Виктор Бурцев
   Охота на НЛО
   Фантастический роман

   Работникам спецслужб планеты Земля ПОСВЯЩАЕТСЯ

   Совпадения имен и географических названий,
   упомянутых в книге, с реально существующими - случайны.


   ПРОЛОГ

   Вечная весна в одиночной камере. Егор Летов

 - Знаете, я тут сопоставил... - Сухощавый человек в телогрейке аккуратно поставил миску с мутной жижей на край стола. - В продолжение нашего разговора хочу сказать, что вы все-таки не правы. Вернее, не совсем правы.
   - Извольте. - Его собеседник глухо закашлялся, сплюнул на земляной пол.
   - Я о самой сути террора. Так ли уж все ужасно?
   - Загляните в  свою  миску  и  вы  поймете,  что  ужаснее  не  бывает,  -
посоветовал собеседник. Он  был  моложе  сухощавого,  в  осанке  сохранилась
военная выправка, по щеке змеился шрам.
   - Миска... - рассеянно улыбнулся сухощавый, садясь на скамью. -  Миска  -
это не панацея. Господь с ней, с миской и с ее содержимым. Кстати,  кажется,
сегодня там есть и мясо. Ну да не о том. Значит, террор. Я полагаю, что  все
это не так уж и необоснованно. Знаете, мы смотрим на эти вещи снизу, с точки
зрения пострадавших. Нас заломали, уложили на лопатки,  и  мы,  конечно  же,
обижаемся. Мы склонны брюзжать, мы недовольны пищей, нам  не  нравится,  что
нам дают в руки лопаты и заставляют рыть каналы  и  котлованы.  Естественная
реакция человеческого существа.
   - Согласен. И что же?
   - Возьмем Тухачевского. - Сухощавый зачерпнул немного  супа,  попробовал,
почмокал губами. - Недосолено... Тухачевский, м-да. Я сталкивался  с  ним  в
двадцать шестом году, знаете, в наркомате. Имел беседу  в  числе  нескольких
других  научных  работников.  Фанфарон,  трувер,  трубадур.  Читывал  и  его
творчество, хотя и не военный. Ничего разумного не нашел, признаюсь.  А  вот
относительно его сношений с Троцким, знаете,  с  некоторых  пор  я  разделяю
позицию товарища Сталина. Нет-нет, не из низкопоклонства. Из чистой  логики.
Я понимаю, что мне сидеть тут очень долго и, скорее всего, в этом  котловане
я и умру, но Тухачевский, Якир, Уборевич,  Алкснис,  Гамарник...  Вспомните,
ведь все это - люди Троцкого, его ставленники, его  золотая  жила.  И  очень
жестокие,  знаете,  люди.  Каратели,  вешатели  -   вспомните   Гражданскую,
ликвидацию  банды  Антонова,  Польшу,   расказачивание.   Так   что   Иосифа
Виссарионовича можно понять.
   Собеседник  сухощавого  молча  жевал  хлеб.  Потом,  качнув   головой   и
покосившись на соседа слева, самозабвенно хлебавшего суп, согласился: -  Да,
логика - вещь такая. Я с Тухачевским лично не знаком, но труды читал, читал.
И Егорова читал, и Блюхера. С Дыбенкой знаком... был. Армии...  конечно,  от
них ничего путевого - пшик один. "Нам нужно сто  пятьдесят  тысяч  танков  и
самолетов". Шапками закидаем. Но что это объясняет?
   - То, дорогой мой, что мы не  просто  так  здесь  сидим.  Каждый  из  нас
выполняет свою особую заслуженную миссию. Вот вы у нас кто?
   - Комкор.
   - Это раньше вы были комкор, знаете... А теперь вы японский  шпион.  Так?
Вопрос: почему? Потому что истинная ваша вина в другом, в чем-то,  чего  вам
предъявлять вот так открыто не собираются. Вспомните, поройтесь в  памяти  и
что-нибудь найдете. - Сухощавый проглотил несколько ложек супа и  продолжал:
- Хотя многим предъявляют как раз конкретику, а  они  стараются  отбелиться,
виноватых ищут. Вон за  тем  столом  сидит  Рындин,  директор  строительного
комбината.  Украл,  знаете,  три  вагона  цемента  высшей  марки,  а  теперь
жалуется,  пишет  товарищу  Сталину,  товарищу  Калинину.  Дескать,  он   не
вредитель и не враг народа. А вот комбриг Гессе сидит за аварию на вверенном
ему  военном  аэродроме,  виноват  во  всем  лично  он.  Тоже  считает  себя
обиженным, пишет.  И  диввоенюрист  Мезис  пишет,  хотя  сам  полгода  назад
приговоры пачками строчил... А я вот не пишу, знаете. Я думаю.
   - Думать-то  вам  не  так  много  осталось,  зима  на  носу,  -  невесело
ухмыльнулся бывший комкор. - Заканчивайте с супом, сейчас смена придет.
   - Да-да...  -  Сухощавый  выхлебал  суп  и  поднялся.  -  А  вы  все-таки
подумайте, знаете... Угостите махорочкой?
   - Естественно.
   Они вышли на крыльцо, сошли с него и встали  под  навесом,  укрывшись  от
холодных колючих капель.
   Можно было отдохнуть еще минут пять - семь,  и  они  разделили  на  двоих
маленький окурок.
   - Так вы думаете,  мы  тут  все  кающиеся  грешники?  Да  вы  религиозный
фанатик, да еще и фаталист, притом опасный, - заметил комкор.
   - Так ли уж опасный? - блеюще засмеялся сухощавый. -  Опасный  -  это  уж
скорее вы. Я ни одного человека в жизни не убил, не  обидел  -  если  только
словом. А вы - убийда  кадровый,  профессиональный,  вас  этому  в  Академии
Генштаба учили. Так что про опасность говорить не будем. А вот про  фатализм
- это да. И про кающихся грешников абсолютно с вами согласен. Так что побуду
грешником еще немного... Да, а вас откуда забрали?
   - Из Туркестана.
   - А меня - из Эстонии, из  Таллина.  До  того  жил  в  Ленинграде,  потом
перевели в Таллин, и вот... Стоило ли переводить? Я шкаф старинный  с  таким
трудом перевез, где он теперь?  Только-только  успел  в  курс  дел  войти  в
институте...
   - А что за институт? - поинтересовался комкор,  обжег  пальцы  окурком  и
бросил его в грязь.
   - Институт, знаете, закрытый во всех смыслах, секретный то бишь. Но мы-то
с вами все тут секретные и  закрытые,  так  что  скажу:  институт  не  очень
хороший. Как раньше бы сказали, богомерзкий. И, предвидя ваш вопрос,  скажу,
что мой грех, за который я тут котлованы рою, как раз  в  этом  институте  и
взращен, хотя работал я там всего четыре месяца. И  когда  меня  забрали  по
пустяковому, в общем-то,  обвинению,  я  понял  и  сделал  для  себя  вывод:
заслужил. А вы говорите - фаталист, фанатик...
   - Так что там в институте? - всерьез заинтересовался комкор.
   - Знаете,  вон  кум  идет,  сейчас  погонят  нас  работать.  -  Сухощавый
поморщился. - Поговорим вечером, если только он у нас будет, этот вечер...

   ГЛАВА 1

   Когда я умер, не было никого,
   Кто бы это опроверг.
   Егор Летов

   Старичок лежал лицом вниз в  густой  траве.  Рядом  валялась  опрокинутая
баночка из-под индийского кофе, из которой давно  уже  расползлись  червяки,
счастливо  избежавшие  участи  наживки.  По  узенькой  стариковской   спине,
облаченной в серый пиджачок, сновали рыжие муравьи.
   - Ребята с удочки во-от такого подлещика сняли, - сказал Зотов, подходя и
отмеряя на руке сантиметров тридцать. - Поплавский себе забрал: я,  говорит,
его вываживал. А вторую удочку  унесло,  вон,  в  тине  болтается  на  самой
середке.
   - Хрен с ним, с подлещиком. - Сергей согнал с запястья  толстого  желтого
комара. - Что с дедом?
   - Деда качественно пристрелили  из  мелкокалиберного  пистолета.  Эксперт
говорит, что-то типа "эрмы" или  в  этом  роде.  В  висок.  Судя  по  всему,
поставили предварительно на колени и хлопнули.
   - Насчет личности прояснилось что-нибудь?
   - Нашли в кармане конверт старый, там адрес. Может,  его,  а  может,  еще
чей... Проверяем. Улица
   Урицкого, 40 - 28, Корнеев Борис Протасович. Если что узнают, позвонят.
   Сергей подошел к бережку, спустился по скользкой глине к  воде.  От  реки
пахло рыбой, сыростью и мокрой травой. "Давно на  рыбалку  не  выбирался,  -
подумал Сергей. - И не только на рыбалку: ни  по  грибы,  ни  по  ягоды,  ни
вообще за город... Только по таким вот делам  скорбным.  На  прошлой  неделе
бабу  в  лесополосе  на  антрекоты  посекли,  теперь  вот  деда  застрелили.
Интересно, что такого старый хрыч сотворил, что его  так  кинематографически
умертвили? Надо же - на колени поставили..." - Петрович! Петрович!
   Это кричал Зотов. Он стоял возле УАЗика и призывно махал руками.
   Сергей уцепился за нависающую над водой иву и взобрался наверх.
   - Старичок-то наш непростой, Петрович, - уныло сказал Зотов. - Звонил мне
сейчас Кузькин, проверили они адресок. Его адресок. Потому  садись-ка  ты  в
машину и езжай в город, а я уж тут посмотрю.
   До города Сергей добрался за двадцать минут и вскоре уже сидел  в  архиве
со стаканом мутного чая в руке, выделенным добрым  архивариусом  Шнейде-ром.
Чай отчетливо пах банным веником, и Сергей  пить  его  не  собирался,  но  и
вылить не мог, дабы не обижать архивариуса.
   Старичок и впрямь оказался не простым, а с загогулинкой. Да и не старичок
он был вовсе. Хотя как посмотреть: по годам вроде и старичок.
   Корнеев Борис Протасович. Родился 21 октября 1909 года. ‚-мо„,  годков-то
старикану! А он еще рыбу ловил вовсю. Крепенький, однако...
   Сергей прочел следующую строку и вздохнул. Ну еще бы. Не  зря  Зотов  так
встревожился. Генерал-майор в отставке. Товарищ Корнеев славно потрудился  в
свое время в НКВД-НКГБ СССР, заработал Ленина, два Боевых  Красных  Знамени,
Знак Почета, три Красных Звезды... Почетный чекист...  Именное  оружие...  И
послужной списочек любопытный: учился, старался и  угодил  сразу  в  аппарат
НКВД Украины, потом в Москву перебрался, уже в НКГБ, не столь частая вещь  в
то  время,  учитывая  соперничество  контор.  С  1940  года  -  в   Эстонии,
только-только объявившейся в составе Советского Союза.  Там  был  до  войны,
потом короткое время работал в Чебоксарах,  далее  -  Смерш.  На  фотографии
военных времен старичок был бодрым молодым человеком  в  форме  и  портупее,
рядом  -  какой-то  тип  с  тремя  шпалами.  После  Смерша  -  КГБ,  аппарат
Семичастного, а в 1972 году - отставка. Ну, для  почетного  чекиста  это  не
возраст, и не по болезни вроде бы... Насолил кому-то старичок, насолил.  Кто
у нас тогда был председатель КГБ? Серов? Или Андропов? Или еще кто?
   Ладно, не суть важно. Главное, не ко двору пришелся дедушка генерал.
   Детей  у  Бориса  Протасовича  не  случилось,  жена,  Марина   Михайловна
Корнеева, урожденная  Толкач,  пропала  без  вести  в  1941  году  во  время
эвакуации  из  Таллина.  С  тех  пор  Борис  Протасович  не  женился,   что,
собственно, ни о чем не говорит. Родственников вроде никаких и не осталось.
   А надо бы посмотреть квартирку покойного, вот что надо  сделать...  Живет
он на Урицкого, совсем недалеко, все равно придется там копаться,  так  чего
откладывать?
   Архивариус, что-то напевая под нос, возился у себя в комнатке,  и  Сергей
аккуратно вылил содержимое стакана в крысиную нору в углу. Крысы  обитали  в
архиве в изобилии, но бумаг не жрали - видимо потому, что с правой стороны к
архиву примыкала столовая троллейбусного парка, где еды было предостаточно.
   - Уже закончил, Сережа? - поинтересовался Шнейдер, высовываясь.
   - Да, Арон Никифорович, спасибо.
   - Может, еще чайку?
   - Нет, Арон Никифорович, спасибо, побегу... Бумаги  я  у  вас  возьму  на
время, ладно?
   - Ну, вообще-то... - Шнейдер скорчил начальственную мину и махнул  рукой:
- Кому они нужны-то. Бери, конечно.
   Местожительство покойника на  Урицкого  оказалось  в  сталинском  доме  с
лепниной, окрашенном в унылый буро-зеленый цвет. Найдя ЖЭУ и понятых в  виде
двух старух,  прихваченных  с  лавки,  Сергей  в  компании  участкового,  от
которого ощутимо пахло пивом, поднялся на третий этаж. Слесарь из ЖЭУ открыл
дверь и удалился, говоря: - Не люблю на покойников смотреть.  Прошлый  месяц
старушенция в соседнем доме померла, две недели валялась, пока  вспомнили...
Чуть не сдох, когда открыл. Водкою еле отпился.
   Сергей не стал ему объяснять, что покойник отсюда далеко, и вошел внутрь.
   Жил старик бедновато, из предметов роскоши - один телевизор, зато "Шарп".
В небольшом стеклянном ящике на подоконнике сидела рыжая  морская  свинка  и
печально смотрела на вошедших.
   - Свинка никому  не  нужна?  -  рассеянно  спросил  Сергей,  озираясь.  -
Подохнет ведь.
   - Крыса-то? - испугались бабки. - Упаси Господь. Пакость какая.
   В общем-то ничего они не нашли. Собрания сочинений Ленина  и  Сталина  на
полках, Шолохов, Симонов, неожиданно Пастернак  и  Солженицын.  Хотя  почему
неожиданно? Солженицына многие старые чекисты не прочь почитать. Для  смеху,
как говорил казанский дядя Кузя, в  свое  время  работавший  в  Устьвымлаге.
Много чего там Солженицын  навертел.  Ну,  оно  и  понятно:  сидел  человек,
обиделся на весь свет, чего ж ему дифирамбы распевать.
   Сергей прошелся по комнате.
   Пожелтевшие фотографии каких-то чекистов за  стеклом  в  рамках,  Большая
советская энциклопедия пятидесятых  годов...  Древний  дешевый  хрусталь,  в
мойке - грязные тарелки, стаканы. В допотопном холодильнике "Саратов"  кисла
пачка сливочного масла, в  морозилке  обнаружился  серый  слиток  пельменей.
Старик довольно много пил  -  угол  кухни  был  заставлен  бутылками  из-под
"Столичной" и пива.
   Никаких архивов, любопытных бумаг и даже именного оружия Сергей не нашел.
В деревянном ларчике - ордена и медали, каждая награда заботливо завернута в
тряпицу. Здесь же небольшой кинжальчик в черных ножнах, на  них  табличка  с
гравировкой: "Тов. Корнееву Б. П. от друзей. 12.10.1949".
   Бабки откровенно зевали  и  переговаривались  насчет  событий  очередного
сериала, участковый принялся икать и пошел в ванную пить воду.
   - Что старичок-то, спокойный был? - спросил Сергей у старушек.
   -  Покойник-то?  Тихий...  -  закивала  одна,  в  платочке  с  символикой
московской Олимпиады 1980 года.  -  Бывало,  здоровался  все,  на  скамеечке
уважал посидеть, про политику поговорить... Ельцина сильно ругал, да  кто  ж
его не ругает.
   - Ходил к нему кто-нибудь?
   - Да кто к нему придет... Один как перст.
   - Хорошо...
   Еще полчаса поисков не дали абсолютно ничего. Все, что могло хоть  как-то
пригодиться - несколько записных книжек и альбом с  фотографиями,  -  Сергей
забрал с собой, квартиру опечатали, и он направился к месту работы.
   Зотов уже сидел в  кабинете,  листал  подшивку  "Плейбоя"  за  1997  год,
невесть как попавшую в свое время  в  дежурку.  Завидев  Сергея,  он  поднял
журнал и возопил: - Смотри, какие сиськи!
   - Силиконовые, - пренебрежительно сказал Сергей,  сгоняя  его  со  своего
стула.
   - Иди ты... Смотри, как висят. Силиконовые так не висят.
   - А ты их видел, силиконовые?
   - В натуре не видел, а по видику - сколько угодно.
   - Силиконовые так не усечешь. Вот когда на спину ляжет, они вверх торчат,
а настоящие должны  на  две  стороны  разваливаться,  -  поучительно  сказал
Сергей.
   Зотов выпучил глаза: - Откуда знаешь?
   - Памелу Андерсон имел однажды... Шучу. Ладно, что там с дедом?
   - Что и всегда: вскроют деда, пульку достанут... Облазили  там  все,  как
ризеншнауиеры...
   - Как кто? - не понял Сергей.
   - Ризеншнауцеры... Собаки  такие.  Кусты,  траву,  у  берега  аквалангист
понырял... Удочку вторую достали, пустая, сволочь.
   - Ничего не нашли?
   - Я ж говорю - пустая. А клевал кто-то. Наживку съели...
   - Я не про удочку!
   - А-а... Нет, ничего. Следов никаких особенных, окурков тоже... Гильзу  и
ту не нашли. Или с собой забрал, или, к примеру, в речку  закинул  подальше.
Там глубоко, на середине метров  семь:  воронки,  во  время  войны  бомбили.
Короче, потенциальный висяк. Но кое-что все-таки есть.
   Отвлекшийся было на журналы Сергей развернулся в кресле.
   - Что?!
   - А-а, завело! - захихикал Зотов. - То-то  я  на  самый  конец  приберег.
Прямо возле дедушки, на глиняной  проплешине,  веточкой  было  нацарапано...
Сейчас, я на бумажку переписал специально.
   Зотов покопался в кармане пиджака и  достал  сложенный  в  несколько  раз
листок в клеточку. Развернул и прочел: - Коерасурм.
   - Чего-о? - вытаращил глаза Серхей.
   - Коерасурм, - с гордым  видом  повторил  Зотов.  -  Написано  не  нашими
буквами, английскими. Вот, смотри.
   Сергей посмотрел, пожал плечами:
   - Бессмыслица какая-то. Коерасурм... Это не английский.  И  не  немецкий.
Хотя черт его знает... Сними мне  копию,  а  листик  покажи  нашим  умникам,
может, чего выведают. Эксперт надпись скопировал?
   - Обижаешь. Загипсовал в лучшем виде. Слушай. - Зотов  понизил  голос.  -
Старичок-то контрразведчик, может, его спецслужбы кокнули?
   - Контрразведчиком он был, положим, энное количество лет назад, а  с  тех
пор - обыкновенный советский пенсионер. Ну, заберут дело гэбисты,  -  развел
руками Сергей. - Нам-то что? Только жить будет легче, а им - головная  боль.
Но  думаю  я,  брат  Зотов,  что  возиться  нам  с   этим   покойничком   не
перевозиться... А посему пойдем-ка грохнем пивка, все равно наш в Москве,  а
Тутушину до нас дела никакого нет. Согласен?

   В пивбаре "Золотая рыбка" их знали хорошо. Официантка Даша вытерла мокрый
стол и сказала  приветливо:  -  Сегодня  свежее  "Нахимовское",  только  как
открыли.
   - Четыре "Нахимовских", радость моя, - игриво сказал Зотов - И рыбки.
   - Тарань сыровата, - предупредила Даша.
   - Тогда гренки, только посоли побольше, - распорядился Зотов
   В ожидании заказа они закурили.  В  подвальном  помещении  "Рыбки"  витал
тяжкий пивной дух, в углу работал телевизор,  крутили  какие-то  клипы,  под
которые танцевали медленный  танец  толстый  очкастый  мужик  и  потасканная
бабенка лет тридцати с гаком. Поодаль пил пиво прапорщик Казачок из ППС.
   - Эй, Казачок, ты засланный? - избито  пошутил  Зотов  Прапорщик  покачал
большой головой: - Все шутите, товарищ старший лейтенант? Вон в СОБРе  новый
замкомандира вообще Убиймуха по фамилии... Из Подольска переведен. И ничего!
   - Что у вас нового в патрульно-постовой?
   - А что у нас нового. - Прапорщик ухватил свой бокал и по-свойски  подсел
за стол. - Ходим, бродим. Сержанта Карамышева мотоциклист задавил.
   - Насмерть?
   - Ногу отдавил. Байкера ловили,  Карамышев  руки  растопырил,  думал,  не
поедет, а он прямо на него. - Поймали?
   - Удрал, сволочь.
   - Ваша служба и опасна, и трудна, - заметил до сих пор молчавший  Сергей.
Прапорщик обиженно фыркнул и залпом выпил оставшееся пиво.
   - А у вас, слыхал, убийство очередное?
   - Земля слухом полнится, - вздохнул Сергей.
   - Пивком угостите, товарищи офицеры?
   - Бог подаст, - сказал жестокий Зотов. - Иди работай.
   - У меня отгул.
   - Значит, отгуливай. Нам с капитаном поговорить надо.
   Казачок снова обиженно фыркнул и удалился. Тут же принесли пиво и  гренки
в большой фаянсовой тарелище с надписью "Общепит", и жить стало легче.
   - Постой, постой, - встрепенулся Сергей, сделав первый глоток. -  Казачок
у нас где раньше служил?
   - В ППС и служил. Куда ж ему еще.
   - Нет, до нас. До нашего города я имею в виду.
   - В этом... Как его?.. В Таллине, а что?
   - Ну-ка, верни его скорей!
   Зотов выскочил из-за стола и, едва  не  сбив  с  ног  танцующую  парочку,
загрохотал вверх по лестнице. Через минуту он  появился,  увлекая  за  собой
осоловелого прапорщика.
   - Садись, Казачок. Пива хочешь?
   - Не хочу, - сердито сказал прапорщик. - Что случилось? Только на лавочку
присел...
   - Дай-ка ему листок, - велел Зотову Сергей. Прапорщик развернул  бумажку,
посмотрел на нее, хмыкнул: - Ну и что?
   - Чего написано? По-каковски?
   - По-эстонски. Про собаку вроде...
   - Собаку?
   - Ну. А вообще непонятно. Но про собаку, точно.
   - Ага. Ну ладно, иди.
   - А пиво?
   - Ты ж не  хотел.  Будь  последователен  в  желаниях.  -  Зотов  похлопал
прапорщика по плечу, и тот, кряхтя, убрел прочь.
   - Вот так, брат Зотов. Собака какая-то появилась... Так что давай-ка  под
пиво еще по соточке "Женьшеневой" по этому поводу, - задумчиво сказал Сергей
и сдул пену с бокала.
   Даша  принесла  маленький  графинчик  с  "Женьшеневой",  стопочки.  Зотов
разлил.
   - Не рано начинаем? - спросил он.
   - Начинать никогда не рано. Кончать надо  вовремя,  -  философски  сказал
Сергей. - Ну, за собаку?
   - За собаку, - кивнул Зотов. - И за "кончать вовремя".

   ГЛАВА 2

   Лишь слегка порезался, оказалось - наповал.
   Егор Летов

   Когда колеса "Жигулей" в  очередно