Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Бушков Александр. Кошка в светлой комнате -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -
- Потому что любой здешний знает: на меня бессмысленно бросаться с кулаками. Кто вы? - Я могу не отвечать на этот вопрос? - Можете, - кивнул он. - Можете не отвечать ни на какие вопросы. Я не собираюсь силой вытягивать из вас то, что вы хотите скрыть. - Тогда я могу идти? - Куда угодно. - А пистолет? Он бросил мне пистолет. Я поймал кольт на лету, сунул в кобуру и остался сидеть. Не мог я так просто уйти, и незнакомец, судя по его улыбке, отлично это понимал. - Ну? - спросил он. - В спину я не стреляю, почему же вы сидите? - Нет, постойте... - сказал я. - Вы рассчитываете, что я буду отвечать на ваши вопросы? - Хотелось бы. - Я оглянулся на Бауэра. Рули сидел в той же позе, глаза его смотрели пусто и мертво. Я обернулся к своему странному собеседнику: - Что с ним? - Откуда я знаю? - Не знаете? - Никто не знает. Он сидит здесь с тех пор, как существует мир. - И давно существует мир? - Давно. - А что было до него? Его лицо исказила непонятная гримаса. Он сказал сухо и быстро: - Раньше была Вечность. Это очень удачное слово - Вечность. Оно объясняет все и не объясняет ничего. Перед лицом Вечности глупо задавать вопросы, потому что она сама по себе - неразрешимый вопрос, затмевающий все остальные. Раньше была Вечность, вам этого достаточно? - Честно говоря, не очень, - сказал я. - Вечность не существует сама по себе. Всегда существует что-то помимо нее. - Я не люблю пустых фраз. - Я тоже, - сказал я. - И терпеть не могу слово "вечность". Вечности нет. - А сколько чертей может уместиться на острие иглы? - Я не знаю, можно ли вам верить... - сказал я. - Представьте, я тоже. - Но так мы никогда... Он не ответил. Его лицо странно изменилось вдруг, словно кто-то невидимый шептал ему что-то на ухо. - Ну вот. - Он пружинисто выпрямился. - Вот так всегда - ворвутся посреди разговора, и всегда это срочно, до зарезу... Мне пора. Мы еще встретимся в городе. Он начал таять в воздухе, как Чеширский Кот. Таяло узкое лицо хитрого черта, таяли старомодный костюм и трость. Кресел не стало. Я пошел к шоссе, не оглядываясь на обломки вертолета и куклу-Бауэра. Мир существует давно. До него была Вечность. Что под этим подразумевается? Иносказание, двойной смысл, метафора? Допустим, возможно, вероятно, не исключено, быть может. Классический набор. Полный перечень уклончивых допущений, крутящихся в мозгу исследователя, занесшего авторучку над первой, чистой страницей лабораторного журнала. Если сравнивать нашу работу с работой хирургов, как это любят делать иные журналисты, то мы очень несчастные хирурги - мы не знаем, каким недугом страдает распростертый под резким светом бестеневых ламп пациент, какой инструмент пускать в дело первым и есть ли вообще смысл резать. К тому же в девяти случаях из десяти пациент оказывается невидимым. Я поднял руку, и рядом со мной остановился броневик под номером четырнадцать. За ним тоже волоклись трупы. Попахивает средневековьем, но откуда я знаю - обоснована эта жестокость или нет. В особенности если дома у марсианина которую тысячу лет царят покой и благодать... Лязгнула крышка люка, выглянуло усталое лицо с изжеванным окурком в углу широкого рта. - В чем дело? - спросил он ватным голосом. - Подвезите до города, - сказал я. Он выплюнул окурок и сказал вниз, в люк: - Ребята, дверь откройте, там человеку до города. Распахнулась толстая квадратная дверь, и я, согнувшись, пролез внутрь. Там было тесно и темновато. На железных скамейках вдоль стен сидели человек восемь, а между ними на ребристом полу лежало что-то длинное, плоское, прикрытое старым брезентом в заскорузлых кровяных пятнах, и из-под его края торчали обращенные к потолку, к тусклой желтой лампочке носки тяжелых форменных ботинок. Это было знакомо. В свое время мне не раз случалось видеть, как из-под брезента на полу вертолета или броневика с голубой эмблемой вооруженных сил ООН торчат форменные ботинки, почти такие же, как эти... - Здравствуйте, - сказал я, оглядываясь. Двое что-то пробурчали, остальные и ухом не повели. Крайний подвинулся, упорно не глядя на меня, я присел на краешек холодной скамейки... 3 ...Больно... или только кажется, что больно, но кто я, где я, и что кажется, а что... Погода была прекрасная. Солнце и Даллас. Джекки была очаровательна, как всегда. Линдон, как обычно, смахивал на протестантского пастора. Коннэлли в роли радушного хозяина был просто великолепен. Тень Эдмунда Раффина растворилась в солнечном свете, и мотив "Дикси" был на время забыт. - Выключи ты этот чертов ящик, - сказал я Джону. - Мешает? - Не могу сосредоточиться. Скучно. Президент торжественно следует, сопровождаемый криками и цветами. Из этого ничего не выжать. - Запихни рекламу, - сказала Джейн. - Чьи там шины на его лимузине, "Данлоп"? - Уволь, девочка, - сказал я. - Такими штучками пусть пробавляется какой-нибудь щенок из занюханной "Кроникл" в каком-нибудь городишке, где жителей меньше, чем букв в его названии. Джон уселся на подоконник, зажав в потной лапище бокал. Я знал, что на него сейчас накатит, и не ошибся. - Боже всеблагий, какое неподходящее занятие для великого Купера, певца битв и переворотов... - зачастил он. - Купер везде, где бахает и бухает, где негры стреляют в негров или желтые - в желтых. Там его место, и когда его посылают освещать визит президента в жаркий и пыльный штат, Купера это оскорбляет до глубины души... Джейн сказала: - Не иначе шеф надеялся, что станут стрелять и здесь. - Рой, ты остолоп! - рявкнул Джон с подоконника. - Ты потерял великолепную возможность отхватить Пулитцеровскую премию. Нужно было нанять какого-нибудь безработного пальнуть по кортежу. Холостыми патронами, разумеется. Когда покушавшегося схватят, он выложит на следствии, что в него вселилась душа Бута, а вселил эту душу сосед-коммунист. Потрясающий спектакль обеспечен. - Что же ты сам не додумался? - лениво спросил я. Все мне осточертело: его полупьяная рожа, чувственная южаночка Джейн, и Даллас, и президент, и сам я себе осточертел. В этой поездке я видел желанное избавление от хандры, но не получилось. - Эх, если бы это мне раньше в голову пришло... - сказал этот зануда. - Опоздал... Вошел Хэйвуд, веселый, свеженький, живая иллюстрация к образу Преуспевающего Газетчика - масса обаяния, тщательно отмеренное дружелюбие, спортивная фигура и никаких принципов. - Куда ты опять опоздал? - спросил он с порога. - В шутку совершить покушение на президента. - Ну, это вполне в твоем духе - в шутку совершить покушение на президента... Клинт Хилл еще не разбил кулаки о багажник "линкольна". Линдон оставался вице-президентом. Ничего еще не случилось, мир был благолепен и нелеп, как всегда. Ари Онассис еще не спал с Джекки, все мы были моложе на одно убийство, и моложе на одну иллюзию, и моложе на одно разочарование. Сайгон оставался Сайгоном, и Марине Освальд еще не платили бешеных денег за письма Ли. - Я говорю об инсценировке покушения. Ради хлесткого репортажа. - Ну, слава богу. Я было хотел информировать секретную службу. Агент Москвы Джон Мак-Тавиш, свой человек в Гаване. - Поди ты, - сказал Джон. - Может быть, мы получим сенсацию бесплатно. - Думаешь, кто-нибудь станет стрелять? - От этих южан всего можно ожидать. Джейн, лапочка, к тебе это, понятно, не относится. Выскочит какой-нибудь болван в шестигаллонном стетсоне и с вытатуированной на пузе рожей генерала Ли, смертельно разобиженный ранением своего прадеда под Шайлоу... - А охрана? - Но зачем убийце протискиваться сквозь толпу? Снайпер с какой-нибудь крыши. Между прочим, Джону советовали поставить пуленепробиваемый колпак. Он героически отказался. Так вот, снайпер-одиночка - это проблематично. Для гарантии - трое или четверо, перекрестный огонь. Для полного удобства заблаговременно приготовлен козел отпущения. - Великолепно, - сказал я. - Напиши книгу "Как я не убил президента". - Да бросьте вы, - сказала Джейн. - Это цинично, в конце концов. - Девочка, репортер и должен быть циником, - Хэйвуд откровенно пялился на ее ножки. - Мертвый президент - еще один труп, и только. - К тому же статистика на нашей стороне, - сказал я. - Я никогда не был мистиком, но недавно шутки ради составил прелюбопытнейшую таблицу. Рекомендую ее собравшимся. За последние сто двадцать лет все президенты США, избиравшиеся на этот пост в год, делящийся на двадцать, рано или поздно погибали от руки убийцы или умирали на посту. Считайте: 1840-й - президент Гаррисон скончался от воспаления легких спустя месяц после инаугурации. 1860-й - президент Линкольн убит спустя месяц после избрания на второй срок. 1880-й - президент Гарфильд застрелен Гито четыре месяца спустя после инаугурации. 1900-й - президент Мак-Кинли убит Чолгошем спустя семь месяцев после избрания на второй срок. 1920-й - президент Гардинг умирает при странных обстоятельствах после двух с половиной лет пребывания на посту. 1940-й - президент Рузвельт умирает через три месяца после избрания на четвертый срок. Итак? Джон, как известно присутствующим, вступил на пост в тысяча девятьсот шестидесятом, в год, делящийся на двадцать... - Бред собачий, - сказала Джейн. - Но, парни, - прищурился Хэйвуд, - если наш Джон оказался великолепным стратегом, почему бы не найтись и второму? Хотите пари? Кортеж еще в пути. - Идет, - сказал я. - Пятьдесят монет против вчерашней "Ньюс". - Принимаю. - Ставлю столько же против позавчерашней "Ньюс", - сказал Хэйвуд. - Мы тебя разорим на две газеты, Джон. Живо включай телевизор. Кстати, помните историю с "Титаником"? Еще в девятнадцатом веке какой-то безвестный фантаст предсказал его гибель - за двадцать лет до катастрофы... - Но Джон не успел написать роман, - сказал я. - А я не успел выпустить статью со своей статистикой. Так что в любом случае репутацию пророков нам не заработать. Я включил телевизор. Впереди ехал белый "форд" начальника далласской полиции Кэрри, следом в окружении мотоциклистов скользил длинный черный "линкольн", на подножках стояли телохранители, и еще несколько машин ехали следом, блестели белые шлемы эскорта, где-то стрекотал камерой Запрудер - кортеж тридцать пятого президента Соединенных Штатов Америки, самого молодого президента за всю историю страны... Последняя минута, про которую мы еще не знаем, что она - последняя. Комната на шестом этаже дома в центре Далласа, штат Техас. Я стою возле телевизора - не успел отойти. Джейн сидит, закинув ногу на ногу - красивые ноги, загорелые, и на них умильно косится Сирил Хэйвуд. Джон по-прежнему сидит на подоконнике. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Двадцать второе ноября, тринадцать часов двадцать девять минут... Потом мы услышали крик телекомментатора, и крик Джекки, и машины кортежа сбились в кучу, словно перепуганные овцы, и Клинт Хилл молотил кулаками по багажнику, и "линкольн" на бешеной скорости помчался в госпиталь Святого Варфоломея, в коридоре бегали и что-то кричали. Двигаясь, как заводная кукла, я поднялся, достал из бумажника пятьдесят долларов и протянул их Джону. Хэйвуд сделал то же самое. Джон машинально принял банкноты, зачем-то стал их считать, а Джейн вдруг бросилась к нам и, плача, что есть силы хлестнула по лицу сначала меня, потом Сирила... ...Я сидел на холодной железной скамейке внутри броневика. Казалось, никто не заметил моего исчезновения в галлюцинацию номер два - значит, я никуда не исчезал, это было очередное наваждение, сон в солнечный день, сначала какой-то дикий город, потом Даллас восьмидесятилетней давности... Я чертыхнулся про себя и стал исподтишка разглядывать попутчиков. Это были крепкие широкоплечие мужики в зелено-пятнистых комбинезонах, усталые, пропотевшие и хмурые. У них был вид косарей, возвратившихся со страды, где трудились до ломотной бесчувственности тела. Двое курили, затягиваясь полной грудью, один прихлебывал что-то из фляги, один баюкал забинтованную до локтя правую руку, тихонечко постанывая. Остальные просто сидели. На меня никто не смотрел. В корме были свалены автоматы и какие-то странные широкогорлые ружья. На поясах у потных и хмурых висели тяжелые кинжалы, а шею каждого защищал широкий кольчужный ошейник. - И вообще, это все зря, - сказал, ни на кого не глядя, мой сосед. Все повернулись к нему. - Нужно делать облаву, а так мы сто лет проканителимся. - Ты раньше проживи сто лет. - Все к черту. Команда к черту, мы сами к черту, и все остальное. Вот только кого они жрать станут, когда жрать станет некого, я уж не знаю. - Друг друга станут. Я слышал, в отделе... - Пошел и он к черту, этот отдел. - Но согласись, они что-то делают. - Они теоретизируют. Анализируют, классифицируют, систематизируют. Проводят параллели и подыскивают аналогии, подшивают бумаги и заполняют анкеты. Ламст прав - напряжением ума решить эту проблему невозможно, ее можно решить только напряжением сил. - Он выплюнул окурок и яростно затоптал его шипастой подошвой. - Только автоматы. И я понимаю тех, кто ратует за писаные законы и мобилизацию. Только так... Они заговорили все разом, спор захватил всех. Кроме меня, разумеется. Одни превозносили до небес какого-то Ламста, оправдывали и безоговорочно поддерживали все, что он уже сделал, и все, что еще сделает, кляли тех, кто связывает ему руки. Другие тоже хвалили Ламста, но гораздо сдержаннее, считали, что ломать сложившиеся отношения глупо и неразумно - сломать легко, но будет ли польза? Понемногу я начал понимать, что обе стороны, в сущности, стоят на одних и тех же позициях, но по-разному смотрят на будущее. Одни желают немедленно перестроить жизнь на основе жесткой дисциплины, всеобщей воинской повинности, а их противники доказывают, что это - утопия, невыполнимая мечта. При этом те и другие последними словами крыли трусливых обжор и зазнавшихся конформистов, которых неплохо было бы оставить один на один с вурдалаками и посмотреть, как они станут выкручиваться, гады этакие. Просто ради эксперимента бросить все и полюбоваться, как они наделают в штаны. В конце концов спор как-то незаметно перелился в дружное охаивание этих самых приспособленцев и трусов - их материли изобретательно и витиевато, с большой экспрессией. Они отвели душу, и разговоры пошли о бытовых пустяках: что у Бориса дочка все же связалась с этим обормотом, хотя совершенно ясно, что он ее бросит, обрюхатит и бросит, но поди докажи этим соплячкам, если они, раз переспав с парнем, мнят себя умудренными жизнью женщинами, сколько их не секи, да и не всякую-то выпорешь, а если разобраться, мужики, не в порке, собственно, панацея. Что у Штенгера опять новая, симпатичная такая, и с ней, ясно, будет как с прежними, со всеми он поступал одинаково, горбатого могила исправит, черного кобеля не отмоешь добела, и не лучше ли набить ему как следует морду своими силами, не полагаясь на карающую руку судьбы? Что Батера окончательно уел ревматизм, а ведь какой стрелок был, один из тех, что начинали на голом месте, когда ничего толком не знали, выезжали на одном энтузиазме и оттого несли громадные потери... Что еще один смельчак, а может, просто болван, таскался к Ревущим Холмам, но ничего вразумительного рассказать не может - стал чокнутым, как и его предшественники... Так они судачили, болтали, а я мотал на ус, и никто не обращал на меня внимания, хотя о моем присутствии помнили - сосед мимоходом попросил огоньку, другой в середине тирады о сытых бездельниках зацепил меня намекающим взглядом... Главное я уловил - они, эти обстрелянные хваткие мужики, были неким отрядом, активно действовавшим против вурдалаков. Кто возложил на них эти обязанности, я пока не понял. Сидел себе смирнехонько, покуривал, посмеивался вместе с другими над непонятными мне остротами, но ни на секунду не мог забыть о главном - что меня, словно щепку по таежной речке, несет в глубь и в глубь заколдованного места, а там, снаружи, очень на меня рассчитывают. И беспокоятся... Вот это уже зря. Совсем не нужно видеть в происходящем необыкновенное. Необыкновенное заранее настраивает на поиски абсолютно новых решений, отрицающих прежний опыт и прежние методы, вызывает хаотические метания мысли, и начинает казаться, что ты вовсе не умеешь думать и не способен ни в чем разобраться. Защищайся. Внуши себе, что окружающее - такая же обыденность для тебя, как для этих парней в пятнистом, проникнись их взглядом на жизнь, и быстрее поймешь все, что нужно понять... Броневик резко затормозил, мы с соседом стукнулись боками, и я ушиб локоть о рукоятку его кинжала. - Блуждающие! - крикнул водитель, обернувшись. Он выключил мотор, распахнул люк, и я услышал, как снаружи, над головой, завывают моторы и стучат пулеметы. Все, толкаясь, кинулись в дверь, и я выскочил следом за ними, а они столпились на обочине и смотрели в небо, прикрывая глаза ладонями - этот жест при полном отсутствии слепящего солнца очень меня удивил. В небе, почти над нами, кувыркались, сближались, крутили бочки и чертили петли несколько самолетов. Надсадно выли моторы, молотили пулеметы. Я тронул за рукав соседа: - Это кто? - Блуждающие, - ответил он, не отрывая глаз от воздушной коловерти. - Как это? - А вот так. Никто не знает, кто они, откуда взялись и почему дерутся. Мы их видим только в воздухе. Опа! Рев нарастал - один из самолетов быстро снижался, но за ним не тянулся дым, как это обычно бывает в исторических фильмах. Он падал, вихляясь, рывками проваливаясь ниже и ниже, прямо нам на головы, и мне захотелось юркнуть под броневик, но окружающие стояли спокойно. Им было виднее, и я остался на месте. Скорее всего, пилот был ранен, а самолет цел - я немного разбирался в таких вещах. Пилот еще пытался что-то сделать, выровнять и посадить машину, задрал нос и выпустил шасси, но не успел - самолет грохнулся брюхом оземь, ломая шасси и винт, выворачивая кочки, протащился несколько метров и застыл, уткнувшись носом в землю, задрав хвост. Выглядел он нелепо, как всегда выглядит севший на фюзеляж самолет. Мы быстро добежали до него, он упал неподалеку от дороги. Определить марку я не сумел бы, я не историк, но особая точность и не требовалась, сразу видно было, что это стандартный винтовой моноплан-истребитель времен второй мировой войны - войны, которая кончилась девяносто семь лет назад, и на всей планете осталось восемь ее участников, всего восемь. Истребитель с опознавательными знаками люфтваффе - черные кресты на крыльях, свастика на фюзеляже, и в придачу мастерски нарисованный под фонарем оскалившийся зеленый Дракон. Летчик смотрел перед собой широко раскрытыми глазами, он уже не дышал, комбинезон залит кровью. И будто для того, чтобы не оставалось никаких сомнений насчет того, кто был его противником, низко над нами, выпустив короткую победную очередь, пронесся истребитель другой, знакомой марки - на его голубых снизу крыльях я увидел красные звезды. Дело запутывалось. То, что происходило в воздухе, не имело никакой связи с тем, что творилось на земле.

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору