ал я.  -  Дело в  пиастрах.  И тем не менее это
забавно.
   Я посмотрел на часы.  Было восемь по местному времени.  Скоро должны были
наступить короткие  египетские сумерки  и  затем  черная,  как  сажа,  ночь.
Впрочем,  до  отеля  "Мен-Хауз"  было  не  более сотни метров,  и  поэтому я
решился:
   - Хорошо, вот вам десять пиастров. Расскажите.
   - Пройдемте вон туда,  к западной стороне пирамиды.  Там будет светло еще
около часа. Я думаю, нам этого хватит.
   Пока мы шли, он вдруг спросил:
   - Вы когда-нибудь были в Париже?
   - Нет, не был, - ответил я.
   Француз глубоко вздохнул:
   - Сейчас там  хозяйничают фашисты.  Это  они  убили  профессора Дешлена и
Ирэн...
   Я задумался. Шла война, и вся Европа стонала от немецкой оккупации. Сотни
тысяч  людей  бежали  с  насиженных мест  на  чужбину,  спасаясь  от  хищной
свастики.  Может быть,  действительно,  и  этот человек покинул свой далекий
город и, чтобы не умереть с голоду, бродил здесь, вокруг раскаленных древних
камней и  рассказывал за  деньги свои причудливые истории.  Может быть,  эти
истории - сплошной вымысел, а может быть...
   - Сядем здесь, - сказал незнакомец.
   - Хорошо, - согласился я и приготовился слушать.
   II
   -Лучше  всего,   пожалуй,  начать  этот  рассказ  с  того  памятного  дня
в194...году, когда в одной из парижских газет появилось такое сообщение, - я
хорошо  его  запомнил:  "Сегодня  ночью  в  музее  Восточной  культуры  Гиме
совершено  страшное  кощунство.  Неизвестный  проник  в  зал,  где  хранятся
египетские мумии и, вскрыв саркофаг второго царя пятой династии Сахура, унес
часть мумицированных останков фараона".
   Незнакомец на  минуту умолк и  затем,  нагнувшись ко  мне  совсем близко,
шепотом произнес:
   - Я   могу  вам  сообщить,   что  ко  всей  этой  истории  я  имею  самое
непосредственное отношение. Саркофаг фараона из Абусира вскрыл я...
   - Зачем? - удивился я.
   - Мне нужен был позвонок фараона.
   Я  чуть  не  расхохотался.  "Сейчас  последует  какая-нибудь  стандартная
детективная повесть",  -  решил я.  Но,  как бы угадав мои мысли, незнакомец
быстро заговорил:
   -Ради бога,  не думайте,  что я вас хочу заинтриговать глупым рассказом о
краже  и  поисках вора.  Если  вы  согласитесь дослушать все  до  конца,  вы
поймете, что это было необходимо...
   - Я  готов вас  слушать до  конца,  но  при  чем тут проблема рака и  все
остальное?
   - Месье,  -  не торопясь,  продолжал мой рассказчик.  - В одном вы можете
быть уверены.  Я не преступник.  Преступники сейчас хозяевами расхаживают по
парижским улицам и  сидят  в  парижских кафе  и  ресторанах.  Они  расточают
золото, заработанное на крови и смерти людей. А я, вот видите, здесь...
   Помолчав минуту, он стал продолжать:
   -Я  буду  говорить о  людях Франции,  которые в  страшное время оккупации
сделали,  увы,  трагическую и  непродуманную попытку  оказать  услугу  своей
родине.
   Первый,  о ком я хочу рассказать,  -  Морис Дешлен. Поверьте, несмотря на
все  его  заблуждения,  Франция потеряла в  его  лице  выдающегося ученого и
пламенного патриота.
   До  войны он был профессором Сорбоннского университета.  Он принадлежал к
тому редкому типу ученых,  которых интересует буквально все.  Он не принимал
разделение наук  на  различные дисциплины -  математику,  физику,  биологию,
социологию,  медицину.  На лекциях он неоднократно повторял,  что мы живем в
едином  мире  и  что  искусственное расчленение познания мира  говорит не  в
пользу величия человеческого разума. Просто еще не родился гений, который бы
синтезировал все воедино.
   Когда началась война,  Морис Дешлен ушел добровольцем на фронт.  И знаете
кем?   Обыкновенным   санитаром,   хотя   накануне   в   университете  читал
факультативный  курс  кристаллографии  и   почему-то   интенсивно  занимался
изучением египтологии.
   Прежде  чем  мы  снова  вернемся  к  профессору  Дешлену,  я  должен  вам
представить себя.  Мое имя может вас совершенно не интересовать.  При данных
обстоятельствах оно не имеет никакого значения.  Замечу только,  что я также
имею  некоторое  отношение  к  науке.   Выражаясь  точнее,  я  недоучившийся
химик-органик.  В университете я познакомился с Дешленом.  Меня поразила его
огромная эрудиция.  Я  с  наслаждением слушал  его  лекции.  Хотя  они  были
посвящены специальным вопросам кристаллографии, они охватывали огромный круг
проблем.  Кстати,  именно  в  этих  лекциях профессор Дешлен  высказал идею,
которая впоследствии была подхвачена другими учеными,  в том числе известным
физиком,  одним  из  создателей  квантовой  механики,  Эрвином  Шредингером,
который назвал живой  организм апериодическим кристаллом.  Дешлен говорил об
этом еще в сороковом году...
   Так вот,  когда началась война, Дешлен ушел добровольцем в армию и бросил
университет.  Чтобы не умереть с голоду, я был вынужден устроиться на работу
в  одну из парижских аптек.  Здесь я  познакомился с сотрудницей этой аптеки
Ирэн Бейе, которая впоследствии стала моей женой. Дешлена я потерял из виду.
   В конце сорокового года,  уже после того, как немцы заняли пол-Франции, я
получил от  одного своего старого друга  письмо.  В  нем  он,  между прочим,
писал:  "Наш  Дешлен во  время  кампании проделал колоссальную карьеру -  от
санитара до главного хирурга полевого госпиталя.  Я не знаю, какому из своих
многочисленных талантов он  этим  обязан.  Но  одно любопытно:  немцы отдали
приказ разыскать Дешлена. Говорят, он разработал какой-то невероятный способ
лечения ранений..."
   Прошло еще  немногим более  месяца.  Однажды в  аптеку,  где  я  работал,
прихрамывая,  ввалился некий верзила с забинтованной физиономией и подал мне
рецепт.  Каково было мое изумление,  когда вместо обычных латинских названий
лекарственных препаратов  я  прочел  строки,  написанные знакомым  почерком:
"Завтра в  семь вечера этот человек встретит вас  у  входа в  церковь святой
Мадлены и проводит ко мне. Вы мне нужны. М. Д.". Записка была от Дешлена!
   На следующий вечер в назначенном месте я с нетерпением ждал перевязанного
парня.  Он  появился внезапно и  сделал  мне  едва  заметный знак,  чтобы  я
следовал за ним.
   Путь  был  очень  длинным.  Мы  все  время  двигались в  северо-восточном
направлении.   Через  час  мы  оказались  в  каком-то  темном  квартале,   о
существовании которого  я  и  не  подозревал.  Когда  мы  шли  по  узенькой,
окутанной темной мглой  улице,  мой  провожатый приблизился ко  мне  и  тихо
произнес:
   - Это улица Парадиз.
   Мне это ровным счетом ничего не говорило. Мы вошли в какую-то подворотню,
повернули направо. В глубине двора стоял дом с мезонином.
   Профессор Дешлен встретил меня холодно,  без всякого энтузиазма, так, как
он обычно встречал студентов,  пришедших к нему на экзамен. Кивком головы он
пригласил меня сесть. Я как-то оробел и не решался начать разговор.
   Он заговорил первым:
   - Известно ли вам, молодой человек, что мы живем в мире кристаллов?
   Я  пожал плечами и  про себя улыбнулся.  Уж  очень все походило на добрые
старые времена в Сорбонне.
   - Этот мир можно так назвать лишь с  известной натяжкой,  профессор.  Да,
действительно,  кристаллических образований в природе очень много, - ответил
я.
   - Много! Они всюду! - произнес он сурово.
   Я  осмотрелся вокруг,  пытаясь в темноте обнаружить хоть что-нибудь,  что
имело бы  кристаллическую природу.  Стол,  стулья,  книжный шкаф с  книгами,
кожаное кресло, стекла в окне. Ни одно из этих предметов не напоминало мне о
кристаллах.
   -Я  не  совсем понимаю,  профессор,  что вы  имеете в  виду.  Но если под
кристаллами вы подразумеваете то, что...
   - Под кристаллами,  молодой человек,  я  понимаю именно то,  что под ними
нужно понимать. Кристалл, это упорядоченная в пространстве материя.
   Я задумался. Меня сбили с толку слова "упорядоченная материя", потому что
это  было  не  одно  и  то  же,  что  материя  с  периодически повторяющейся
структурой. А ведь именно так мы определяем кристаллы. Когда мы берем в руки
кристалл каменной соли,  то  мы  знаем,  что  в  нем,  в  совершенно строгой
периодической последовательности ионы натрия чередуются с ионами хлора. Если
затравку кристалла поместить в  насыщенный раствор соли,  то он начнет расти
во все стороны, однако к его структуре ничего нового не прибавится.
   - Ваше  определение слишком общно,  чтобы  из  него  можно  было  сделать
какие-либо выводы, - попытался возразить я.
   - Как  по-вашему,  это  кристалл или нет?  -  вдруг спросил он  и  ударил
кулаком по столу.
   - Конечно, нет, - не задумываясь, ответил я.
   - Не кристалл?  - переспросил он и еще громче забарабанил по столу. - Ну,
знаете, я думал, что вы более сообразительны.
   - Если вы имеете в виду древесину,  из которой сделан этот стол,  то она,
конечно, не является кристаллом, хотя... - Я задумался.
   - Хотя что? - спросил Дешлен, приблизившись ко мне.
   -Хотя она чем-то  и  напоминает кристалл,  -  пролепетал я,  будучи не  в
состоянии сформулировать ту мысль, которая вдруг у меня возникла.
   - Ага!  -  торжествующе воскликнул он.  -  Хорошо!  Очень хорошо! Так вот
теперь вы мне и скажите,  чем же эта древесина напоминает вам кристалл? - И,
не  дожидаясь моего ответа,  он  ответил сам.  -  Тем,  что  она  состоит из
волокон,  которые в  свою очередь представляют собой отнюдь не случайные,  а
упорядоченные  цепи  молекул.  -  Это  непериодический,  или  апериодический
кристалл. А кто сказал, что кристаллы обязательно должны иметь периодическую
структуру?!
   - Это следует из самого определения... - бормотал я.
   - К  черту  определения!  Определения выдумываем мы,  а  природе  на  них
наплевать. Если определение не выражает самую сущность вещей, его необходимо
забыть, и чем скорее, тем лучше!
   - Я  не  понимаю,  профессор,  в  чем  смысл  всего  этого  разговора.  Я
подозреваю,  что вы  позвали меня сюда вовсе не для того,  чтобы рассказать,
что такое кристаллы. Вы мне писали, что я вам нужен. Я в вашем распоряжении.
   - Чудесно.   Вы  нужны  мне  для  того,  чтобы  помочь  выращивать  новые
кристаллы...
   Это  заявление Дешлена меня  поразило.  Увлечение чистой наукой в  разгар
национального бедствия показалось мне  странным.  Поэтому я  не  без  горечи
воскликнул:
   - Не думаете ли вы, что наша с вами совесть будет спокойна, если мы таким
весьма оригинальным способом постараемся убежать от действительности?
   - Нисколько.  Даже  наоборот.  Очень скоро вы  поймете,  что  то,  что  я
собираюсь делать, имеет огромное значение для Франции.
   Затем  Дешлен  кратко  изложил  свой  план.  Его  квартира превращается в
физико-химическую лабораторию. Я и Жокль (так звали доставившего меня к нему
парня) станем его  сотрудниками.  Моя  жена  будет помогать нам  в  качестве
лаборанта.   На  нее  также  возлагалась  обязанность  вести  наше  домашнее
хозяйство.  Предварительно мы  должны будем приобрести массу реактивов,  где
только можно.
   III
   - Вам не надоел мой рассказ?  - спросил меня француз. - Тогда я продолжу.
Итак,  через несколько дней я и моя жена переселились в мрачный дом на улице
Парадиз.  Наша квартира была этажом ниже квартиры Дешлена. После того как мы
разложили наш  немногочисленный скарб в  двух комнатах,  Жокль пригласил нас
наверх, к профессору.
   При дневном свете я  заметил,  что его квартира была довольно просторной,
особенно средняя комната.  Справа и  слева от  нее были комнаты поменьше,  в
правой находился кабинет профессора,  в котором я уже побывал,  а левая была
заполнена еще не распакованной химической посудой и какими-то приборами.
   Профессор встретил  нас  довольно приветливо.  Его  темные  глаза  метали
задорные искорки из-под густых нависших бровей.
   - Та-та-так!  -  говорил он.  -  Значит,  все в сборе.  Хорошо. Сейчас мы
устроим генеральное совещание и разработаем план действий.  Кстати,  Ирэн, -
обратился он к моей жене, - богата ли наша аптека?
   - У нас есть все, кроме сульфамидных препаратов, - ответила жена.
   -Они нам пока что не понадобятся. Есть ли у вас какие-нибудь аминокислоты
или  их  производные?   Есть  ли  цистеин,   глобулин?   Есть  ли,  наконец,
обыкновенная желатина?
   - Это найдется. Особенно желатина.
   - Прекрасно. Тогда прошу всех в кабинет.
   Когда мы расселись, он подозвал к себе Жокля и сказал:
   - Ну-ка, закати рукав на правой руке.
   Парень смущенно улыбнулся и поднял рукав выше локтя.
   Я и Ирэн встали и подошли поближе.
   - Посмотрите внимательно на нижнюю часть руки этого молодого человека,  -
лукаво сказал профессор.
   Вначале мы  ничего особенного не  увидели.  Рука  была как  рука.  Дешлен
приказал Жоклю  подойти поближе к  окну,  и  только тогда я  обнаружил нечто
совершенно странное.  Начиная от локтя, к плечу, на руке росли густые черные
волосы.  Но ниже локтя никаких волос не было. Собственно, они были, но очень
светлые и очень тонкие,  как на теле у маленьких детей. Цвет кожи ниже локтя
был  светлым,  она  казалась  тоньше  и  нежнее  по  сравнению с  огрубевшей
желтоватой кожей выше.
   - Внизу рука у вас моложе, чем наверху, - вдруг сказала моя жена.
   - Совершенно верно,  -  произнес профессор.  -  Так оно и есть. Этой руке
всего три месяца, а локтю, если я не ошибаюсь, уже двадцать девять лет.
   Мы удивленно смотрели на Дешлена. Парень опустил рукав и сел.
   К  сожалению,  я должен начать с некоторых,  довольно элементарных истин,
которые,  кажется,  известны всем,  но над которыми, к сожалению, до сих пор
никто серьезно не задумывался.
   Вы,  конечно,  знаете,  что  такое эксплантация,  или культура ткани.  Вы
берете кусочек живой кожи и  помещаете ее в  пробирку с  питательной средой.
Если  продуктов питания и  кислорода в  этой  среде  достаточно и  обеспечен
хороший обмен  веществ,  то  клетки  живой  ткани  начинают размножаться вне
организма.
   Напомню вам и  другие факты.  Есть замечательное свойство некоторых живых
организмов восстанавливать свои  поврежденные органы  -  регенерация.  Если,
например,  у  человека  удалить  часть  печени,  то  со  временем она  может
полностью или  частично восстановиться.  Но  это еще не  самое удивительное.
Известно,  что  если  взять  кусочек  обыкновенного кольчатого червяка  -  я
повторяю:  кусочек -  размером только в одну трехсотую долю целого червяка и
поместить этот  кусочек в  подходящую питательную среду -  из  него вырастет
целый червяк,  точь в точь такой, как и тот , от которого мы взяли для опыта
"затравку".  Есть и другие организмы, которые могут регенерировать полностью
из небольшой части своего тела, например гидра.
   Ирэн вдруг заявила:
   - По-видимому,    профессор,    вы    разработали   способ    регенерации
ампутированных у  людей  конечностей  путем  помещения  оставшейся  части  в
соответствующую питательную ванну?
   - Если хотите, да, - ответил Дешлен и улыбнулся.
   - Значит, именно таким образом вы восстановили руку господина Жокля?
   - Совершенно верно.
   -Но  ведь это  революция в  восстановительной хирургии или  как еще можно
назвать эту  область медицины?  Может быть,  восстановительная биохимия?!  -
воскликнул я.
   - Нет,  это еще не революция.  Это -  полреволюции,  - произнес Дешлен. -
Революция будет дальше.
   Мы  переглянулись.  Если  регенерация ампутированных частей человеческого
организма путем помещения остатков в питательную ванну не революция,  то что
же может быть большим?
   - Разве вас не удивляет, - продолжал Дешлен, - что каждый из нас появился
на  свет  и  вырос  в  огромный организм всего лишь  из  одной клетки?  Ведь
когда-то, в период зарождения, все мы представляли собой всего лишь на всего
одну  единственную зародышевую клетку!  Именно в  этой,  одной  единственной
клетке была сосредоточена программа, если хотите план или проект, построения
всего  нашего  организма.  Тот  порядок,  который  мы  наблюдаем  в  обычных
кристаллах,  это всего лишь геометрический порядок, в то время как порядки и
последовательности молекул в  новом организме -  это  порядок,  определяющий
смысл всей жизни.
   - А  теперь я  перехожу к  самому главному,  нашему патриотическому долгу
перед Францией, - сказал Дешлен и встал.
   Именно этот внезапный переход от рассуждении о  строении живого организма
к судьбе нашей родины, произвел на нас самое сильное впечатление.
   -Я  не  хочу  описывать вам,  какое горе  и  унижение претерпевает сейчас
Франция...  Об  этом все вы хорошо знаете.  Я  и  Жокль,  может быть,  знаем
немножко больше,  потому что были на фронте,  или во всяком случае в местах,
которые условно можно было  бы  назвать фронтом.  Наша  задача заключается в
том,  чтобы помочь тем,  кто  продолжает борьбу.  Мы  поможем им  приобрести
оружие. Им нужны деньги, много денег.
   - Вы имеете в виду движение Сопротивления? - тихо спросила Ирэн.
   - Да.
   - Но ведь в Алжире существует штаб этого движения. Он ему помогает.
   Дешлен поморщился.
   - Что это за помощь,  я знаю.  Листовки, бумажки, поздравления, несколько
сотен старых карабинов.  А  нужно больше,  значительно больше...  Мне иногда
кажется, что там, в Алжире, даже боятся серьезно помочь нашим партизанам...
   - Где же вы собираетесь достать такие большие средства? - заинтересовался
я, все еще будучи не в состоянии понять смысл всего разговора.
   - В Египте, - вдруг сказал Дешлен, и мы все привстали со своих мест.
   - Г-д-е-е??
   - В Египте. В селении Абусир, сто километров южнее Каира.
   Пока мы,  ошеломленные,  сидели и непонимающе переглядывались,  профессор
Дешлен открыл письменный стол и вытащил из него пожелтевший листок бумаги.
   - Не знаю, известно ли вам, что до войны я занимался проблемой рака. Меня
заинтересовали научные сообщения Раффера,  относящиеся к 1918-1923 годам. Он
писал, что для выяснения природы ракового заболевания необходимо установить,
давно ли  на  земле существует эта  болезнь.  Он  исследовал останки древних
животных  и  особенно тщательно египетские мумии  и  пришел  к  выводу,  что
древние египтяне были незнакомы с  этой болезнью.  Вот тогда-то  я  и  решил
выяснить,  насколько живучи  раковые  клетки  и  могут  ли  клетки  опухоли,
пролежавшей пять-шесть тысяч лет, возбудить болезнь в живом организме. Чтобы
решить этот вопрос,  я  прежде всего обратился к  документам;  мне  хотелось
узнать, не умер ли кто-нибудь из египетских фараонов от рака. Я искал долго.
Но все же мои поиски увенчались успехом.  На глиняной табличке, выставленной
перед мумией царя Сахуры в  музее Гиме -  он жил в тринадцатом веке до нашей
эры,  -  было сказано,  что он  умер,  возымев на груди и  коленях "кровавый
свет".
   - А что это за "кровавый свет"? - спросил я.
   - Рак,  -  мрачно произнес Дешлен.  - Я а этом убедился, когда осматривал
мумию в  музее.  Множественный рак на  груди и  на  конечностях.  Вы знаете,
опухоли рака имеют кроваво-красный оттенок.
   - Но причем здесь оружие для отрядов Сопротивления?
   Дешлен усмехнулся:
   -Вы  торопитесь.  В  надписи сказано еще и  то,  что перед смертью Сахура
приказал принести богу Ра жертвоприношение -  чуть ли не целую гору золота и
драгоценных камней. И клад этот был зарыт в тайнике.
   - Ну и что,  - сказала Ирэн. - Если вы имеете в виду дары Сахуры, то они,
конечно, безнадежно потеряны. Прошло ведь столько тысячелетий.
   - Я уверен, что клад остался нераскопанным, во всяком случае мы можем это
проверить.
   - Проверить?  -  я  вообще  перестал  что-либо  понимать.  -  Как  же  вы
собираетесь узнать, где он находится или находился?
   - Нам об  этом расскажет сам царь Сахура,  -  произнес Дешлэн и  отошел к
окну.
   Если бы  в  этот момент в  комнате взорвалась граната или  потолок прошиб
метеор,  мы бы были меньше удивлены:  я и Ирэн переглянулись и поняли, что у
нас мелькнула одна и  та же мысль:  "В голове у  Дешлена не все в  порядке".
Только Жокль благоговейно хранил молчание и  восхищенными глазами смотрел