м,  найду  куда.   Мотану   к
родственникам каким-нибудь или в деревню.  У  нас  знаешь  сколько  деревень
заброшенных? Целый полк спрятать можно, не то что одного человека. А  ты,  -
Сергей потер усталые глаза, - ты через границу переберешься где-нибудь. Тебе
главное через российскую перебраться, а там уже свои.
   - Не переберусь я через границу... - выдохнул Хейти, вспоминая человека в
квартире Мельникова. - Не дадут.
   Сергей поморщился, отлепился от стены, возле которой стоял, и выглянул  в
проем окна. Сырой ветер трепал его волосы.
   - Ну, не дадут так не дадут,  -  подвел  он  итог.  -  Поедешь  со  мной.
Заныкаемся в глуши, будем раков ловить. У вас в Эстонии раки водятся?
   Хейти ничего не ответил. Прикрыл глаза. После бессонной  ночи,  диковатых
приключений в стиле Та-рантино, погони и стрельбы наконец наступила реакция.
Захотелось спать, глаза нещадно щипало.
   "Вот так бы заснуть и не просыпаться..." - мелькнуло в голове.
   Затем  перед  глазами  встала  темная,  жирная  лужа  красного  цвета   и
Екатеринбургский, лежащий  рядом.  Хейти  быстро  открыл  глаза,  протер  их
тыльной стороной руки. Сказал:
   - He получится. И раков не получится ловить, и  в  деревушке  отсидеться.
Причешут мелким гребешком всю вашу Россию - и делу конец.
   Сергей засмеялся.
   - Россию? Причешут? Нет, брат, тут ты  загнул!  Ее,  родную,  еще  никому
причесать не удавалось. Тут в городском  парке  партизаны  прятались,  а  ты
говоришь - причесать. Так заныкаемся, что ни одна собака нас не разыщет.
   - Я же не сам по себе тут. Я же  по  обмену.  Скандал  поднимется  такого
масштаба... Может, этого только и ждут. Это же не прикроешь.
   - Кто? Кто ждет?
   - Ну, мало ли кто... Найдутся желающие. России все как с  гуся  вода,  но
вот Эстонии может и перепасть.
   - Каким это таким образом? - удивился Сергей.
   - А таким. Повод... Раздуют скандал, и начнется обмен плюхами. Вы  против
всех остальных. Начиная с дипломатических нот  и  заканчивая  экономическими
санкциями. Россия это еще как-нибудь переварит. А наша  экономика  на  вашем
транзите крепко повязана. Нам в первую очередь навалят по самые ушки.
   - Ну не война же..., - презрительно дернул щекой Сергей.
   "Русские все меряют войной..." - подумал Хейти, а вслух  сказал:  -  Тебе
напомнить, с чего Первая мировая началась? Это  как  провокация...  Впрочем,
почему как?.. Провокация и есть. Да и "жуки" у меня в голове. Ни ты, ни я не
знаем, на что они еще способны...
   Слесарев подхватил камешек и со злостью кинул его в окно.
   - Ну и что ты предлагаешь?! А то у тебя всюду клин выходит...
   Хейти молча рассматривал комнату, в которой они сидели. Кто-то  из  особо
предприимчивых посетителей этого "заведения" размашисто начирикал на  стене:
"Светка - шлюха!" Надпись была неумело замазана,  по  всей  видимости,  этой
самой Светкой, девушкой явно нетяжелого поведения. Ниже аккуратным  девичьим
почерком было приписано короткое, но  емкое  послание  какому-то  Женьке.  В
нескольких  словах  были  сформированы  его   сексуальные   предпочтения   и
возможности.
   Ни с того ни с сего вспомнилось, как году эдак  в  восемьдесят  пятом  на
центральной  площади  Таллина  некими  "борцами  с  режимом"  были  заклеены
плакатиками стенды, пропагандирующие то ли дружбу народов, то ли стандартный
"Мир! Труд! Май!". Плакатики были крайне антисоветского толка и ни  к  какой
дружбе между народами не призывали, а совсем даже наоборот. Надписи были  на
эстонском и английском языках.
   Наутро, вместе с отрядом  солдат,  счищающих  "провокацию",  местное  КГБ
начало шерстить всех, кого так или иначе причисляли  к  ненадежным.  К  отцу
Хейти тоже приходили, долго беседовали о чем-то на кухне.
   - Знаешь, - вдруг сказал Хейти, - а у нас на стенах  тоже  пишут.  Только
ерунду всякую. Слесарев удивленно поднял глаза.
   - А в честь Кингисеппа назвали город, - продолжил  Хейти.  -  Хотя  он  в
Ленинградской области находится.
   Сергей внимательно смотрел на него. Ждал.
   - Мне вернуться надо. Тогда, глядишь, пройдет стороной в этот раз.
   - А взорвать? - Хейти снова уставился в стену.
   - Тебе-то зачем это нужно?
   - Не хочу я... - ответил Сергей. - Не хочу я, чтобы они  по  головам  эти
свои штучки рассовали. Я как этот... - Он усмехнулся. - Луддит. Стою на пути
прогресса. Ломаю машины. Ты думаешь, откуда у тебя  это  дерьмо?  Разработка
наша. Только налево ушла. Тебе же ясно Корнелюк это  сказал,  только  ты  не
услышал. Я уж и не знаю, откуда это все у нас... Но не нужно, это точно, - А
МиГи у вас  откуда?  -  спросил  Хейти.  Слесарев  опустил  голову.  Поиграл
желваками, а потом ответил: - Сами придумали. И еще придумаем,  надо  будет.
Еще лучше.
   - А может быть, там лекарство от рака?.. Сергей упрямо мотнул головой:  -
Да не ищут они там лекарство от рака! На хрен оно  им  нужно,  погонам  этим
вневедомственным.  Им  Власть  нужна,  понимаешь?  Власть!  Живут  они,  как
государство  в  государстве,  никто  о  них  не  знает.  Завалились  ворохом
инструкций, сверхсекретными предписаниями и ждут. Как это  случилось,  я  не
знаю. Но не знает о них никто.  Режим  секретности,  м-мать.  Ни  президент,
гарант, едрена корень, ни уж тем  более  парламентарии,  трепло  на  трепле,
толстопузые. А эти, там, ждут... В бункерах,  в  комфортабельных  квартирах,
домах, дачах, тоже вневедомственных. Ждут! Примеряя косую  челку  на  пробор
справа... Старые погремушки. И вот когда болото забурлит,  поздно  будет.  -
Сергей от волнения метался по комнате, тер рукой небритую физиономию. - И  я
бы еще понял при Сталине или там... Когда порядок был. Сказано - сделано!  Я
тебе так скажу, ты, если хочешь, вали из города. Дойдешь до границы,  а  там
разбирайся, получится -  не  получится.  А  бомбу  мне  оставь.  Я  сам  все
проверну... Сам. Что молчишь?
   Хейти чувствовал, как засыпает. Мотнул головой, ответил Слесареву:  -  Ты
не думал, что она тут уже давно? И когда порядок  был,  и  когда  был  самый
страшный бардак. И ничего... Живы. Более того, -  Хейти  что-то  прикинул  в
голове, - войну выиграли.
   - Думал, - признался Сергей. - Очень хорошо думал. Пока  Екатеринбургский
по воздуху летел, думал. Пока в институт этот сраный  лез  думал.  Когда  на
своего  друга  мертвого  глядел,  тоже  думал.  Когда  твою  морду   увидел,
бессмысленную, тоже думал, много думал.
   Он замолчал и продолжил после небольшой паузы:  -  Конечно,  они  были  и
раньше, институт и бункер этот чертов, не первый день тут  стоят.  А  раньше
тоже где-то стояли... Может быть, у тебя  в  этом...  Таллине.  Недаром  тут
скинхеды ваши сшиваются. И старичка завалили тоже недаром...
   - Старичка? - перебил его Хейти.
   - Да... Был тут такой... С чего все и началось-то... - Слесарев вспомнил,
что Хейти не знает начала этой истории. - Для меня началось.  Работал  он  с
этой тарелкой долбаной  и  служил  где-то  у  вас  в  Таллине.  Энкавэдэшник
бывший... когда его шлепнули, на земле рядом с ним  надпись  была...  Что-то
там типа... Про собаку.
   - Кого?
   - А? - Слесарев задумался. - Да вроде как так. И еще какой-то "сурм"  там
был...
   - Собачья смерть, - перевел Хейти. - Идиотизм.
   Хейти чувствовал себя погано, словно бы он сам убил того старичка, хоть и
служившего ранее в НКВД, но все-таки старичка.
   - Не знаю, идиотизм или нет, - продолжал Слесарев. - Но думал  я  плюнуть
на все это. Мне-то, собственно, что со всего этого?  Одни  неприятности.  Да
только... Я как твою рожу увидал, когда ты пистолет на Кактуса  навел,  а  в
глазах пустота такая,  тоска...  Понял,  взорву  все,  на  хрен.  Живота  не
пожалею, а взорву. У меня ведь сын растет, а тут такое.
   - Но ведь это ж не где-нибудь, - сказал Хейти. - Не в Штатах, не у арабов
каких-нибудь. Это ж у тебя.
   - Потому и взорву, что у меня. А не в Штатах.
   - Ну, ты же понял, что я хотел сказать... - Хейти поискал слова. - Как же
патриотизм? Оборонка ведь это... Ну... Ты ведь понял?!
   - Понял, - спокойно подтвердил Слесарев. - Все я понял. Сразу. Но  только
если бы все так просто было... Если бы я не знал об этом институтике  ничего
и о тарелке этой драной не знал... Если бы не  ползал  я  там  по  проходам,
коридорам... Ты пойми, если появились такие, как ты, значит, будут и другие.
Я не знаю, умнее они будут или глупее, сильнее или слабее. Не знаю. И я даже
судить не берусь, что хуже. Это не в укор тебе, пойми. Но  ты  работаешь  на
Запад. И будут еще такие, с микросхемами в голове, или с нанотехнологнями  в
крови, или с убеждениями... И пойдет плясать  губерния!  Повалятся  из  этой
Пандориной шкатулки подарки по всему  свету.  Эту  сытую  агонию  прекратить
надо.
   - Почему сытую?
   - Потому что... Потому что если какой-то мент может запросто  заползти  в
какой-нибудь  институт...  Значит,  заелись  эти  твари  там,  наверху  этой
пирамиды в пирамиде. Умерло это... И никакой  пользы  от  него,  вонь  одна.
Раньше была, наверное, польза, а сейчас нет. Одно зло...
   Хейти потерял нить Сергеевых  рассуждений.  Он  понял,  что  капитан  уже
говорит сам с собой. О своем. Как будто обрывалось что-то внутри Слеса-рева,
рвалось в душе, тренькая струнами. Невыносимо громко.
   - Есть очень хочется. Ты бы сходил в магазин... - наконец сказал Хейти.
   Сергей в раздумье покачал головой. Хейти показалось, что он не слышит, но
потом Сергей сказал: - Давай штаны...
   Вскоре Хейти сидел на бетонном полу на подсунутой под  задницу  картонке.
Холод, который поднимался снизу, почему-то не беспокоил. Голова  то  и  дело
падала на грудь.
   В конце концов Хейти задремал.
   Когда он снова открыл глаза, перед ним сидел лейтенант  Мельников.  Хейти
понял, что спит.
   - Привет, давно не виделись.
   Кто это сказал? Впрочем, не так важно.
   - Слушай, ты как-то далеко забрался... - сказал лейтенант. - Не находишь?
   - Нахожу... - вяло отозвался Хейти. За  всеми  событиями  последних  дней
Мельников казался таким далеким.
   - И ведь из этой переделки ты имеешь все шансы не выкарабкаться.
   - Знаю, - сказал Хейти и про себя удивился, почему он так хорошо понимает
Мельникова? Ведь говорят они на разных языках.
   - И что делать думаешь?
   - Выкарабкиваться...
   - Чертовски логично.
   - Это не так уж и трудно, наверное. Просто, как все гениальное. Только  я
пока об этом не знаю. Путь наверняка где-то близко...
   - Ну... -  Мельников  саркастически  усмехнулся.  -  Все  пути  находятся
близко. В твоей голове. Но мы ведь не о философии тут собираемся говорить?..
   Хейти даже не удивился этой фразе. Собираемся- значит собираемся. Значит,
так нужно, будем говорить о чем-то другом.
   - Мне бы от "жуков" в  голове  освободиться...  -  сказал  Хейти,  словно
Мельников мог чем-то помочь ему. - А дальше разобрались бы сами.
   - Да нет никаких у тебя "жуков"...
   - А что же есть?
   - Программа есть. Это особенный, почти  уникальный  комплекс  химических,
биологических и прочих веществ вкупе  с  соответствующей  обработкой  мозга.
Очень примитивной моделью этого процесса можно считать гипноз, хотя аналогии
совершенно неуместны.
   - Ты откуда знаешь?
   - Я многое знаю. Теперь. Хейти внутренне содрогнулся.
   - Кстати, комплекс действительно был разработан здесь, в  Союзе.  И,  что
самое интересное, в твоем родном городе.
   - Как это?! - спросил Хейти.
   - А так, когда Объект  был  сбит,  его  поместили  в  единственный  тогда
пригодный для этого дела институт,  который  находился  в  Таллине.  Дело  в
том... - Мельников помолчал. - Что  везти  его  ближе  к  Москве  побоялись.
Тащить куда-то на восток, где традиционно  проводят  подобные  исследования,
означало волочить Объект через всю страну, что тоже было опасно, кстати, как
оказалось, не зря боялись... Вот так-то.  Из  трех  Прибалтийских  республик
выбрали самую северную. Так вот, первые же месяцы  работы  дали  потрясающие
результаты. Как раз в области биохимии мозга. Не нашего, разумеется.
   А потом война. Объект пришлось спешно вывозить... С  этим  целая  история
вышла. А архивы и материалы сожгли. Ученых, работавших там, вывели во двор и
расстреляли... Но, видимо, не всех или сожгли не все. Хотя без ключей в  тех
материалах разобраться было довольно трудно. На расшифровку должно было уйти
время, потом восстановление утраченных частей, практические опыты, не всегда
удачные. И вот появляешься ты. Как гостинец из сорок первого года. Знаешь, в
этом есть что-то занятное такое... Ты как порождение Объекта вернулся, чтобы
его уничтожить. Фрейдизм техногенной эпохи.
   Впрочем, может быть, и не уничтожить, или не только уничтожить.  Я  этого
не знаю.
   - А кто же знает?
   Мельников указал на голову Хейти.
   - Программа.
   И Мельников пропал, как и не было. Поначалу казалось, что он  еще  тут  и
его контуры накладываются на исписанную матерными словами стену. Но потом  -
хлоп! Он исчез. Осталась только стена и древняя надпись "Спартак -  чемпион.
ЦСКА - конюшня".
   Хейти  захрипел  и  проснулся.  Он  обнаружил,  что  лежит  на  боку,  на
заплеванном полу, под щекой каменная крошка. Холод пробирал до костей.
   "Бред, - как последняя линия обороны проскочила  в  голове  мысль.  -  Я,
получается, не человек. Я - "порождение".
   Эта мысль была воспринята как-то совершенно спокойно, без лишних  эмоций.
Только вдруг защекотало в носу и изображение слегка смазалось. Хейти  протер
глаза, и все прошло.
   Он встал и увидел, что  перед  ним  на  газетке  разложены  батон,  кусок
колбасы, бутылка пива и несколько сосисок. Рядом лежали его брюки. Слесарева
не было.
   "Ушел... - почти облегченно подумал Хейти, ломая батон и снимая  целлофан
с сосиски. - Решил слинять. И правильно. И молодец. Я сам..."
   Однако это радостное настроение улетучилось, когда Хейти обнаружил, что и
бомба пропала тоже.

   ГЛАВА 33

   Джа на нашей стороне. Егор Летов

   "Тяжелая, с-сука...
   Нет, на своих двоих до НИИ люпина топать и топать.
   Это раз.
   Взрывателя в бомбе нет.
   Это два.
   Так какого же черта я иду с этим мешком?"
   Мысли метались в голове Сергея,  как  летучие  мыши  на  чердаке  старого
бабушкиного дома, которых он любил пугать  в  детстве.  Это  было  весело  и
страшно - забраться на  полутемный,  пахнущий  пылью  и  вениками  чердак  и
ворошить метлой по  углам,  где  печальные  мыши  свисали  со  стропил  вниз
головой, словно большие засохшие груши. Пацаны рассказывали страшные истории
про то, как летучки выпивают по ночам кровь или выцарапывают глаза. Сергей в
это верил до тех  пор,  пока  одна  мышь  случайно  не  свалилась  в  пустую
трехлитровую банку, и он рассмотрел ее при солнечном свете. Маленькая  тварь
щурилась, скалила мелкие зубки и оказалась настолько  потешной,  что  Сергей
перестал бояться и летучих мышей, и заодно всех остальных маленьких существ.
   А вот больших существ бояться так и не разучился...
   "Поехать на такси?" - Сергей перетряс в кармане мятые бумажки  и  мелочь.
Хватит с лихвой, еще  останется,  вот  только  кто  остановит  по  вечернему
времени такси идиоту в шортах и с мешком? О том, что их ищут, и ищут, скорее
всего, методично и тщательно. Сергей старался не  вспоминать.  Не  думал  он
пока и о том, что институт явно оцеплен,  охрана  усилена,  потому  что  они
прекрасно все знают. Или не все? Вопрос в том, кто, кроме Костюма-Корнелюка,
был задействован в акции и кто обладает всей информацией,  а  кто  -  только
общедоступной ее частью. Так что, вполне возможно,  никакого  кипежа  вокруг
НИИ и нет, так, бдительность усилили...
   "Собирался же не думать, ан нет,  началось...  Взрыватель...  Взрыватель.
Мысль! - Сергей нащупал в кармане  удостоверение.  -  А  что,  вполне  может
сработать".
   Спустя минут двадцать он вышел на Бугаевку. Старые частные домики кое-где
перемежались белокаменным великолепием -  двух-  и  трехэтажки,  выстроенные
разбогатевшими местными жителями, но в целом Бугаевка была местом трущобным.
На  остановке  ждали  запоздавший  автобус  несколько   старух   и   группка
тинейджеров. От этих можно было ожидать чего угодно,  Сергею  связываться  с
ними не хотелось, потому он обошел остановку стороной.
   На Бугаевке жили цыгане, и они-то  Сергею  и  были  нужны.  Как  водится,
цыгане потихоньку воровали и потихоньку торговали. Торговали всем подряд, от
наркотиков до оружия. Регулярные облавы результатов не  давали,  потому  что
цыгане умели прятать  продаваемое  почище  революционеров  девятьсот  пятого
года. В то же время они были ценнейшим источником информации, особенно  если
знать, к кому и как подойти.
   Сергей знал,  поэтому  он  легко  нашел  покосившийся  некрашеный  дом  и
постучал в дверь.
   Внутри было тихо, и  Сергей  представлял,  как  кто-нибудь  из  клевретов
Будулая сейчас крадется и прислушивается, а остальные напряженно  ждут,  что
же будет дальше.
   - Кто пришел? - спросили наконец изнутри.
   - Капитан. К Будулаю.
   - Будулая дома нет.
   - Слушай, Михай, раз я  пришел,  значит,  дело  есть.  Скажи  Будулаю,  я
подожду.
   Будулая на самом деле звали, конечно же, не Будулай, но после  известного
сериала  кличка  прилипла  намертво.  Сам  Будулай,  крепкий  старый  цыган,
распоряжавшийся своими на Бугаевке и вообще в городе, ничего  против  нового
имени не имел. Зато он имел много  претензий  к  азербайджанцам  и  чеченам,
которые весьма оборзели, и частенько скидывал милиции нужные имена и  факты.
Сергей был уверен, что Будулай его примет,  если  только,  конечно,  еще  не
знает о том, что капитан уже не совсем капитан, и  даже  вовсе  не  капитан.
Дверь открылась, и на пороге возник Михай, огромный, бородатый, в  скрипучем
кожаном пиджаке.
   - Здравствуй, капитан, - сказал он, сверкая золотыми  зубами  в  полутьме
веранды. - Будулай зовет, заходи.
   - Я ж тебе сказал, - попенял ему Сергей. - А ты меня на улице держишь...
   - Хорошо одет, красиво, -  заметил  Михай,  когда  они  вошли  в  большую
комнату. То ли шутил, то ли и впрямь  понравилось,  черт  его  знает.  Из-за
дверного проема, завешенного цветастой портьерой, доносился шум телевизора и
громкий смех.
   - Иди, Будулай там, - кивнул Михай.
   Будулай сидел за допотопным круглым столом, на котором размещались пивные
бутылки и связка тарани, которая издавала очень  сильный  аппетитный  запах.
Сергей почему-то сразу вспомнил  старую  комедию  Гайдая  "Не  может  быть":
толстяк Невинный продает пиво, а на пивной будочке гирляндами  висит  вобла.
Куда она потом делась, интересно, при советской-то власти?
   На диване  лежал  незнакомый  пухлый  цыган  в  спортивном  костюме.  Оба
смотрели видик - на экране огромного "Панасоника"  суетился  Луи  де  Фюнес.
Кажется, это был "Оскар".
   - Здравствуй, Будулай, - приветливо сказал Сергей.
   - Здравствуй, капитан! - Будулай нажал  кнопку  на  пульте,  и  де  Фюнес
исчез. - Садись, пиво пей, отдыхай! Это Роман, хороший человек.
   Хороший человек кивнул, и Сергей вспомнил, что не так давно  он  проходил
по делу о двойном убийстве на Стаханова, разборки с чеченами. Правда, ничего
тогда доказать не удалось,  у  хорошего  человека  было  умело  состряпанное
алиби.
   - Что пришел, капитан? -  спросил  Будулай,  подвигая  к  Сергею  бутылку
"Невского".
   - Взрыватель нужен.
   - Взрыватель? Откуда у меня взрыватель?  -  улыбнулся  Будулай.  -  Я  не
Салман Радуев.
   - Ой, Будулай, прекрати, - поморщился Сергей.  -  Я  знаю,  ты  уважаемый
человек, неужели будем в прятки играть? Я говорю: нужен взрыватель,  значит,
нужен. Чего бы я приходил?
   - Взрыватель так взрыватель, - примирительно развел руками Будулай. -  Не
кричи, капитан. Плохо живет милиция - денег на взрыватели нет совсем, идут к
старому цыгану... Или ты уже не милиция, а, капитан?
   Сергей взглянул в хитрые, с прищуром, глаза цыгана и понял: он все знает.
Откуда, это уже другой вопрос, но  знает,  что  Сергей  в  зеленой  дурацкой
курточке и джинсовых шортах - беглец,