жестко.
  - А ты злой, оказывается, Заяц, - искренне удивился Смолянинов.
  - Ты видел хоть раз, чтобы Костенко дежурил по отделу? Или в типографию
бегал, или "свежей головой" был? Ни разу. И Витька - это Костенко номер
два. Он скорее в психушку готов, чем за станок.
  - Заяц, ты очень злой! - сообщил ему Смолянинов. - И ты циник!
  - Такие из принципа ставят перед собой задачи, на которые нет ответа! -
гнул свое Зайцев, потихоньку разъяряясь.
  - Фу! А еще Зайцев! Волчара ты позорный!
  Зайцев сник.
  - Я хочу понять, отчего мы с тобой не беремся за такие дела, - объяснил
Смолянинов. - А если беремся, то не доводим до конца. У тебя сколько
публикаций было по "Программе "Зомби"?
  - Ну, восемь... или девять.
  - Кстати, у Костенко ни одной.
  - Нет, была одна. Первая. Там стояло две подписи, моя и его.
  - Вот именно. У него, который все придумал, одна. А у тебя двадцать. И он
в больнице, а ты здесь. Почему? Сказать?
  - Ну скажи. Тоже мне...
  - Потому что его интересовал результат. А тебя - публикации. Ты как только
уперся в стенку и понял, что писать больше не о чем, сплавил тему на
сторону. Ларину вот этому. А Тимке нужен был результат, он боролся за
идею, понял?
  - Ну и что? - резонно спросил Зайцев.
  - Да ничего! Просто ты профессионал, а он нет. Вот и все.
  - Так я это сам говорил.
  - А я с тобой и не спорю.
  - А о чем мы тогда?..
  - Я разобраться хочу, - жестко произнес Смолянинов.
  - Ладно, - Зайцев невоспитанно сплюнул под ноги и прикурил новую сигарету
от окурка. - Понял я тебя, Кир. Понял. Значит, так. Рассказываю один раз.
Я сплавил эту тему Ларину потому, что почувствовал, что мне страшно. Все,
я это сказал. Вслух. Ну что, съел?
  Смолянинов молчал.
  - И потом, там действительно был тупик, - объяснил Зайцев. - Я на самом
деле уперся в стену. Дальше информация кончалась. Меня футболили из
инстанции в инстанцию, никто не хотел со мной говорить. Ну, я и...
  - Нашел того, кому было не страшно, - кивнул своим мыслям Смолянинов.
  - Пожалуйста, - развел руками Зайцев. - Пожалуйста.
  - Олежка, тебя ведь никто ни в чем не обвиняет, - улыбнулся Смолянинов. -
Извини, я просто что-то задумался обо всем этом... Мне казалось, что у
тебя есть ответ. А ты и сам ничего понять не можешь.
  - Страшно было. И Костенко тоже боялся. Он сам мне говорил. Да все
боялись, Кир! Все! Даже Гульнов боялся, который вообще был в стороне.
Знаешь, как он озверел, когда нас цензура прикрыла?! А ведь он неспроста
тогда рогом уперся. Он тоже понял, какая это страшная тема и как больно за
нее можно получить. А Тимофей, между нами говоря, повел себя, как сука
высокомерная! Глядел на нас свысока и хихикал - мол, побойтесь с мое,
мужики... Он-то думал, я этого не вижу...
  Смолянинов встрепенулся и хитро глянул на хмурого Зайцева.
  - А пошли-ка мы с тобой кофейку долбанем! - процитировал он шутку с
факультетского капустника.
  - По чашечке! - подхватил Зайцев.
  - Кружечек по восемь! - завершил диалог Смолянинов.
  - Пошли, - кивнул Зайцев и снова погрустнел. - Тимку помянем.
  - Помянем, - согласился Смолянинов. - Хреново без него. И не так уж чтобы
очень близко я его знал, а вот... хреново.
  Они вышли на проспект Маркса (или теперь Моховую?) и молча двинулись к
метро, наклонившись вперед, навстречу внезапно подувшему ветру.
  - "Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот,
особенно ночью, когда силы зла безраздельно властвуют над миром", - вдруг
процитировал Смолянинов. - Я сказал это Костенко почти два года назад. Как
раз после самой первой вашей публикации. Сейчас вот вспомнилось...
  - Я тебе соврал насчет психушки, - пробормотал Зайцев. - И тебе, и Витьке,
всем соврал.
  Смолянинов остановился так резко, что Зайцев по инерции проскочил вперед.
И останавливаться не стал. Смолянинов догнал его и крепко взял за воротник.
  - Пошли, пошли, - сказал Зайцев, неприязненно морщась. - Пива очень
хочется.
  - Так что же с ним на самом деле?! - грозно вопросил Смолянинов, мелко
тряся Зайцева за воротник.
  - Удрал он! - рявкнул Зайцев, вырываясь. - Сбежал! Сбежал!!! Бросил все и
рванул! И в психушке не он, а его мать! А отец застрелился, понял?! С
собой покончил! Ясно тебе?!
  - Откуда ты... - пробормотал Смолянинов, выпуская зайцевский воротник и
снова останавливаясь. Зайцев тоже встал. Прохожие на него оглядывались.
  - К Гульнову кагэбэшник приходил, - сказал Зайцев устало. - И ко мне тоже.
Все напугать пытался - государственная тайна, измена Родине...
  - А Костенко где? - пробормотал обалдело Смолянинов.
  Зайцев скорчил в ответ гримасу.
  - Первый раз Тим меня предал, когда разыграл спектакль, будто уходит из
расследования, - сказал он горько. - И не только меня, всех нас. Второй
раз предал, когда симулировал манию преследования. Он ведь на самом деле
ложился на обследование в какой-то институт. И мне это действительно его
отец по телефону сказал, я просто зажал информацию. А в третий раз он нас
предал, когда пропал без вести.
  - Да почему же предал? - удивился Смолянинов. - Наоборот, он все взял на
себя, он хотел один...
  - А это что, не предательство?! - воскликнул Зайцев. - Он что-то узнал,
понимаешь? Узнал что-то такое, что испугался и сбежал! Почему он к нам не
пришел, а? Думаешь, мы бы не раскрутили это дело?! Да мы бы всю страну на
уши поставили! Но он хотел все один, только один! Я от страха ночами не
спал, квасить начал, мне среди бела дня чертовщина мерещилась, а
получается, целый год потратил на какую-то х...ню! И теперь мы здесь, и
все в говне, а он неизвестно где, и его ГБ ищет! Это что, не
предательство?! - орал Зайцев, надсаживаясь.
  Смолянинов стоял перед ним и глядел себе под ноги. - Что ж мы, не люди? -
спросил его Зайцев уже тихо. - Не друзья ему? Получается так. Получается,
он нам не верил. Чем мы это заслужили? Тем, что помогали ему всем, чем
могли? Что, мы меньше него рисковали? Мы ведь тоже с Гульновым запросто
идем по статье об измене Родине... Мне этот кагэбэшник очень здорово все
объяснил. Ну, плевал я на статью, ни х...я они мне не сделают. Но я
по-прежнему ни х...я не знаю и ни х...я не понимаю! А Костенко, сука,
что-то знает! А мы - нет! Это что, по-человечески?
  - Государственная тайна, измена Родине... Значит, это все правда? -
пробормотал Смолянинов.
  - Значит, это все правда, - эхом ответил Зайцев.
  - И что ты теперь намерен делать?
  - А что ты мне посоветуешь? - спросил Зайцев. - Вот поставь себя на мое
место. Ну, поставь.
  - Я не могу, - признался Смолянинов. - Олежка, я же не знаю, что это такое
- семья, ребенок... Тебе беречься нужно.
  - И все-таки, - не унимался Зайцев, - попробуй. Ты старше меня, ты
опытный, много работал в опасных местах. Что ты мне посоветуешь?
  Смолянинов зябко повел широкими плечами.
  - Забыть, - твердо сказал он, снова поежился и поднял воротник.
  Опустил глаза, сунул руки в карманы и шагнул вперед. Прячась от порывов
ветра, Зайцев пристроился ему в спину.



Олег Дивов

                       "Братья по разуму"

  Сегодня нет фактических оснований полагать, что упоминающиеся в книге
организации существуют, когда-либо существовали или будут существовать.
  Все совпадения имен, названий и наименований случайны.
  А он сказал только: "Не наделай ошибок". Ясно, чего не надо делать,
но совершенно не ясно, как же все-таки жить.
  Джойс Кэрол Оут. "Сад радостей земных"


  ПРОЛОГ

  Черного, как антрацит, дядьку с типично африканским именем Доктор Мбебе
подловили в туалете его собственного офиса. Дали президенту
благотворительного фонда закончить свои дела и вымыть руки, а потом
оглушили шокером и затащили в подсобку. Прилепили контакты на виски и
запустили сканер. Но как только машина вышла на режим и начала копаться у
бедняги в голове, Доктор Мбебе затрясся всем телом, широко открыл глаза,
громко пукнул и умер. Так его и бросили носом вниз в мужской уборной
второго этажа.
  Над Шварцкопфом, страшно богатым и поэтому хорошо охраняемым человеком,
потрудились изрядно. Чтобы достать его из расплющенного лимузина,
понадобился целый арсенал спасательной техники. Но дело того стоило -
Шварцкопфа слегка помяло, а вот у телохранителей его наступил, мягко
говоря, распад функций. Так что вовсе не их крепкие руки волокли
упирающегося босса в "Скорую помощь". В салоне "Скорой" Шварцкопфа тут же
вырубили и подключили к сканеру. Но едва оператор ввел первый вопрос, как
газетный магнат приказал долго жить без объяснения причин.
  Джимми Богарт упал с лошади посреди своего необъятного ранчо. Его уволокли
в кусты и оприходовали по всей форме, но сканер опять ничего не успел
считать, потому что у самого популярного в мире телевизионного ведущего
остановилось сердце.
  За атташе по культуре Ли Ван Ху долго носились под дождем, проклиная бег
трусцой и прочую физкультуру, но нью-йоркскому Центральному парку. Наконец
чертов агент влияния свернул-таки в безлюдный уголок, где его и
подстрелили из игольника. Развернули тент, подтащили аппаратуру, и тут
действие парализатора вдруг кончилось. То ли погода сказалась, то ли
неучтенные резервы азиатского организма. В общем, Ли очнулся, вытаращился
на переносной комплекс для "промывки мозгов" и мгновенно догадался, что
это такое. Во всяком случае, так поняли его реакцию, потому что Ли часто
задышал, дернулся и отдал концы. По сравнению с предыдущими жертвами это
был явный прогресс. Все-таки хоть какая-то информация.
  К сожалению, ее с опозданием передали тем, кто занимался Котлером. Все
делалось в безумной спешке, главными козырями операции считались дерзость
и молниеносность - в течение суток она должна была завершиться по всей
планете. И старший израильской группы как раз слушал по телефону приказ,
когда Котлер открыл дверь. А старший, думая, как же из ситуации
выкрутиться, стоял с поднятой рукой: ждать новой команды, не двигаться. И
человек с игольником так и не понял, стрелять ему или нет. А Котлер,
ничего не подозревая, шагнул в свой кабинет, обнаружил там группу людей с
напряженными лицами, заметил направленный ему в живот ствол игольника и
всех перехитрил. Он заорал по-русски: "Я все скажу, только не бейте!"
Старший так обалдел от этого заявления, что у него челюсть отвисла, а тот,
что с игольником, так и не выстрелил. А Котлер сполз по косяку и больше
уже ничего не говорил, ни по-русски, ни как-нибудь еще.
  Поэтому с некой госпожой М., женой влиятельнейшего европейского политика,
разговор велся по старинке. То есть накрыли ее там же, где и собирались, -
в тайном любовном гнездышке. Но форсированных методов применять не стали,
а просто решили попугать. Госпожа М. с интересом просмотрела свежую
видеозапись, демонстрирующую все, что с ней, госпожой М., только что
вытворял дипломатический советник Вестгейт. Заметила, что господин
Вестгейт - это, конечно, ее ошибка, потому что, несмотря на всю
изобретательность оного молодого человека, удовольствия от него никакого,
а одно расстройство. Предложила задавать вопросы. И через десять минут,
едва только гости начали докапываться до сути дела, ни с того ни с сего
кувыркнулась с дивана головой в ковер и затихла.
  На этом досадном инциденте руководство операции разбил паралич воли. И вся
история чуть было не закончилась, не успев толком начаться. Все еще могло
обернуться по-хорошему. И дипломатический советник Вестгейт не узнал бы,
как в Москве умеют бить по морде, не застрелил бы четверых русских, одного
финна и любимую собаку Игоря Волкова и не познакомился бы с такими
экзотическими вещами и личностями, в существование которых воспитанные
молодые люди просто не верят. Но то ли Вестгейта дурацкая национальная
судьба настигла - а он по происхождению был коренной москвич, - то ли
дипломатический советник просто, что называется, дождался. Потому что
ближе к вечеру того злополучного дня заглохшая было операция получила
новый импульс.
  Неожиданно оказался доступен человек, на которого спецслужбы давно точили
зуб, но ухватить руками никак не могли. Был госпитализирован в частную
клинику старый Оке Липар, председатель закрытого международного клуба
промышленников. Наутро фотография "железного шведа" в траурной рамке
обошла все выпуски новостей, а сын и наследник безутешно рыдал над телом
старика, лицо которого неприятно изменила смерть. В дверях клиники
начальник охраны покойного оттирал журналистов, и то, что он чуть не до
крови прокусил себе губу, все приняли за знак глубочайшей скорби.
Начальнику охраны действительно было нехорошо от утраты. Нарушив
обязательства перед клиентом, которому служил верой и правдой много лет,
он будто лишился частички себя. Но эта боль должна была пройти, а
пропавшую бесследно дочь начальнику обещали вернуть. Правда не раньше, чем
в фамильном склепе Липаров появится настоящее тело.
  Когда с Липаром осторожно поработал специалист, выяснилось что никакой он
не железный, да еще и не швед к тому же. Операция удалась, и в компьютеры
ее организаторов потекла информация. Она была чудовищна, она была
невообразима, но с ней приходилось смириться. И оставалось только сделать
выводы и принять решение. И то и другое далось нелегко, такими крутыми
мерами пришлось бы вырезать из мозга человечества кошмарную опухоль. Но
иного выхода не было. И с того момента, как решение было принято,
спокойной жизни дипломатическому советнику Вестгейту осталось ровным
счетом на два дня.



                                  ГЛАВА 1


  ПЕРВОЕ ИЮНЯ, ВЕЧЕР

  Так получилось, что трижды машина заезжала во двор совершенно
безнаказанно. А потом стряслась беда - у местного дворника по прозвищу
Дядя Сэм окончательно свихнулась бабушка. Пока все благоразумные жильцы,
трясясь от ужаса, разбегались кто куда, бабка пристально смотрела на
дьявольский экипаж, хмуро бормоча что-то себе под нос. И, видимо,
досмотрелась, потому что на четвертый вечер, едва машина закатилась во
двор и заняла свое место у подъезда, старуха взгромоздилась бесформенной
тушей на подоконник и разразилась проповедью. Вот он, мол, провозвестник
Апокалипсиса. Приехал.
  Тут, как назло, во двор нетвердой походкой вступил ее внук с неизменной
поллитрой, бережно закутанной в бумажный пакет.
  Дядя Сэм был человек просвещенный, с двумя образованиями, тщедушный и
страшненький. Козлиная бородка, за которую он и получил свое прозвище,
треснувшие очки - этакий интеллигентный алкаш. Когда машина посетила двор
в первый раз, он тут же все про нее соседям доходчиво объяснил. Дескать,
аппарат удивительный занесло в Москву, не иначе как из другого измерения,
некоего параллельного мира. А потому есть машина не что иное, как
необыкновенно реалистичная голограмма, короче говоря, привидение, и вреда
от нее никакого быть не может. Нечего трястись, примите для храбрости и
ложитесь спать. Постоит и уедет.
  Машина действительно постояла и через полчаса уехала. Но на следующий
вечер появилась опять. Встревоженные жильцы воззвали к ментам. Городовой
Барабаш, он же Барабашка, предусмотрительно держа руку на кобуре,
внимательно осмотрел машину с расстояния шагов в двадцать, цыкнул зубом,
пообещал доложить куда следует и степенно удалился Но, свернув за угол, он
вдруг задал стрекача и бежал, пока не уперся в рюмочную, где и занял
оборону.
  Барабашку даже коллеги по участку без стеснения обзывали мусором, он был
труслив, суеверен, малограмотен и хитрожоп. Кроме того, ему оставалась от
силы неделя до пенсии. Поэтому ничего он никуда не доложил. И факс о
происшествии оказался не там, где следует, а в канцелярии Академии наук.
Шизоидную писульку о "таинственном предмете, имеющем форму автомобиля",
вызывающем у честных граждан припадки немотивированного страха, сунули в
утилизатор. Поэтому наступил день четвертый, бабушка Дяди Сэма двинулась
рассудком, а чертовой машине довелось проявить свою материальную сущность.
  Входя во двор, Дядя Сэм как раз предавался размышлениям о том, как должен
выглядеть мир, в котором имеют место черные автомобили на бесшумном ходу,
не требующие водителя. Еще он горько сожалел, что машину нельзя потрогать
руками. Он бы с удовольствием в нее забрался и уехал из опостылевшей
Москвы к такой-то матери. В проспиртованном разуме Дяди Сэма напрочь
атрофировался инстинкт самосохранения, и машины он совершенно не боялся.
Истерику, которая при виде посланца иного измерения охватывала сверху
донизу два пятиэтажных дома, Сэм относил на счет дремучих суеверий. И
крепко надеялся, что в Академии наук его сообщение оценят по достоинству.
Может, и деньжат подкинут.
  Сэм обогнул вонючую помойку и увидел автомобиль, уже занявший облюбованное
им место под фонарем у третьего подъезда. На радостях Сэм, довольно
осклабившись, сунул руку в свой пакет, нащупал бутылку, отвинтил крышку и
хлебнул из горлышка. Некоторое время он с блаженной улыбкой рассматривал
гостя из Неведомого. Автомобиль был все тот же - большой седан
представительского класса, черный, с двумя ярко-желтыми полосами от
бампера до бампера, идущими через капот, крышу и багажник. Гладкие
шины-слики, слегка затемненные стекла и никого внутри. Симпатичное и
дружелюбное привидение. Какое-то время Сэм прикидывал, как было бы здорово
рвануть на нем подальше от сонного города, в котором ничего не происходит,
и вообще из этого чересчур рационального мира с его пластмассовыми
вениками, дорогой водкой и счетчиками расхода воды. Только Сэм
вознамерился отхлебнуть еще раз, как до него дошло, что из окна первого
этажа кто-то матерно вопиет о том, что день Страшного Суда близится.
  В голове у Сэма что-то звонко щелкнуло. Бабушку Валентину Борисовну,
жирную истеричную сволочь восьмидесяти трех лет, наводившую ужас на все
окрестности, Сэм искренне любил и признавать сумасшедшей отказывался. Он
фактически из-за нее развелся с женой, которая на коленях умоляла его
отправить старуху в психиатрическую клинику. И теперь Сэм безошибочно
вычислил, что гость из параллельных миров бабушку обидел. Поэтому
отношение его к автомобилю-привидению круто повернулось на сто восемьдесят
градусов. Сэм аккуратно сунул пакет с бутылкой за мусорный ящик, добыл
из-за пазухи оружие самообороны в виде куска высоковольтного кабеля и
бросился мстить.
  Он заподозрил неладное, только когда покрытое трещинами лобовое стекло
машины провалилось внутрь салона. По инерции Сэм разнес в крупу окно
водительской двери, и тут дубинка вывалилась у него из рук.
  - К-как же это... - прошептал Сэм, чувствуя, как у него подгибаются
колени, а перед глазами все плывет.
  - Беги, мудак! - посоветовала ему из окна бабушка. - Покайся, пока не
поздно, сучий выблядок!
  - Она же... вот... - пробормотал Сэм, тыча в машину пальцем.
  - Гореть тебе адским пламенем! - сообщила бабушка.
  - Она же настоящая!!! - заорал Сэм. - Она же вот!!! А-а-а!!! Люди!!!
Спаси-и-те!!! Ма-а-ма!!!
  Автомобиль не был привидением. Он присутствовал в московском дворе на
самом деле. Вот уже четвертый вечер сама по себе, без участия человека,
эта штуковина приезжала и уезжала по каким-то своим делам. И сейчас ей,
видимо, опять пришло время уехать. Потому что под капотом раздался
приглушенный свист.
  Перепуганный Сэм взвыл и попытался отпрыгнуть в сторону, но запутался в
собственных ногах, споткнулся, упал, с размаху треснулся затылком о
бордюрный камень и затих. Машина, шелестя, тронулась с места и покатила со
двора прочь.
  А на следующий день к дверям местного участка подъехало вполне земное, но
тоже черное авто с наглухо тонированными стеклами. Из него вышел и
проследовал внутрь участка молодой человек в джинсовом костюме,
сапогах-казаках и с прической "конский хвост". Не говоря ни слова, он
зашел в дежурку и сунул в щель терминала пластиковую карточку. Лейтенант
посмотрел на монитор, и лицо его приобрело характерное выражение
брезгливого интереса - словно у заглядывающего в выгребную яму в процессе
застегивания штанов. Молодой человек по-прежнему молча прошел в кабинет
майора, начальника участка, и провел там минут десять. Вышел,