Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Бенилов Евгений. Человек, который хотел понять все -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -
о Таня не отвечала, не зная, как себя вести. Предупреждение по поводу выставки прозвучало предельно ясно (то, что расспросы в начале разговора являлись предупреждением, сомнений теперь не вызывало). С другой стороны, от нее не требовали ничего конкретного, так что лезть в бутылку смысла пока не было. Таня начала мямлить про поддержку советских идей в принципе, но непонимании своих ближайших задач. Как показало дальнейшее, это было грубейшей ошибкой. То есть, не поддержка идей, конечно, а упоминание задач, мгновенно истолкованное, как сигнал потенциального согласия. Широко улыбнувшись, товарищ-полковник сказал, что о задачах они поговорят в другой раз ... нескоро ... Вот только подписочку о неразглашении он попросит Танюшу подписать -- и пусть себе идет с Богом. И она, дура, подписала! Да по одному тому, как он напрягся, бумажку свою гнусную предлагаючи, должно было понять, что подписывать нельзя категорически! А голос-то его, голос, чего стоил: сладкий как мед: "Танюша", "подписочка" ... тьфу, дура, слов нет! Единственным ее извинением служила полная неопытность. Казалось: подпишешь -- и сразу ноги можно уносить. Но сразу не получилось: бережно спрятав подписочку в сейф, товарищ-полковник как бы невзначай спросил: "А ты, кстати, завтра в шесть -- не занята?" Таня обмерла. "Я думаю -- чего нам разговор откладывать? -- рассудительно продолжал он, -- Завтра и поговорим. После окончания рабочего дня -- никто не помешает ... Ну, до завтра, дорогуша моя, покедова!" Не чуя под собой ног, Таня вылетела из кабинета, забежала в свой отдел за плащом и бросилась из Института вон. Стоял ранний октябрь, но было уже холодно -- липы на улицах Москвы чернели голыми ветками. Замахав рукой проезжавшему мимо такси, она поехала на свое думательное место -- Патриаршие Пруды. Таня ходила по дорожке вокруг пруда и, натыкаясь в рассеянности на мамаш с колясками, размышляла изо всех сил ... вот только идеи ее все носили нереально-разрушительный характер. Например: придти завтра к товарищу-полковнику и плюнуть ему в лицо, как партизан гестаповцу! Или, скажем, попросить у Мазаевой портативный Филлипс, подаренный любовником-дипломатом, пронести под платьем и записать всю беседу на пленку. А потом переслать на Би-би-си -- пусть гад повертится! Вскоре, однако, разрушительность идей пошла на убыль -- возобладал страх за выставку: ведь сколько сил угрохано на получение разрешения и организацию! А может, просто не ходить к товарищу-полковнику -- и будь, что будет!... Подумав, однако, минут пять, вариант этот она с сожалением забраковала: не придет завтра -- вызовут послезавтра ... Нет, вопрос надо решать на корню -- раз и навсегда. Эх, жаль, нет Давида в Москве ... и ведь не позвонишь ему в Архангельск по такому поводу! Одно знала Таня твердо: Ивану говорить ничего нельзя. Ни полслова! И даже вида не показывать! Только-только выходили -- а тут, неровен час, опять в Психздоровье загремит. Ничего дельного она не придумала -- ни тогда на Патриарших, ни вечером дома, ни утром на работе. Над ней висел выбор из двух проигрышных вариантов: отмена персональной выставки или потеря персонального достоинства. Буквально до самого последнего момента Таня надеялась, что придумает какой-нибудь компромисс, приемлемый одновременно и для ее совести, и для служебных обязанностей товарища-полковника. Лишь постучав в дверь 651-ой комнаты, она внезапным инстинктом поняла, что такого компромисса не существует: единственный выход -- отказываться от всего. Как потом объяснил Давид, все еще могло кончиться без больших потерь -- поскольку принятое в последнюю секунду решение было правильным. Оставалось лишь мягко, без скандала, воплотить его в жизнь: "Все понимаю, но подписывать дальнейшие бумаги считаю ненужным. Если я что плохое услышу, то и без бумаг, как честный советский человек, сообщу куда следует!" -- а дальше по обстоятельствам. В общем, шанс у нее имелся -- и шанс неплохой. Если б только не повела Таня себя так дико. Второй раунд ее поединка со всемогущим Комитетом начался с неприятной неожиданности: замены комитетского состава в ходе встречи. А именно: вместо ее друга Славы в 651-ой комнате сидела тощая змееподобная девица в облегающем шерстяном платье и гладкой прическе. Может, начальство решило, что девочки-подружечки скорее общий язык найдут ... а вернее всего, за семь часов с открытия магазина товарищ-полковник так назюзюкался, что допрос проводить уже не мог. "Глебова? -- с фальшивой радостью проскрипела Змея противным тонким голосом, -- Заходи. Я вместо Вячеслав Петровича беседовать с тобой буду." Отчего Таня так невзлюбила девицу, осталось навсегда загадкою. Может, оттого, что та не представилась, а может, из-за обращения по фамилии: Глебова. Неужто не могла в танином досье имя посмотреть? Да и к встрече с товарищем-полковником Таня худо-бедно, а подготовилась: одела костюм с короткой юбкой (не то, чтобы мини, а так ... чуть выше колен) и отрепетировала, как будет рыдать. А в разговоре со Змеей голые коленки и рыдания только повредить могли. Отменив накипавшие на глазах слезы, Таня села на предложенное ей место возле змеиного стола. "Давай, обсудим задачи твои, Глебова. -- без вступления начала кэгэбэшница, перекладывая на столе какие-то бумажки, -- Прежде всего, выйдешь ты через мужа своего, на организатора Группы Гордеева." От удивления Таня подскочила на стуле, но Змея, не глядя на нее, продолжала: "Когда будешь разговаривать с Гордеевым, скажешь, что хочешь к ним присоединиться ... -- тут она подняла глаза и мило улыбнулась, -- Ты ведь художником считаешься?... вот это и используй!" (Если до этой фразы все еще могло закончиться без скандала, то после нее -- никогда! Речь шла только о степени грандиозности.) Откинувшись на спинку стула, Таня положила ногу на ногу -- так, чтобы голая коленка показалась над поверхностью стола. "И еще скажешь Гордееву, что есть у тебя доступ к ксероксу -- афиши о нелегальных выставках множить. Ясно?" Таня кивнула и сексуально улыбнулась. "Вопросы есть?" Таня покачала головой и медленно облизала губы кончиком языка. "Ну, хорошо. -- проскрипела кэгэбэшница, неприязненно косясь на голое колено нового внештатного сотрудника, -- По выполнении позвонишь вот по этому номеру." -- она поднесла через стол к таниному носу листок с семью цифрами. "И не записывай ничего, Глебова, -- раздраженно заметила девица, когда Таня полезла в сумочку, -- в голове держать привыкай." "Записывать? -- ужаснулась та, -- Ни за что!" -- достав губную помаду, она подмазала себе губы и стала сосредоточенно смотреться в зеркальце. Змеиная рука с телефоном повисла в воздухе. Тут кэгэбэшница, наконец, поняла, что над ней издеваются. Она положила листок на стол и, покраснев, как рак, прошипела: "Не советую, Глебова, на рожон лезть ... мы и не таким, как ты, крылья обламывали." "Так чего ж сейчас не ломаете?" -- дерзко зашипела в ответ Таня. (Она потом карикатуру нарисовала: сидят они со Змеей нос к носу в виде кошек, хвосты распушили и вот-вот сцепятся.) Несколько секунд кэгэбэшница молчала, а потом встала и, загремев дверцей сейфа, достала вчерашнюю подписку о неразглашении: "Узнаешь, Глебова?" Не понимая, в чем дело, Таня кивнула: "Ну и что?" "А то, что есть у нас подозрения, что подписку свою ты нарушила. Проверить придется, уж не обессудь." "Проверяйте. -- с презрением парировала жалкий наскок Таня. -- Я об этой гадости даже мужу не рассказала." Держа клочок бумаги с подпиской в руке, Змея села за стол: "Вот с мужа твоего и начнем: вызовем его сюда, подписочку покажем ... -- и, заглядывая с угрозой в глаза, -- Как бы он только не расклеился от этого, Ваня твой ... он ведь у тебя больной, слабенький!" Дальнейшие действия Тани можно сравнить с игрой классного шахматиста в цейтноте: не имея времени просчитать позицию глубже одного хода вперед, она нашла выигрывающую комбинацию на чистой интуиции. Ход первый: Таня заговорщически улыбнулась. Змея недоверчиво нахмурилась в ответ. Ход второй: Продолжая улыбаться, Таня пододвинулась вместе со стулом поближе к змеиному столу и сделала приглашающий жест рукой -- слушай, мол, чего скажу! Змея посунулась лицом поближе -- ну, что такое? Подписку она опасливо держала на отлете. Ход третий: Издав ушераздирающий взвизг, Таня вцепилась подлюге в волосы и потащила ее за голову через стол. Змея выпустила из рук злополучную подписку и впилась когтями в танины запястья. Ход четвертый, выигрывающий: Таня протащила Змею по столешнице за волосы и свалила по эту сторону на пол. Потом спокойно обошла вокруг стола и подобрала заветную бумажку. Оставшееся (сожрать подписку, не запивая водой) было делом техники -- она справилась с этим прежде, чем врагиня поднялась на ноги. Тут на мгновение стало страшно: контрразведчица блокировала выход и, кажется, собиралась бить Таню приемом каратэ. Однако все занятия по силовым единоборствам в своем кэгэбэшном университете Змея, видно, прогуляла: не пытаясь вступить с классовым врагом в рукопашный бой, она вытянула шею, прижала руки к груди (совсем как певица, готовящаяся взять высокую ноту) и пронзительно завизжала. Но на беду ее рабочий день уже закончился, а перерабатывать на боевом посту первоотдельцы оказались не любителями -- весь шестой этаж был пуст. Брезгливо обойдя шарахнувшуюся в сторону, но не прекратившую визжать, девицу, Таня беспрепятственно вышла из кабинета и плотно прикрыла за собой дверь. В тот вечер Таня провела на Патриарших более двух часов -- и пришла к выводу, что не допустила ни одной ошибки. Змея просто не оставила ей другой возможности -- всякая на танином месте поступила бы так же! Что же касается грядущих неприятностей -- так к ним нужно относиться философски: ну, не будет у нее персональной выставки ... ничего, выживет. А в крайнем случае -- пойдет к Гордееву и вступит в Группу против соцреализма. Она ж все-таки художником считается -- надо использовать. Неприятности начались на следующий же день: в два позвонила Алка Конопельская из выставочного зала и, биясь в истерике, сообщила, что по звонку из райкома танину выставку отменили. Что-то нужно делать! Срочно звони в Министерство Культуры!! Скорее, что же ты сидишь, как мертвая!!! Алка била крыльями еще с полчаса, а потом хлопнула трубкой, очевидно решив, что Таня от горя помешалась. В три явился лейтенант Муравьев из шестнадцатого отделения милиции брать показания по жалобе от гражданки Ж.Кумысниковой: нанесение побоев с легкими телесными повреждениями. Мило побеседовав с Таней и составив протокол, лейтенант попросил у нее перед уходом телефончик. А еще через час Таню и начальника ее отдела Плискина вызвали к замдиректора по оргвопросам на обсуждение "безобразного поступка м.н.с. тов. Глебовой, выразившегося в нападении ею на сотрудницу первого отдела тов. Кумысникову". При разбирательстве присутствовал и товарищ-полковник, но за все полтора часа не проронил ни слова, сидя мрачнее тучи в углу под вешалкой (у Тани осталось парадоксальное впечатление, что он отчасти на ее стороне). А вот Плискин, наоборот, проявил себя, как полное дерьмо, -- продал со всеми потрохами ... и, хоть окончательного решения принято не было (договорились продолжить завтра в двенадцать), дело шло полным ходом к увольнению. Таня чувствовала себя, как волк, обложенный со всех сторон красными флажками, однако, при всем при том, нисколечко не боялась. Она переживала только за Ивана -- тот пока ничего не знал, ибо работал по хоздоговору в Загорске и в Москву наезжал только на выходные. По всем признакам, кульминация планировалась властями предержащими на второй раунд разборки. Таня пришла в Институт в 11:45, под лепетание охаживавших ее подруг сняла плащ и ровно в 12:00 постучала в дверь замдиректора по оргвопросам. Первым, кого она увидала внутри, -- был Давид; "Подождите за дверью, Глебова." -- холодно сказал он. Таня спокойно кивнула и вышла -- и стремглав бросилась в ближайший туалет, где ее вырвало. Стоя около раковины и умываясь, она увидела в зеркале, как дверь за ее спиной с грохотом отмахнула в сторону и в туалет на всех парах влетел Бегемот. "Танька, -- ужаснулся он, -- ты чего здесь стоишь? Тебе ж к замдиректора надо!" "Т-т-т ... -- танин подбородок почему-то заходил ходуном, -- Ф-ф-ф!" "Что? -- вытаращил глаза Бегемот, -- Ты чего, мать, совсем рехнулась?" Но Таня не отвечала: громко рассмеявшись, она зарыдала -- с ней случилась истерика. Что произошло в кабинете замдиректора и как, находясь в Архангельске, Давид прослышал о случившемся, Таня не узнала никогда. Он только обмолвился, что Хамазюк оказался страшно зол на Кумысникову ("Изгадила все дело, дура!") и что это обстоятельство ему, Давиду, сильно помогло. А когда Таня, наконец, встретила своего спасителя наедине (в его кабинете, вечером того же дня) -- тот был заметно пьян и до крайности раздражен (но не на нее, а вообще), из чего она сделала вывод, что ему пришлось товарища-полковника угощать. Так или иначе, но, начиная с этого момента, неприятности пошли на убыль семимильными шагами. В Институте скандал уладился за два дня: Давид сумел переквалифицировать танины действия из уголовно-политических в антиобщественные. Ну как, если бы они с Ж.Кумысниковой подрались на рынке, а не при исполнении той служебных обязанностей. И как Давиду такие дела удавалось проворачивать?! (Глупый Бегемот даже стал капать, что это подозрительно -- уж не кэгэбэшник ли он скрытый?... Да только Таня знала, что не кэгэбэшник, и Бегемоту дала заслуженный отпор.) Кстати, Давид этой историей Таню ни разу не попрекнул, ни единым словом! Но все равно она чувствовала себя виноватой -- и, как провинившаяся собака, заискивающе вертела хвостом, подскуливала и тыкалась в его руки мокрым холодным носом ... Остальное уладилось как бы само собой. Ж.Кумысникова из милиции свое заявление забрала (сказав лейтенанту Муравьеву, что поганку Глебову простила). В райкоме обошлось не так гладко: после трехсторонних переговоров (Таня -- райком -- Министерство Культуры РСФСР) все до одной картинки пришлось таскать на утверждение ко второму секретарю. И он-таки с десяток зарубил, зараза, включая одну танину любимую -- "Дачу для Зобицкой" ... ну, здесь уже ничего не попишешь! Неожиданно упорными оказались институтские комсомольцы: тягали Таню на проработки три раза, требуя сказать, как дошла до жизни такой. Таня не говорила, а лишь презрительно смотрела в окно, -- в результате чего из комсомола вылетела. Ну, и плевать -- она на дипломатическую работу не собиралась. Единственная проблема возникла с Иваном -- неожиданно заинтересовавшимся, почему зам. директора по науке член.-корр. Фельдман стал спасать м.н.с. б./с. Глебову из лап всемогущего КГБ. Однако реальных фактов у Ивана не имелось, и он, ворча, удовлетворился таниным объяснением, что, "видно, хороший человек -- Фельдман, раз за правду вступился". Таня считала такую версию событий логичной, а главное, правдивой -- однако предпочла бы не рассказывать мужу ничего вообще. Что, к сожалению, было невозможно, ибо работали они в одном и том же Институте. Последним отголоском бури явился приказ о строгом выговоре м.н.с. Глебовой, появившийся через неделю на доске объявлений возле отдела кадров. Они даже не лишили ее премии! Шагая домой в тот вечер по Страстному бульвару, Таня глубоко вдыхала влажный осенний воздух и думала, что, несмотря на темноту, сырость, холод, болезни, убожество, нищету и несвободу, жизнь всех людей -- счастлива и удивительна. Да, именно всех людей, всех людей на свете! -- ибо ее собственная, отдельная мера счастья не делала Таню счастливой вполне. В тот день ей исполнялось двадцать три года. * * * Таня села на постели и подогнула колени под подбородок: Господи, почему она не может спать? Что сейчас -- ночь, утро?... Почему задернуты шторы? Она медленно подобралась к краю кровати и спустила босые ноги на пол -- где тапочки? А где халат? Завернувшись в теплый байковый халат из шкафа, она подобрала с пола мокрое полотенце и отнесла в ванную. Теперь что? Несколько секунд Таня простояла в нерешительности ... нет, забыла. Ну, и Бог с ним ... Волоча ноги по керамическим плиткам пола, она прошла в гостиную, включила электрокамин и рухнула на белую овечью шкуру перед самым радиатором. Потом обвела взглядом комнату: элегантная мебель, цветы в букетах, картинки на стенах: одну нарисовала сама, две выбрала на выставках ... Сколько сил ушло на обустройство дома -- а Малыш так ни разу и не посмотрел. На что это все теперь? "Съеду. -- с озлоблением подумала она, -- В двухкомнатную квартиру, как всю жизнь прожила." "А чего ж тогда Иван от тебя ушел, если ты его так защищала, да лелеела?" Танины воспоминания. Часть 5 Первым -- под влиянием жизни с Иваном -- изменился танин стиль рисования. Прежде всего, рисовать она стала лучше -- и не только за счет естественного прогресса, но также и потому, что Иван указывал ей ошибки. В этом смысле ему не было равных: бросит один взгляд на картинку, а потом ткнет длинным тонким пальцем в угол и скажет: "Положи здесь тень погуще." Его советам Таня следовала беспрекословно -- ни разу не ошибся. Жаль, что сам не рисовал, -- когда она смотрела его старые картинки, так только расстраивалась. А вот оценить уже законченную картинку Иван не мог -- так как мыслил категориями "правильно -- неправильно", а не "хорошо -- плохо". Здесь уже не было равных Давиду: не будучи художником, тот обладал идеальным вкусом, да и трезвой головой впридачу (Таня всегда у него спрашивала, сколько за картинку просить, если объявлялся покупатель). Но прогресс ее как художника -- это одно, а изменившаяся тематика -- совсем другое. Говоря попросту, она стала рисовать другие вещи. Таня это заметила, когда посмотрела однажды на три последние к тому времени картинки и на всех трех обнаружила лестницы! К месту они были, не к месту -- роли не играло (наверно к месту, иначе бы Иван заметил) ... но почему она вдруг захотела рисовать лестницы? Заинтересовавшись, Таня вытащила чистый ватман и в полтора часа нарисовала пастелью композицию, состоявшую из одних лестниц, -- и такое получила при этом удовольствие, что хоть к Игорю Генриховичу на прием записывайся! А вот пейзажей она стала рисовать намного меньше -- особенно, без домов: стало неинтересно. Церкви -- тоже неинтересно. Интереснее всего были старые московские дома -- совсем старые: развалюхи с галерейками и мезонинами ... Нарисовала несколько портретов маслом, что оказалось полезно для техники: сделать так, чтобы похоже было, а фотографией -- не было. Но самыми интересными оставались -- лестницы. Может, иваново влияние здесь и не при чем? Ведь могла же Таня просто измениться с возрастом? А еще, примерно в то же время, у нее в голове поселилась Другая Женщина. Таня точно помнит день, когда та заговорила впервые: 29-ый день рожденья -- последний день рождения перед вторым разводом. Гости уже ушли, посуда была вымыта, Андрюшка и Иван -- уложены спать. Погасив свет и открыв окно, Таня сидела без сил на табуретке в кухне. "Ну что -- осталась, наконец, одна?" -- спросил ее кто-то изнутри. "Ты кто? -- удивилась Таня, -- я тебя знаю?" "Знаешь. -- отвечал голос, -- Я -- это ты. Ну, иди спать, чего сидеть без смысла ..." С усилием встав, Таня поплелась в ванную. Голос лгал -- Другая Женщина Таней не была. Потому что с настоящей ею она никогда не соглашалась. Всегда спорила. А иногда (обычно в критические минуты) перехватывала бразды правления таниным телом и такое творила, что последстви

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору