- Солонка - вечно,  ибо  такова  неприступная  природа  золота.  Заклятие
очищения - лет примерно двадцать, если вещь как-нибудь не повредят и если ею
не станут пользоваться без нужды. Молитва активации будет  выгравирована  на
дне, ибо я убежден, что она переживет меня.
   Мессер Кистелли почтительно шевельнул бровями:
   - Так долго!
   - Моя работа стоит полной цены, - сказал мастер Бенефорте.
   Мессер Кистелли понял намек и  отсчитал  положенное  герцогом  жалованье,
после чего Фьяметта была отправлена запереть в кованом сундуке и солонку,  и
кошель.
   Когда она вернулась, мессер Кистелли уже ушел, но капитан Оке  задержался
и беседовал с ее отцом, как бывало часто.
   - Идемте, Ури, во двор, - говорил мастер Бенефорте, - Взгляните на своего
воинственного двойника до того, как я одену его в глиняную тунику. Я  кончил
накладывать воск всего два дня назад. Глина выдерживалась несколько месяцев.
   - Кончили? Я и не думал, что вы так продвинулись, - сказал капитан Оке. -
Так вы пригласите герцога осмотреть его нового воина?
   Мастер Бенефорте кисло улыбнулся и прижал палец к губам.
   - Я бы и вам не сказал, если бы  мне  не  требовалось  кое-что  проверить
напоследок. Я намерен отлить его втайне и  приподнести  моему  нетерпеливому
герцогу Монтефолья законченную статую. Пусть-ка мои враги обвинят меня тогда
в медлительности!
   - Но вы ведь работаете над ней более трех лет, - с сомнением сказал  Оке.
- Впрочем, всегда лучше обещать меньше и сделать больше, чем наоборот.
   - Верно. - Мастер Бенефорте проводил молодого человека в  открытый  двор.
Плиты там все еще укрывал утренний сумрак, хотя по  стене  прямо  на  глазах
сползала полоса света, по мере того как  солнце  поднималось  по  небосводу.
Фьяметта шла позади тихо-тихо, чтобы не привлечь внимания отца и не получить
какого-нибудь  докучного  поручения,  которое  помешает  ей   послушать   их
разговор.
   Под холщовым навесом  стояла  бугристая  фигура  в  полтора  человеческих
роста, закутанная в полотно, будто  в  саване,  призрачная  в  сером  свете.
Мастер Бенефорте встал на табурет  и  осторожно  размотал  предохранительные
полотняные полосы. Первой появилась высоко поднятая  сильная  мужская  рука,
держа фантастическую отрубленную голову со змеями вместо  волос,  искаженную
смертной гримасой. Затем спокойное героическое  лицо  под  крылатым  шлемом,
затем - мало-помалу и вся нагая фигура. Правая рука сжимала узкий  изогнутый
меч. Выпуклые мышцы словно  играли,  и  под  воздетым  с  торжеством  жутким
трофеем статуя была будто сжатая,  готовая  взметнуться  пружина.  Ее  почти
прозрачная поверхность была покрыта золотисто-коричневым воском, от которого
исходило легкое благоухание меда.
   - Поистине, - благоговейно прошептал Ури, подходя ближе, -  поистине  это
магия, мастер Просперо! Он словно вот-вот сойдет с  пьедестала.  Даже  лучше
гипсовой модели!
   Мастер Бенефорте довольно улыбнулся.
   - Тут нет магии, юноша. Чистое искусство, и только. Когда он будет отлит,
то  прославит  мое  имя  вовеки!  Просперо  Бенефорте,   мастер   скульптор.
Невежественные болваны, называющие меня  просто  златокузнецом  и  медником,
будут полностью посрамлены и онемеют в тот день, когда  с  него  на  площади
совлекут покрывало. "Ювелир герцога"! Ха!
   Ури как завороженный смотрел на восковое лицо героя.
   -  Я  правда  выгляжу  так?  Боюсь,  вы  слишком  мне  польстили,  мастер
Бенефорте! Тот пожал плечами:
   - Лицо идеализировано. Персей бел греком, а не швейцарцем, не в  рябинах,
точно сыр.  Бесценным  для  меня  было  ваше  тело  -  как  модель.  Отлично
сложенное, сильное, но без бугристости, столь частой у силачей.
   Ури притворно задрожал:
   - Великолепно или нет, но уж больше вы меня не  уговорите  служить  нагой
моделью зимой, пока сами сидите, кутаясь в меха.
   - Так я же следил, чтобы в жаровне было полно углей. А мне казалось,  что
вы, горные козлы, к холоду не чувствительны.
   - Когда не стоим  на  месте.  Наши  зимы  заставляют  нас  трудиться  как
следует! А вот застывать, извернувшись точно  веревка,  это  меня  доконало.
Целый месяц отделаться от насморка не мог.
   Мастер Бенефорте равнодушно махнул рукой.
   - Оно того стоило. А теперь, раз вы уже здесь, снимите-ка  правый  сапог.
Меня что-то беспокоит ступня. При  отливке  статуи  я  должен  буду  загнать
металл вниз почти па пять локтей. С головами  забот  не  будет,  ведь  огонь
устремляется вверх, но это же должен быть Персей, а не Ахилл, а?
   Капитан покорно снял сапог и зашевелил пальцами  ноги.  Мастер  Бенефорте
сравнил плоть и воск, а потом удовлетворенно буркнул:
   - Ну, если что-нибудь не получится тут, я сумею исправить.
   - В этой восковой плоти видна каждая жилочка, -  сказал  Ури,  наклоняясь
ближе. - Я готов удивиться, что вы не изобразили  мои  заусеницы  и  мозоли,
такой он живой. А из глины он выйдет таким же  прекрасным  в  бронзе?  Плоть
ведь так нежна! - Он запрыгал на одной ноге, натягивая сапог.
   - Ха! Это я могу показать вам наглядно. Мы только что отлили  хорошенькую
безделицу из золота. Я сколю глину у вас  на  глазах,  и  вы  сами  увидите,
сохранятся ли заусеницы моей статуи.
   - Ах, батюшка! - поспешно перебила Фьяметта. - Можно я сама его  освобожу
от глины? Ведь все остальное я делала одна!
   Конечно, конечно, он ощутит ее заклятие, если возьмет глину в  руки,  оно
же так свежо!
   - Как, ты все еще шляешься без  дела?  Разве  тебе  нечем  заняться?  Или
просто понадеялась еще разок поглазеть на голого мужчину? - Мастер Бенефорте
дернул подбородком в сторону своего воскового Персея.
   - Вы же хотите поставить его  на  площади,  батюшка.  И  все  девицы  его
увидят, - сказала  Фьяметта,  оправдываясь.  Неужели  он  заметил,  как  она
подглядывала, пока он лепил модель?
   У живого Персея - Ури - лицо стало таким, словно это была для него  новая
и неприятная мысль. Он вновь взглянул на статую, будто собираясь попросить о
бронзовой набедренной повязке.
   - Ну, - мастер Бенефорте снисходительно  усмехнулся  ее  смущению,  -  ты
смелая хорошая девочка, Фьяметта, и заслуживаешь  награды  за  кислое  вино,
которое выпила на завтрак и тем помогла мне сразить  этого  Фому  неверного,
Кистелли. Идемте! - И он повел обоих назад  в  мастерскую.  -  Вот  увидите,
капитан. Работать с воском так просто, что это и ребенку под силу.
   - Батюшка, я уже не ребенок, - перебила Фьяметта.
   - Как будто бы да. - Его улыбка  стала  пустой.  Глиняный  шар  лежал  на
столе, где она его оставила.  Фьяметта  взяла  самую  маленькую  стамеску  с
полки-подставки на стене, на миг сжала шар в ладонях и  вознесла  безмолвную
молитву.  Неслышное  гудение  заклятия  перешло  в  совсем   уж   неуловимое
мурлыканье. Отец и капитан оперлись локтями на стол справа и слева  от  нее,
внимательно  следя  за  каждым  ее  движением.  Она  принялась   постукивать
стамеской, отбивая кусочки глины. Заблестело золото.
   - А! так  это  кольцо!  -  сказал  Ури,  наклоняясь  еще  ниже.  Фьяметта
улыбнулась ему.
   - Маленькая львиная маска, - продолжал он с  интересом,  пока  ее  пальцы
осторожно убирали иглой остатки глины. - Только поглядите на  эти  крохотные
клыки! Как он ревет! - Капитан засмеялся.
   - В клыки должен быть вставлен рубин, - объяснила Фьяметта.
   - Гранат, - поправил мастер Бенефорте. - Рубин будет ярче.
   - И дороже.
   - Кольцо, по-моему, будет хорошо смотреться на руке вельможи,  -  заметил
Ури. - И вы вернете цену рубину.
   - Это кольцо для меня, - сказала Фьяметта.
   - А? Но оно ведь будет впору только мужчине.
   - Оно для большого пальца, - объяснила Фьяметта.
   - Форма, которая обошлась мне в такое количество золота,  какого  хватило
бы на два простых кольца, - вставил мастер Бенефорте.  -  В  следующий  раз,
давая обещание, я буду точнее.
   - И это магическое кольцо, мадонна?
   Мастер Бенефорте погладил бороду и ответил "нет" вместо нее.
   Фьяметта  покосилась  на  отца  из-под  защитной  завесы  ресниц.  Он  не
улыбался, но и не хмурился, но она ощутила, что под  личиной  равнодушия  он
внимательно следит за ней. Она резко повернулась, положила кольцо на  ладонь
капитана и затаила дыхание.
   Он покрутил кольцо в пальцах, погладил мизинцем крохотные  волны  львиной
гривы, но не попробовал его примерить. В его глазах появилось недоумение.
   - Знаете что, мастер Бенефорте? Вы горько жаловались на своих  ленивых  и
неуклюжих подмастерьев. И сейчас мне в голову пришла мысль..,  что,  если  я
напишу моему брату Тейру в Бруинвальд? Ему только семнадцать, но он с самого
детства работал там на рудниках и в кузницах. Он очень сметливый и  пособлял
мастеру Кунцу у печи. Так что его не придется обламывать и обучать  всему  с
самого начала, как невежественного мальчишку-подмастерья. Он уже много знает
о металлах, особенно о  меди.  И  наверное,  успел  подрасти  и  стать  куда
сильнее, чем был, когда я его видел в последний  раз.  Именно  то,  что  вам
нужно для вашего преславного Персея.
   - Вы часто пишете брату? - осведомился мастер Бенефорте,  следя,  как  он
крутит кольцо в пальцах.
   - Нет... Господи, я же не был дома четыре года! Жизнь рудокопа  тяжела  и
скудна. Даже и сейчас меня пробирает дрожь, когда  я  вспоминаю  эти  темные
душные туннели. Я два раза предлагал Тейру место в гвардии  герцога,  но  он
отвечал, что ему и думать противно о том, чтобы стать солдатом. Я-то говорю,
он не понимает, что для него лучше.  Но  хоть  славные  знамена  герцога  не
выманили его из той  черной  ямы,  ваша  слава  искуснейшего  художника  его
прельстит. - Рука  Ури  сомкнулась  на  кольце,  он  отдал  его  Фьяметте  и
рассеянно потер ладонь.
   - Так он помогал медь выплавлять? - сказал мастер Бенефорте. -  Да...  Ну
что же, напишите ему. Посмотрим, как все обернется.
   Капитан улыбнулся.
   - Сейчас же и напишу, - сказал он, изящно  поклонился  Фьяметте,  пожелал
мастеру Бенефорте доброго утра и удалился быстрым шагом.
   Фьяметта села  на  табурет,  держа  кольцо,  и  испустила  тяжелый  вздох
разочарования.
   - Вы правы, батюшка. Бесполезно. Я просто не могу творить магию.
   - Ты так думаешь? - мягко спросил мастер Бенефорте.
   - Заклятие не сработало! Я вложила в него все сердце и душу, и ничего  не
произошло! Он даже на минутку кольца на палец не надел. - Она подняла глаза,
вдруг осознав, что выдала свою тайну, но лицо мастера Бенефорте было  скорее
задумчивым, чем сердитым. - Но.., но я ведь не была  такой  уж  непослушной,
батюшка. Вы не сказали, что я не должна накладывать заклятие на кольцо.
   - Ты не спрашивала, - ответил он резко. - Тебе известно,  что  я  никогда
тебя этому не учил. Магия металлов слишком  опасна  для  женщин.  Во  всяком
случае, так я всегда думал. Но  теперь  я  начинаю  думать,  не  опаснее  ли
оставлять тебя необученной.
   - Я для кольца пользовалась только заклинаниями,  дозволенными  Церковью,
батюшка!
   - Да, я знаю... Ты считаешь, что  ты  так  уж  непрозрачна,  Фьяметта?  -
добавил он, заметив, как она расстроена.  -  Я  мастер,  дитя.  Даже  другой
мастер не сумел бы воспользоваться моими книгами и инструментами так,  чтобы
я об этом не узнал.
   - Но моя магия не удалась. - Она понурила голову.
   Он взял кольцо и поднес его к свету.
   - Мне следовало бы побить тебя за твои хитрости и обман... - Он  отбросил
край фартука, свернутого на краю рабочего стола,  осмотрел  то,  что  лежало
внутри,  и  неодобрительно  сжал  губы.  -  Ты  воспользовалась  заклинанием
истинной любви мастера Клюни, так?
   Она горестно кивнула.
   - Эти чары не сотворяют истинной любви, дитя. Это  было  бы  неразрешимым
противоречием, ибо чувство, вызванное магически,  не  может  быть  истинным.
Чары лишь позволяют узнать истинную любовь.
   - О!
   - Но твое кольцо, возможно, сработало, хотя магия мастера  Клюни  не  для
упражнений подмастерий. Оно истинно открыло,  что  красивый,  хотя  и  рябой
капитан Оке - не твоя истинная любовь.
   - Но.., он мне нравится. Он добрый, учтивый. Держится благородно, не  как
грубияны-солдаты.
   - Он просто первый мужчина, которого ты увидела, а вернее, заметила. И уж
конечно, ты видела его целиком.
   - Я в этом не виновата, - огрызнулась она.
   - Все твои хихикающие подружки! Без  них  ты  до  такой  нескромности  не
додумалась бы.
   - Мне скоро шестнадцать, батюшка. Вы же  знаете,  соседскую  Маддалену  в
прошлом месяце помолвили. Она уже  примеряет  свадебный  наряд.  А  утренние
новости? Дочке герцога Джулии всего двенадцать.
   - С ней чистая политика, - сказал мастер Бенефорте. - И отнюдь розами  не
благоухающая. Да прикуси язычок, не то, если пойдут слухи, я буду знать, кто
в них виноват. Сеньору Ферранте уже  не  тридцать  пять,  и  Говорят  о  нем
всякое. Его второй жене еще не было шестнадцати - твоя ровесница, ты  только
подумай! - когда она умерла родами два  месяца  назад.  Вряд  ли  ее  судьба
кажется тебе такой уж завидной.
   - Да нет, нет! И все-таки.., вдруг чуть не все выходят замуж. Кроме меня.
Всех мужчин получше разберут, а вы меня будете держать при себе, пока  я  не
стану  толстой  старухой,  просто  чтобы  я  была  под  рукой   для   вашего
чародейства. "Немножечко твоей крови в эту новую чашу  из  сырой  древесины,
доченька, одну капельку", пока я  с  ног  не  свалюсь.  Кровь  девственницы.
Волосы девственницы. Слюни девственницы. Урина девственницы. В  иные  дни  я
чувствую себя магической коровой.
   - Твои уподобления слишком уж замысловаты, моя Фьяметта.
   - Вы понимаете, о чем я! А тогда помолвите  меня  с  каким-нибудь  старым
петухом с тощими ногами и лысым, как яйцо.
   Мастер Бенефорте подавил смех:
   - Что же, богатым вдовушкам неплохо живется.
   - Ха! Тут  нет  ничего  смешного,  батюшка.  -  Она  замолчала,  а  потом
произнесла тихо:
   - Или вы уже попробовали, но меня никто не захотел взять,  потому  что  я
такая чернушка. Или бесприданница.
   - Мою дочь никто бесприданницей не назовет! - прикрикнул он, на этот  раз
слишком уязвленный, чтобы сохранить насмешливость, которая  выводила  ее  из
себя. Но тут же совладал с собой и продолжал:
   - Охлади свою пылающую душу, Фьяметта, пока я не  отолью  моего  великого
Персея и герцог не наградит меня, как я того достоин. И в мужья я тебе куплю
не какого-нибудь нищего солдата. У твоих подружек-болтушек рты  поразеваются
и языки отнимутся - почаще бы! - от  зависти,  когда  они  увидят  свадебную
процессию дочери Просперо Бенефорте! -  Он  отдал  ей  кольцо.  -  А  потому
сохрани эту золотую безделицу, как напоминание,  что  доверять  надо  своему
отцу, а не своему невежеству. Маленький лев еще зарычит на твоей свадьбе.
   "Я же выпила твое отравленное вино. Какого еще доверия  ты  требуешь?"  -
Фьяметта опустила кольцо в самую глубину своего кармана и пошла за метелкой,
чтобы смахнуть с рабочего стола кусочки Глины.

Глава 2

   Сапоги Тейра Окса скользили по снегу на  тропе,  уводившей  из  деревушки
Бруинвальд в долине к  навесу  над  шахтой  рудника.  Он  задумчиво  пнул  в
серо-белую кучу у тропы, и она разлетелась безобразными комьями - не облаком
холодной серебристой пыли,  как  несколько  недель  назад,  и  не  весенними
комочками напополам с брызгами. Да уж лучше весенняя снежная слякоть - любой
предвестник наступления  теплых  дней.  Свинцовый  рассвет  сулил  еще  один
свинцово-серый зимний день. Зима словно  бы  решила  длиться  вечно.  Ну  да
дневного света он  увидит  мало.  Тейр  вновь  вскинул  кирку  на  плечо,  а
свободную руку сунул под мышку в тщетной попытке согреться.  Сверху  донесся
крик, он поднял глаза  и  поспешно  отпрыгнул  к  краю  тропы,  благоразумно
укрывшись за деревом. Мимо пронеслись деревянные сани с тяжелым кулем  руды,
на котором восседал мальчишка и вопил, как конный татарин. За первыми санями
почти сразу промелькнули  вторые:  видимо,  мальчишки  устроили  гонки:  кто
первым достигнет дна долины. Да как бы не с переломанными костями, если  они
не подберут ноги перед следующим поворотом.  Однако  мальчишки  благополучно
скрылись за поворотом, и Тейр ухмыльнулся. Два года  назад  свозить  руду  к
речке внизу было его любимой зимней работой, но тут  он  вырос,  раздался  в
плечах, и все, не сговариваясь, начали поручать ему работу потяжелее.
   Он  подошел  к  деревянному  сараю,   укрывавшему   подъемник,   и   мехи
вентиляционного  устройства,  и  с  радостью  спрятался  там  от  леденящего
утреннего ветра, который свистел над склонами, срываясь с голых вершин.  Там
уже был рудничный надзиратель - он  наливал  дневную  порцию  ворвани  в  их
фонари. Хенци, приятель Тейра,  снял  запор  с  блока,  проверил  барабан  и
шестерни ворот. Может, в будущем году им будет по карману установить  машину
побольше, так чтобы в движение ее приводила упряжка волов или лошадей. Ну  а
пока руду все равно надо поднимать, а потому  двое  дюжих  мужчин  бежали  в
колесе, которое поворачивалось под их напряженными ногами.  Тяжелая  работа.
Но зато они видят дневной свет!
   - Доброе утро,  мастер  Энтльбух,  -  сказал  Тейр  надзирателю  со  всей
учтивостью, надеясь, что его поставят вертеть  колесо.  Но  мастер  Энтльбух
крякнул  что-то  невнятное  и  сунул  ему  фонарь.  Вошел  Фарель,  рудокоп,
притоптывая,  чтобы  стряхнуть  снег  с  сапог,  и  тоже   получил   фонарь,
заправленный ворванью, корзины и деревянные лотки для черной медной руды.
   - Мастер Энтльбух, а священник придет окурить рудник от  кобольдов?  -  с
тревогой спросил Фарель.
   - Нет, - буркнул мастер Энтльбух.
   - Они там совсем обнаглели. Вчера опрокинули два фонаря. А цепь  водяного
насоса, она не просто от ржавчины лопнула...
   - От ржавчины, - сердито ответил надзиратель. - Потому что кто-то  смазал
ее кое-как, не иначе. Ну  а  фонари  -  можно  сказать  "кобольд",  а  можно
"косорукий", и второе, на мой взгляд, вернее будет.  Так  что  отправляйтесь
вниз и отыщите нынче хорошую руду, пока мы все с  голоду  не  поумирали.  Вы
двое начинайте в верхнем забое.
   Тейр и Фарель уложили свои инструменты в ведро  и  начали  спускаться  по
деревянной лестнице.
   - Нынче он что-то лютует, - шепнул Фарель над  головой  Тейра,  едва  они
спустились на несколько перекладин в обшитом досками  стволе.  -  Об  заклад
побьюсь, не хочет раскошелиться священнику на ладан.
   - Скорее не может, - вздохнул Тейр. Немногие  жилы,  которые  они  теперь
выламывали, становились из месяца в месяц  все  беднее,  и  руды  вымывалось
столько, что плавильня мастера Кунца работала не больше двух раз в месяц. Не
то Тейр был бы сейчас в плавильне,  чистил  бы  остывшие  печи,  подбрасывал
топливо в ревущий огонь и следил бы, как мастер Кунц превращает черные куски
в чистый дышащий жаром жидкий металл. Работай он у  мастера  Кунца,  так  не
стучал бы зубами от холода. Не  наняться  ли  к  углежогам?  Да  только  раз
плавильня  простаивает,  так  и  древесный  уголь   мало   кому   требуется.
Управляющий грозил закрыть  рудник,  если  добыча  не  вырастет.  Потому-то,
сказал дядя  Тейра,  надзиратель  так  злится.  Ну  что  же..,  надо  просто
остерегаться кобольдов.
   Они добрались до низа,  и  Хенци  спустил  ведро  с  инструментами.  Тейр
натянул капюшон на светлые волосы, чтобы в них не набилась каменная пыль,  и
надежно укрыл затылок и шею. Они пошли  по  наклонной  штольне  в  оранжевом
мерцании фонарей, и на уши Тейра  навалилось  тягучее  безмолвие  камня.  На
многих эта тишина наводила жуть, но Тейр ощущал в ней  что-то  утешительное,
терпеливое, неизменное, материнское. Другое дело неожиданный шум,  внезапный
стон смещающейся каменной глыбы - вот они были страшны.
   Шагов через пятьдесят штольня разделилась на две уводящие  в  недра  горы
кривые галерейки, оставшиеся от выработки богатых  медных  жил.  Одна  круто
уходила вниз, и Тейр обрадовался, что сегодня не будет таскать по ней  вверх
корзины с рудой. Чернели дыры,  из  которых  после  вырабо