Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Войскунский Евгений. Незаконная планета -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -
асхаживал взад-вперед по красноватому гравию дорожки Лев Сергеевич Лавровский. Еще издали он нетерпеливым жестом показал Морозову на свои часы: - Двенадцать минут! Вы у меня похитили двенадцать минут! Его жиденькие белобрысые волосы сбились сердитым хохолком меж глубоких залысин. Худое лицо с резкими складками от крыльев носа к уголкам тонких губ выражало крайнее недовольство. - Я бы похитил еще больше, если б Надя не догадалась, что я заблудился, и не пришла за мной, - сказал Морозов, подойдя и пожимая Лавровскому руку. - Вы же не сказали, что переехали в новое здание. - Ах вот как! - Лев Сергеевич быстро взглянул на Надю. - Совсем не обязательно уводить за собой поллаборатории. Один из молодых людей, такой располагающий к себе брюнет, сказал с обезоруживающей искренностью: - Мы, Лев Сергеич, хотели проверить ее догадку по направлению и во времени. - Во времени, - кивнул Лавровский. - Я так и думал, что у вас была чисто научная цель. Он подхватил Морозова под руку и повел в лабораторию. - Так вы еще не видели "Церебротрон-2", - значит, вы вообще ничего не видели, дорогой Алеша. Пробежав коридор пристройки, он ввел Морозова в прохладный зал размером с добрый стадион. Огромное кольцо сияющих плафонов лило дневной свет на сплошную линию приборных щитов и шкафчиков вдоль стен, на застекленные кабины, в которых работали операторы, на десяток сооружений необычных форм в центре зала. - Да-а, - сказал Морозов уважительно, припомнив тесноту и скученность приборов в старой лаборатории. - Здорово, Лев Сергеич! - Здорово? Ну, так я вам скажу, что под нами еще два этажа. Запоминающий блок этого комплекса в сто двадцать раз больше, чем на первом "Церебротроне", но все равно этого не хватает. Они пошли по периметру зала. Морозов всматривался в бесчисленные панели, в малопонятные и вовсе непонятные надписи, в рисованные схемы. - Когда-то вы хотели освободить человечество от излишка приборов. Помните? Но такой концентрации автоматики, как у вас, Лев Сергеич, я еще не видел. - Только через посредство приборов можно прийти к освобождению от них. Парадоксально, но факт. Вы ужаснетесь, Алеша, если я вам назову цифру электроэнергии, которую мы потребляем в дни испытаний. Всякий раз грозятся отключить Нас. Что? - Я ничего не сказал. Сочувствую, Лев Сергеич. Их шаги по мягкому покрытию были неслышны. "Гиппокампов круг", - прочел Морозов на щите длинной секции, мимо которой они проходили. В кабине работала на телетайпе, высунув от усердия кончик языка, девушка с высокой прической. - Вы сочувствуете, - сказал Лавровский. - Вы просто не представляете, сколько понадобится энергии, чтобы зафиксировать в запоминающем блоке вот одну эту простую мысль о сочувствии. Идите за мной, я покажу главное наше достижение. Они вошли в "хижину" - так назвал Лавровский помещение в середине зала, в котором находился пульт управления комплексом. Один из щитов был снят, обнажились цветные потроха электронных схем, пучки бесчисленных проводников, а за ними виднелась прозрачная камера, заполненная микроэлементами, как аквариум крохотками-рыбками. Принцип работы "Церебротрона" был Морозову - в общих чертах - известен. Здесь осуществлялась совместная работа мозга и машины. Информация - сознательно направленная мысль или рассеянная, когда "ни о чем не думаешь", - поступала в "подвалы" запоминающего блока. Вступал в действие анализирующий центр - оценивал количество информации и как бы сортировал ее, определяя сравнительную ценность. Чем дольше ты лежишь вот в этом удобном кресле с "короной" на голове - этакой диадемой, от которой тянутся к блоку усилителей сотни тоненьких нитей, - тем полнее запись твоих мыслей, воспоминаний, всего того, из чего слагается твой жизненный опыт. В какой-то мере - всегда в какой-то мере, никогда в полной - фиксируется в этой записи твое "я", стороны твоей личности, - взгляни на себя, если пожелаешь, самокритическим оком. Знал и то Морозов, что долгие годы пытается неутомимый Лавровский проникнуть дальше, в глубь, в подкорку - зафиксировать состояния мозга, при которых информация из несознаваемой долговременной памяти может поступить в действующую кратковременную. Дать выход полезным инстинктам, дремлющим в подсознании, хочет Лавровский - ну, хотя бы таким, какие усилят слух, обоняние, мышечную силу... - Видите? - наставил Лавровский палец на "аквариум". - Над этой штукой мы бились много лет, а продвинулись сильно за последние полтора месяца. Это - аттентер. - Что? - Кстати, название предложил ваш друг Буров, он мне очень помог. Аттентер. От латинского attentio - внимание. Когда я думаю или вспоминаю, в моем мозгу пробегает цепочка нервных возбуждений, - ну, это в школе проходят. Как бы луч света выхватывает из тьмы в коре мозга, в каждый данный момент, нужные группы клеток, соответствующие ходу мысли. Этот "световой луч" - внимание. Похоже, что мы нащупали механизм переключения внимания. Он не проникает в подсознание, не высвечивает тайные области. Но почему, собственно?.. Тут пропищал сигнал вызова. Лавровский вынул из кармана видеофон, нажал кнопку ответа. На экранчике - Морозов мельком увидел - возникло круглое лицо женщины, обрамленное белокурыми кудряшками. Похоже на старинную миниатюру, вскользь подумал он. - Здравствуй, Кира, - сказал Лавровский. - Ты уже приехала? - Я только что прилетела и удивлена, - раздалось сочное контральто. - Ты бы мог меня встретить. - Я очень занят. - Как всегда. Когда ты приедешь сегодня? Я хочу позвать Семеновых и Келлера, я привезла дивные видовые фильмы. - Кира, я не смогу рано приехать. - Очень мило, - в голосе женщины послышалась обида. - Я вижу, ничего не изменилось... - А что могло измениться за три недели? Я постараюсь выбраться пораньше, но вы меня не ждите и смотрите фильмы. - Кто там стоит рядом с тобой? Эта особа? - Рядом со мной стоит Морозов, и ему неинтересно слушать наш разговор. До свиданья. Лавровский выключил видеофон и, потирая лоб, сел в кресло. - На чем мы остановились? - Механизм переключения внимания не проникает в подкорку, - напомнил Морозов. - Да, да! Почему вы стоите, Алеша? Налейте-ка себе и мне витаколу, вон стаканы на полке, и сядьте. - Лавровский отхлебнул пенящегося напитка. - Ну так, переключим внимание. Подсознательная работа мозга доступна сознанию, но не попадает в самоотчет, потому что ее не "высвечивает" аттентер, вот этот механизм переключения внимания. Что-то мешает, какой-то заслон. Заслон, созданный многими тысячелетиями эволюции человека, и неспроста созданный, - но это особый разговор. Вы следите за мыслью? - Я - весь внимание, - сказал Морозов. - Но есть люди, у которых, обычно при сильных эмоциональных встрясках, этот заслон на какое-то время, пусть даже на миг, снимается. И тогда аттентер свободно проникает в подсознание и выдает наверх, то есть в кору, результаты его работы. Управляет этим процессом гипоталамус, великий дирижер гормонального оркестра. Тут Лавровский задумался. Остро, с прищуром, смотрели его бледно-голубые глаза, но - куда-то вдаль, не видя собеседника. - Лев Сергеич, - сказал Морозов после долгой паузы. - Вы, наверно, имеете в виду Заостровцева... - Что? - вскинул на него взгляд Лавровский. - Подите вы со своим Заостровцевым! Когда-то я пытался заполучить его для исследования, но он - трус. На мое счастье, совсем не такой оказалась его дочь. - Я удивился, когда узнал, что Надя теперь ваша лаборантка. Она кончала исторический, и, кажется, с блеском... - Надя одарена разносторонне, она сама еще не знает, в какой области талант ее достигнет наибольшего блеска. Замечательно то, что она о самоутверждении вовсе не заботится, - Надя просто играет в игры, которые ей нравятся. Играючи, интуитивно она снимает заслон, о котором я говорил, и тогда обнаруживаются... ну, вот вы рассказали, что она нашла вас, когда вы заблудились. Ее природная чувствительность к тому, что мы называем рассеянной информацией, необычайна. - Значит, странности, которые были у ее отца... - Да. Но ей это не мешает. Да и почему - странности? Уж скорее странно то, что при потенциальных возможностях мозга так ограничен круг наших восприятии. То, что мы сознаем, куда меньше, чем в действительности знаем. Я думаю, Алеша, что такая одаренность, как у Нади, должна стать нормой. - Лавровский посмотрел искоса на Морозова, ссутулившегося на табурете. - Вы хотите возразить? - Пока нет. Думаю о том, что вы сказали. - Пока нет - это уже хорошо. Жаль, что люди не любят задумываться... Вот звонит Антонина Григорьевна и напускается на меня за то, что я, видите ли, порчу жизнь ее дочери... Я пытаюсь объяснить, но она не слушает, твердит свое - мужа, дескать, уберегла, а теперь... Лавровский махнул рукой, не закончив фразы. - Лев Сергеич, - сказал Морозов, - а ваши опыты не опасны? - Нисколько! "Церебротрон" фиксирует работу ее мозга, для Нади это просто развлечение, а для нас - бесценная информация. Без Нади мы не сумели бы смоделировать аттентер. - Понятно. Но вы, насколько понимаю, не собираетесь на этом останавливаться. Вот вы говорите, что это должно стать нормой. Намерены ли вы распространить опыты на... - До распространения еще далеко. - А вообще - нужно ли ускорять естественный процесс? Разносторонняя одаренность, владение собственным мозгом - к этому и сама приведет эволюция... - Приведет, но когда? Через тысячелетия? Странно мне от вас это слышать, Алеша. Природа создала превосходный инструмент, способный переделать, пересоздать, улучшить и ее самое, и ее творение. Почему же нам не пустить этот инструмент в дело, если мы научились - ну, научимся скоро! - им пользоваться? Лавровский поднялся, и Морозов тоже встал, посмотрел на часы. - Был рад с вами повидаться, Лев Сергеич. - Я провожу вас. - Они вышли из "хижины" и направились к двери в конце зала. - Жалею, что не смогу с вами полететь, Алеша, - сказал Лавровский. - С аттентером еще очень много возни. Представляете, какая нужна точность при фиксировании микроэлементов магнитным полем со скоростью в миллионные доли... - Представляю, Лев Сергеич. О каком полете вы говорите? - Как это - о каком? О полете на Плутон, конечно. - Лавровский остановился. - Что вы уставились на меня? - Я давно не летаю, и вы это прекрасно знаете. - Не летаете, ну и что? Разве навыки космонавтики забываются? Разве не вы возглавите третью экспедицию? - Нет, - сказал Морозов. Марта заглянула в кабинет, когда он сидел над ворохом бумаг, накопившихся за его отсутствие. - Алеша, ты не можешь оторваться минут на десять? - А что такое? - Надо поговорить. - Сейчас выйду. Морозов дочитал годовой отчет кафедры, поставил подпись и пошел в гостиную. Дверь на веранду была открыта, и он увидел на желтом от солнца полу по-утреннему длинную тень. Марта сидела в кресле-качалке, на ней был обычный рабочий костюм. - Ты сегодня дома? Марта заведовала в Учебном центре службой здоровья, ей полагалось бы в утреннее время быть на работе. - Нет, я скоро уйду, - сказала она. - Ты что-то сделала с волосами. Постриглась? Или, наоборот, нарастила? Теперь ведь не поймешь. - Просто переменила прическу. Две недели тому назад. - А ты и не заметил, - в тон ей продолжил Морозов и засмеялся. - Что-нибудь случилось. Марта? - спросил он. - Почему ты так смотришь? - Давно не видела. - Она слегка качнулась в кресле. - Ты постоянно в разъездах или у себя на кафедре. А когда ты дома, то сидишь в кабинете, и я вижу твою спину. У тебя очень выразительный затылок. - Ну, Ма-арта! Ты же знаешь, сколько у меня... - Знаю, знаю. Алеша, послезавтра у Вити начинаются каникулы, и я не хочу, чтобы он опять все лето провел в детском лагере. В конце концов, он не подкидыш, а сын своих родителей... - Витька, безусловно, не подкидыш, - подтвердил Морозов. - Алеша, я говорю серьезно. Я хочу провести каникулы с Витькой и беру отпуск. Было бы очень хорошо, если бы ты сделал то же самое. - Отпуск? - Морозов постучал пальцами по перилам веранды. - Отпуск, конечно, не проблема... - Вот и возьми. Мы сто лет не отдыхали как следует. - Это верно, но понимаешь... Скоро у моих курсантов начнется практика на Луне, и мне нужно... - Почему ты вечно руководишь практикой? Ты не один на кафедре. Пошли на Луну Ломтева, пошли, наконец, этого Касьяненко, который все лето гоняет на водных лыжах. - Касьяненко не справится; - сказал Морозов. Он рассеянно смотрел на разноцветные домики поселка и голубоватые корпуса Учебного центра, за которыми, отороченный зеленой полоской парка, синел, залив. Уже долгие годы у него перед глазами этот пейзаж. Ну и хорошо. И не надо, не надо другого... Широко махнул рукой: - А, ладно, пошлем Ломтева. Едем отдыхать, Мартышка! Марта выпрыгнула из качалки прямо в его объятия. Теперь он был прежним Алешей. - Алешенька, угомонись. Испортишь прическу. - Она засмеялась. - Сколько трудов на нее положено, а ты... Алеша, ну слушай! На днях звонила Инна. Они с Ильей проведут лето на Аландских островах, там есть планктонная станция, на которой Илья... - Знаю. Он уж второй год там околачивается. Ныряет. Зазывает... - Так вот, они приглашают нас туда. Там тишина, море и сосны. - Аланды? - наморщил лоб Морозов. - Чего мы там не видели? Море с соснами и здесь у нас... Давай лучше на Кавказ! - сказал он с жаром. - Никогда я не был на Кавказе. То есть был, но на лунном, а не на земном, настоящем. Махнем, Мартышка, на погибельный Кавказ! - Почему погибельный? - Так предки его называли. Пойдем-ка, прокручу тебе одну запись. - Алешенька, некогда мне, я и так опаздываю, - запротестовала Марта, но он взял ее за руку и повел в гостиную, убеждая, что человек всегда, при любой занятости, может выкроить десять минут для искусства. Ругая себя за отсутствие порядка, он спешно рылся в старой, давно не тревожимой коллекции звукозаписей, приговаривая: - Сейчас, сейчас, потерпи полсекунды. Такая забавная песня... вот она! Он поставил катушку, она завертелась, и высокий женский голос быстро произнес: "Я давно тебе не писала. Очень занята и рада своей занятости - меньше лезет в голову глупых мыслей. Ты во всем права, но я не вернусь. Знаю, что никогда не разлюблю, но все равно..." Марта подскочила к проигрывателю, сорвала катушку. - Что это? - Морозов недоуменно мигал. - Не понимаю, почему она оказалась у тебя. Витька, наверное, рылся и все перепутал. Это давнее письмо Инны. Верно, история была давняя. Он, Морозов, возвратившись с Плутона, узнал от Марты, что Инна Храмцова рассталась с Буровым. Что у них произошло? Никто, кроме них самих, не знал. Ну, может. Марта и знала - как-никак была она лучшей подругой Инны. Но чужие секреты Марта хранить умела. Что-то год прошел после этого, или два, - и Марта вдруг сообщает ему, Морозову: помирились, снова вместе. Будто бы заявился Буров к Инне как ни в чем не бывало и предложил "начать с нуля"... Марта порывалась уйти, но он уговорил ее послушать "забавную песню", которую все-таки отыскал. Это была старая солдатская песня. Морозов улыбался и блаженно щурил глаза, слушая. Пел его же голос, которому преобразователь формант сообщил хрипотцу и стилевую выразительность. На заре, на заре войско выходило На погибельный Капказ, воевать Шамиля. Трехпогибельный Капказ, все леса да горы, Каждый камень в нас стрелял, ах ты, злое горе! Апшеронский наш полк за Лабой отражался, По колено в крови к морю пробивался. И за то весь наш полк до последней роты Получил на сапоги красны отвороты... - Большая редкость - песня Апшеронского полка, - сказал Морозов. - Апшеронский полк и вправду носил сапоги с красными отворотами. Свирепая внешность - тоже прием для устрашения противника... - Странная песня. - Марта направилась к двери. - Не очень-то забавная, по-моему. Алеша, я ухожу. Значит, договорились: едем на Аланды. - А на Кавказ решительно не хочешь? Ладно, будь по-твоему... Море было усеяно бесчисленными островками - будто сказочный исполин расшвырял по Ботническому заливу бурые глыбы гранита. Витька прилип к иллюминатору, зачарованно глядя на архипелаг. Морозов тоже смотрел вниз, но то и дело отвлекался, поглядывал на Витькин точеный профиль, на русые колечки его волос. Все больше делается похожим на Марту, подумал он. И еще подумал с затаенной печалью, что мало знает своего подрастающего сына. Пассажирский самолет начал снижаться над лесами острова Аланд, над зелеными лугами с пестрыми пятнами стад. Открылся Мариехамн - бело-красная россыпь домов, острая готика старой ратуши, огромный четырехмачтовый парусник на приколе у гранитной стенки. На сером зеркале фиорда белели суда. Формальности в аэропорту заняли немного времени. И вот уже с охапкой роскошных тюльпанов бежит к ним Инна Храмцова - все такая же тоненькая, бледнолицая, с голубыми жилочками на висках под прозрачной кожей. Со смехом кинулась к Марте в объятия, они заговорили бурно и одновременно, как это водится у женщин. Буров подошел не торопясь, на нем была белая рубашка и модные штаны из блестящего материала, обтягивающие голенастые ноги. - С тех пор как ты удрал с сессии из Вены, - сказал ему Морозов, - ты еще больше стал похож на такого, знаешь, хитрющего кота. - В вашей федерации, вице-президент, скорее станешь походить на старого филина, - ответил на выпад Буров. - Здравствуй, Марта. Привет, Виктор. - Он протянул мальчику руку, и тот с силой ударил его по ладони, такая была у них игра. - Слабовато, все еще слабовато, деточка. Ну ничего. Мы тут сделаем из тебя пловца, быстро поздоровеешь. - Дядя Илья, - преданными глазами смотрел на него Витька, - я на прошлой неделе слышал, как вы по теле выступали... - И напрасно. Юбилейные речи нормальный человек слушать не станет. - Нет, вы здорово говорили! Великие прозрения и заблуждения в науке нередко дополняют друг друга самым неожиданным образом... - Ты что - цитируешь? - спросил Морозов. - Да, я запомнил. Дядя Илья, а правда, что Саллаи... - Перенесем разговор, Виктор. Нас ждет катер, торопиться надо. Спустя полчаса они уже были в гавани. Служащий туристской базы, флегматичный рыжеватый финн, немного говоривший по-русски, сделал запись в книге приезжих и выдал Морозовым палатку и другой инвентарь, полагающийся туристам для жизни на ненаселенных островках архипелага. Тут с катера сошел, а вернее, сбежал по сходне на причал юноша, у него были растрепанные соломенные волосы и темные очки. Круглые коричневые плечи и могучая грудь распирали белую майку. Он улыбнулся мрачноватой улыбкой, и Буров представил его Морозовым не без торжественности: - Это Свен Эрикссон, морской бог в образе начальника международной планктонной станции. Свен Эрикссон был немногословен. Он подхватил багаж и понес к своему катеру. Буров и Инна последовали за ним. А Морозов стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на старенькую яхту, покачивающуюся у соседнего пирса. Марта проследила направление его взгляда: - Ты прав. Давай попросим эту яхту. Сотрудник турбазы, финн, поднял белесые брови.

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору