсот тысяч желтокожих азиатов, споров не было:

    - Мы молились об успехе, и было нужно спешить!

    Нужно!  Умирающий  Третий  Райх  тоже что-то готовил и мог быть страшным
    для Острова даже в последних судорогах агонии!

    Но  Райх  был  уничтожен Советской Армией, а атомные бомбы отправились и
    Азию,  чтобы  служить  уроком  для  всего  человечества,  чтобы положить
    начало атомной дипломатии: "Бойтесь все!"

    И  работы  продолжались.  Некоторые  ученые, позабыв, что подобные слова
    повторялись   много  раз  и  при  изобретении  скорострельных  пушек,  и
    автоматического оружия, и многих других орудий истребления, говорили:

    - Сама разрушительная сила атомного оружия исключит возможность войны!

    Но  разочарование  росло.  Все  больше и больше мыслящий мир и в той его
    части,   которая   была   склонна  придерживаться  внушенных  с  детства
    традиций, начинала поддаваться разъедающему сомнению.

    Голоса  нового мира стали так громки, что начали проникать через тяжелую
    стену,   сложенную   временем   из  случайно,  в  сущности,  бессистемно
    накопленных убеждений.

    Подоспели   и   примеры,   многозначительно  поданные  двумя  из  коллег
    Форрингтона,  которые  открыто  присоединили  свои голоса к голосу мира,
    звучащему из России.

    Сэр  Артур  начал  интересоваться  прессой  и делал выбор газет, который
    удивил  бы  его  самого  несколько  лет тому назад. Кто бы мог поверить,
    что,  читая,  например,  последние  выступления  представителя России на
    ассамблее наций, сэр Форрингтон одобрительно кивал головой?

    И   раздражительность   увеличивалась.  Вспышки  гнева  старого  ученого
    беспричинно  падали  на  голову  первого  встречного. Пропадал интерес к
    делу и пропадал незаметно для самого Форрингтона.

    Завершающий    скандал   случился   совсем   неожиданно   для   главного
    действующего  лица.  Всем  показалось, что без внешнего повода сэр Артур
    обрушился  на  нелюбимые  им военные мундиры, непременные члены комиссии
    двух  империй.  В  ответ  на  вполне  вежливые  упреки в медлительности,
    Форрингтон вспыхнул:

    -  Мы  достаточно  дали  вам  брони, пушек, ружей, самолетов, взрывчатых
    веществ.  Научитесь обращаться с ними. Для ваших голов этого достаточно.
    Отвяжитесь от нас! Вы никому не даете ни жить, ни работать!

    Произошел  резкий  обмен мнений в форме, отнюдь не обычной. Сэр Артур не
    только  кричал  и бранился, но и вполне потерял голову. Так был объяснен
    его совершенно недопустимый выкрик:

    - Нужно протянуть руку русским и работать с ними!

    А  вечером  этого  дня  сэр  Артур  получил каблограмму из Европы. Томас
    Макнилл  настоятельно  просил посетить замок на Рсйне, где Форрингтон не
    был еще ни разу.

    Форрингтон  немедленно  сел  в экспресс, доставивший его к концу ночи на
    берег Атлантического океана Утром он был на аэродроме "Трансатлантик".

    В  пути  не  было  сказано  ни  слова,  если  не  считать  -  К чорту! -
    обращенного к предложившему кофе стюарду.

    Неожиданный туман задержал сэра Артура на острове на два дня.
                                       2.

    ДА, здесь, на этой высокой башне, дышалось свободнее...

    -  Зачем  вы звали меня сюда, Томас? Чтобы показать мне, как вы убиваете
    невинных людей и чтобы сделать меня соучастником убийства?

    Форрингтон задал эти вопросы резко, почти с криком.

    -  Ради  бога,  сэр  Артур,  прошу  вас  успокоиться.  Тот неосторожный,
    которого  мы  видели  на  экране, не рискует потерять жизнь. Упадок сил,
    болезненное  состояние в течение нескольких дней... Если бы я думал, что
    вы так отнесетесь к этому...

    Томас Макнилл нервно сжимал и разжимал пальцы.

    - Господин Хаггер охотно подтвердит вам мои слова.

    Скрипучий, хриплый голос Хаггера пришел на помощь:

    -  Дорогой  друг  и коллега, мистер Томас и я, мы очень сожалеем, что не
    предупредили  вас.  Но даже если бы этому ничтожному человеку и угрожало
    бы  нечто  серьезное,  что это могло бы значить? Он так далек и чужд нам
    и,   наверное,   враждебен.  Величии  поставленных  перед  наукой  задач
    оправдывало  в  глазах  людей  науки и не такие жертвы. Разве не бросали
    жестокие  упреки  тем, кто впервые решался погрузить нож хирурга в живое
    тело?  Разве  еще  недавно  не  воспрещали,  во вред истинному значению,
    производить  опыты над живыми животными? Разве не мешала невежественная,
    сентиментальная  толпа,  можно  сказать,  вчера  нашим коллегам - ученым
    искать  благо  людей,  если  для  этого  требовались временные страдания
    ничтожных  животных?  И  теперь  законы  Великого  Западного Континента,
    гражданином   которого   сейчас   я   являюсь,   позволяют   опыты   над
    приговоренными  к  смерти  преступниками!  Я  и  мистер Томас знаем, что
    этому  чужому и враждебному нам человеку не причинен непоправимый ущерб.
    Но  если  бы это было и так? Тем более это там, на Востоке, с его низким
    отвратительным   населением!   Дорогой  сэр  Артур!  Нам,  людям  науки,
    позволено больше, чем обычным людям!

    Произнося  слова  очень  медленно,  Отто Юлиус Хаггер выпрямился во весь
    рост.  В  его голосе была полная уверенность в своей правоте. Он явно не
    понимал,   что   можно   думать  иначе.  Томас  Макнилл,  найдя  сильную
    поддержку, справился со своим волнением.

    Форрингтон  сел.  В ночной тишине были ясно слышны стремительные звуки и
    свисток  экспресса,  промчавшегося  по  виадуку.  Луна серебрила высокую
    башню и платформу, бледные лучи подчеркивали решительное выражение лиц.

    Форрингтон, казалось, успокоился.

    -  Хорошо,  я  не  сделаю  вывода,  пока  не  пойму  всего. Зачем вы так
    настойчиво вызывали меня, Томас?

    -  Я  повторяю  свою  просьбу,  сэр  Артур. Нужен отдых. Не лучше ли вам
    отложить разговор до утра?

    -  Нет!  Теперь!  - Фигура Форрингтона выражала очевидную решительность.
    Каждое слово он подтверждал упрямым кивком головы.

    Томас  Макнилл  видел,  что Форрингтон находится и состоянии, которое он
    называл  высшей  степенью  упрямства.  В таких случаях оставалось только
    стараться  делать вид, что воля сэра Артура исполняется. Поэтому Макнилл
    продолжал:

    -  Как  вы  могли  убедиться,  сэр,  мы  с господином Хаггером проделали
    большую  работу,  но  она не закончена. Точнее мы не добились проявления
    тех  свойств,  которые  нам нужны. Во-первых, нам не удается сделать тот
    наш  поток  энергии, который мы называем Люксом, неощутимым для сетчатки
    человеческого  глаза.  Нам  нужна та часть спектра, которая невидима для
    человеческого  глаза,  но  видима  фотопластинкой.  Таким  образом,  наш
    отлично  действующий  и  управляемый "Л", - только промежуточная стадия.
    Ваша  помощь,  сэр  Артур,  может  обеспечить  наше  движение  в  нужном
    направлении...

    Макнилл подождал, но Форрингтон молчал.

    - Вам не угодно будет, сэр Артур?..

    - Продолжайте, Томас!

    - Но я кончил, сэр!..

    - Вы сказали - во-первых! А во-вторых?

    -  Но разве этот вопрос сам по себе недостаточно интересен, сэр Артур? Я
    не сомневаюсь, что все ближайшее время...

    -  А  что  во-вторых? - перебил Форрингтон. Действительно, сэром Артуром
    овладел  припадок  упрямства. Сейчас он мог слышать только то, что хотел
    услышать.

    -  Во-вторых,  сэр  Артур, это то, что мы называем "М". Он недостаточен.
    Как  бы  сказать... - Томас Макнилл подыскивал слова-... его действие...
    его  действие...  не  стремительно  и  не  решительно... его действие не
    постоянно и ограниченно...

    -  Скажите  прямо,  - перебил его Форрингтон, - он не убивает достаточно
    быстро!

    - Да...

    - Хорошо, это во-вторых А в-третьих?

    - Это все, сэр Артур!

    - Все? Только? Это немного!

    -  Уверяю  вас,  сэр  Артур,  что  разрешение этих задач есть величайшая
    проблема века!

    -  Величайшая  проблема,  мой  дорогой  друг!  -  откликнулся Отто Юлиус
    Хаггер.  Он сидел очень напряженно и прямо, не касаясь спинки стула. Сэр
    Артур   Д  Форрингтон  пристально  посмотрел  на  старого  немца,  очень
    похожего сейчас на мумию, вставшую из гроба.

    -  Величайшая?  Почему? Видеть на расстоянии, не будучи видимым? Убивать
    на расстоянии, оставаясь неизвестным? В чем же тут величайшая проблема?

    -  Разве  мы  не стремимся обеспечить Западу раз и навсегда его место? -
    горячо  отозвался  Макнилл. - Пришло время, когда насущно необходимо раз
    и  навсегда  подчинить  мир  единой цивилизованной воле. Для этого нужно
    новое оружие цивилизации!

    -  Вас  я  понимаю,  Томас.  Но  здесь  больше  политики, чем науки. Все
    последние  годы  меня оглушают подобными речами. Еще только вчера бывший
    министр пытался меня просветить. А что думает господин Хаггер?

    -  Я  согласен  с  вами,  мой  дорогой  и  уважаемый друг. Политика - не
    занятие  для  ученых. Испытания, пережитые мной и народом, из которого я
    происхожу,  заставили  меня  многое обдумать и понять. Плохая политика -
    не  занятие  для  ученых.  Но...  -  Хаггер встал и продолжал говорить с
    пафосом  -  ... пришло время, когда ученый должен определить свое место.
    Ваш  Ньютон,  наши  Лейбниц, Гумбольдт, Майер, Гельмгольц а сотни других
    принадлежали  всему миру. Они беспечно и беззаботно разбрасывали знания!
    Двадцатый век принес нам новую истину...

    - Я опять не понимаю ни слова! - перебил Хаггера Форрингтон.

    -  Прошу  прощения,  дорогой  друг.  Истина в том, что сначала действует
    сила, обеспеченная оружием, а потом - все остальное!

    - Я не был учеником Гитлера!

    -  Я тоже им не был, дорогой сэр Артур. Этот человек совершал величайшие
    ошибки,  но  история  найдет,  что не во всем он был неправ, - убежденно
    возразил Хаггер.

    -  Хорошо.  -  Форрингтон  говорил  негромко.  -  Я  делаю  вывод:  - вы
    нуждаетесь  и,  очевидно, очень нуждаетесь в моей помощи для того, чтобы
    это...  -  он  показал  рукой  в  сторону  двора  замка - ...действовало
    невидимо и безусловно смертельно.

    -  Конечно,  сэр  Артур. У нас неограниченные ресурсы. Я убежден, что вы
    добьетесь поразительных результатов!

    Томас   Макниял  был  очень  доволен.  Припадок  упрямства  окончился  с
    неожиданной быстротой.

    Сэр  Артур  встал и взялся обеими руками за спинку стула. Лица всех были
    синевато-бледными, а борода Форрингтона казалась белой, как снег.

    -  Поразительных  разультатов...  -  сказал  он  тихо.  -  Поразительные
    результаты, - повторил он громче. Потом, не меняя голоса, он сказал:

    -  Вы дурак, Томас! С какой стати я должен заниматься убийствами в вашей
    компании?

    Он опять начал кричать:

    -  С  вас  недостаточно компании этого господина? - Форрингтон указал на
    Хаггера,  -  этот господин, мой бывший друг, давно потерял представление
    о том, чем должна быть наука. Политический шут!

    -  Сэр  Артур!  Сэр  Артур!  -  пробовал  прервать его Томас Макнилл. Но
    Форрингтон поднял стул и бросил его на каменные плиты платформы башни.

    -  Молчите, Томас! Вы были человеком дела, а теперь вы тоже политический
    шут,  но  меня  вы  больше  не  будете дурачить! Это вы дурак, Томас! Вы
    тройной  дурак!  Я  не жалею потерянного времени. Нет, клянусь богом, не
    жалею! Я не дам вам подрывать основы жизни! Будьте вы прокляты!

    -   Но   это  невозможно,  вы  бредите!  -  тщетно  пробовал  остановить
    Форрингтона Макнилл. Но сэр Артур кричал все громче и громче:

    -  Вы  все  хотите,  чтобы  я выбрал? Я выбираю русских! Я раздавлю вас,
    негодяй,  и я сумею это сделать будьте вы прокляты! Я протягиваю русским
    руку!  Они  люди  большой человеческой науки. Довольно крови! Вы поняли?
    Довольно!!!

    Томас  Макнилл  стоял  с  искаженным  от ярости и страха лицом, а Хаггер
    подходил  все ближе и ближе к кричащему Форринттону. Немец прижимал руки
    к груди, точно прося его о чем-то.

    -  Вы  сошли  с  ума! Это нужно кончить! - вскрикнул Макнилл. сделав шаг
    вперед.

    Тогда  Хаггер  выбросил  длинные  тяжелые  руки  со  сжатыми кулаками и,
    помогая  себе  всем  телом,  ударил  Форрингтона  в  грудь.  Сэр  Артур,
    отброшенный  неожиданным  и  сильным  ударом,  пытаясь  найти равновесие
    сделал,   пятясь,   несколько   стремительных  шагов.  взмяхнул  руками,
    опрокинулся назад и исчез.

    Перил кругом платформы высокой цитаделыюй башни старого замка не было.
                                   В ДЕРЕВНЯХ
                                       1

    ТЕМНАЯ,  как  печь,  горница  в  доме  председателя Лебяженского колхоза
    встретила  Алексея  Федоровича огненной точкой горящей папиросы. Николай
    не спал.

    - Ну, Алеша, как прошла твоя лекция?

    Освеженный   и   несколько   успокоенный   быстрым  движением  в  ночном
    прохладном воздухе, старший брат ответил:

    -  Я,  кажется,  сказал то, что хотел. Ты знаешь, я в первый раз говорил
    перед  такой аудиторией. Но чувствовал, что меня понимают. Ты понимаешь,
    я чувствовал, что каждое мое слово доходит... Но почему ты не спишь?

    На  светящемся  циферблате  ручных  часов  стрелки уходили за полночь. В
    темноте было слышно, как Николай натягивал сапоги. Он ответил:

    - Здесь душно. Я хочу покурить на улице.

    Братья  вышли  и  сели на широкую скамью у забора. Небо мерцало большими
    желтыми звездами над спящим селом.

    - А ты не хочешь спать? - спросил младший.

    - Нет, я чувствую какой-то подъем. Дай мне папиросу!

    - Смотри, не приобрети дурной привычки! - пошутил Николай.

    Алексей  Федорович  курил,  неловко  держа  папиросу.  В  густой темноте
    ничего не было видно, кроме двух красноватых точек.

    - Сколько времени, ты думаешь, мы пробудем здесь, Алеша?

    -  Отец  сказал  мне,  когда  я  говорил с ним из Обска, что он дает мне
    отпуск  и  просит  меня  пробыть  здесь  недели  две.  Он хочет, чтобы я
    отдохнул и привез тебя здоровым.

    -  Давай  подводить итоги, - предложил Николай. Собственно говоря, почти
    все  было  окончено.  После  прочтения  записной  книжки  Николая  Павел
    Иванович  ежедневно  выставлял  сторожей  на озере, но ничего особенного
    там больше не наблюдалось.

    Братья  решили  сменять  сторожей, чередуя дежурства на время остающихся
    нескольких  лунных  ночей. Следовательно, через немного дней можно будет
    уехать.  Завтра  должен  прибыть  лаборант  от  Станишевского для приема
    растений, преждевременно потерявших хлорофил